Ведьмы.Ру

Глава 18 О козлах и людях

Данила поглядел в окно, убеждаясь, что чёрный козёл никуда не делся.

Козел бродил по двору, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на дом. В серых глазах его мерещились печаль и даже исконная русская тоска.

— Знаешь, Тараканова, — Данила потянул за шторку, потому что смотреть на козла сил никаких не было. — Я вот начинаю думать, что мне как-то и повезло даже.

— В чём? — Тараканова оторвалась от документов, которые читала, кажется, третий раз.

— В том, что легко отделался. Подумаешь, дар нестабильный. Тем более рядом с тобой даже и вполне себе стабильный. Мыши…

Сказал и осенило.

— Мыши! — воскликнул Данила и хлопнул себя по лбу. Это ж надо было так забыть. Выходит, прав отец. Не способен Данила не то, что к управлению чем-либо, но в целом к мышлению систематическому и последовательному.

— Где? — Ляля устроилась у окна, откуда следила за метаниями козла, причём явно сочувствуя всем и сразу.

— Да там, — Данила махнул рукой. — В городе! Центр доедают. Я ж тебе показывал. Мы ведь собирались решать… только сперва одно, другое, третье… То гробы, то нежить, то козлы какие-то.

— М-уэ, — донеслось из окошка, и Данила не удержался, выглянул. Фёдор Степанович, пусть был поменьше, но при том полохматей, забрался на лавку, откуда с видом преснисходительным наблюдал за метаниями сотоварища.

— А про мышей я и забыл! Ты их должна отозвать! Ну помнишь, мыши! В подвале! Телефон…

Благо, у него хватило ума оставить телефон дома, когда пошёл дар испытывать.

Тараканова бумаги собрала и кивнула, показывая, что про мышей помнит. Только вот выражение лица её было таким, сомнений полным.

— Может… они уже того, сами разбежались? — сказала она, тоже в окошко выглянув. Федор Степанович размахивал бородой и тоненько блеял. О чём именно, этого Данила не понимал, но в тоне отчётливо улавливались характерные назидательные ноты.

— Не, — Ляля выхватила телефон. — Не разбежались! О! Кое-что новенькое… всё-таки они милые. Чешуйчатые.

— Кто чешуйчатый? — на кухне появился Игорёк.

— Так мыши! — воскликнула Ляля с восторгом. — Улька надеется, что сами разбежались!

— Это вряд ли, — Игорёк телефон взял. — На панголинов больше похожи. Правда, не уверен, что бывают саблезубые панголины… да, Уль, пожелала ты от всей души.

— Я же… я же просто сказала, — Ульяна головой замотала. — Ну да, в сердцах, но это же только слова.

— Это у других только слова. А ты ведьма, — Ляля вытащила телефон из рук Игорька и перелистнула на другой ролик. — Ой, а тут говорят, что это мутанты, ну, в комментариях… А пишут…

Вот что пишут, Данила прочесть не успел.

— Пишут, что это из-за отходов… Ага… Чушь, конечно, — Игорёк телефон отобрал. — Что вышли из канализации и теперь собираются захватить мир. Военные поставили купол. Готовится операция… секретная… но подробности уже живо обсуждают. Дают советы. Разные и много.

— Господи! — Тараканова сдавила голову. — За что мне это! И вообще, сам виноват.

— Виноват, — Данила покосился на козла, который, застав у ограды, печально качал рогатой головой, намекая, что не надо спорить с ведьмой. — Но, может, ты простишь? И отзовёшь их?

— Как⁈

— Не знаю. Как-нибудь… Может, скажешь, Мелецкий, я тебя прощаю! А вы, мыши, подите прочь.

— Вообще-то, — Антонина Васильевна как всегда появилась в нужный момент, — формулировать следует точнее, потому что пойти прочь они могут, но потом будете их отлавливать по всему городу.

Тараканова застонала. А Данила, представив нашествие мышей-мутантов, вздрогнул.

— А купол?

— Поверьте. Если ведьма пошлёт от всей широты души, то купол точно не будет препятствием.

— И что делать? Есть способ? — поинтересовалась Тараканова, правда голос её был напрочь лишён оптимизма. — Ритуал там. Обряд…

— Способ? Как сказать… Надо силу свою принять. И под контроль взять. Так сделать, чтоб не она тобой управляла, а ты ею. Тогда-то и заклятья отменить сможешь. Большую часть.

Это следовало понимать, что не все.

— Сила ведьмовская тем и опасна, что от сердца мира она идёт. И что мир ведьму слышит. Не каждое слово, но когда в сердцах оно сказано, когда вложено в это слово всё-то, что на душе накипело, вот тогда только этою душою и отменится, — Антонина Васильевна завершила речь.

— Кабздец центру, — вздохнул Данила.

— Отчего же? С заклятьями-то по-разному можно. Если не отменить, то перенаправить.

Антонина Васильевна протянула руку, и Ляля без тени сомнений вложила в неё телефон.

— Да уж, — произнесла Антонина Васильневна. — Эк ты… душевно.

— Тараканова, — Данила прижал руки к груди. — Вот не ради меня, но ради мышей! Пожалей животных. Ладно б там чего съедобного, но это ж пластик голимый. Ко всему магмодифицированный!

— Я… Попробую. А… Как?

Уши у Таракановой покраснели.

Антонина Васильевна плечами пожала, явно не собираясь вмешиваться. Хотя наверняка могла бы помочь. Точно могла бы. А так только глядела с насмешечкой, будто и вправду чего забавного происходило.

— Понятия не имею, как, — вынужден был признать Данила. — Может, просто съездим и посмотрим? Вдруг да получится? Или идея какая в голову придёт?

— Вот и правильно, — Антонина Васильевна протянула телефон. — Съездите. Я пока тут с домом разберусь, да за козликом пригляну. А то мало ли, чего ему в голову взбредет?

Филинов Аркадий Модестович чувствовал себя престранно.

Его превратили в козла.

Он снова повернулся к бочке с водой, не понятно на что надеясь, но в воде отразилась вытянутая мрачная морда с короткой бородой и могучими — кто бы знал, что тяжёлые такие — рогами

— Ме, — сказал он. Выразиться хотелось богаче и разнообразней, но речевой аппарат козлов оказался для разнообразия не предназначен.

— Да, коллега, — раздалось рядом печальное. — Я всецело разделяю ваше недоумение и возмущение, однако спешу вас уверить, что в ближайшем рассмотрении всё не так и плохо. И толика оптимизма способна скрасить даже козлиную жизнь.

Филин повернулся, чтобы лбом ко лбу встретиться с другим… Козлом?

Точно.

И главное, тоже чёрный, но какой-то мелковатый, что ли. И косматый. И борода вон до колен спускается, почему-то вызывая острое чувство зависти. Филин никогда и никому не завидовал. А тут прям не по себе стало, потому что подобная борода внушала уважение.

— Судя по некоторому недоумению на вашей физии, мою речь вы понимаете. Это хорошо.

— Ты меня слышишь? — не веря счастью своему спросил Филин.

— Слышу, — козёл даже кивнул, величественно так, с чувством собственного достоинства. — Полагаю, что сходство положения, в котором мы с вами оказались, делает возможным общение. Весьма рад. До того полноценно получалось говорить лишь с некоторыми оборотнями. Даже Никита слышит меня не столь ясно. Впрочем, ему и не интересно. Молодой. Бестолковый.

— Ты… Кто?

— Фёдор Степанович.

— Филин, — сказал Филин.

— А по имени?

— Аркадий Модестович.

— Очень рад знакомству.

— Что тут творится?

— О, сложный вопрос. Но в той малости, которая касается именно вашей истории, полагаю, она вас и интересует, могу сказать, что вы попали под проклятье.

— Некромантическое?

— Отчего же. Вы ведь вполне живы. Ведьмовское.

Проклятье.

Нет, что девчонка чего-то там вякнула, Филин слышал. Но чего конкретно? То, что его постоянно проклинают, оно и понятно. Любить коллекторов не за что. Но вот в козла…

Он сел.

И снова поглядел в бочку.

— Ведьм не бывает, — произнёс он с сомнением. — Разве что вот тёща моя бывшая. Та ещё ведьма. И дочь её, как выяснилось, ничуть не лучше.

Потому что колдовством, не иначе, можно объяснить то помутнение рассудка, в котором Филин написал дарственную и на квартиру, и на машину, и на прочее, пусть не великое, но имущество. И сам номера банковских счетов продиктовал.

Как же…

Ей деньги нужны адвокатов оплатить. Ага… кому-то заплатила, но точно не адвокатам.

— Тещи — это в целом отдельный вид искусства, — согласился Фёдор Степанович. — Но в данном случае я выражаюсь не метафорически, а вполне конкретно. Ульянушка — урождённая ведьма. И дар начал раскрываться. Весьма сложный период в жизни ведьмы. Никогда не обходится без эксцессов. А тут ещё вы со своими угрозами.

— Работа у меня такая, — стало слегка совестно.

Слегка.

Потому что совесть свою за годы работы Филин воспитал. Ну, и раньше она помалкивала, оживая лишь в редкие минуты, когда он оказывался один в своей комнатушке с осознанием, что жизнь уже прошла и большею частью мимо. Именно поэтому он старался наедине с собой не оставаться.

— И стоило оно того? — поинтересовался Фёдор Степанович.

Хрен его знает.

Эти вопросы Филин давно уже старался не задавать. И теперь промолчал.

— Это ничего не изменит, — он почувствовал зуд в голове, прям там, где рога начинались. Потянуло почесать, хоть бы о край бочки, но Филин сдержался.

Он всё-таки человек.

— Девчонку взяли в оборот. Меня тут скорее для галочки послали, что, мол, предупреждена и всё такое. Я в целом на большее и не годен.

Даже в этом деле и не годен. Смешно, да.

— Так-то другие придут. Всех в козлов не превратишь.

На него посмотрели с мягкою усмешкой.

— Плохо вы ведьм знаете…

— Так а мне что делать?

— Вам? Право слово, здесь советы будут излишни, но… постарайтесь заслужить прощение. Покажите, что вы раскаиваетесь. Глядишь, и получится.

— А… у тебя не получилось? Или служил плохо?

Захотелось вдарить. Взять, склонить голову и… рогами его. Или девчонку. Прощение. Филин никогда и ни у кого прощения не просил. А тут, видишь ли…

— Можно ведь и иначе, — он топнул копытом. — Придут. Придушат…

— И вы останетесь в нынешнем обличье до конца дней своих, — Фёдор Степанович явно улыбался. А улыбающийся козёл выглядел так себе. — Смерть ведьмы не снимает её чары, скорее уж закрепляет их таким образом, что снять становится невозможно. Но, вижу, вы ещё не готовы в полной мере осознать произошедшее, а потому не смею вас беспокоить.

И развернувшись, козёл направился вглубь сада.

— Эй! — заорал Филин, но получилось обычное: — Мэ-э-э…

Чтоб вас всех.

И этот ушёл.

А ему что делать? Бежать следом? И интересоваться, как выслужить обратное превращение? Да нет, тухляк… не выслужить. Если баба чего решила, то бесполезно метаться. Вот как бывшая жена. Хорошо ведь жили. Ладно, может, не хорошо, но вполне нормально.

Он впахивал, себя не жалея.

И деньги приносил. Хорошие тогда платили. И призовые. И за выступления. И рекламные. Колечки, цепочки… санаторий для мамы. Турция там с Египтом? На здоровье. И Эмираты. И Европа была. Всегда с собою в поездки брал. Шопинги с ноготочками. Понимал же, что красивой бабе погулять охота. Он и зарабатывал тогда прилично.

Радовался ещё, что всё получается. Это кажется так-то, что бокс — тупое махалово. Махалово, конечно, не без того. Но мозги там нужны. И способности. А готовность работать — даже больше, чем мозги и способности. Филин же не просто, он с малых лет на ринге. И получалось. Казалось, вот она жизнь, удалась или вот-вот совсем в шоколаде будет.

И победы были. И награды.

И контракты.

И не только те, что на ринге. По миру покатался. И она с ним. Никогда не отказывалась. А как прижало, так и…

Филин тряхнул головой.

Всё зло от баб. И он дурак, что… хотя куда ему было идти после срока? То-то и оно, что некуда. Ладно. Страдать он не приученный, а козёл там или нет, разберется. Сейчас же… нет, за этим Фёдором Степановичем не побежит. А вот к ребятам сходит. Они уже, небось, заждались.

Филин осторожно подобрался к забору. Оглянулся. Вроде следить за ним не следят. Запирать тоже не пытаются. Мордой он поддел крючок, на котором калитка держалась, и выскользнул на улицу. Огляделся. Деревня… эх, а была у него мечта, домик в деревне прикупить. Машка-то нос кривила, мол, что за мечта.

Обыкновенная.

В деревне хорошо. Бабка Филина на лето забирала, когда ещё получалось. Уже потом, как тренер сказал, что с него, Филина, толк будет, но заниматься надо, пришлось про деревню забыть.

Хорошо, что бабка застала время, когда он зарабатывать начал. И хорошо, что не застала, когда сел.

Нет, это всё колдовство. Вот и лезет в голову козлиную… интересно, вот мозги у него козлячьи или всё-таки человеческими остались, если он думать способный?

Просёлочная дорога свернула к леску и чуть в сторону. Машину Филин увидел загодя. Стоят, черти. Вон, Димка и покурить вылез. На крышу оперся, дымит в небеса. А Лёнька, как обычно, в телефон залип.

— Блин, сколько тут торчать можно, — а вот слух у козла куда острее человеческого, если Филин отсюдова слышит. — Он уже три раза вернуться должен был.

И на часики свои поглядывает, умные. Порой Филину тоже казалось, что в часах ума было куда больше, чем в Димке.

— Вернется, — не отрывая взгляда от экрана сказал Лёнька. — Куда он денется?

Филин прибавил шагу.

— Гля, козёл! — Димка его заметил. И от удивления сигарету выронил. — Или это коза?

Сам он коза!

Ленька взгляд оторвал.

— Козёл, — произнёс уверенно. — Козы поменьше. Только бороду ему обрезали, а так… здоровый какой. Накачанный. Прям как Филин.

И заржал.

А чего смешного? Не всем же жирком заплывать. Да и в качалке, пожалуй, Филин чувствовал себя, если не прежним, то почти вот.

— И с морды похож, — согласился Димка. — Реально, прям вылитый.

Что-то подходить перехотелось.

— Мэ, — сказал Филин.

— И голос! Нет, точно! Это снять надо! — Ленька из машины выбрался. — Шефу покажем, оборжётся. А может, давай с собой заберем? А что, вдруг это не козёл, а брат-близнец Филиновский, в детстве утраченный…

Сволочи.

Был бы у Филина брат… да хоть кто-нибудь, кроме Машки с её мамашей, он бы, может, в такой жопе и не оказался бы.

— Эй, кис-кис-кис, — Ленька мобильник перед собой выставил.

— Ты его ещё цыпа-цыпа позови…

— Как козлов звать?

— Ты у меня спрашиваешь⁈

Ну ладно. Иллюзий по поводу большой дружбы Филин не испытывал, но вот предупредить своих стоило. И он, склонив голову, сказал:

— Ме-е-е.

А потом стукнул копытом.

— Чего это он? — Ленька точно записывал. — Слушай, он не нападёт? Вон какие рога!

Придурок.

Филин потрогал дорогу, потом снова копытом царапнул, убеждаясь, что след есть. Ага, значит, можно написать чего-нибудь. Только чего?

Спасайтесь?

Не, не то… ведьмы? Тоже не поймут. Лёнька с Димоном в принципе умом не блещут, а так… надо кого-то более толкового.

— Может… слушай, шугани его.

— Я?

Ага. Вот… надо написать, что он — Филин. Тогда даже эти придурки поймут и проникнутся. Глядишь, шефу позвонят. А с Земляным уже как-то иначе можно будет пообщаться. Через тот же планшет печатать или ещё как.

— Да не, вроде ковыряет чего-то там.

Просёлочная дорога была накатанной и твёрдой, а потому след на ней оставить — ещё та задача. Пусть и копыта тверды, но писать рукой и писать копытом — разные вещи. Оно ещё и раздвоенное.

— Да, шеф?

Филин замер.

— Не, ещё не вернулся. Работает… да, вы ж знаете, он тупой, но дотошный.

Кто тупой?

— Пока все скрипты не отработает, не вернется. Сидел в машине, повторял по бумажкам. Ржака. Нет, мы не совались. Тухляк… камер нет… точно нет. Жилых домов пятерик, но если всё по плану…

Так, а про план Филину ничего не говорили.

Он замер и уши поднял. Точнее они сами поднялись и повернулись, да так, что стал слышен сипловатый надсаженный голос Земляного:

— … отправишь Сашку, чтоб прошёлся план сделал, заодно приметил, где глушилки ставить.

Какие глушилки?

Филин сделал шажок к Димке. Тот, хоть был туповат, но Земляному приходился племянником.

— А Филину надо будет ещё пару раз показаться. Постарайтесь так, чтоб его заметили. Лучше, чтоб вовсе примелькался хорошо, чтоб местные запомнили.

Что за…

— Да понял я, дядь Влад, понял… не тупой. Надо, чтоб примелькался, чтоб слышали, как он девке угрожает…

Филин посмотрел на дорогу, где уже успел вывести буквы «Я» и «Ф».

— Заткнись, — оборвал Земляной.

— Так чего? Ты ж сам говорил, что он примелькается, а потом и спишем на бывшего уголовника…

Что за…

— … что ты его для такого дела и держал… на всякий случай.

Вот тебе и помощь бывшего одноклассника.

Филин поспешно зачеркал копытом, превращая буквы в абстрактный рисунок.

— Господи, — он услышал вздох в трубке. — Какой же ты непроходимый идиот…

И это к счастью, потому что…

Никому нельзя верить.

Определённо.

Тем паче бывшим одноклассникам, которые с такой готовностью протягивают руку помощи.

— Гля, Димыч, уходит! — Ленька, кажется, ничего и не понял. — Козёл уходит. Интересно, чей он?

Ничей.

Похоже, что свой собственный. А главное, что бы тут ни затевалось, зря Земляной так… очень зря. Изнутри распирала обида, та самая, которая начала копиться ещё на следствии, где вдруг выяснилось, что никто на ту деваху не нападал, что и на помощь она не звала, дурачилась просто. А те трое, которые её в машину тащили, — приятели.

И что это Филин был пьяный.

И что напал он.

И умения применил. И от этих умений парень башкой к бордюру приложился, а не потому что от выпитого на ногах устоять способен не был.

Дерьмо.

Кругом одно дерьмо.