Просыпаться в пассажирском поезде — это так уютно…
Но со мной произошло нечто совершенно противоположное. Я тоже ехала лежа, но не могла пошевелиться… Вернее, могла лишь слабо трепетать, как рыбка из разбитого аквариума, и не более. Нужно понять, что со мной. Истерика не поможет, хотя очень хочется. Глаза — на что они мне? И что я вижу?
Я лежала внутри прозрачного саркофага, слегка наклоненного под углом, что позволяло разглядеть собственное тело. На мне были только трусы и топ. Вся кожа покрыта засохшим липким налетом мертвенно-серого цвета, напоминающим электрохимический гель, испещренный зеленоватыми разводами. Руки и ноги были зафиксированы креплениями из матового черного полимера, жестко удерживающими мои конечности.
На голове, по ощущениям, была надета резиновая плавательная (или не плавательная) шапочка (или не шапочка), неприятно сдавливавшая лоб и виски.
А "вишенкой на торте" служила маска, наглухо закрывавшая нос и рот — герметичный респиратор, плотно закреплённый на голове. К нему были подключены прозрачные трубки, по которым медленно циркулировал бледно-жёлтый газ. Я не могла определить, что это было — наверное, какой-то неорганический "тинкертех".
И я дышала этим газом, который блокировал даже привычное ощущение моего собственного микробиома. Тот самый невидимый щит молчал. Симбионт тоже не подавал признаков жизни.
Я оказалась в совершенно стерильном стеклянном коконе. Да я и сама была стерильна — и снаружи, и внутри.
Вокруг царил мягкий сумрак, который лишь изредка прорезали тонкие линии светодиодов, мерцавшие в каком-то своём ритме. Мой саркофаг был внутри просторного, техничного на вид металлического контейнера. По лёгкому, едва уловимому покачиванию и слабой вибрации поняла — я в движущемся транспортном средстве. Серьезный подход, чтобы разобраться с грозной мной.
Скорее всего, это был фургон СКП. Сколько мы были в пути, определить не удавалось — все тонуло в беспамятстве.
В ответ на мою попытку сориентироваться во времени и пространстве фургон легко вздрогнул и замер. Двери с шипением раздвинулись, впуская мутноватый свет. В проёме чётко нарисовалась знакомая внушительная фигура в синей броне.
"Ну уж точно не Санта-Клаус", — мелькнуло у меня в голове. Это был сам великий и непревзойдённый мудак — Оружейник.
Стало ясно: меня пригласили на "дружеские переговоры". И сейчас сделают предложение… такое, что отказаться от него — уже само по себе будет подвигом.
Руки мне не подали, подкатили тележку и саркофаг подхватили несколько оперативников в герметичных костюмах — нечто среднее между медицинскими изолирующими скафандрами и противочумными костюмами — и водрузили на платформу. Краем глаза я успела заметить, как один из них нажимает кнопки на странном пульте. "Для чего?" — мелькнуло в сознании. Ответ пришел мгновенно: газ в шлангах, соединяющихся с моим респиратором, сменил цвет с бледно-желтого на мутно-зеленый. Последнее, что я успела подумать: "Как банально…" — прежде чем сознание растворилось.
Интерлюдия
Кабинет Директора СКП Восток-Северо-Восток Эмили Пиггот.
Эмили сидела, сгорбившись в своем офисном кресле, конечно на столько на сколько позволяла её грузная фигура. Волны боли накатывали снова: чертовы почки, она опять пропустила диализ. Пальцы дрожали, когда она открывала ящик стола. Вытряхнула на ладонь несколько капсул, швырнула их в рот и сглотнула с противным причмокиванием.
С трудом пододвинула ноутбук. Экран осветил её одутловатое, покрытое испариной лицо. Пора писать еженедельный отчёт для Ребекки Коста-Браун, генерального директора СКП. Проклятая бюрократия. Рука автоматически потянулась к бокалу с виски, которого конечно не было…
Докладная записка
От: Э. Пиггот, директор Филиала СКП «Броктон-Бей»
Кому: Генеральному директору Р. Коста-Браун
Тема: Об оперативной обстановке в городе и инциденте с парачеловеком «Панацея»
ТЕКСТ ДОКЛАДА:
Госпожа Генеральный директор.
Докладываю об усугублении оперативной обстановки в юрисдикции Броктон-Бей. После вчерашних масштабных столкновений между группировкой «АПП» и силами СКП и Протектората, включая полицейский департамент города уровень насилия в городе достиг критической отметки. Мы фиксируем рост числа жертв среди гражданского населения и признаки начала полномасштабной конфронтации между всеми крупными незарегистрированными формированиями.
В этом контексте требуются чрезвычайные меры для мобилизации всех доступных ресурсов. Однако актив — парачеловек-целитель «Панацея» — до настоящего момента был недоступен.
Напоминаю, что шесть месяцев назад «Панацея» в ультимативной форме отказалась от сотрудничества со Службой Контроля Паралюдей и муниципальными властями, прекратила предоставление целительских услуг и ушла в подполье. Ее действия были расценены как акт несанкционированного сепаратизма и прямое неподчинение федеральным властям.
Сегодня утром, в ходе спецоперации, Панацея была задержана. Однако методы задержания, примененные Оружейником, были избыточно жесткими и не учитывали оперативный контекст. В текущей ситуации ее способности жизненно необходимы для стабилизации обстановки и минимизации потерь.
Прошу ваших указаний относительно дальнейших действий в отношении задержанной.
Да именно так. Десять минут поступил доклад от мисс Ополчения, что Панацея задержана.
Разумеется, это не было ни изящно, ни тихо. Оружейник, чей тактический гений обратно пропорционален его способности к тонкой работе, снова решил, что лучший ответ на любую проблему — это применить к ней максимально допустимую силу. Эффективно? Бесспорно. Но в этой ситуации — абсолютно неприемлемо.
И дело тут было не в каком-то трепетном отношении Эмили Пиггот к самой Панацее. Не в её сомнительной правоте или хрупком моральном облике. Нет. Дело было в отвратительной, провальной арифметике сегодняшнего дня. Город, как раненый зверь, захлёбывался в собственной крови, и каждый, каждый ресурс приходилось вкладывать ему в глотку, лишь бы он дышал ещё один день. И эта девочка, со своей силой, была не преступником, а активом. Её нужно было не «нейтрализовать», а взять под контроль и заставить работать. Заставить её искупать свою вину, вытаскивая с того света тех, кого отправляли туда пачками «Герои» и Злодеи.
Но нет. Оружейник всегда знает лучше.
И вот результат: АПП, это вечно горящее говно, которое, казалось, наконец-то утопили в канализации, вырвалось на свободу благодаря Лунгу. А СКП. — о, да, наша доблестная Служба Контроля Паралюдей — в который раз блеснула непревзойдённой компетентностью. Эпичный провал. Цирк с конями на фоне апокалипсиса.
Конфликт теперь гарантированно перейдёт на новый уровень. Город содрогнётся. Пострадавших станет больше. И эта мысль вызывала не жалость, а приступ глухой, бессильной ярости. Казалось бы, куда уже больше? До самого дна, что ли? Но у этих ублюдков в масках всегда получается найти новую глубину. Всегда.
Боже, как же всё это меня бесит.
Генеральный директор, разумеется, уже в курсе. Система доложит быстрее и суше, чем любая Эмили Пиггот. Но необходимость личного, детального, унизительного доклада Ребекке Коста-Браун была такой же неизбежной, как и восход солнца над руинами. Унизительного — потому что придётся снова отчитываться за чужие косяки, оправдываться за некомпетентность подчинённых и провалы системы, которую она возглавляла на месте.
С почти физическим усилием Эмили набрала номер центрального офиса СКП. Её палец с силой ударил по клавише вызова, будто пригвождая её к столу.
«Соедините меня с Генеральным директором, Ребеккой Коста-Браун», — произнесла она.
СЦЕНА ВИДЕОКОНФЕРЕНЦИИ:
Мерцающий экран отобразил бесстрастное лицо Ребекки Коста-Браун. Холодные глаза уставились на Пиггот, не выражая ничего, кроме легкой скуки.
— Ваш доклад принят, директор Пиггот, — ее голос был ровным и металлическим, словно синтезированным компьютером. — Ситуация ясна. Ваши сомнения — нет.
Коста-Браун чуть склонила голову, и ее взгляд стал тяжелее.
— Панацея не просто «ушла в подполье». Она совершила акт преднамеренного саботажа в условиях, приравниваемых к военному положению. Ее отказ от сотрудничества полгода назад привел к гибели людей, которых можно было спасти. Она — не «актив». Она — бунтарка. И с бунтовщиками не церемонятся.
Генеральный директор медленно, с нажимом, положила ладони на стол.
— Мой приказ следующий: изолируйте ее. Продемонстрируйте ей всю тяжесть последствий ее выбора. Она исцеляет по вашей команде. Полностью. Без возражений. Разъясните ей, что любое неподчинение, малейшая попытка саботажа будет расценена как враждебный акт против государства. И следующей ступенью изоляции для нее станет не местный центр содержания, а «Клетка».
В голосе Коста-Браун не было ни злобы, ни гнева. Лишь ледяная, неоспоримая уверенность.
— Она думала, что ее дар дает ей привилегию на моральный выбор. Ваша задача — доказать ей, что она ошибалась. Используйте эту угрозу. Сломайте ее. Вам ясно, директор?
Конец интерлюдии
Ожидаемо, я очнулась в камере. Конечно, здесь не было осклизлых стен каменной кладки или холодного бетонного мешка, но увиденное радости не внушало. В общем, сплошной аскетизм: серые пластиковые стены, на потолке — потрескивающие лампы дневного света, и, конечно, нечто, очень похожее на турели разбрызгивателей пены. Так ведь и должно быть? Любому школьнику Броктон-Бей известно: камеры СКП напичканы разбрызгивателями. Об этом я и пытаюсь грустно пошутить.
На высоте около двух метров висел экран — наверное, будут показывать что-то вроде кино в зале ожидания. Опять шучу.
Я читала одну замечательную историю о том, как моя альтернатива посадила на зад целый город, создавая мириады бактерий. Но у меня так не работало. Наверное, мир вот так просто не прогибается даже под самых талантливых. У всех свои изъяны. Вот, к примеру, самые-самые: Александрия — без глаза, Эйдолон деградирует, а Легенда… он вообще толерантный. Так я себя утешала, когда осознала, что воздух вокруг почти абсолютно стерилен.
Мой симбионт подавал признаки жизни — значит, очнулась я, наверное, всё-таки раньше запланированного героями срока. Тело мое уже пришло в норму, спешно восстанавливая внутреннюю микрофлору. Но я все же не биохимический комбинат, чтобы растворять недоброжелателей силой мысли.
Видимо, этот мир оказался реальнее, чем хотелось бы. Даже Легенда, пожалуй, не взлетит без завтрака.
Вспомнилось, как мы с Джесс и Фей отказались от приглашения на тот злополучный прием в АПП. Тогда все азиаты… мгновенно уснули. "Только не надо говорить, что навсегда", — машинально подумала я. Сами напросились, конечно. Хотя, будь мы тогда втроем хоть чуть трезвее, возможно, обошлось бы и без…
Ой, а где моя Пигги, думается мне что антисоциальный элемент доков сильно сократился, Чужия там не ходят, хихи, они там прописаны… Нет биологической катастрофы не будет, ограничители я поставила.
Ладно, хватит ныть. Чую, настроение уже поднимается. Так, кажется, первый "гость" пожаловал…