Вот это спуск. Серьёзно. Заброшенная шахта лифта — это способ сломать шею. Сверху — пятно тусклого света размером с почтовую марку, внизу — чернота, пахнущая ржавчиной и грязью. Для удобства я вырастила на спине Пигги, что-то типа седла с высокой спинкой и Химера начала спуск вниз цепляясь за торчащую арматуру и облупленный бетон, а по стенам, словно живые тени, скользят малыши-карандаши блестя черными спинками. Такие же биомеханоиды, как и Пигги, но немного другой функционал. Иногда в темноте мелькают их силуэты или слышны короткие щелчки когтей по камню.
Дно шахты встретило старыми решетками и остовом технического лифта. Впереди сразу начались завалы из битого кирпича. И дальше пошли техтоннели. Биомеханоиды тут же растворились в темноте.
Вокруг стоял непроглядный мрак, ориентироваться я могла только благодаря эхолокации и тусклому зеленоватому свету, испускаемому особыми наростами на броне Пигги. Так мы с Пигги пощёлкивая как летучие мыши, и двигались вперед.
Старые техтоннели — это что-то. Место, где время и крысы работают в тандеме. Пигги еле пролезает, задевая боками за хлам, а за нами и впереди нас, бесшумно и неотступно, движется целый выводок. Чувствую себя так, будто веду незримый арьергард.
А потом я решила, что вот здесь должны быть каверны в породе. Снаружи естественно стена из шлакоблоков.
— Ломай, — шлю я мысленную команду Пигги. — Только аккуратней, а то завалишь нас тут живьем вместе с нашей… свитой. Я слезла с Пигги во избежание, так сказать.
Химера фыркает, отходит и бухает в стену головой. Стена в грохоте и пыли являет мне проход. В пролом, как струя дыма, тут же устремились малые биомеханоиды.
Дальше пошли природные пещеры. Химера пыхтит, перепрыгивает через трещины, а в окружающей нас темноте чувствуется постоянное, едва уловимое движение. Будто сама пещера шевелится.
И наконец, воздух стал другим. Влажным по-иному, тяжелым и насыщенным запахом старой воды. Темнота впереди перестала быть абсолютной — ее прорезала тусклая, едва уловимая полоска отраженного света где-то внизу.
Химера, фыркнув, вышла на последний уступ. Внизу, в черной чаше, лежало озеро. Не сияющее, а просто огромное, неподвижное и молчаливое. Свет слабо фосфорирующего чахлого мха терялся в его глубине, не в силах достичь дна.
Пигги спустилась к самой воде и обернулась ко мне. Не отрывая взгляда от химеры, я шлю ей одобрение. Черной маслянистой молнией Пигги ныряет в воду и ее силуэт скрывается на глубине. Машу рукой, и малышня черным горохом посыпались следом. Хотя каждый малыш почти пять футов холке. А я слезла, с наслаждением потянулась, хрустнув затекшей спиной. Обвела взглядом громадный грот, оценивая высоту сводов и крепость породы. Эта пещера тем не менее не выдержит атаки Левиафана.
Я не забыла о планах покинуть Броктон-Бей, но какое-то сентиментальное чувство заставляло меня медлить с окончательным решением. Когда покончу с этими вялотекущими делами, пожалуй, стоит пообщаться с людьми. Может, съездить на экскурсию в Бостон? Джесс и Фей вспоминаются с теплом — вдруг ещё встретимся?
Ловлю себя на мысли, что разговариваю со своей химерой, как с равным собеседником. Психоделия где-то рядом…
Преобразовать целую экосистему огромной пещеры даже для биокинетика моего уровня — это, наверное, предел. По крайней мере, я так еще не напрягалась. Но! Уровень моей силы растет, и когда я думала, что есть и сильнее меня, или подобные мне, я может лукавила. Самоуничижение — грех пуще гордыни. Все-таки я реально не понимала до конца свою силу, когда только пришла в этот мир. Ну, пришло время — и я переросла садик в квартире.
Сняв обувь встала босая возле самого озера, рассыпав возле своих ног семена, которые у меня были с собой. Создания уже были на берегу, немного в отдалении. Они смотрели и ждали. Моя Пигги улеглась ближе ко мне, и её безглазая голова была повернута в мою сторону. И…
Закрыла глаза. Не для концентрации, а чтобы просто не отвлекаться на масштаб. Под босыми ногами я чувствовала не просто холодный камень, а его спящий пульс. Вода озера дышала влажным, прохладным воздухом. И я почувствовала не силу, а… возможность. Готовность всего этого быть другим.
Я просто позволила себе это сделать. Без усилий, без драмы. Я представила, как из моих ступней в камень уходит не луч энергии, а просто… приглашение. Тихое, но настойчивое.
И камень отозвался.
Сначала под ногами зашевелился мох, мягкий и бархатистый, пополз от моих пятен, как тёплое зелёное одеяло. Потом со сводов, с тихим шелестом, спустились первые лианы. Они не рвались из трещин с грохотом — они просто прорастали, будто всегда были там, в спящем виде, и только и ждали моего кивка.
Открыла глаза и пошла вдоль озера. С каждым моим шагом вода у берега мутнела, и из неё поднимались стебли кувшинок с огромными, светящимися чашечками. Грибы на стенах распускались, как звуки невидимого оркестра, их свет был рассеянным и тёплым, превращал пещеру в уютный грот.
Я не чувствовала напряжения. Только лёгкую, приятную усталость, как после хорошей растяжки. Посмотрела на свои руки — обычные руки хрупкой девушки. А потом оглянулась.
Пещера дышала. Она была полна жизни. Тихой, странной, но не агрессивной. Моя Пигги тихо фыркнула, и по её спине проросли маленькие синие цветочки. Она, кажется, была довольна.
Вот и всё. Никакого подвига. Я просто перестала сдерживаться. И оказалось, что моя «хрупкость» — это всего лишь обёртка. А внутри — целый мир, которому тесно в горшке на подоконнике.
Панацея опустила руки.
Она стояла неподвижно, как сердце этого нового, созданного ею мира. Её грудь едва заметно вздымалась, не от усталости, а в унисон с биением огромных растений вокруг. Её ритуал был актом чистого, безмолвного творения, где её тело служило порталом, а воля — единственным заклинанием, необходимым, чтобы заставить саму жизнь извергнуться из камня в акте неудержимого цветения.
Незаметно для себя я оказалась на мягком мху. Глаза закрылись. Я посплю?…
Ой, вот поспала так поспала. Я села и потянулась, мои внутренние биологические часы показывали, что прошло почти сутки. «У меня же еще кошка не кормлена». А, кошки-то у меня и нет, грустно. «Пигги, ну прости, прости, ты же лучше кошки».
Ну, за дела.
— Пигги, душа моя, где там кавалеры, что потеряли головы от твоей красоты? Ах, есть только головы, ну и то — хлеб. Тьфу, совсем бред несу, я же не ем головы, в смысле, человеческие… Да всё уже. Пигги, неси этот биоматериал.
Она лениво подошла к груде и аккуратно принесла мне в зубах что-то тёмное и бесформенное. — Ага, спасибо.
Я покрутила «подарок» в руках и сморщилась. — Фу, что это? Да они испортились. Теперь только на компост. Никуда не годятся. Ладно, Пигги, кушай, моя хорошая.
Значит, нужно точно наверх. Доставку не заказать. Собираемся.
— Так, идем только я и Пигги. А вы, — я обвела взглядом остальных моих тихо шевелящихся в полумраке «детей», — дверь никому не открывайте.
Меня будто передёрнуло от собственных слов. «Несёт меня, да? Значит, пора к человекам».
Путь наверх прошёл гораздо проще. Пигги бодренько поднималась по уже известному ей пути. И вот я наверху.
Ночной воздух доков привычно вонял гарью и почему-то нестираными носками.