Ведьмы.Ру

Глава 29 О пацифизме и роли музыки в установлении мира

— Бу! — Мелецкий натянул резиновую маску клоуна.

— Тебе идёт, — мрачно сказала Ульяна, беря вторую. Резина была мягкой и едва заметно пахла ванилью. — Может, как-то по-другому?

— О, — в магазин заглянул дядя Женя, окружённый мышами. Мыши тащили флейты, тромбон и ещё зачем-то арфу, которая покачивалась на чешуйчатых спинах, аки золочёный парус. — Готовитесь? Зачёт, молодёжь. Весело пойдём. Душевно.

— Может, не надо весело и душевно?

— Тараканова, давай без нытья, — Мелецкий протянул костюм, сшитый из зеленого и желтого атласа. — И сама подумай, незаметно такую ораву мышей не уведешь. Значит, надо как-то удивить противника.

— Точно!

— И вы, — дяде Жене Мелецкий тоже костюм дал. — Чтоб не выделяться. Пойдём организованной группой клоунов.

— Знаешь, организованным группам, если так-то, срок больше дают, — не удержалась Ульяна.

— За что?

— За организованность.

Костюм налез, но на груди натянулся, намекая на принадлежность клоуна к слабому полу. Маска… в общем, клоунов Ульяна как-то никогда не любила. Более того, в этих странных белых лицах с кроваво-красными губами виделось ей что-то донельзя зловещее.

А теперь это зловещее хитровато поглядывало на неё из зеркал.

— Тогда тем паче тщательней одевайся, чтоб не нашли, — Мелецкий определённо не испугался.

Дядя Женя напялил и костюм, и маску.

— А можно, я Белоснежкой буду? — Ляля напялила парик со смоляными волосами. — Или лучше Золушкой? Или Чудовищем?

Масок в магазине было множество.

— Ляль, давай, не выделяйся, — дядя Женя натянул костюм и повёл плечами. — Прям как для меня шито. Вот всегда я чувствовал в себе талант. Эй вы, играйте там…

Мыши послушно забренчали на арфе.

А потом раздался длинный трубный рёв, заставивший Ульяну подскочить. И тотчас Мелецкий подхватил её под одну руку, а во вторую сунул осоловевшего Никитку, от которого отчётливо тянуло копчёным.

— Пармскую сожрал, — сказал Мелецкий и почесал за ухом. — Вот когда тебя приступ панкреатита скрутит, тогда вспомнишь, что собаки должны питаться правильно. Кстати, я там сказал пару мешков корма взять. Хороший. Холистик для собак с чувствительным пищеварением. Ладно, двигаемся?

И дядя Женя, вытянув вперед руку — перчатки тоже имелись, огромные и белые, — повелел:

— На штурм, господа! Давайте покажем этому городу…

А что покажем, не пояснил. Впрочем, Ульяна очень подозревала, что городу и без пояснений будет, на что посмотреть.

— Мы с Вильгельмом, — Физечка ожидала на первом этаже, придерживая Вильгельма под руку или точнее лапу. То ли опасалась, что сбежит, то ли просто на всякий случай. — Посоветовались и решили, цто он разделит силы. Цасть пойдёт с вами, отвлекаюсцим манёвром, на прорыв. А основной удар будет направлен на стоянку. Там есть старые коммуникации. А дальше я их проведу, прямицком к домику. Ты з не возразаешь, ведьма?

Как будто Ульяна может возразить.

Нет, может, конечно, но смысл?

— Отличный план! — ответил за неё Мелецкий. — Гениальный…

— Императорский, — Филечка перекинула через плечо хвост шарфа. — Но вы идите вперёд. Мысленно мы с вами! Родина вас не забудет! Цто? Я в одном фильме видела. Оцень вдохновляюсце!

— Строимся! — рявкнул дядя Женя. — Барабаны? Где, мать вашу, барабаны! В бой надо идти под барабанную дробь. Или вот ещё горн сгодится. Дудим веселее.

Что-то загремело.

Барабанов то ли не нашлось в магазине, то ли установка была слишком тяжела для мышей, но посовещавшись, те притащили кастрюли.

Фирменные.

Из маленького, но очень пафосного магазинчика, куда Ульяна заглянула ради интереса, а потом долго думала, зачем нужна кастрюля из космического сплава? И вообще, кто их, таких, покупает? Но мышам кастрюли понравились. И звучали, может, не совсем в такт, но громко и радостно. Следом раздался вой тромбона, поторапливая. Взвизгнули, вплетаясь в общую какафонию, флейты.

— Эм, там как бы купол, — робко напомнила Ульяна, глядя на мышей, которые ринулись к выходу. — И военные. Дроны ещё.

— Купол… купол… точно! Так… ты, с арфой… Ляля, придерживай… а мы вперёд. К свершениям!

— Знаешь, — Ульяна поглядела вслед дяде Жене. — Кажется, я начинаю понимать, почему ему нельзя пить.

— Ну… так-то… это он пока ещё себя в руках держит.

Двери распахнулись, выпуская ударный отряд. И грохот кастрюль, сопровождаемый тоскливым подвыванием тромбона — вот как у них вообще получалось в неё дуть-то? — огласил окрестности.

— Не отставать! — раздался приказ, и Мелецкий потащил Ульяну за собой.

Не отставать.

Снаружи было светло, тепло и весело. Мыши на открытом пространстве несколько растерялись, замедлив ход. И даже грохот слегка поутих. Арфа и вовсе начала заваливаться на бок, но была подхвачена крепкой рукой Ляли. А потом Ульяна почувствовала движение силы, будто ветерок прокатился, и тут же что-то звонко хлопнуло.

— Купол всё, — прокомментировал Мелецкий. — Улька, ты… если что вдруг, беги. И ты Ляль. Просто… куда-нибудь. Постарайтесь смешаться с толпой.

— Думаешь, где-то рядом есть толпа клоунов? — Ульяна глядела, как мыши, собравшись в единый ударный кулак, понеслись вперёд. И поняла, что если они не прорвутся, то.

Вспомнился давешний военный.

Двое.

И вот тот, который в броне. И… и их тут много наверняка, таких, в броне. Хватит, чтобы задержать. А потом что? Подвалы Особого отдела? Ульяна, правда, не была уверена, что эти подвалы существуют, потому как только подкаст о них и слушала. Про зверства и опыты над людьми.

И конечно, ни на секунду не поверила.

А тут вдруг взяла и поверила, представив, что опыты будут проводить уже над ней. И допрашивать. И вообще…

Сила заволновалась.

А мыши, добравшись до автобусика, ощетинившегося аппаратурой, просто опрокинули его на бок. Ульяна хотела заглянуть, потому что внутри явно были люди и им, наверное, помощь пригодится. Но тут прямо перед лицом завис дрон, обдувая ветром, и Ульяна вскинула руку…

— Бежим! — крикнул Мелецкий и перешёл на бег.

А впереди, черной линией выстроились военные. Нет… нет, нет и нет! Мыши большие, конечно, но не настолько, чтобы в схватку ввязываться.

— Стоять! — рявк дяди Жени остановил мышиный порыв. И прорыв. А вот военные стягивались, кажется, со всех сторон. Сколько их… и оружие есть.

— Они же не будут стрелять, да? — Ульяна вцепилась в руку Мелецкого, чувствуя, как суматошно колотится сердце. — Мы же ничего плохого не делаем!

— Ага, только возглавляем нашествие мышей-мутантов, — согласился Мелецкий. — Уль… ну… у нас и оружия нет. А костюмы клоунов — ерунда. Если что, скажем, что пранк такой. Ну, адвокат будет настаивать именно…

— Тихо! — дядя Женя вскинул руку, и грохот кастрюль, к счастью, не такой оглушающий, как в центре, стих. А вот арфа слабо позвякивала, причём будто бы сама собой. — Так, племяшка, пошли, подсобишь. Надо с хлопчиками поговорить.

— А может…

— Идём, — Мелецкий не позволил отступить. — Уль, мы ж не нападаем.

— Ну да, только… как ты там сказал? Возглавляем нашествие мышей-мутантов.

Никитка, очнувшись ото сна, рявкнул.

Соглашается?

— Стоять! — заорали из-за линии щитов. — Руки подняли!

Дядя Женя и поднял.

— Все! Все подняли руки! И легли на землю.

— Вот ты не перебарщивай, командир, — дядя Женя, похоже, был настроен весьма миролюбиво. — Ещё скажи, что нам сдаться надо.

— Надо, — согласились с той стороны.

— А зачем?

— Потому что я приказываю.

— И что?

— Вот спорить с ним, когда он весёлый, совсем не надо, — Ляля подошла, не выпуская арфы из рук. Мыши под инструментом пыхтели, но как-то умудрялись удержать её в вертикальном положении. — Он этого не любит.

— И то, что если не подчинитесь…

— Скучный ты… слушай, как там тебя зовут?

— А ты не ошалел ли, клоун?

— Я?

Мелецкий опустил руки и буркнул:

— Кажется, это надолго. Затекли.

Рядом кружились дроны, впрочем, не опускаясь чересчур низко. И где-то там, совсем уж в небесах, грозно и важно прогрохотал вертолёт. И звук его ненадолго перекрыл вялую ругань дяди Жени и уже знакомого Ульяне типа, который, кажется, был тут за главного.

— А нам чего делать? — спросила Ульяна, и нос почесала. Под маской было жарко и потно. И пот, главное, стекал не на спину, а вот прямо по лицу. Ещё аромат ванили, который казался поначалу приятным, сделался теперь резким, почти невыносимым.

— Ждать….

— Пока к ним подкрепление подойдёт?

— Дядь Жень, — Ульяна дёрнула дядю Женю за рукав. — Там к ним сейчас подкрепление подойдёт!

— О, точно! Так… эй ты, как там тебя зовут-то? Короче, нам тут трепаться недосуг. У нас там вещи ещё не разобраны и вообще мама волнуется. А вам не меня ловить надо. Сейчас я кой-чего передам… так…

Он оглянулся и ткнул пальцем в мышь.

— На. Отнеси. А вы там не стреляйте.

— Пусть положит и не приближается! — рявкнул тип, и все уставились на мышь, что бодрой рысью двинулась к военным. — И вы тоже ложитесь и не…

— Опять ты за своё, — дядя Женя покачал головой. — Нет, так дело не пойдёт. Мирно жить надо! Дружно. И весело… так, чего замолчали. Играем!

И кастрюли загрохотали с новой силой.

— Да не, не то. Какая-то хрень, а не музыка. Ну-ка, давай сюда, — дядя Женя отобрал арфу и, подняв одной рукой, второй примерился. — Как же там было-то…

— О нет… — Ляля спешно зажала уши. — Улька, он сейчас…

Взвизгнув, вывернулся из рук Никита, опрометью бросившись к сияющим щитам. Главное, как-то умудрился просочиться, гад лохматый.

— Уши затыкай!

Ульяна, дернувшаяся было за шпицем, послушно заткнула.

— А что… — она успела услышать начало вопроса, а потом дядя Женя ударил по струнам. И струны загудели. Странным образом звук их, низкий и глубокий, перекрыл все иные, включая и металлический грохот. А дядя Женя, опустив арфу на землю, отошёл. И махнул рукой.

Губы его изогнулись.

И явно что-то сказал. Ульяна даже хотела переспросить, но почему-то звук арфы никуда не исчезал. Он отзывался внутри, и как-то стало легко.

Радостно.

Захотелось смеяться и танцевать. Правда, ненадолго. Она моргнула и выдохнула. Чтоб… опять какая-то неправильная магия, что ли? Главное, на неё не действует, а вот Мелецкий притоптывает и прихлопывает.

— Племяшка? Очухалась? Хватай своего, — дядя Женя выдернул руку из уха. — Пока ребятишки пляшут, мы и проскользнём. Вот я всегда говорил, что зачем воевать, когда можно жить мирно и весело.

Арфа как-то изогнулась, встав на изгиб рамы. И теперь покачивалась, что лодка на волнах. Струны же её, обвисшие, почему-то извивались, рождая новые и новые звуки.

— Что это такое⁈

— Да, старое заклятье одно… гусли-самогуды. Пускай попляшут, а то будет он мне тут командовать. Идём, что стала? Сил у меня на так, чтоб много, на часа два хватит, а если подкрепление подойдёт, то и того меньше.

И бодрым шагом направился к заслону. За ним порысила Лялька, ну и Ульяне пришлось хватать Мелецкого, явно вознамерившегося плясать…

Наум Егорович в бессильном ужасе глядел в спины клоунам, которые уходили, причём спокойно так, будто издеваясь. С ними уходили и мыши, пусть и пританцовывая.

Но… нога подломилась, а следом и другая, заставив упасть на корточки, а потом тело и вовсе вдруг взяло и вспомнило, что он, полковник Пересвятов, некогда двенадцать лет жизни посвятил народным танцам и ансамблю «Дубравушка».

Проклятье…

Ноги сами собой повторяли давно уж забытые движения. И даже получалось ухать и охать в нужных местах. Рядом, чуть на выносе держа казённую дубинку, бережно, будто она была неимоверно хрупка, вальсировал Петров.

Сидоров трясся, точно его током шибануло. Дроны в небе и те плясали.

А ведь покажут.

Как пить дать покажут.

Сольют в эти интернеты. И жена увидит. И дочь. И главное, этот её, наглый ушастый, тоже увидит. И всякий страх перед Наумом Егоровичем утратит. Не то, чтобы этот страх вовсе был, но теперь и те крохи, которые имелись, точно уйдут.

Микольский с Сухоцким, взявшись за руки, встали на цыпочки. Тоже, мать их, лебедя маленькие… но хорошо пошли, слаженно, хотя и слегка громыхая. А вот Козлов, к ним присоединившийся, из ритма выбивается.

— Наум… Егорович… — мимо, стуча каблуками по камню, проскочил Пентюхин, чтобы резко замерев, выгнуться всем телом. — Что это… за магия…

— П-понятия не имею.

Одно радовало: там, у вагончиков, судорожно изгибались в каком-то диком танце, учёные.

— И… к-когда… з-закончится…

Пентюхин пошёл обратно, едва не столкнувшись с Петровым. Причём минул его, махнув руками, что крыльями.

Но они хотя бы в полном обвесе.

И шлемы есть.

И лиц не видать… позор. Господи, какой позор… лучше бы и вправду мышей ловили, чем это вот.

— Б-без п-понятия. Дыхание береги, — это Наум Егорович ещё тогда понял, когда матушка его впервые в городской дом культуры привела, на пробы.

Это только кажется, что танцы фигня.

— Надо… л-ликвидировать… источник, — мысль пришла в голову здравая, и Наум Егорович, развернувшись боком, пошёл вприсядку по направлению к демоническому инструменту. Если изначально и была мысль его захватить, то теперь он точно знал, что это порождение чужого больного разума должно быть уничтожено.

Он почти достиг цели, когда арфа, крутанувшись, вдруг упала.

И следом упал Пересвятов, без сил.

И кажется, не только он.

— К-карантин, — выдохнул Наум Егорович, приподнимаясь на дрожащих руках. — Оц-цепление выс-ставить…

И ещё ту штуку надо будет подобрать, которую крыса принесла.

Но потом.

Когда сапёры подъедут. Пусть они и разбираются.

Струна жалобно звякнула, и в душе стало тоскливо. А ведь всё-таки он хорошо танцевал. И места ансамбль брал регулярно, на областных — так всегда, и один раз даже выше прошли, но…

Лежать было тепло и спокойно.

И ещё подумалось, что ну его, ругаться. На душе стало мирно и даже счастливо. И даже мысль о свадьбе не раздражала. Пусть себе выходит замуж, коль так охота. А Наум Егорович, он… в конце концов, если что, то поможет.

Точно.

Только ещё немного полежит.