Утро, которое начинается с грохота за окном и пыльными облаками от рушащихся зданий вряд ли можно назвать добрым. Свалившись с кровати перекатом, я подползла на карачках к окну и выглянула. За окном верещали сигнализации машин, в пыльных облаках красно-синей всполохами мелькали полицейские машины. Что это. Может вместо Левиафана нас сперва решил порадовать Бегемот. Нет я думаю было бы масштабней. Тем более Бегемота привлекали прежде всего города возле атомных промышленных объектов. У нас же вода и вода. Прикольно, а где небоскреб, который зеркальной свечкой маячил перед моим взором каждый раз, когда я выглядывала в окно. Вот и причина пыльного облака и паники на улицах. Беспокойно поежившись я включила телевизор.
На экране возникло энергичное женское лицо, бодро и даже с каким-то азартом репортер начала перечислять информацию о многочисленных взрывах, которые произошли сегодня утром.
СЦЕНА: СТУДИЯ «BAY NEWS 7»
Ведущая: Сандра Райт, журналистка с репутацией хладнокровного профессионала. Она ведет прямой эфир, на ее лице привычная маска спокойствия.
Сандра: «…и мы продолжаем следить за ситуацией в центре города. Силы полиции и СКП оцепили район, но точная причина беспорядков пока не называется. По неподтвержденным данным, происходят перестрелки…»
Внезапно за стеклом студии, в темном небе над городом, вспыхивает ослепительная огненная вспышка, за ней следует глухой, ударный БУМ, от которого дрожит студийное оборудование. Сандра вздрагивает, прикрывает ухо рукой, слушая команду из наушника. Ее глаза расширяются.
Сандра: «Только что… мы получили подтверждение и… прямое видео. В промышленной зоне, в районе доков, произошел мощный взрыв. Мы выходим на связь с нашим репортером на месте…»
Она переключает кадр. На экране — хаос: огонь, крики, бегущие люди. Голос оператора срывается. Сандра слушает, ее лицо бледнеет.
Сандра: «Я… я только что получила информацию. Это не перестрелка. Это не спонтанные беспорядки. Это… это ультиматум».
Она делает паузу, пытаясь собраться. Ее пальцы нервно теребят листок с распечаткой.
Сандра: «По нашим данным, серия взрывов по всему городу — на химическом заводе «Аммиак-Си», у электростанции… — это работа АПП. Они выдвигают единое требование. Они требуют…»
Ее голос впервые срывается. Она откашлялась, но это уже не профессиональный кашель, а нервный спазм.
Сандра: «Они требуют немедленного освобождения их лидера… Лунга».
В этот момент раздается еще один отдаленный взрыв. Не такой громкий, но отчетливый. Сандра зажмуривается, ее плечи вздрагивают. Когда она открывает глаза, в них уже нет профессионализма. Только чистый, животный ужас.
Сандра: «Они взрывают город. Квартал за кварталом. Они знают, что у героев не хватит сил на все очаги одновременно. Они… они играют с нами. Как…» Ее речь ускоряется, становится неровной, сбивчивой.
Она замолкает, глядя в камеру, но не видя ее. Ее дыхание сбивается.
Сандра: «Они не шутят. Они не блефуют. Они доказали это. И мы сидим здесь, в этой студии, и я говорю это ровным голосом, как будто это просто… просто новость! Это не новость! Это конец! Это наш город, он горит, а они…»
Голос Санды превращается в высокий, истеричный визг. Она вскакивает с кресла, отступая от стола, как от чего-то страшного.
Сандра: «ОНИ ВЗРЫВАЮТ НАС! ВЫ ПОНИМАЕТЕ?! ОНИ ВЗОРВУТ ВСЕХ! РАДИ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА! РАДИ ЭТОГО… ЭТОГО МОНСТРА!»
Из-за кадра слышны голоса, кто-то пытается ее успокоить. Камера резко дергается и уходит в потолок, картинка пропадает. В эфире на несколько секунд повисает тишина, прерываемая лишь ее сдавленными рыданиями, пока кто-то наконец не переключает на заставку.
После той истерики, выплеснувшейся в эфир, вопросы действительно отпали — правда, вместе с теми несчастными, кто осмелился их задавать. Город давно научился соотносить массовые взрывы с единственным именем — Бакуда.
Это имя стало олицетворением хаоса в его чистейшей, почти метафизической форме. Никакого "искусства", никакого "протеста" — только первозданный, неудержимый хаос. Когда эта безумная бомбистка начинала свой кровавый поход, это не превращалось в героическую сагу — скорее в наспех составленную инструкцию по выживанию с красноречивым подзаголовком "беги или смирись с неизбежным".
Её способности, как и всё в этом абсурдном мире, подчинялись своей собственной логике. Неуязвимый методично пробивал стены лбом — казалось, в детстве он грезил карьерой человеческого тарана. Телепортер скитался по свету, будто единственным его пристанищем могли быть лишь белые пятна на карте. Что до Стрелка… Ну, хотя бы на тире он приносил какую-то пользу.
Но Бакуда? Она просто … Ждать от неё моральных терзаний было бы так же наивно, как требовать от ящика со взрывчаткой проявления милосердия.
Её скоро остановят. Желательно, конечно, до того момента, когда мой район превратится в ещё одну сюрреалистичную инсталляцию в коллекции этого безумного мира.
Интерлюдия
Тяжелые двери зала совещаний СКП закрылись с глухим стуком, отсекая шум оперативного штаба. Эмили Пиггот медленно провела ладонями по лицу, словно пытаясь стереть накопившуюся усталость. Последняя неделя выдалась на редкость изматывающей — каждый новый день приносил лишь эскалацию хаоса. До запланированной транспортировки Лунга в "Клетку" оставалось меньше семи суток, но ситуация стремительно выходила из-под контроля.
Ультиматум пришел на рассвете — краткий, как выстрел, и столь же беспощадный. "Освободите Лунга, или город познает истинный смысл разрушения". Под текстом, словно насмешка, красовался стилизованный иероглиф — печать безумия, не оставляющая сомнений в авторстве. Бакуда не бросала слов на ветер.
Ночью город проснулся от грохота. Первая серия взрывов прокатилась по промышленному кварталу, превратив склады и фабрики в груды искорёженного металла. Еще до того, как спасатели добрались до эпицентра, новые детонации разорвали тишину делового района. К полудню донеслись сообщения с южных окраин — там, где узкие улочки внезапно заканчивались проплешинами разрушений.
Но истинный ужас крылся не в масштабах разрушений, а в их природе. Каждый взрыв был уникальным произведением инженерного безумия. В одних районах царила неестественная тишина — улицы, здания, даже воздух будто застыли во временной аномалии. В других — всё в радиусе сотни метров превращалось в хрустальный лес из ледяных сталагмитов. Были и такие места, куда теперь боялись заходить даже спасатели — участки, где материя будто испарилась, оставив после себя лишь тонкий слой серого пепла.
Пиггот закрыла глаза. За окном мерцали огни горящего города, а в ушах стоял навязчивый гул — то ли отдаленное эхо взрывов, то ли накопленное напряжение этих бесконечных суток. Полицейские и медики работали на износ, их силы таяли с каждым часом. Город погружался в хаос, и самое страшное было понимать — это только начало.
Эмили Пиггот скользнула взглядом по разложенным спутниковым снимкам, где алыми кругами были обведены зоны разрушений — словно кровоточащие раны на теле города. Она знала, что мэр ведет переговоры с губернатором. Без лишних слов было понятно — просят Нацгвардию. Просят, потому что альтернативы нет.
Цифры потерь всплывали перед глазами сами собой. Слишком высокие. Неоправданно высокие. Пиггот мысленно представила график смертности — тот резкий скачок вверх, который начался ровно с первыми взрывами Бакуды.
Панацея.
Имя приходило на ум с горьким послевкусием. Сколько жизней можно было спасти? Сколько раненых не превратились бы в статистику, если бы целительница появилась? Вопросы висели в воздухе, но ответа не было.
Она знала, что все возможные ресурсы брошены на поиски. Стражи прочесывали город квартал за кварталом. Герои проверяли все известные убежища. Даже спецслужбы подключили свои методы. Но Панацея исчезла. Будто растворилась в этом хаосе намеренно.
Эмили сжала переносицу. Где-то за окнами снова завыли сирены. Очередной взрыв? Новые жертвы? Она даже не стала смотреть. Вместо этого взгляд снова упал на карту с ее алыми отметинами.
Город истекал кровью. А те, кто могли помочь, либо устраивали этот кошмар, либо молча наблюдали со стороны.
Эмили верой и правдой служила государству, безропотно выполняя каждый приказ — даже сейчас, когда от её здоровья остались лишь бледные тени былой крепости, она не считала себя вправе свернуть с избранного пути. Из последних сил она удерживала под контролем этих странных существ — кейпов, чьё одно лишь существование бросало вызов всем законам человеческой и божеской нормальности.
А теперь, в этом отвратительном хаосе, она надрывалась, чтобы сохранить хотя бы видимость порядка в городе, в то время как эти маскированные идиоты продолжали свои бессмысленные игры в героев и злодеев. Будто весь мир превратился в детскую песочницу, где одни строят замки, а другие тут же их разрушают, не понимая, что играют уже не на песке, а на обломках реальной жизни.
После двухчасового напряженного обсуждения кризисной ситуации настало время для решений и действий. Тяжелым, уставшим взглядом она медленно обвела собравшихся в конференц-зале кейпов. В воздухе висела та особая усталость, что наступает после долгих споров, когда слова уже исчерпаны, но последствия остаются.
— Итак, — её голос прозвучал глухо, — Вопросы сдерживания АПП и хаоса, охватившего город, мы более или менее прояснили." Пауза. В помещении стало так тихо, что слышалось жужжание потрескавшихся ламп дневного света. "Остается проблема помощи пострадавшим.
Она повернулась к женщине в костюме, напоминающем армейский коммуфляж, — Мисс Ополчение, нам известно текущее местонахождение Панацеи?
— Мэм, нам удалось отследить ряд переговоров, имеющих непосредственное отношение к Панацее. Установлено, что несколько дней назад она контактировала с членом банды «Неформалов» Сплетницей — умник-7 по классификации СКП. Кроме того, дроны Дракон зафиксировали перемещение объекта, внешне сходного с Панацеей. В настоящий момент его локация почти установлена.
Эмили кивнула:
— Оружейник, — голос её звучал глухо, — у нас нет ни времени на уговоры, ни права на медлительность. Каждый потерянный час — это жизни, которые мы уже не спасём. Примите меры для принуждения Панацеи к сотрудничеству. Любыми средствами.
Штурм, до этого расслабленно развалясь в кресле рядом с Баттареей, резко выпрямился, — Простите, Директор, — его обычно насмешливый тон сменился редкой серьёзностью, — но заставлять целителя — это не просто плохая идея. Это катастрофа. Если Панацея до сих пор не завела себе личного кладбища, как некоторые ее "коллеги" в белых халатах, то после попытки давления она его обязательно создаст. И первыми в списке будем мы.
Баттарея резко толкнула его локтем в бок, её глаза метнули предупреждающую искру, — Заткнись, болван, — явственно читалось в её взгляде.
Штурм закатил, — Пупсик, я не шучу. Посмотри на статистику. Каждый, кто пытался давить на исцеляющих, либо заканчивал в земле, либо оставался калекой на всю жизнь. Ты действительно хочешь это проверить?
Оружейник сидел неподвижно, его механизированный костюм не издавал ни звука. Он не понимал намёков, но приказы исполнял с пугающей точностью.
— Координаты. — его голос прозвучал как автоматический отчёт, — Как только локация Панацеи будет подтверждена, я выдвинусь. Попытка убеждения будет предпринята. Если она откажется… — он слегка повернул голову, и свет от экранов скользнул по матовой поверхности шлема, — …я применю сценарий принуждения.
Мисс Ополчение вскинула голову. Её пальцы непроизвольно сжались вокруг призрачного оружия, которое ещё не материализовалось.
— Директор, — её голос, обычно твёрдый, сейчас звучал с лёгкой, но чёткой нотой тревоги, — разрешите мне возглавить переговоры. Если мы начнём с угроз, обратного пути не будет. Панацея — не боец, но её… последствия могут быть хуже любой атаки. Дайте шанс диалогу.
Тишина в комнате стала густой, как смог. Даже привычный гул техники казался приглушённым, будто ожидая развязки.
Стражи и Герои разошлись с совещания тихо переговариваясь. Из присутствующих Бесстрашный и Скорость отправились на патрулирование Набережной, Баттарея и Штурм переоделись в гражданскую одежду и ушли по своим личным делам и тем не менее собирались через пару часов присоединиться к патрулированию улиц города. Мисс Ополчение вместе с Оружейником удалились в его мастерскую, где к ним присоединился дрон Дракон.
В комнате Стражей началось бурное осуждение сложившейся ситуации в городе. Стояк и Эгида спорили по поводу этичности поведения Целительницы.
Стояк оперся локтями о стол, его обычно спокойные глаза теперь горели редкой решимостью.
— Вы слышали себя? — его голос звучал резко, почти жёстко. — Панацея — не наша собственность. Она не обязана лечить всех подряд, как автомат по выдаче таблеток. Если она отказалась, значит, были причины. Свобода выбора — не роскошь, а право.
Эгида скрестил руки на груди, его брови сдвинулись в резкой складке.
— Право? — он почти фыркнул. — Когда у тебя в руках сила спасать жизни, отказ — это не выбор, а предательство. Сколько людей сейчас страдают из-за её «причин»? Она ставит свои принципы выше чужих жизней. Разве это не эгоизм?
В углу, развалившись на диване, Призрачный Сталкер небрежно закинула ноги на спинку, её длинные, стройные конечности контрастировали с напряжённой позой остальных.
— Ой, какие мы сегодня принципиальные! — её голос звучал ехидно, но в нём явственно чувствовалось острое раздражение. — Стояк защищает "свободу выбора", как будто Панацея — это кафешка, где можно заказать латте или уйти обиженным. Мило. А ты, Эгида, прямо святой — все должны страдать. Умиляет.
Она лениво поиграла прядь волос, ухмыляясь.
— Но вот что забавно… — её глаза сузились, будто выслеживая добычу. — Когда вам нужно было починить свои драгоценные кости после последнего провала, вы все бежали к ней, как щенки. А теперь — фу, какая эгоистка!
Виста — самая молодая среди них — нервно теребила край своего плаща.
— Может, она просто… не уверена? — её голос прозвучал тихо, но все услышали. — Если бы мы предложили ей официальный контракт, может, она бы согласилась? Стражи — это же команда. Она могла бы помогать…
Виста покраснела
Призрачный Сталкер продолжила, — А ты, гном, вообще очаровательна. Может, она присоединится к Стражам? — она передразнила её тонким голоском. — Да вы все бесполезны.
КидВин мрачно копался в своём планшете, его пальцы дрожали — явный признак того, что он хочет сбежать.
— Мне пора, — буркнул он, резко вставая. — У меня там… схемы.
— Ой, да хватит уже прятаться! — Эгида бросил ему взгляд, полный раздражения. — Ты что, боишься сказать своё мнение?
КидВин замер, его плечи напряглись.
— Моё мнение — что мы лезем не в своё дело.
КидВин, услышал слова Призрачного Сталкера.
— А вот и наш электронный мусор. — слова падали, как отработанные гильзы. — Ты вообще зачем здесь? Чтобы напоминать нам, что даже среди убогих есть совсем безнадёжные случаи? Беги в свою конуру, технарь. Твой потный страх здесь никому не интересен. Разве что как наглядное пособие. Жертва.
Она резко поднялась, её движения были неестественно плавными, как у хищника перед прыжком.
— Я пойду. Надеюсь, вы все перережете друг друга в приступе морального недержания. А я… может, действительно занесу Панацее цветов. Хотя бы в знак уважения к тому, что она не опускается до вашего уровня лицемерия.
Её тень на секунду задержалась в дверном проёме.
— И да… КидВин? Если случайно взорвёшься в своей мастерской — не зови её на помощь. Всё-таки у неё есть "свобода выбора", верно?
Дверь захлопнулась с тихим, но окончательным щелчком, оставив после себя тяжёлую, как ртуть, тишину.
Конец Интерлюдии