Улицы Броктон-Бей

Глава 31. Белая Лилия

Интерлюдия

База Котла.

— Я-то почему? — хмуро спросил Эйдалон.

— Потому что это твоя племянница, дочь твоей сводной сестры, — отозвалась Александрия.

— У меня нет сводной сестры, — буркнул Эйдалон.

— В том-то и дело, что теперь нет. Она погибла, а твоя "племянница" осталась одна. А ты не можешь ей уделять достаточно времени, к тому же она девочка. Ты так загружен на работе, — усмехнулась Фортуна и, сделав паузу, с напускной торжественностью добавила: — Так велит Путь.

— Конечно — проворчал Эйдалон, но его проигнорировали.

— Хватит капризничать, Дэвид, — сказала Доктор Мама. — И потом, Панацея, хоть она тебе и не племянница, действительно помогла.

— Помогла, — согласился Эйдалон. — Но мне не нравится, когда мне лазят в голову.

— Не волнуйся, Дэвид, мама рядом, — улыбнулась Доктор Мама.

Почти сразу после:

Отделение Протектората в Нью-Йорке:

Эйдолон молча, почти бросил, папку с документами на стол Легенде.

— Подпиши.

Легенда взял папку, на его обычно доброжелательном лице застыло недоумение. Он бегло просмотрел первые страницы.

— Это что, Дэвид? — спросил он, и в его голосе прозвучала неподдельная тревога. — Документы о переводе? В Броктон — Бей? Белая Лилия…

— Александрия мне намекала, что она твоя племянница.

— Да, документы о переводе, — буркнул Эйдолон, отводя взгляд, — И нет у меня никакой племянницы. Он невольно поморщился, в его памяти всплыли слова, — «Так велит путь». Но Фортуна не ошибалась.

— Дэвид, мы можем это обсудить. Что происходит? — голос Легенды стал мягче, заботливее, — Конечно, эта девочка судя по дате рождения очень молодая, но если вы любите друг друга…

Но Эйдолон уже повернулся и направился к выходу. Обсуждать было нечего.

Конец Интерлюдии

Кабинет директора ВСВ.

В два часа у нее было собеседование. Эмили отодвинула нарастающую боль. Час, и она сможет, наконец, сделать диализ.

Она потянула к себе папку. Белая Лилия. Перевод из Нью-Йорка, контакт 3, растения. Слабенький кейп, — с облегчением подумала Пиггот.

Зазвучал зумер интеркома от секретаря. Пиггот нажала кнопку, — Да, Сьюзан?

— Госпожа директор, Эгида и заместитель Директора Ренник здесь.

— Пусть проходят.

В кабинет вошли заместитель директора Ренник и Эгида в своем костюме. Пиггот жестом указала им на стулья.

— Новый кейп. Белая Лилия. Перевод, семья здесь. Слабый контакт 3.

Ренник молча взял папку. Эгида смотрел с вежливым интересом.

Снова сигнал.

— Да?

— Кандидат здесь, мэм.

— Впустите.

Дверь открылась, и в кабинет вошла девушка. Высокая, но очень худая, почти тростиночка, в белом костюме, который, казалось, вот-вот с нее свалится. Из-под гладкой маски выбивались пряди очень светлых волос. Она двигалась неуверенно, ее плечи были ссутулены, а взгляд, скользнув по суровому лицу Пиггот, тут же опустился на пол.

И что-то внутри Эмили, холодное и иррациональное, сразу же сжалось в комок неприязни. Эта хрупкость, эта наигранная робость… Она видела таких — играющих в беспомощность, чтобы вызвать снисхождение.

— Белая Лилия? — голос Пиггот прозвучал резче, чем она планировала. — Садись.

Девушка молча кивнула и буквально опустилась на стул, съежившись. Она выглядела болезненно-бледной и слишком юной для всего этого.

— Изучили твое досье, — Пиггот заставила себя говорить ровно, хотя раздражение подкатывало к горлу. — Почему Стражи?

— Я… я хочу помогать людям, мэм, — тихо, почти шепотом, ответила Лилия. Ее пальцы нервно теребили край плаща.

— Можешь продемонстрировать способности? — на этот раз спросил Эгида, его теплый тон явно был попыткой сгладить атмосферу. Он кивнул на увядший папоротник.

Лилия кивнула, сжав руки в кулаки на коленях. Она на секунду зажмурилась, дотронулась пальцами до увядшего растения, и оно ожило. Листья распрямились, появился новый, ярко-зеленый росток.

Ренник сделал пометку. Эгида мягко улыбнулся.

Пиггот смотрела на это без энтузиазма. Ее бесила эта осторожная демонстрация. Бесила ее собственная реакция — ведь объективно, девушка ничего плохого не сделала.

— Ладно, — сказала Пиггот. Она посмотрела на Лилию прямо. — Последний вопрос. Это все способности? Или ты еще что-то можешь?

В кабинете повисла тишина. Белая Лилия замерла, глядя на директора широко открытыми глазами, в которых читался шок и полная растерянность. Ее губы дрогнули.

— Я… нет. Это всё. Я прошла проверку в Нью-Йорке, — голос ее опустился до шепота.

Пиггот сдержала раздраженный вздох. Возможно, она и правда просто слабый кейп. Но эта иррациональная антипатия никуда не делась.

— Хорошо. На этом все. Иди.

Когда дверь закрылась, Пиггот повернулась к Реннику, игнорируя Эгиду.

— Документы?

— В порядке, — отчеканил Ренник.

Пиггот мельком взглянула на Эгиду.

— Твое мнение, Карлос? — спросила она скорее из формальности.

— Она кажется… очень милой и искренней, мэм — немного смущенно сказал Эгида.

«Милой», — мысленно передразнила его Пиггот. Ей было не до милоты.

— Ладно, Ренник, оформляйте. Эгида, свободен.

Они вышли, и Пиггот с облегчением закрыла глаза, чувствуя, как боль накатывает с новой силой. Ей было плевать на искренних и милых. Ее бесило, что этот испуганный ребенок каким-то образом сумел вызвать у нее такую острую, необъяснимую досаду.

Когда дверь кабинета Директора закрылась за Белой Лилией, в коридоре девушка на мгновение замерла, все еще находясь под воздействием тяжелого взгляда директора.

— Ну, как прошло? — раздался спокойный, немного приглушенный голос рядом.

К ним подошла мисс Ополчение. Ее лицо, как всегда, было наполовину скрыто платком с изображением звездно-полосатого флага, но это никогда не мешало ей выражать эмоции. Сейчас, глядя на ссутулившуюся фигурку нового Стража, ее глаза — единственная видимая часть лица — смягчились, излучая спокойную поддержку. Удивительно, как много можно сказать одним лишь взглядом.

— Директор Пиггот… весьма прямолинейна, — сказала она, и легкие морщинки в уголках ее глаз выдавали понимающую улыбку, скрытую под тканью, — Не принимай это на свой счет.

Эгида, все еще сияя своей ободряющей улыбкой, кивнул.

— Ты справилась отлично. Теперь — знакомство с командой.

— Именно, — мисс Ополчение сделала шаг вперед, и ее взгляд, скользнув по Белой Лилии, ясно дал понять: «Не волнуйся». — Я и Эгида познакомим тебя с нашими Стражами. Ребята, конечно, разные, но все достойные.

Белая Лилия молча кивнула, все еще выглядя немного оглушенной. Контраст между холодностью Пиггот и теплотой, которую источали глаза мисс Ополчение, был поразительным. Она робко последовала за двумя кейпами.

Мисс Ополчение, Эгида и Белая Лилия подошли к двери в общую комнату Стражей. Там было несколько человек в костюмах оживленно общающихся.

— Команда, внимание! — голос Эгиды уверенно перекрыл общий шум. — У нас пополнение.

Все взгляды устремились на новичка. Белая Лилия казалась еще более хрупкой под пристальным вниманием стольких Стражей.

— Ребята, это Белая Лилия, — представила мисс Ополчение. — Наш новый член команды. Специализация — биоманипуляция в рамках флоры.

Первой счастливо вскрикнула Виста.

— Ура! Наконец-то еще одна девушка! Меня зовут Виста! Обещаю, потом покажу все самые интересные места! А кто это у тебя на руках?

— Это Пигги, — улыбнулась Белая Лилия, — Она всегда со мной. На руках девушки сидел маленький черный котенок.

Ой какой хорошенький, можно погладить, — засюсюкала Виста.

Котенок вдруг открыл маленькую розовую пасть и грозно зашипел, наверно ему так казалось.

Пигги ты чего? — Белая Лилия строго посмотрела на котенка и чмокнула его в нос.

Котенок выразил на мордочке возмущение. Кошки могут выражать возмущение? Эта могла, лыба.

Парни смотрели на новичка с нескрываемым интересом. Особенно КидВин, который, кажется, забыл, как дышать.

— Привет, — проговорила Белая Лилия, снимая маску. — Меня… меня зовут Триш. Триш Грин.

— Триш… — про себя подумал КидВин. — Это… красивое имя.

В этот момент Стояк, решив, что это идеальный момент для своего коронного прикола, быстрым шагом подошел к Триш и дружески хлопнул ее по плечу.

— Добро пожаловать в команду!

В тот же миг Триш замерла. Буквально. Ее полуулыбка, легкий румянец на щеках — все остановилось. Она превратилась в идеальную, неподвижную статую. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.

Ровно через десять секунд Триш вздрогнула, моргнула и смотрела на Стояка широко раскрытыми от шока глазами.

— СТОЯК! — хором возмутились Виста и Эгида, — Ты что, ненормальный?

Сам Стояк, увидев испуганное, потерянное лицо Триш, тут же пожалел о своей идее. Девушка выглядела настолько хрупкой и смущенной, что его «шутка» внезапно показалась ему жестокой и глупой.

— Ой, черт… — пробормотал он, отступая назад. — Прости, совсем из головы вылетело, что ты новенькая… У меня просто такой прикол, со всеми так… — он замолк, понимая, что только усугубляет ситуацию.

Триш, все еще бледная, судорожно сглотнула и прошептала:

— Я… я поняла. Ничего страшного.

Но по ее дрожащим рукам было видно, что ей было совсем не «ничего».

Общее напряжение немного спало, но неловкость еще витала в воздухе. Парни старались загладить впечатление, наперебой рассказывая о команде. А КидВин, набравшись смелости, пробормотал, — Триш… а может, завтра, после официальной экскурсии… я покажу тебе город?

Триш снова покраснела, опустив глаза, и кивнула.

— Я бы… с удовольствием.

Мисс Ополчение перевела взгляд с одного Стража на другого, и ее глаза над платком ясно выразили смесь облегчения и усталости.

Комната Триш.

День, наполненный новыми лицами, гулкими коридорами и давящим вниманием, наконец, закончился. Дверь в ее скромную комнату в жилом крыле закрылась, отсекая внешний мир. Тишина немного оглушила ее.

Оставшись одна в своей комнате, Триш тяжело вздохнула и присела на краешек стула перед столом. Лампа с зелёным абажуром мягко освещала пространство. Тонкие пальцы девушки бесцельно перебирали разноцветные постеры, которые ей оставила Виста.

Она очень милая, но я слегка не успеваю за ней, — промелькнуло в голове.

Вспомнилось знакомство со Стражами, и она невольно улыбнулась, покраснев при мысли о неловком приглашении от Кид Вина. Но мне же нужны друзья? — тут же оправдала она себя. А потом её белесые бровки нахмурились — эта шутка с заморозкой была не очень. Может, послезавтра ей разрешат выйти в город и навестить бабушку с дедушкой?

Нанесённая искусственная личность смылось основным сознанием.

И если бы кто-то увидел её в этот момент, то очень удивился бы, как изменилось до этого робкое и неуверенное выражение лица.

«Ооох, это было забавно. Но все эти игры с заменой личности, проклятый Рыцарь с его эмпатией, да и этого мудака Оружейника с его приблудами стоило опасаться. Зачем мне это всё нужно? А всё просто — потому что.

Кому я тогда что плохого сделала? Камера, ошейник… Эта сволочь Штурм… Земля ему не будет пухом. Пиггот угрожала мне Клеткой и приказом на убийство. Я вспомнила, как с моего (Триш) тоненького пальца еще в кабинете директора, на пол упала и мгновенно впиталась черная капля.

Ладно, завтра утром с постели снова встанет "Триш".

Не будем судить парня строго — это его первое свидание.

Воздух на набережной Броктон-Бей был теплым и прозрачным, пах солью, мазутом и далекой свободой. Карлос, в простой серой футболке и джинсах, чувствовал себя одновременно невероятно счастливым и абсолютно идиотом. Его сердце колотилось где-то в горле, а ладони были слегка влажными. Рядом с ним, такая хрупкая, что казалось, ее унесет первым же порывом ветра с залива, шла Триш.

Она надела простое платье песочного цвета, а ее ослепительно-белые волосы были собраны в милый, небрежный хвостик, из которого выбивались отдельные пряди, золотящиеся на закатном солнце. Она казалась ему самым прекрасным и беззащитным существом во всем Броктон-Бей.

Идея пригласить ее сюда, вне стен штаба, казалась ему сначала безумием. Но когда он, запинаясь и краснея, выпалил приглашение в коридоре, она не отказала. Она просто посмотрела на него своими огромными светло голубыми глазами, в которых плескалось целое море какой-то тихой грусти, и кивнула.

— Хочешь мороженое? — выдохнул он, указывая на небольшой киоск впереди. Он мысленно проклинал себя за эту банальность.

— Давай, — она улыбнулась, и этот робкий изгиб губ заставил его забыть все на свете.

Он купил два стаканчика. Ей — с клубникой и кусочками белого шоколада, себе — ванильное. Они нашли свободную скамейку с видом на воду. Карлос с замиранием сердца наблюдал, как она осторожно, маленькими ложечками, пробует десерт. Ее глаза закрылись от удовольствия.

— Вкусно? — спросил он, хотя ответ был очевиден.

— Очень, — она облизала ложку, и он почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. — Спасибо, Карлос.

Они ели мороженое молча, но это молчание не было неловким. Оно было наполнено шелестом волн, криками чаек и немым, ликующим трепетом Карлоса. Он ловил каждое ее движение, каждый взгляд. Он заметил, как солнце играет в ее белых ресницах, как тонки ее запястья, и думал, что ради того, чтобы защитить эту хрупкость, он готов на все.

— Знаешь, — сказала она вдруг, прерывая его восторженные мысли, — мне иногда кажется, что вода… живая. В ней столько силы.

— Да? — он оторвался от созерцания ее профиля.

— Я хочу к ней спуститься — она посмотрела на и его сердце растаяло окончательно.

— Конечно, Триш.

Она подошла к самому краю, где бетонная набережная встречалась с темной водой. Присела на корточки, и ее платье образовало вокруг нее легкий ореол. Она опустила кончики пальцев в воду и замерла. Ему на секунду показалось, что вода вокруг ее пальцев потемнела и закружилась странными воронками, но он тут же отмел эту мысль. Игра света. Или его воображение, разыгравшееся от переполнявших его чувств.

Через минуту она вернулась, отряхивая мокрые пальцы о платье.

— Холодная, — просто сказала она, и снова улыбнулась ему, и в этой улыбке был весь мир.

Когда он провожал ее до двери ее комнаты, он чувствовал себя не неуклюжим подростком, а рыцарем, вернувшимся с победоносной битвы. Она остановилась у порога, подняла на него глаза.

— Спасибо за сегодня, Карлос. За мороженое… и за все. Мне было хорошо.

Он что-то пробормотал в ответ, какое-то «не за что» и «это мне спасибо», чувствуя, как горит все лицо. Она мягко закрыла дверь, а он еще несколько минут стоял в коридоре, с глупой, блаженной улыбкой, проигрывая в голове каждую секунду этого вечера. Он же не видел, как за его спиной, в темных водах залива, начинала буйствовать «другая» жизнь, запущенная легким прикосновением пальцев той, в кого он уже успел влюбиться

Рыцарь наблюдал за ними из коридора. Его способность чувствовать эмоции показывала ему чистую, ничем не испорченную радость Триш. Ее смущение было настоящим, ее улыбка искренней. И в этом была проблема.

Он думал о Виктории. О ее сильных, иногда резких эмоциях. О том, как она могла надавить на него, когда злилась. Триш была другой — тихой, беззащитной. С ней он бы чувствовал себя спокойно.

Ему было немного стыдно за эти мысли. Он встречался с Викторией, а тут думал о другой девушке. Но его способность не показывала в Триш ни капли фальши, и это сбивало с толку.

Он видел, как Карлос ушел, сияя от счастья. Видел, как дверь в комнату Триш закрылась. И на секунду ему тоже захотелось оказаться на месте Карлоса. Просто побыть с кем-то, кто не пытается ничего от тебя добиться, а просто рад твоему обществу.

Он вздохнул и пошел по коридору. Мысли о Триш были приятными, но неправильными. А его способность, обычно помогающая разбираться в людях, сейчас только запутывала. Ведь если эмоции Триш настоящие, то почему он чувствует себя виноватым, просто думая о ней?

Через два дня состоялось представление нового Стража прессе и публике. Девушка в обновленном зеленом костюме, с юбкой, развевавшейся на ветру, и светлыми волосами, выглядела трогательно и хрупко. Она робко улыбалась, держась чуть отстраненно. Несколько репортеров задали неловкие вопросы о ее силе и прошлом, но остальные Стражи — Эгида, Рыцарь, даже Виста — тут же брали слово, пафосно отвлекая внимание на себя и команду, оставляя Триш возможность отмалчиваться.

Вечером того же дня, после официальных мероприятий, Триш пошла навестить «дедушку и бабушку». Ее хрупкая фигурка скрылась за дверью аккуратного домика в тихом районе, и журналисты, если бы они были там, сняли бы трогательную сцену: как пожилая женщина со слезами на глазах обняла свою «внучку».

Дверь закрылась. Щелчок замка прозвучал как граница между мирами.

Я оттолкнула от себя замерший биоконструкт «бабушка». Его пустое лицо не выразило ни удивления, ни обиды. Он просто застыл в позе приветствия, как и был запрограммирован.

— Надоевший фарс, — проворчала я, сбрасывая туфли и проходя в свою комнату.

Комната была аскетична: кровать, стол, шкаф. Никаких личных безделушек, фото в рамочках или постеров. Деньги на приобретение этого дома и содержание конструкции «пожилых родственников» мне еще тогда «подарили» Неформалы.

Я подошла к окну. На улице окончательно стемнело. Город зажег огни, и где-то в его темной воде уже бушевала невидимая жизнь, запущенная моим прикосновением.

Когда тени стали достаточно густыми, я выскользнула из дома через черный ход. Мой зеленый костюм остался висеть в шкафу. На мне была темная, практичная одежда, не привлекающая внимания. Я двинулась в сторону доков.