Учитель. Назад в СССР-6

Глава 10

Оксана неторопливо шагала по тропинке вдоль речки в сторону лагеря семиклассников, надеясь, что Митрич ничего не напутал и указал верную дорогу. В аккуратных резиновых сапожках, в ветровке и синем платочке девушка выглядела не менее прекрасно, чем в белом рабочем халатике или в летнем ярком сарафане. За спиной у фельдшерицы висел рюкзак, набитый нужными вещами: от еды до аптечки на всякий случай. К нему Гринева приторочила палатку, раздобытую у Степана Григорьевича.

Завхоз удивился, но походным инвентарем поделился, хоть и предлагал Оксане идти налегке, а ночевать с девочками в одной палатке. На боку болталась полная фляжка, ритмично постукивая по ноге и едва слышно булькая.

Настроение у девушки было отменным. Оксана радовалась раннему утру, вкусному лесному воздуху с примесью трав и цветов, пению птиц, шелесту листвы и предвкушала хороший приятный отдых.

Пусть и с детворой, но зато рядом с человеком, который последнее время все время больше и больше занимал мысли фельдшерицы. Егор был надежным, уверенным в себе, честным и открытым парнем. Поначалу Гринева его сторонилась, памятуя свой непростой жизненный опыт общения с противоположным полом. Но та ночная встреча и прогулка заронили в сердце доверие и симпатию к юноше.

А еще Оксану привлекала некая загадочность, едва уловимая странность, присущая Егору. И девушка старалась поймать эту странность, прояснить для себя. Но эта мелочь оказалась настолько неуловимой, что Гринева практически позабыла о том, что первое время ее глодало желание выяснить все подробности о прошлой жизни Егора.

Познакомившись с Елизаветой Бариновой, Оксана снова насторожилась, решила, перед ней обычный обманщик, который влюбляет в себя девушек, а потом бросает, разбивая сердца. Но благодаря Бариновой, ее капризам и интригам, Гринева пережила месяц бурных эмоциональных моментов, благодаря чему убедилась: Егор хороший парень. А некоторые странности молодого учителя связаны с трагической историей первой любви.

С чего она решила, что любовь с Лизаветой у Егора приключилась первая, Гринева не смогла бы объяснить даже себе. Но была уверена: Баринова так сильно повлияла на жизнь и характер Егора своей взбалмошностью и дурным поведением, что предательство возлюбленной стало для Зверева последней каплей. Именно поэтому он сбежал из столицы, отринув перспективы и начал жизнь с чистого лица. Эта романтичная причина, правда, отошла на второй план, когда Оксана чуть побольше узнала мотивы и устремления Егора. Но и они пришлись ей по душе.

Сама девушка мечтала совершить прорыв в медицине и очень сожалела, что не имеет возможности стать доктором, а время подвигов осталось в прошлом. Гринева хорошо знала историю медицины, восхищалась известными врачами и прославленными хирургами. Но больше всего девушку волновали скромные подвиги простых фельдшеров.

В спальне Оксаны над рабочим столом на стене разместились две черно-белые фотографии в деревянных рамочках. С обоих снимков строго смотрели на Гриневу женщины. Одна совсем юная, другая пожившая жизнь. Два фельдшера: Анна Евдокимовна Ланевская и Гнаровская Валерия Осиповна стали для Оксаны предметами подражания.

Анна Евдокимовна в годы Великой Отечественной войны под самым носом у фашистских оккупантов организовалаа подпольный госпиталь, в котором спасала жизни раненным бойцам. Фельдшерский пункт стал отличным прикрытием для всего подпольного движения. Оккупанты уважали Анну Евдокимовну и не трогали фельдшера. Ланевская тайно снабжала партизанские отряды медикаментами, перевязочными материалами. А еще подпольщики распространяли антифашистские листовки.

Каждый раз, вспоминая историю Ланевской, Оксана переживала до слез. Богатое воображение фельдшерицы рисовало мрачный ноябрь сорок первого года, когда фашисты обнаружили землянку, в которой находилось одно из отделений подпольного госпиталя. Вскоре за Анной Евдокимовной пришли. Один из раненых не выдержал пыток и выдал подпольщиков. Ланевскую повесили в январе сорок второго, но дело продолжил сын Анны Евдокимовны.

Еще один подвиг будоражил душу Оксаны и вызывал боль в сердце и гордость за коллегу. Совсем молодая санитарный инструктор Валерия Гнаровская попала на фронт в сорок третьем году. Когда рота, что участвовала в бою за Днепр, попала под пулеметный обстрел ненавистного врага, Гнаровская осталась с раненными в наскоро сооруженном медицинском лагере. Санинструктор и бойцы ждали транспорт. Но вместо машины с красным крестом на борту рано утром появился фашистский «Тигр». Чтобы спасти своих раненых подопечных, девушка собрала у бойцов сумки с гранатами и кинулась под гусеницы железного монстра. Ценой своей жизни Валерия Граневская спасла семьдесят бойцов.

Оксана Гринева представляла себя на месте и Ланевской, и Гнаровской, часто размышляя, сумела бы она, фельдшер Гринева, совершить такие подвиги. «Да, смогла бы», — уверенно отвечала сама себе фельдшерица каждый раз с замиранием сердца. И немного огорчалась тому, что в мирное время нет возможности совершить подвиг во имя Родины и советских людей.

Но Гринева хорошо помнила слова старенького доктора, который читал лекции у них на курсе: не бывает больших или маленьких подвигов, честное служение человеку — в этом суть врача. Еще профессор любил цитировать Чехова: «Профессия врача — это подвиг. Она требует чистоты души и помыслов. Надо быть ясным умственно, чисто нравственным и опрятным физически».

Эти слова, написанные от руки на альбомном листе крупными печатными буквами, Оксана разместила рядом с фотографиями. Каждый день, кропотливо выполняя свою работу, девушка мечтала совершить нечто особенное. Не славы ради, но для того, чтобы облегчить жизнь больных, улучшить медицину в сельской местности и совсем уж в невероятных глубинах Советского Союза.

Счастливая Оксана шагала по июльскому лесу, мечтая, радуясь жизни и короткому отдыху. Жизнь фельдшера — это каждодневный сложный труд. Особенно когда ты молодой специалист, пусть и с небольшим опытом работы в медицине.

Гринева радовалась, когда сумела добиться перевода в Жеребцово, сбегая от сердечной боли и неприятной истории. Жених, можно сказать, бросил Оксану чуть ли не на ступенях ЗАГСа, ушел к другой. Хуже всего, что разлучницей стала лучшая подруга Оксаны. Спустя месяц, пока Гринева обивала пороги, чтобы перевестись в другое место, изменщик вернулся, просил прощения, каялся и винил во всем Оксанину подругу, упирая особо на то, что «Катька меня соблазнила, подпоила и все подстроила, чтобы ты первая узнала». Для Оксаны не играло никакой роли, кто кого соблазнил. Бабушка воспитала внучку не только в строгости, но и привила жизненные принципы, один из которых звучал грозно: предавший однажды, предаст и во второй раз. Прощать Гриневу в семье научили, возвращать в жизнь предателей — никогда.

— Ну, и где же вы? — воскликнула Оксана, останавливаясь и вертя головой. Согласно точке на карте, которую обозначил Митрич, Егор и ребята должны быть где-то здесь. Но почему так тихо вокруг?

— Не может быть, чтобы ребятня вела себя так скромно. Может, у них сейчас сончас? — с сомнением фыркнула Гринева, и сама тут же рассмеялась. — Ага, у семиклашек и тихий час. Летом. Скорее, пошли куда-то в поход, придется искать лагерь самой и ждать, — огорченно проворчала фельдшерица, внимательно огляделась по сторонам и медленно двинулась по тропинке, поглядывая на карту, что достала из кармана.

— Ага, где-то тут нужно повернуть к реке… И вот они! — радостно воскликнула Гринева, появляясь на поляне.

— Ой… а где все? — растерянно пробормотала девушка, оглядывая закрытые палатки, потушенный костер, тщательно убранные кухонные вещи, надраенные ложки, которые сушились на цветастом полотенчике, расстеленном на траве.

— Ну, точно в поход ушли, — огорчилась Оксана, скидывая рюкзак. — Хоть бы записку оставили, куда и зачем, — проворчала фельдшерица. — Кому записку-то? Егор ведь не знал, что я приду…

Девушка постояла в центре лагеря, вздохнула и решила заняться хозяйственными делами: разбить свою палатку, разложить вещи, переодеться в купальник и поплавать. Вещей в рюкзаке было не так уж и много, Оксана планировала следующим вечером отправиться обратно в Жеребцово, потому как прием больных в понедельник никто не отменял.

— Егор Александрович! Ну чего так рано! А давайте тут заночуем? — загудел Витька Заречный.

— Где мы тут ночевать должны? Совсем уже? — возмутилась Верочка Лузгина. — Все наши вещи там, — девочка махнула рукой в сторону леса. — И палатки… На траве что ли спать прикажешь?

— А хоть бы и на траве, чего такого? — подбоченился Витька. — Подумаешь, неженка! Принцесса на горошине! — поддразнил одноклассницу Витька.

— Сам ты принцесса! — возмутилась Вера. — Егор Александрович! Скажите ему, чего он обзывается!

— Принцесса, принцесса! Неженка! — строя рожицы и кривляясь, запел Заречный, подскакивая на одной ножке.

Вера подскочила к мальчишке и попыталась стукнуть по лбу. Виктор отпрыгнул, запутался в собственных ногах, потерял равновесие и со всего размаху плюхнулся в речку.

— Ну, вот теперь из-за тебя одежду сушить, — недовольно проворчал мальчишка, выбираясь на берег.

— А нечего было дразниться! — гордо заявила Верочка, скрестив руки на груди, и совсем уж по-детски показала пацану язык.

— А давайте напоследок искупаемся? — предложил Ленька Голубев, косясь на мокрого товарища. — Витька заодно вещи посушит.

— Да ну, пошли уже в лагерь, — закапризничала Лузгина. — Сам виноват, вот пусть и топает мокрый!

— Идея хорошая, — согласился я, глядя, как Виктор отжимает майку и штаны. — Запасные вещи у тебя в лагере? — уточнил у мальчишки.

— Ну да, — мрачно подтвердил Витька.

Уточнять «говорил же, что с собой взять» не стал. И так всё понятно. Рюкзаки ребят перед нашей прогулкой я не проверял, но четко обозначил, что нужно прихватить с собой. Как говорится, теперь Виктор сам себе непослушный Буратино.

— Кидай на ветки куста, ветерок, тепло, быстро просушится. Одежда легкая, — показал рукой на удобный кустарник. — Ну что, купаться?

— Да-а-а! — с энтузиазмом завопили мальчишки и понеслись к воде, на ходу скидывая штаны.

Девочки снисходительно смотрели вслед одноклассникам, всем своим видом демонстрируя чисто женское мнение: что с них взять, с этих непослушных мальчишек!

— Егор Александрович, а Ванька рассказал, куда ходил? — поинтересовалась Таисия.

— Так Ваня вроде всем рассказал, — нейтральным тоном ответил семикласснице.

— Все да не все, — Тася хитро на меня покосилась. — Уверена, Ванька не всем с нами поделился. А вам в лесу всё по-честному рассказал, ну, когда вы за хворостом ходили.

«Прозорливая какая», — усмехнулся я, но вслух ответил другое:

— Ничего больше Ваня не рассказывал. Ну, разве что в соседнем дворе сильно напугался, — с серьезным лицом продолжил я.

— Напугался? — глаза девочек загорелись. — А кто его испугал? — поинтересовалась Верочка, предвкушая страшную историю. — Там кто-то был? А почему к нам не вышел? А может, местный житель остался, не захотел уезжать? Покидать родной дом! — перебирала версии Лузгина.

— Ух, сколько вопросов, — помотал я головой. — Говорит, медведь в сарае засел и бурогозил, — будто стараясь держать серьезный тон, ответил девочкам. — Крупный, говорит такой, и голодный.

— Ме-е-э-дведь? — пискнула Вера, вскинув испуганный взгляд и раскрыв рот буквой «О».

— Медведь, — подтвердил я.

— Да вот и неправда ваша, Егор Александрович, — фыркнула вдруг Таисия.

— Это еще отчего такое заявление? — наигранно возмутился я.

— Не было там никакого медведя, выдумал Ванька всё, — уверенно заявила девочка.

— Отчего же ты так думаешь? Продолжил допытываться у семиклассницы.

— Да не полезет мишка просто так к человеческому жилью. Сейчас лето, еды много, чего ему в деревне делать? — уверенно ответила Тася.

— Так деревня же заброшенная, — пискнула Верочка. — Вот медведь и полез еду добывать. Ну, малина там, может, во дворе осталась, или консерва какая…

— Малина может и осталась, да ему-то зачем? В лесу всего полно, — философски заметила Таисия. — А консерва не пахнет, — девочка задумалась на секунду, потом добавила. — Ну, если конечно консерва открытая, она прям воняет тухлым. В деревне-то никто не живет. А на закрытую мишка и не пойдет, не учует. Разве что из рюкзака у туриста банка выпадет, тогда еще подберет, на зубок попробует.

— Ну, может это медведица была! И ей молока для медвежонка не хватало, вот она и пошла искать по дворам.

— Ты что! — хихикнула Таисия. — Думаешь, медведица полезла в сарай корову искать? Или молоко в бидоне? К тому же медвежата летом не родятся, — авторитетно объявила Громова. — Мне дед сказывал, а тебе, Вера, стыдно не знать, не в городе живешь, да и папка у тебя на охоту похаживает.

— Мне-то что! — фыркнула Верочка. — Ну, ходит, зайцев да птицу носит, не медведей же. Да и вообще, откуда мне знать, когда там медвежонки родятся.

— Медвежата, — машинально поправила подругу Молчаливая Валя.

— Ну, пускай медвежата, — согласилась Вера. — Главное, чтобы медведь сюда не пришел. А вот если придет. что мы делать будем, Егор Александрович?

— Не придет, — авторитетно заявила Тася, не дав мне ответить. — Мы шумные очень, а медведи шума не любят, говорила ведь.

— Ну и хорошо, — вздохнула Вера с облегчением, а потом поинтересовалась. — Егор Александрович, а как вы думаете, соврал Ванька, или не соврал?

— Про медведя? — уточнил у девочки.

— Ну да, — подтвердила Лузгина.

— Скорее пошутил, чтобы другим неповадно было от коллектива бегать, — улыбнулся я и крикнул. — Ребята, давайте на берег, обсыхаем и в лагерь.

— У-у-у… Ну можно еще пять мину-у-ут! — загудели пацаны.

— Пять минут, время пошло, — согласился я, поднял руку с часами, постучал пальцем по циферблату, показывая, что засек.

Мальчишки с утроенным азартом принялись гоняться друг за другом, нырять, прыгать с плеч друг дружки, орать и плавать.

— Чисто дети, — голосом умудренной опытом матроны объявила Верочка. — Им бы только веселить и орать да глупости делать.

— Мальчишки, — хмыкнула Таисия. — Что с них взять.

— Ну да, — поддержала подруг Валя. — А вещи собирать будем?

— Будем, — подтвердил я.

В скором времени мы с девочками собрали всю посуду, упаковали в рюкзаки и продолжили наблюдать, как одноклассники по одному выбредают на берег все так же с визгами, брызгами, хохотом.

— Уф, — отфыркиваясь и впадая на траву, прыгая на одной ножке, чтобы вылить воду из ушей, фырчали семиклассники. — Хо-ро-о-о-о-шо-о-о! Что вы-то не пошли, девчонки?

— Накупались, — вздернув носик, выдала Верочка. — Вам бы все плавать и развлекаться.

— Так лето же, каникулы, чего еще делать-то? — искренне изумились пацаны.

Через полчаса мы собрались, покинули поляну и выдвинулись в обратный путь.

— Эх, хорошо бы мы пришли, а в лагере уже ужин, — размечтался кто-то из ребят.

— Держи карман шире, — хмыкнул Васька Кнут. — Разве что мишка забредет на наши палатки, да и сварганит кашу.

— Ага, мишка скорее сам все подберет, чем нам приготовит, — хохотнул Борька Усатый. — Эх… а ведь и вправду хорошо было бы вернуться и сразу горяченького пожрать.

— Фу, Борька! Что за слово! — фыркнула Верочка. — Тамары Игнатьевны на тебя нет!

— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнул Усатый, ребята дружно рассмеялись. — А вот кто уже читать-то начал летом?

— Я, — ответила тут же Таисия.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Борька. — А я вот не хочу. Вот скажите, Егор Александрович, вот за что нам такие мучения, а? Вот и в каникулы никак от школы не отделаешься! То задачки какие-то, то дневники, то книжки эти дурацкие.

— Чего это они дурацкие! — возмутилась Валя. — Сам ты дурацкий! Да если хочешь знать, человек без книги вовсе бы вымер! — Евсеева помолчала и припечатала. — Как мамонт!

«Ого, какой у меня в классе знатный книголюб, запомню», — удивился я, слушая, как молчаливая Валентина яростно защищает чтение.

— Кем ты станешь, если читать-то не будешь? — наступала на растерянного оппонента Валя.

— Ну и кем? Ну и стану! И специалистом стану! — отбивался Борька. — Подумаешь, чтение! Комбайн водить большого ума не надо. Выучился и за баранку, все дела. И почет тебе и уважение!

— Ага, вот скажу дядь Федору, он тебе покажет почет и уважение! — усмехнулась Верочка. — А инструкции читать? А если сломалось чего, как узнаешь, что чинить?

— А чего там читать! Разобрал, починил и собрал.

— Все-то у тебя просто, Борька, — хмыкнул Генка Соловьев. — А вот скажите, Егор Александрович, нужно комбайнерам и вообще колхозникам уметь читать? Ну, уметь-то надо, да. А вот всякие там умные книжки по школьной программе. Вот мне они к чему? Я восьмой класс закончу и пойду профессию получать. Ну, вот и буду по профессии читать чего умного. А всякие там сказки да расссказки — это пусть девчонки читают. Мне-то зачем?

— Хороший вопрос, — улыбнулся я. — Предлагаю подумать над ним, поразмыслить. А осенью пригласим к нам в класс в гости… ну вот, скажем, Федора Евгеньевича Усатого, отца Бориса, и вы лично у него поинтересуетесь: нужно ли образование простому советскому комбайнеру.

— Образование-то нужно, — досадливо буркнул Генка. — А книжки всякие ненужные, ху-до-жест-вен-ные, — мальчишка по слогам произнес слово. — Вот к чему они? Чему научат-то? Ни гайку закрутить, ни топором дрова нарубить, чушь одна про любовь и зверушек.

— Сам ты чушь! — возмутилась Валентина. — А про подвиги? А про дружбу и любовь? Как ты жить-то будешь, если не прочитаешь, как это — правильно дружить, иди подвиг совершать.

— Подвиги — они от души идут, Валя, много ты понимаешь, — возмутился Ленька Голубев, до этого молчавший. — С дружбой тоже все просто — дружи себе и все. И товарища в беде не бросай, и своих не сдавай, а чужим можно и тумаков.

— Да за что же? — удивился я.

— А чтоб не лезли, — выпалил Ленька.

— Для профилактики, что ли? — усмехнулся в ответ.

— Ну пусть будет для профилактики, — согласился Голубев.

— Но ведь ты тогда и не узнаешь, что подвиг совершил, ежели книжку не прочтешь! — горячилась Валентина Евсеева.

— Так ежели наградят потом, значит, подвиг, чего тут узнавать-то, — пожал плечами Голубев.

— Подвиги, Леня, бывают разные. За иные и не награждают, а человек этот подвиг совершает каждый день, — заметил я.

— Это как так? — удивился мальчишка.

— Ну вот, к примеру, в нашем селе люди каждый день совершают малые подвиги. Битва за урожай, за технику, за приплод. Сохранить и преумножить народное добро — это тоже подвиг. Или вот врачи…

— Ой, здрассти… А вы тут чего? — договорить я не успел, звонкий голос Леонида прервал мои размышления.

— И правда, Оксана Игоревна, вы тут откуда? — не меньше, чем Голубев, удивился я.

— Так из села, — улыбнулась Гринева. — Кушать хотите? Я там вам супчика сварила. И пирожков принесла.

— Ура-а-а! Хотим! — дружно заорали семиклассники.

Строй пионеров дрогнул, распался, и через минуту мы с Оксаной остались вдвоем на тропе, что вела к лагерю.