— Не нравится мне этот учитель, больно шустрый. Какой-то он неправильный. Не наш, — задумчиво буркнул себе под нос коренастый, небольшого роста плотный мужчина в темно-сером потрепанном пиджаке и такой же кепке, глубоко надвинутой на глаза даже в помещении.
— Ну, понятное дело, не наш. Городской, студентик, — собеседник хотел сплюнуть на пол, но хозяин так зыркнул из-под козырька, что гость торопливо сглотнул, утерся рукавом видавшей виды коричневой ветровки.
— Не цыкай, не люблю, в дому только свиньи харкают, — холодно выдал коренастый.
Сутулый гражданин, который только что прокомментировал ненашность нового сельского учителя, нервно дернул уголком рта, молча кивнул, принимая правила дома. Желание послать серого хоть и возникало время от времени, да только коричневый умело его подавлял. От старшого и затрещину легко можно получить профилактики. К тому же сутулый хорошо помнил, чем обязан хозяину дома.
— И чего с ним делать? — помолчав, осторожно поинтересовался нескладный высокий гражданин в коричневом пиджаке, чуть наклонившись вперед, чтобы не пропустить ни слова от старшого.
— Продолжай наблюдать, — глубоко затянувшись, приказал главный.
— Да чего за ним наблюдать-то? Ну, сходил учитель с детишками в поход, делов-то. Они каждое лето по всему лесу шатаются.
— Каждое лето… И до Шафрановки всегда ходят? — уточнил коренастый.
— Ну-у-у… — задумался сутулый. — Не было такого. Местные, ну там охотники, грибники, те да, иной раз да и забредут. Ну так те дальше колодца и не ходят. А чего им в Шафрановке-то делать? Добро-то свое местные вывезли. Что оставалось, окрестные по домам порастаскивали. А чего валяется, так то значит в хозяйстве и не надо никому. Так и не шастают в Шафрановку-то больше. Ну, разве что до колодца.
— Говорил уже, — оборвал мужчина в кепке.
— А? Ну да, о колодца. Местные и вовсе верят, — сутулый склонился еще ниже и почти зашептал. — Говорят, в заброшке этой… ну в Шафрановке… души предков поселились. Мол, недовольны старики, что деревню бросили. Не правильно это, вот и лютуют.
— Кто? — не понял коренастый.
— Так это… духи же… — повторил сутулый, выпрямляясь. — Ну… Мстят теперь всем, кто в деревню забредет… Обиделись, вроде как, на живых… — нервно хохотнул сутулый. — Деревенские, чего с них взять, — извиняющим тоном закончил собеседник.
— Городской выискался, — презрительно хмыкнул коренастый, и снова затянулся папиросой.
— А может и не духи вовсе? А? Опять водку возил этим? — спустя несколько минут снова заговорил мужчина в кепке. В голосе вновь послышались угрожающие интонации. — Нажрались, по окнам стреляли? Или по бутылкам? Сколько раз говорено: тихо сидеть, — грозно процедил хозяин.
— Да я чего… они сами… — забормотал коричневый, дернув плечом. — Не провизил я ничего… Тихо там все, ей-богу.
Сутулый хотел было перекреститься, но передумал. Мужчина в кепке не любил никаких проявлений религиозности. Впрочем, атеистов он тоже не уважал. В жизни коренастого существовал только один идол — он сам и его желания.
В комнате, провонявшей застоявшимся запахом сигаретного дыма, растеклась неприятная нервная тишина.
— Так чего с учителем-то? — рискнул нарушить молчание коричневый пиджак.
Сутулому надоело сидеть молча, ожидая решения шефа, он заерзал на стуле, покосился на чайник, но не рискнул подлить себе кипятка. Тоскливо вздохнул и тут же испуганно глянул на коренастого, не помешал ли думать.
— Следить, — наконец приказал мужчина в кепке.
— Да я ж говорю… — вскинулся высокий нескладный мужичок. — Ну, случайность, Топор, да чего ты? Ну, детишки полюбопытствовали… Пришла да и ушли. Себе. Ну, посидели во дворе, пожрали… ну это… закусили консервами, да и пошли обратно. Они жеж даже не ночевали… — возмутился напарник. — Учитель тот и вовсе не возвращался.
— Следи, — жестко повторил приказ коренастый. — Сам говоришь, раньше эти пионеры до Шафрановки не добирались. Ну, один там, или двое за грибами да мимо… А тут приперлись, да еще толпой. Может, прикрытие, или еще чего. Да еще с учителем этим…
— Ты чего, Топор! Это же дети! Кто ж их в прикрытие возьмет?
Сутулый так изумился, что невольно позабыл свой извечный страх перед коренастым.
— Ты делай, Савелий, делай, что говорю. Тебе думать не надобно, Савушка. Ты не вникай, просто делай, и всё, — ласковым тоном заговорил тот, кого коричневый назвал Топором.
От теплоты в голосе хозяина комнаты Сутулый, Савелий по паспорту, вздрогнул и едва подавил желание сорваться со стула, чтобы слинять из комнатушки, в которой шла беседа.
— Ну ладно, чего там… Послежу… — забормотал Савелий.
— Жаль, разговор не ты не услышал… — снова заговорил Топор. — Тебе удалось выяснить, зачем к учителю приходили парторг с товарищем? — мужчина в кепке уставился на Сутулого.
Нескладный высокий мужичок виновато скривился, помотал головой.
— Говорю же, не знаю… Во двор не зайти, приметят. У него, учителя этого, там соседки глазастые… Бабка эта… Рядом живет… Думал, дыру во мне просверлит. Пришлось уходить, чтоб не разговаривать… Потом, конечно, возвернулся… С огородов хотел, да тоже никак… Все просматривается… А эти… Ну, учитель и гости его, аккурат сидели за сарайкой, дымили. Я издаля наблюдал, а слышать не слышал, далеко больно.
— Долго сидели, говоришь? — поинтересовался хозяин.
— Ну… С полчаса точно… а то и поболя…
— А пацаненок? — внезапно уточнил Топор.
— А чего пацаненок? — удивился Сутулый. — Ну, прибегал мальчишка, да, ученик этого учителя. Так-то по школьным каким делам, своими ушами слыхал.
— Так ведь говоришь, он за учителем своим и гостями его следил и подслушивал, — сверкнув глазами из-под кепки, уточнил Топор.
— Ну… Было такое… — закивал Савелий. — Ага… Так пацан жеж, малой еще, любопытный. Пацанята, они жеж все любопытные, что твои куры, — уверенно закончил Сутулый.
— Куры? Причем тут куры? — удивился Топор, в миру Топорков Потап Михайлович, хорошо известный компетентным органам гражданин с темным прошлым.
Тот самый, которого доблестные чекисты желают поймать, да всё никак не удается. Уходить скользким угрем гражданин Топорков. Он же Вася Шмель, он же Леня Федоскин, он же Георгий Зубов. Фамилий и имен за хозяином комнаты числилась целая дюжина. Умел Топор скрываться, несмотря на свою тяжеловесную фигуру. Простодушное лицо Потапа многих вводило в заблуждение, обманывало своей располагающей улыбкой и приветливым взглядом.
Правда, если бы кто-то сказал Сутулому, что Топор умеет по-доброму смотреть, мужичок в коричневом пиджаке сразу бы перекрестился, моля Боженьку об одном: чтобы доброта Потапа прошла мимо него, не зацепив даже краем.
Лютый взгляд и нрав Топора хорошо знали те трое, что сидели в заброшенной деревне, сам Сутулый и все те, кто имел несчастье не оправдать ожидания Топоркова и нарушить договоренности по незаконным делам.
В годы Отечественной войны гражданин Потап перешел на сторону захватчиков не по трусости своей, не по молодости лет, не по глупости, не спасал собственную жизнь. Служить фрицам пошел Топорков добровольно. И служил им верой и правдой. Покуда не прижала фашистов Красная Армия, да не погнала с земли русской.
Понятное дело, бывшие хозяева, отступая, предателя с собой никуда брать не собирались. Вот и пришлось Потапу уносить ноги и прятаться. Попутно пристрелив и ограбив немецкого офицера, который имел неосторожность засветить перед Топором награбленное золотишко.
Советский Союз — страна огромная. В той неразберихи, что творилась в послевоенные годы, затеряться оказалось достаточно легко. Тем более, крови Потап не боялся, руки замарать тоже. Среди полицаев слыл Топор самым жестоким, жадным, но и хитрым, подлым. Своих сдавать не стеснялся, чужих тем более. После долгих преступных действий Топорков-таки оказался с чистым паспортом в сибирской глубинке. Огляделся и принялся добро наживать, лелея надежду с хорошими деньгами уйти на Запад.
Сколотил небольшую артель, организовал поиски оружейных захоронок. А там через бывших дружков-бандитов и прочих криминальных элементов наладил сбыт и торговлю.
Идея искать по лесам оружие времен Гражданской войны пришла в голову Топора на самых настоящих археологических раскопках, куда он прибился в качестве подсобного рабочего. Наслушался интересных бесед, прикинул, что да как, порылся в библиотеках по доступным простому советскому обывателю книгам. Вспомнил, что дед рассказывал про тайны сибирской земли. Принялся искать нужных людей, со знаниями.
На ловца, как говорится, и зверь бежит. В одной компании встретил забулдыгу-историка, хорошо владевшего исторической информацией. Бывший преподаватель медленно, но верно спивался после того, как в автокатастрофе погибли жена и сын. А тут Потап с предложением, с добротой и заботой. Мол, будем восстанавливать историческую память и справедливость, разыскивать братские могилы, устанавливать личности погибших, хоронить с почестями. Не только погибши в Гражданскую, но и тех, кто оказался в числе пропавших в годы Великой Отечественной войны.
Несчастный историк в пьяном угаре поверил, повелся. Потом поздно стало давать заднюю, когда осознал, во что ввязался. Впрочем, верный ординарец Топора по кличке Сутулый исправно снабжал пьяницу горячительными напитками для поднятия бодрости духа и отключения разума.
— Хорошо бы пацана выспросить, о чем учитель с гостями трепался, — внезапно прервал затянувшееся молчание Топорков.
— Да как его выспросишь-то? — озадачился Сутулый. — Я этого малька первый раз вижу. Он с моим племяшом не корешится.
— Плохо, — отрезал Топор, затушил папиросу, хотел было плеснуть чая в кружку, но чайник уже остыл.
— Сейчас я, сейчас, — засуетился коричневый пиджак, он же Сявка или Савелий Елагин по кличке Сутулый.
Длинный нескладный худой относительно молодой мужик, которого Топор одним прекрасным или не очень вечером спас от компании подвыпивших урок. Тогда Савелий в благодарность вызвался помочь пару раз приятному на первый взгляд спасителю, втянулся, рассказал всю свою несуразную жизнь. И про первую ходку по дурости, по малолетству, когда решили с пацанами на спор обнести газетный ларек. И про вторую, когда «западло» стало друганов сдавать, взял на себя грехи всей компании. Ну а после тюрьмы жизнь понеслась-поехала под откос. На работу не брали, перебивался случайными заработками. Только из-за старенькой больной матери держался на грани, не лез больше в криминал. Ну до того момента, пока не встретил на свою беду Топора.
Правда, Савелий Елагин о преступном военном прошлом Потапа не знал. Иначе бы сдал с потрохами советской милиции фашистскую мразь, не посмотрев на последствия лично для себя. Сава или Сявка, как чаще всего называли его члены артели черных копателей, фашистов люто ненавидел за погибшего деда, за расстрелянную семью матери, за чудом выжившую бабушку.
Но и Потап не дурак. Никто в компании могильщиков не ведал о его грязном прошлом, не знал настоящего имени.
— Ты все равно поищи, поспрашивай. Может, найдешь кого. Не нравится мне этот учитель, — принимая кружку с горячим практически черным чаем, снова повторил Топор. — Завтра снимаемся с места, все вывозим на второй схрон и по норам. На время затихаримся. Отправь мальца, чтоб к рассвету уже был.
— Да чего ты, Топор, — вскинулся удивленно Сутулый. — Отправлю, не переживай, — тут же торопливо закивал, но все-таки не выдержал, добавил. — Хорошо жеж всё. Никто и не возвращался, и пионеры не лезут, учитель вон дома сидит, гостей принимает. Было б чего, так мужики б весточку прислали.
— То-то и дело, что принимает… Чуйка, Савелий, дело такое, — осклабился нехорошо Потап. — Она мне не раз жизнь спасала. Надо бы… — начал было Топор, но оборвал речь на полуслове, недобро ухмыльнулся и принялся пить чай с баранками.
— Чего надо-то? — уточнил Сутулый, так и не дождавшись продолжения.
— То мое дело, — отмахнулся Потап. — Ты того… про пацаненка не забудь… Разузнай, о чем учитель трепался с гостями. Чуя, непростого гостя притащил парторг к молодому, да раннему.
— Сделаю, — кивнул Савелий, подлил себе чаю и преданно уставился на Топора.
— Чего сидишь? — грубо уточнил Потап минут через пять.
— Так это… — растерялся Елагин.
— Это, то… — передразнил Топор помощника. — Ладно, не обижайся, не со зла я, — тут же успокоил занервничавшего подельника.
— Так что? Иди, что ль?
— Чай допьешь и ступай. Найди мне этого пацаненка. Разузнай, о чем трепались, — еще раз наказал Потап, погружаясь в свои мысли.
— Сделаю, Михалыч, ты того… не переживай. Я через племяша… ага… найду и сделаю…
Сутулый сделал торопливый глоток чая, схватил две сушки, сунул в карман, натянул кепку и, стараясь не топать, буквально сбежал из комнаты.
— Не наш ты, сученыш, нутром чую, не наш. Чей? — процедил сквозь зубы Топор, не обратив внимания на бегство Савелия. — А страховка не помешает, мало ли что, — пробормотал Потап, потрогал чайник рукой, кивнул сам себе, вылил остатки в пустую кружку и налил себе свежего чая. — Фельдшерицу, говоришь, охаживает наш учитель? Это хорошо, это очень хорошо. Просто замечательно.
Если бы Сутулый в этот момент оказался рядом и увидел улыбку на лице благодетеля, креститься бы не стал, скорей бы побежал ставить свечку. За упокой или за здравие, тут как повезет.
Уходил я из дома задолго до рассвета. Поначалу хотел даже пойти той старой тропкой, о которой рассказывал Ванька Мальков, но передумал. Не зря в народе говорят: самая короткая дорога та, которую знаешь. Старым неизвестным ходом я еще ни разу не хаживал, велика вероятность, что выйду не туда, куда нужно. Заблудиться не заблужусь, но время потеряю. А время в нашем случае очень дорого. Интуиция твердила: не все так просто с этой небольшой группой черных копателей. Мутит что-то товарищ майор, или в каком он там звании, Иван Иваныч Иванов в сером костюме, то бишь товарищ Сергей Сергеевич Сергеев.
Раннее утро или поздняя ночь бодрили в лесу не по-летнему. Тишина стояла та самая, глубоко предрассветная, когда любой шорох или звук отдавались эхом на всю окрестность.
Рюкзак я собрал с вечера, закинул все самое необходимое: фонарь, запасные батарейки, воды, пару пачек галет, подумал и добавил пару банок консервов на всякий случай. Никогда не знаешь, как повернется очередное задание. Ну, само собой, спички, нож, веревку и остальное по мелочи. Если что-то пойдет не так, сумею продержаться в лесу пару недель точно.
Хотя, что может пойти не так? Моя задача — сбор данных, наблюдение и ничего более. Больше всего я переживал за Ваньку Малькова. Неугомонный пацан вполне мог устроить засаду возле дома, дождаться моего ухода и пойти следом. Впрочем, я надеялся на мечту Ваньки стать разведчиком, а в армии, как известно, приказы не обсуждаются. Приказ у Малька четкий: наблюдать, вести наблюдение за старой тропой, по которой когда-то деревенские ходили напрямки в гости в соседнюю деревню.
Надежда надеждой, но проверить, есть ли за мной малолетний хвост, я не забыл. Юного разведчика не наблюдалось, но расслабляться рановато, проверю в лесу.
Я тихим призраком скользил по лесу. Природа готовилась к пробуждению, от реки тянуло сыростью. В голове нет-нет да и мелькало сомнение в правильности нашей затеи. Не любил, когда меня используют втемную, когда не вижу всей картины.
Парторгу я верил, товарищу Сергееву — нет. Оставалось надеяться только на себя и на то, что наши доблестные органы в очередной раз не запутают сами себя в подковерных играх и игрищах, стараясь заслужить похвалу родимому ведомству.
Так, почти не скрываясь, но и без лишнего шума, я добрался до того самого места, где припрятал винтовку. Ту самую, которую Ванька Мальков потом отыскал. На поляне потоптался, покружился, а потом тихо растворился в предрассветных лесных сумерках, еще густых и непроглядных. И затаился недалеко от места схрона.
В импровизированной засаде просидел что-то около получаса, может, чуть больше. Только убедившись, что Ванька не идет за мной с отрывом, я тихо покинул свою лёжку и отправился уже скорым маршем к точке наблюдения за заброшенной деревней.
В этот раз решил идти по большому кругу, на всякий случай зайти с другой стороны, попытаться отследить передвижение черных копателей с противоположной стороны улицы. Если повезет, проберусь на чердак соседнего дома, что через дорогу от базы падальщиков, и устрою там наблюдательный пост.
Широкий круг сожрал прилично времени, но оно того стоило. Судя по всему, граждане копатели совершенно не знакомы с военной тактикой и стратегией. Посты не выставлены, как и тогда, когда я приходил проверять Ванькину информацию. Не расставили даже элементарных самодельных сигнальных ловушек. Чего уж говорить про дом напротив. В нем не только бывшие хозяева давным-давно не появлялись, но и незваные жители заброшенной деревни ни разу не ступали на соседний двор.
Забралсяя на чердак, устроился почти с комфортом. С мышами, кстати, повезло, не обнаружил. Лишний шум ни к чему. Сомневаюсь, что мои соседи обратят внимание на мышиную суету и писк на чердаке пустого дома, но береженого Бог бережет.
Светало. В доме напротив все еще сладко спали. Я усмехнулся, поражаясь безалаберности граждан, занимающихся незаконной деятельностью. Непуганые, как голуби у нас на городской рыночной площади в той моей прошлой жизни. С одной стороны, и хорошо, захват легче пройдет. С другой стороны, может, в доме и нет уже никого, что-то слишком тихо. Я решил понаблюдать еще с полчаса, если никто не выйдет отлить из дома, или не замечу никакого движения, отправлюсь в ближнюю разведку.
Только собрался на выход, как входная дверь распахнулась с противным скрипом, на пороге появился все тот же мужик, что и в прошлый мой визит. Похоже, организм у падальщика работает как часики, в одно и то же время зовет до ветру.
В тот момент, когда верзила завернул за угол, я заметил какое-то движение на другом конце улицы. Кто-то не шел, а бежал с противоположного конца деревни, судя по всему, не ребенок, но и не взрослый. Вскоре стало понятно: неизвестный юноша лет двадцати принес копателям какую-то весть.
Мальчишка оказался незнакомым. Во всяком случае, в утреннем рассеянном свете я его не признал. Не учил этого парня в прошлом учебном году. Похоже, посланник или уже учится в училище и летом прибыл на побывку к родне, или просто гостит у тетки с дядькой или бабки с дедкой. Разберемся позже. Физиономию парнишки я сумел срисовать, вспомю.
Паренек распахнул калитку, не особо скрываясь, и испуганно замер посреди двора. На крыльце появился хмурый заспанный мужичонка с наганом в руках.
— А, это ты, малой, чего тебе? — сипло выдавил из себя встречающий.
— Записку передать, — проблеял пацан, явно струхнув, судя по напряженной спине.
— Чего тут у тебя? — застегивая штаны, вывалился из-за угла любитель ранних утренних процедур.
— Да вон, Топор Костяна прислал, с бумажкой какой-то. А я его чуть не грохнул, — ухмыльнулся коротышка с оружием в руках.
— Ответ писать будете или на словах? — недовольно буркнул посланник, переступив с ноги на ногу.
— Подъем, хватит спать! Топор велит оперативно складываться и уходить на вторую точку, — прочитав записку, рявкнул коротышка.
«Костян, Костик, значит. И вторая база, — машинально отметил про себя. — Интересно, товарищ Сергеев в курсе, что у копателей еще одна точка схрона имеется? Надеюсь, да. Проследить-то я прослежу, да только доложить оперативно не сумею, со связью между нашими группами беда. Нет в этом времени мобильных телефонов».