Учитель. Назад в СССР-6

Глава 20

Ванька Мальков с вечера объявил матери, что утром, на зорьке, отправится на рыбалку. Мать, конечно, поворчала, спросила, с кем и куда, но препятствовать не стала. Даже собрала котомку с завтраком простым: вареной картошки кинула, хлеба черного, соли, сала нарезала, завернула в чистую тряпицу. Хотела кусок рыбы жареной положить, с прошлого улова, да Ванька возмутился:

— Ты чего, мам! Нельзя же!

— Это еще почему? — удивилась мать.

— Клева не будет, — сердито сверкнув глазами, объявил сын.

— Глупости это! — отмахнулась мама и попыталась всучить наследнику рыбеху. Но Ванька категорически замотал головой, в глубине души жалея, что идет не на рыбалку, а в засаду. Но об этом матери говорить нельзя: разволнуется, побежит к учителю выяснять, что да как. А то и вовсе дома запрет.

Потому Ванька мужественно отказался от жареной рыбы, зато согласился на яблоко, карамельки и пару пирожков сладких. Чтобы мать не заметила, Мальков уволок потрепанный рюкзак в свою комнату и переложил по-своему.

На самое дно рюкзака легли веревка, складной ножик, немного поломанный, но острый. Ванька тщательно следил за тем, чтобы лезвие не тупилось. Туда же лег фонарик. Малек несколько раз включил и выключил кнопку, проверяя силу светового луча в темноте комнаты. Удовлетворенный, засунул фонарик в боковой карман. Туда же сунул тетрадку и карандаш простой. Иван собирался ничего не упустить в засаде, поэтому планировал записывать все, что увидит и услышит.

Собрав рюкзак, мальчик с печалью во взгляде оглядел свое богатство и вздохнул.

— Чего там сторожить? Кому она нужна, тропа эта? Лучше бы с собой взял, — проворчал себе под нос Мальков, с досады пнув по ножке кровати. Тут же зашипел от боли и запрыгал на одной ноге.

— Чего у тебя тут? — озабоченно поинтересовалась мать, заглянув в комнату сына.

— Все в порядке, — кривясь, ответил Ванька. — Так, ударился.\

— Сильно?

— Да ну, ерунда. — Мальчишка старательно лыбился и сделал честные-пречестные глаза.

— Ох, хитришь ты чего-то, — покачала головой мать, вглядываясь в невинное лицо сына. — Смотри у меня.

— Да все хорошо, мам, правда! — заверил Мальков.

— Ну, хорошо, — ответила мама, удаляясь на кухню. — Воды мне натаскай в бочку, — крикнула она из глубины дома.

— Так я уже! — ответил Ванька, плюхнулся на пол и полез под кровать за своим главным сокровищем.

— Вань, ты чего это на полу делаешь? — раздался с порога голос матери.

— А? — Иван, не ожидавший такого поворота событий, от неожиданности подскочил и ударился головой о край железной кровати. — Да нормально все, мам! — пыхтя и от неприятных ощущений, процедил мальчишка, не торопясь выползать из-под койки.

— Чего там у тебя? — уже строже поинтересовалась мама.

— Да ничего, мам, хорошо, говорю же! — взволнованным тоном ответил Малек.

— Вылазь, воды натаскай мне, — велела мать, не покидая комнату.

— Так я уже! — по-пластунски отползая наружу, прокряхтел Ванька.

— Что уже? — не поняла мама.

— Ну… Натаскал воды, — перевернувшись на спину, объявил Ванька, глядя на мать честным взглядом.

— Ой ли? — прищурилась женщина.

— Точно, мама, честное пионерское, — кивнул Мальков, не пытаясь встать с пола.

— Ну, молодец, раз так. А под кроватью чего забыл?

— Так это… Карандаш закатился, вот! — Мальчика разжал кулак и показал матери огрызок цветного карандаша.

— Ну-ну, — улыбнулась мама, не торопясь покидать комнату сына. — Ох, хитришь ты чего-то, сердцем чую. Смотри у меня! — Мама погрозила пальцем. — А то смотри, деду скажу, ремня вспылет.

— Да ты чего, мама, ну на рыбалку я, честное пионерское.

— И что вам с Ленькой дома не сидится? У других сыновья как сыновья, матери помогают, за младшими приглядывают, в сарайке железки крутят-вертят. Одного тебя вечно дома нет, все бежишь куда-то. Ищешь чего-то. И Ленька этот тот еще… — покачала головой мать ворчливо.

Но в глазах светилась любовь и ласка, ворчала женщина скорее по привычке, для профилактики, чтобы не забывал про обязанности и помнил, в случае чего воспитание перейдет в руки к деду, а дед у Ваньки строгий. И наказание одно — огород.

Огород Ванька ненавидел лютой ненавистью, хоть и помогал родным исправно. Оно ведь как — не поработаешь летом, не полопаешь зимой той же самой картошки или там лепешек из лука, который мамка жарила. Вкусные, особенно со сметаной.

Ванька даже сам научился их готовить. Рецепт простой, мама сама придумала: всего-то и надо, что пару луковиц мелко накрошить, да яйцо с ложкой муки добавить, посолить, поперчить, перемешать и на сковороду с маслом. Вкуснотища!

— Ты гулять-то пойдешь? — уже в дверях поинтересовалась мама.

— А? Не, мне завтра вставать рано, так я лучше спать.

— Ох, мудришь чего-то, Ванюшка. Опять с Ленькой со своим что-то удумали? — повторила мать.

— Да ничего мы не удумали! — начал оправдываться Ванька. — На рыбалку мы, и всё! Честно, ну мам!

— Ну ладно, ладно. Иди кушать, я там картошечки нажарила, салатик настрогала.

— Со сметаной? — взбодрился Мальков.

— И с зеленым луком, — улыбнулась мать.

— Ага, сейчас, — радостно улыбнулся сын, но с пола так и не поднялся.

— Ну, гляди у меня. И руки помыть не забудь, — напомнила сыну и вышла из комнаты.

— Не забуду, — буркнул Ванька и снова нырнул под кровать за самым главным сокровищем — за биноклем. Точнее, за его половинкой, подаренной дедом. Откуда у старика половина бинокля, Ваньке так и не удалось выяснить, дедушка не признавался, но ценную вещь отдал лично внуку в руки со словами: «Владей!»

С тех пор бинокль лежал в коробке из-под обуви под кроватью в самом дальнем углу, чтобы младший брат не нашел. Ванька даже полы в своей комнате сам мыл, хотя уборку с братом они делили пополам, как водится: старшему поменьше, младшему побольше. Мальков уверял, что так положено, потому что его задача — научить младшего брата всему, чему его учила мама по хозяйству.

Правда, мама отчего-то такое распределение труда не жаловала, и если узнавала, каждому выдавала дополнительный участок работы. Когда мелкий возмутился и поинтересовался, а ему за что, мама с невозмутимой улыбкой ответила, чтобы обоим неповадно было хитрить матери родной, и друг на друга обязанности перекладывать. Впрочем, братанов наказание не остановило, желание увильнуть от подметания и мытья полов никуда не пропало. Как и жажда спихнуть свой объем работы на другого, чтобы улизнуть побыстрее по своим мальчишеским делам.

— Вань! За стол! Кому сказано! — раздался из глубины дома материнский голос.

— Иду! — крикнул Ванька, выползая с заветной коробкой из-под кровати. Бережно вынув сверток с биноклем, Мальков переложил тяжеленький мешочек, сшитый матерью, в рюкзак. С довольным видом затянул веревки, застегнул хлястик, отряхнул рубаху и штаны и отправился мыть руки.

— Сережа! Кушать! И деда зовите!

— Деда-а-а-а! Ужина-а-а-ать! — Раздалось со двора, с дальнего края огорода раздался ответ старого хозяина. Вскоре на крыльце послышался топот ног, звонкий голос, чуть позже зашел и дед. Семейство уселось за стол, и потекла неторопливая семейная беседа. Делились новостями, смеялись, рассказывали о том, что делали и чего нового узнали за день. И только Ваньке впервые не хотелось ни о чем говорить. Малек мечтал, чтобы поскорее настало утро, и что-нибудь всенепременно приключилось в то время, когда он, Ванька Мальков, будущий разведчик, гроза всех врагов Советского Союза, будет сидеть в засаде. Чтобы Егор Александрович посмотрел на него по-особенному, похлопал по плечу и сказал:

— Благодарю за службу, Иван. Ты достоин стать разведчиком.

А тот дядька в сером модном и вовсе к награде бы представил. Ванька счастливо зажмурился и чуть не пронес мимо рта вилку с картошкой.

— Да что с тобой сегодня, сынок? — внимательно вглядываясь в лицо сына, поинтересовалась мама. — Какой-то ты рассеянный. Ну скажи, отец?

— Задумал чего-то, вот и лыбится, — хмыкнул дед, бросив короткий взгляд на внука. — Куда собрался?

— Так на рыбалку они с Ленькой, деда, — вместо старшего брата ответил младший.

— Тебя спросить забыли! — Буркнул Ванька, зыркнув на брата.

— А меня не берут! — Тут же в отместку наябедничал брат.

— И нечего тебе там делать, — отрезала мать. — С дедом потом сходите.

— Ну, ма-а-ам! — Заныл младший.

— Не мамкай, — велел дед, и внук тут же примолк, обиженно засопел, показал язык старшему брату и уткнулся в тарелку.

— Спасибо, — соскочив со стула, объявил Ванька. — Я всё.

— Куда? — Остановила мама.

— Спать, — удивился Малек.

— А посуду кто мыть будет? — Это уже дед.

— Сегодня не моя очередь! — Возмутился Ванька, глянул на деда и пошел к тазу с водой.

— А ты куда?

— Во двор, — радостно ответил младший Колька.

— А ты бери полотенце и вытирай. Разбаловала ты их, Ольга, ох, разбаловала. Пороть некому, ничего по дому не делают, — проворчал дед.

Но по хитрым глазам, что прятались в седых кустистых бровях, видно было: врет так, для острастки, чтобы мальчики не расслаблялись, не забывали матери по дому помогать, да с друг дружкой близкий контакт держали. Труд, он, как известно, объединяет.

Вертясь в кровати перед сном, Ванька пять раз спросил у матери, точно ли она завела будильник на четыре утра, не забудет ли его разбудить.

— Да спи ты уже, неугомонный! — В конце концов в сердцах воскликнула мать. — А то завтра дома останешься!

— Спокойной ночи! — В очередной раз пожелал Ванька и затих под одеялом.

Заснул Малек с улыбкой, и снилось ему, что он, Иван Мальков, не просто задержал особо опасного преступника, но и спас от верной гибели учителя Егора Александровича. А потом ему жал руку сам директор школы и та строгая тетка, что приезжала на праздник в сентябре. И все-все газеты Советского Союза рассказали о храбром и смелом пионере Иване Малькове, который не побоялся выйти один на один против взрослого и страшного хулигана.

Я оставил записку с информацией о вывозе схрона в оговоренном для связи месте, сам же вернулся следить за троицей. После записки во дворе и в доме началась суета. Глядя на ящики с орудием, которые копатели поднимали из подпола, грузили в старый раздолбанный «уазик», я прикидывал размер хищений и количество награбленного из могил добра.

— М-да, явно непуганые, — пробормотал я вслух, наблюдая за тем, как падальщики нагрузить машину и все вместе отправились на вторую базу. — А вот это уже плохо, — прикидывая, как проследить за автомобилем, выругался я.

— Эй, а я? Меня подбросьте! — закричал Костян, выбегая из калитки.

— Домой топай. Скажешь Топору, за вечер всё перевезем.

— Ну, подбросьте хоть до околицы! — заныл посланник.

— Молодой, так ножкам добежать, — хохотнул щуплый, что встречал парня с наганом на крыльце. — ЧЕ стоишь? Заводи, поехали, некогда рассусоливать, дел полно.

— Да че торопится! — буркнул водила. — Перестраховывается Топор. Вон и Костян говорит: тихо в деревне, как в могиле. Никто ниче, а нас тут запрягли и в поле.

— Поговори мне, — огрызнулся щуплый. — Топор знает, что делает. Сказал переезжать, значит, чего-то побольше Костяна прознал. Слышь, Костян, точняк на селе кипиша нет?

— Да тихо всё, — обиженно буркнул парень. — Даже и не подрался никто на танцах.

— Ишь ты, не подрался, — гоготнул водила-верзила. — Ну, гляди, на выходных мы в гости завалимся, тут тебе и гармонь, и танцы с дракой.

— Да поехали ты, — отхохотавшись, щуплый ткнул верзилу в плечо.

— Полегче, — рыкнул верзила. — Петро, ты чего присел?

— А? Что? Жрать охота, — ответил третий, до сих пор играющий роль молчаливого соратника. — Может, пожрем, а потом поедем? А? Ну чего ему вечно неймется. Вон и Костян говорит — тихо на деревне.

— Сами вы деревня! — возмутился посланник и со всей силы пнул мелкий камушек на дороге. — АЙ, чтоб ты тебя! — парень не рассчитал и вместо камня засандалил ногой по земле.

Матерясь от неприятных ощущений, пацан запрыгал на одной ноге под громкий издевательский хохот взрослых мужиков.

— А говоришь, не деревня! — выкрикнул щуплый. — Всё, трогай!

— А пожрать? — встрял с надеждой Петро.

— Ходку сделаем и пожрем, — заверил щуплый, по всей видимости, главный в этой троице после неведомого Топора.

— Угу, ежели не успеем, Топор из нас потом сам жаркое приготовит, своими руками.

— Не каркай, черт рогатый! — огрызнулся Петро, торопливо оглядевшись по сторонам.

— А вот я скажу дяде Потапу, как вы его поручение выполняете! — мстительно ввернул Костян.

— А я тебе уши отверчу, засранец мелкий, — пригрозил верзила, делая вид, что выбирается из-за руля.

— Да ладно, чего вы, дядя Кузьма, пошутил я. Ну подбросьте, а чего вам, жалко, что ли? — еще раз закинул удочку Костян.

— Ну ладно, заползай, на околице спрыгнешь. И чтоб ни звука мне, понял? А то гляди у меня, — щуплый пригрозил кулаком.

— Ла, понял я, понял, пошутил, — торопливо забираясь в «уазик», забормотал Костян.

— Шутник, — протянул Петро и смачно отвесил парню щелбан, едва тот плюхнулся рядом с ним на сиденье.

— За что? — возмутился Константин, потирая ушибленный лоб.

— За длинный язык, — оскалившись в неприятной улыбке, пояснил Петро. — С таким языком долго по земле не проживешь, Костян. Скажи: «Спасибо, дядя Петро».

— Да за что? — опешил Костян.

— За науку. Ну! — грозно прищурившись, прикрикнул Петр.

— Ну… спасибо, дядя Петро, за науку, — повторил Костян, надулся и отвернулся к окну.

«Да это никак Костик, мамин хвостик, — вглядываясь в лицо юноши, прикинул я. — 'Или не мамин, какая же у него кличка была? Костик… хвостик… Костян-наган… Черт, не помню. Надо будет у Митрича уточнить, он всю молодежь знает».

Парня я решил не трогать, внешность его запомнил, в записке постарался подробно описать. Если пацан не вернется к неизвестному гражданину Топору, мало ли как поведут себя земноводные пираты. Отследить машину решил по следам, может, до места и не доведут, но часть дороги успею приметить, оставлю зарубки, о которых тоже написал в отчете для товарища Сергеева.

Едва машина скрылась в конце пустынной улицы, я аккуратно спустился с чердака, огляделся по сторонам, прислушался. Выждал какое-то время и в обход двинулся в сторону дома, в котором обитали копатели. Почему осторожно? Да мало ли кто остался в избе на страже. Хотя, судя по безалаберности граждан-падальщиков, соседний дом остался без присмотра, даже вон дверь не заперта.

И все равно я двинул в обход, вернулся дворами почти до колодца, переметнулся через улицу и также огородами пробрался к нужному дому.

Ну, хоть сарай заперли, и то молодцы, — усмехнулся про себя. Потрогал замок, прикинул, вскрывать или не стоит, решил, что не стоит. Осторожно обошел дом и аккуратно заглянул в окно. В доме и в самом деле никого не оказалось. Минуту я колебался, но все-таки решил проследить путь копателей, не лезть в сарай и не смотреть, сколько добра современные могильщики добавили к тем боеприпасам, которые уже видел в подполе.

До околицы добирался тоже дворами, на всякий пожарный случай, чтобы не засветиться на улице. Мало ли, тому же Костяну приспичит зачем-нибудь вернуться, или живот прихватило, присядет парень в лопухи, его не видать, зато я как на ладони.

В последнем дворе остановился, огляделся, наметил маршрут через молодую лесную поросль к самому лесу. Но для начала скинул рюкзак и, пригнувшись, осторожно двинулся к дороге. Нужно было зафиксировать след от шин, чтобы не ошибиться в лесу. Запомнив рисунок, за рюкзаком решил не возвращаться, идти налегке. Тем более, что самое необходимое я раскидал по карманам. Нож, спички, веревка, на поясе фляга с водой, компас, фонарь. Справлюсь.

Вот только пришлось подождать, покуда Костян скроется из виду.

Парень явно не торопился возвращаться в Жеребцово. Мужики, как и обещали, подбросили его только до околицы. Вскоре я понял, по какой причине. Дальше машина двинула не по старой проезжей дороге, а свернула через пролесок влево. Причем кто-то хорошо постарался и поворот этот, после того как «уазик» прошел, тщательно замаскировал. Если бы я не искал следы, с первого раза и не отыскал бы, куда делась машина.

Посланник наконец нырнул в лес, я для надежности выждал еще какое-то время, затем отправился по следу. На одиноком столбе, что отмечал конец деревушки Шафрановка во всех нынче смыслах, оставив зарубку для товарища Сергеева и его команды.