Учитель. Назад в СССР-6

Глава 1

— Доброе утро, Мария Сергеевна, — вежливо поздоровался я со спиной классной руководительницы седьмого класса. Товарищ Васильева пулей вылетала из кабинета директора мы едва успели разминуться в приемной. Я заметил, что глаза у Марии были заплаканы. «Неужели Юрий Ильич узнал про несостоявшийся салют и отчитал?» — удивился я, постучал в кабинет директора.

— Разрешите, Юрий Ильич?

— Входите, Егор Александрович, — буркнул хмурый Свиридов, дергаными движениями перекладывая папку с места на место. Я отметил про себя, что это личное дело Марии Сергеевны Васильевой. Что происходит.

— Вызывали, Юрий Ильич? — поинтересовался у директора.

— Вызывал, присаживайтесь, Егор Александрович, — Свиридов тяжело вздохнул, взмахом указав на стул.

— Слушаю вас, товарищ директор, — аккуратно поторопил я начальство.

— Егор Александрович, — тепло улыбнулся Юрий Ильич, останавливаясь напротив меня.

Я как-то сразу подобрался: когда начальство обращается к тебе с такой ласковой улыбкой, добра не жди.

— Вы хорошо зарекомендовали себя в этом году. Я очень рад, что вы не просто влились в наш маленький коллектив, но постарались и нашли со всеми общий язык. Дети вас любят и уважают, коллеги ценят и уважают. Да что там, родители тоже отзываются с уважением. Да-да, и не скромничайте, — замахал руками Юрий Ильич.

— Я и не собирался, — едва слышно фыркнул себе под нос, чуть громче заметил. — Но…

— Что «но»? — насторожился Юрий Ильич.

— После таких хвалебных нот обычно следует не очень приятное «но», та самая ложка дегтя на бочку меда, — философски заметил я.

— Что вы, Егор Александрович! Никакого дегтя, — смутился Свиридов. — Только мед.

— Угу, горчичный, видимо, — хмыкнул я. — Так что вы имеете мне сказать, Юрий Ильич? Товарищ Григорян потребовала моего увольнения?

— Что? Да вы что! — воскликнул Юрий Ильич. — Товарищ Григорян в полном восторге! Наша идея последнего звонка ее так впечатлила, что Аделаида Артуровна будет писать докладную записку на облоно и рекомендовать подобные мероприятия для всех школ. Впрочем, наш День знаний товарищ инспектор тоже включит в свою записку. Думаю, со следующего года все школы Новосибирской области будут охвачены новыми мероприятиями.

«Охвачены, слово-то какое… — поморщился я. — Хочется избежать повсеместной обязаловки. Как сохранить баланс между надо и хотим? Чтобы дети с удовольствием принимали участие во всех интересных начинаниях, чтобы сами горели идеями? Нужны молодые и активные учителя, — решил про себя. — Но ведь и старое поколение еще ого-го, наша Тамара Григорьевна десятерых молодых специалистов стоит, — тут же мелькнула мысль».

— Егор Александрович, да вы меня не слушаете, — воскликнул Юрий Ильич.

— Что? Простите, Юрий Ильич, задумался, — покаялся я. — Внимательно слушаю, весь ваш.

— Понимаю, после вчерашнего инцидента думаете, признаваться, или нет? — директор неожиданно мне подмигнул.

Я напрягся.

— Какого инцидента? — осторожно уточнил.

— Ну как же, как же, — улыбнулся Юрий Ильич, в глазах директора плясали черти. — Мария Сергеевна уже поведала мне эпопею, и снова в главной роли ее семиклассники.

— Не слыхал. Что случилось? — нейтральным тоном поинтересовался я.

Седьмой класс я сдавать не собирался, ситуация закончилась благополучно, потому не считал нужным докладывать обо всем директору. Потому слова Свиридова стали для меня сюрпризом.

«Ну конечно, маленькая болтушка Варя, видимо, все рассказала классной руководительнице», — озарило меня.

— Знаю-знаю, остановили катастрофу, не дали случиться очередному… хм… салюту… — усмехнулся Юрий Ильич. — За что вам отдельная благодарность.

— Да не было никакого салюта, товарищ директор. Ну, собрали мальчишки пачку пистонов, хотели устроить настоящий военный салют из игрушечных пистолетов, — отмахнулся я.

— А панелька с камнями?

— Да бросьте вы, не критично. Ну, стукнули бы мальчишки по этой фанере с пистонами досками с гвоздями. И что? Ну, стрельнула бы часть из них, и то сомневаюсь. Ничего серьезного. По сравнению с осенью это даже не детские шалости. Это ясельная группа развлекается, — хмыкнул я.

— Ох, Егор Александрович, сдается мне, не все так просто, — выдал директор и выложил на стол пистолет.

— Вот сейчас не понял, — я уставился на оружие, затем перевел взгляд на Свиридова.

— Тут такое дело… — Юрий Ильич тяжело вздохнул. — Пистолет боевой, трофейный…

— Мне сдали все игрушки, Юрий Ильич. Боевого не было. Откуда? — напрягся я, готовый защищать пацанов. — Не было у них боевого оружия.

— Было, Егор Александрович. Семиклассница Верочка Лузгина вытащила из портфеля у одноклассника Геннадия Соловьева и спрятала. Девочка не знала, что револьвер боевой. Хорошо, старший брат заметил, отобрал, выспросил все, и мне принес. Такие дела.

Я молча смотрел на директора, Свиридов печально разглядывал меня.

«Твою ж дивизию… Спасибо, маленькая Вера, за то, что ты обиделась на пацанов и решила испортить им всю малину. Если бы стреляли боевыми, кто его знает, как оно обернулось бы. Не дай бог шальная пуля попала бы в человека…» — пронеслись в голове мысли.

— М-да… Тот самый случай, когда некрасивый, неправильный поступок, что называется, спас ситуацию, — пробормотал директор, убирая пистолет обратно в ящик.

— Это точно… — подтвердил я, не зная, как реагировать на откровенность директора.

— Но позвал я вас по другому вопросу, Егор Александрович, — Свиридов аккуратно поправил документы и папки на своем столе, выровнял их по линеечке.

— Не тяните, говорите сразу, Юрий Ильич. Теряюсь в догадках, если честно. Мои, что ли, вчера начудили? Напились? — предположил я.

— Что вы, Егор Александрович! Удивительно, но факт: десятый класс… кхм… отмечал, конечно, последний звонок, как без этого… но в пределах… да-да… все было, скажем так, прилично… И по домам рано разошлись.

— Я в курсе, но мало ли, ночь длинная, всякое может случиться, — кивнул я с облегчением. — Тогда что?

— Тут такое дело, Егор Александрович… Мария Сергеевна… Она… утром посетила меня с неприятной новостью. Товарищ Васильева планирует покинуть нас.

— Это как? — затупил я.

— Мария Сергеевна написала заявление об увольнении, — развел руками директор.

— Причина? — поинтересовался я.

— Переезд в другой город. Да и… — директор вздохнул.

— Седьмой класс? — высказал я догадку.

— Именно, Егор Александрович. Машенька… Мария Сергеевна сильно расстроилась из-за последней выходки. Андрей, брат Верочки, к ней ведь пришел с находкой своей страшной… Машенька с утра ко мне и прибежала… Ну и…

Директор в очередной раз огорченно вздохнул.

— Уж как я ее ни уговаривал, Мария Сергеевна ни в какую не соглашается. Устала, говорит, сил больше никаких нет с этими хулиганами бороться. А какие они хулиганы? — в никуда поинтересовался Свиридов, не ожидая от меня ответа. — Они же дети, пацаны… Им все любопытно… Хуже то, что у некоторых семиклашек и отцов-то нет. А которые есть, так на работе все время… Не до воспитания…

Директор замолчал и уставился на меня. Так мы и сидели некоторое время в молчании, пока я не уточнил:

— Так, а от меня вы что хотите, Юрий Ильич?

— Что? Ах да…

Свиридов побарабанил пальцами по столешнице.

— Мария Сергеевна решение приняла и менять его не намерена. К тому же и сроки у нее по распределению давно все вышли, имеет право, так сказать. Отработала свое, с переработкой, так сказать. Теперь вольная птица… Так бывает, не сложилось в одном месте, человек ищет, где лучше. Вы меня понимаете, Егор Александрович? — Свиридов снова на меня уставился.

— Понимаю, — осторожно заметил я, начиная понимать всю глубину утреннего сюрприза.

— Так вот, мы тут с товарищами посовещались… — Свиридов снова замолчал.

«И когда успели-то?» — подумал я., но вслух ничего не сказал. Не дождавшись от меня нужного вопроса, Юрий Ильич в очередной раз тяжко вздохнул и закончил свою мысль.

— Кто лучше всего справится с мальчишками? Особенно с очень активными ребятами! Кроме мужчины, никто. А у нас только один свободный мужчина в школе. Это вы, Егор Александрович, — старательно улыбаясь, выдал Юрий Ильич.

— Ну, положим, мужчин у нас несколько, и все свободные, — заметил я.

— Но именно к вам тянутся ребятишки из седьмого класса, — уверенно продолжил давить директор. — Именно вам они доверяют свои… хм… детские тайны, вас уважают, к вам бегут за помощью, — Юрий Ильич прямо-таки профессионально пел дифирамбы моему педагогическому чутью.

— Я вас услышал, товарищ директор. Одно не пойму: как связаны мои отношения с седьмым классом, с мужской его частью, и увольнение Марии Сергеевны?

— Егор Александрович! — торжественно начал Юрий Ильич. — Официально объявляю вам: вы назначаетесь классным руководителем седьмого класса. Поздравляю вас! — радостно закончил директор.

— Вот тебе бабушка и золотуха после вчерашнего поноса, — проворчал я, не сдержавшись.

— Что?

— Нет, ничего, — чуть громче произнес я. — Почему мне такая честь? Григорий Степанович в свободном полете, — поинтересовался у Свиридова, понимая, что от оказанной сомнительной чести не откажусь.

Свиридов прав: мальчишки не хулиганы, просто слишком любознательные, активные, добрые и очень любят жить. Ярко жить, искренне, с фейерверками. Ну что же, наличие неутомимой энергии имеется, будем направлять в нужное русло.

— Впрочем, да, почему я уже понял, — тут же добавил вслух.

— Простите, что? — изумился Юрий Ильич.

— Говорю, причины вашего решения я уже слышал, можно не повторять. Доверие, уважение и далее по списку.

— Именно, товарищ Зверев! — просиял Свиридов. — Я рад, что мы с вами понимаем друг друга! Поздравляю, теперь вы — классный руководитель седьмого класса. Мария Сергеевна дорабатывает этот месяц, затем уходит в отпуск с последующим увольнением. У вас есть время, чтобы принять дела, узнать характеристики ребятишек. Мой вам добрый совет: обязательно поговорите с Машенькой… С Марией Сергеевной. Бумажки не покажут вам начинку, человеческое нутро. А Мария Сергеевна расскажет про каждого своего ученика, кто чем дышит, о чем мечтают.

— Обязательно, Юрий Ильич, всенепременно, — заверил я. — Могу идти?

— Что? — похоже, директор не ожидал такого быстрого согласия, готовился к затяжным переговорам. — Так вы согласны, Егор Александрович? — радостно воскликнул Свиридов.

— Кто, если не я, — усмехнулся в ответ. — Согласен, товарищ Свиридов.

— Замечательно! Прекрасно! — Директор вышел из-за стола, подошел ко мне и принялся активно пожимать мне руку. — У вас всё получится, Егор Александрович. Ребята замечательные. А вы учитель, прирожденный учитель!

— Угу, — хмыкнул я, пытаясь вернуть свою конечность.

— Простите, — смутился Юрий Ильич, выпустив из захвата мою ладонь. — Замечательное утро, вы не находите? — улыбнулся директор. — Прям гора с плеч, — доверительно сообщил Свиридов и тут же озабоченно добавил. — Как ваши? Готовы к экзаменам?

— Всегда готовы, — заверил директора.

— Ну, ждем-да ждем… Поговорите с Машенькой… с Марией Сергеевной… И ребятам сообщите, летняя практика уже с вами, Егор Александрович, — напомнил Юрий Ильич, возвращаясь за рабочий стол.

— Понял, товарищ директор. Могу идти? — уточнил я.

— Да-да, Егор Александрович, — кивнул Свиридов. — Благодарю от всего коллектива и поздравляю с новым классным руководством.

— Спасибо, — усмехнулся я, покидая директорский кабинет.

Ну что же, новый учебный год обещает быть веселым. Впрочем, как и летние каникулы. Лучший способ узнать людей поближе, с которыми предстоит работать бок о бок, это сходить с ними в поход. Лето, каникулы, лес рядом. Осталось придумать интересную причину, озвучить ее пацанам, собрать рюкзаки и отправиться в увлекательное путешествие вокруг села с ночевкой.

— Вы ничего не понимаете! — возмущалась очаровательная блондинка с голубыми глазами, пухлым ротиком, потрясая тщательно уложенными кудрями. — Он — новое лицо нашей страны! Мы все должны на него равняться!

— Глупости! Я слыхал, что у него папаша в министерстве, вот и выпендривается.

— Кто? Папаша? — хмыкнула вальяжная брюнетка.

— Да парень этот. А в деревню его нарочно отправили, выслужиться, а потом на тепленькое место присесть.

— Чушь! — безапелляционно заявила блондинка. — Валерик, ты несешь полную чушь! Папа говорит, он отказался от престижного распределения в Москве и уехал в нашу глубинку. Он — первопроходец! Энтузиаст своего дела! Он пример для нас для всех! — сверкая глазами, вещала красотка.

— Катя, да успокойся ты уже, — поморщившись, одернула подругу жгучая брюнетка, сверкнув глазами. — Глупости всё это. Кто в здравом уме отказывается от престижного места в Москве и меняет его на нашу глушь? Что-то здесь нечисто. Или у товарища есть коварный план. И гражданин этот не так прост, как выглядит на фотографии!

Темноволосая девушка ткнула красным ноготком в фотографию Егора Зверева, которая красовалась на первой полосе областной газеты.

— А он ничего, симпатичный, — хмыкнула брюнетка. — Катюнь, признавайся, втюрилась? Втюрилась, да? Из-за этого такие страсти?

— Катюш, ты всерьёз собралась проситься на отработку в эту… в это… лошадиное место? — изумленно пробормотал Валерик, юноша субтильного телосложения, интеллигентного вида, с аккуратными усиками.

Валерику мнилось, что усы придают его лицу мужественность и добавляют лет. На самом деле тоненькая полоска над верхней губой только усугубляла недостатки, подчеркивала натуру юноши, слегка завистливую и трусоватую.

— Да! Я считаю, весь наш курс должен, просто обязан пойти по примеру товарища Зверева и отправиться в деревни, в села и…

— Катюнь, остановись! Мы не на комсомольском собрании, — лениво процедила брюнетка. — Любезный, принесите еще лимонаду, пожалуйста, — явно подражая кому-то, произнесла хорошо поставленным грудным голосом девушка, подзывая официанта взмахом холеной руки.

Молодые люди сидели в летнем кафе после очередного экзамена и обсуждали перспективы своей дальнейшей жизни. Были они сокурсниками, и в скором времени ребятам предстояло получить дипломы о высшем образовании и отправиться к местам работы по распределению. Поскольку были они дети не последних в Новосибирской области родителей, то места своего назначения знали заранее. Оставалось только подтвердить знания экзаменационными отметками, отработать недалеко от дома на благо Родины, и вернуться под родительское крылышко на теплое местечко.

И вдруг одна из них, Катя Суворовцева, взбрыкнула и начала требовать от друзей и сокурсников брать пример с какого-то молодого учителя, который в одночасье стал знаменит на всю страну, прославившись своими новаторскими методами и подходами к образованию и мероприятиям.

— А я вам говорю, с товарища Зверева нужно брать пример! Вспомните, как поднимали целину! — снова завелась Катя.

— Ты еще революцию вспомни, — лениво хмыкнула брюнетка.

— Вспомню! — горячо заговорила Катя. — И вспомню, Алла! История творилась руками наших дедов! А мы!

— А что мы? — поинтересовался Валерик.

— А мы прозябаем в неизвестности и сытости, мы ничего не придумываем, не строим! Мы идем проторенным путем!

— И что в этом плохого? — Аллочка глянула на подругу, затем достала пилочку и принялась подтачивать свои идеально закругленные ноготки, выкрашенные в алый цвет.

— Это невыносимо скучно! — воскликнула Катенька. — Ну что, что хорошего ты ждешь от жизни? Ведь за тебя всё давно распланировали! — возмутилась Катерина. — Алла! Ведь ты талантливый педагог-историк! Ты можешь, ну не знаю, ты можешь подарить нашей стране гениальных историков! Неужели тебе не хочется воспитать поколение талантливых детей?

— Неа, — отмахнулась Алла. — Мне хочется мороженко и на Черное море. На месяц, а лучше на два, — Аллочка зажмурилась. — Море, пальмы, песок и красивые мужчины. И, заметь, не нищие однокурсники, а достойные во всех отношениях люди!

— Валерик! Ну, скажи ты ей! — возмутилась Катенька.

— А я согласен с Аллочкой, — улыбнулся Валерик и снисходительно похлопал Катерину по руке. — Катюш, ну что ты, в самом деле? Ну не бывает так, чтобы человек просто так что-то делал. Всегда есть какой-то план действий, который ведет к нужному результату. Вот и у этого… как его…

— Зверева, — подсказал Катя.

— Вот и у гражданина Зверева имеется план, как достичь всего и побыстрее. Уверена, демонстративный отказ от московской школы для отвода глаз, в остальном парень имеет поддержку по партийной и образовательной линии.

— Да ну вас, — Катерина обиделась, замолчала и принялась молча пить лимонад.

— Кать, ну, в самом деле. Пошли лучше в кино, а? — Валерик придвинулся поближе, чуть приобнял девушку.

Блондинка недовольно повела плечом, скидывая мужскую руку, допила лимонад, решительно поставила стакан на стол и поднялась.

— Ладно. Мне пора. Оставайтесь тут… прозябать, — сурово припечатала Катенька, подхватила сумочку, развернулась и пошла на выход.

— Ну, Катюнь, ну ты чего! — крикнула вслед подруга Аллочка, но не двинулась с места. — Надеюсь, папенька выбьет эту дурь из ее головы.

— Надеюсь на благоразумие Катерины. Перебесится, пройдет у нее., — поддержал Валерик.

— Очень сомневаюсь, — покачала головой Алла. — Одна надежда на Бориса Львовича.

— Хорошо бы, — вздохнул Валерик.

— Ты когда собираешься предложение делать? — хмыкнула Аллочка, кинув взгляд на Валерия.

— На днях… — вздохнул Валерик. — Но с Катенькиными идеями сомневаюсь, чтобы она меня услышала…

— Ну, пробуй, может, образумится за выходные. А там быстренько ребеночка заделаешь и угомониться наша идеалистка Катенька.

— Надеюсь, — задумчиво повторил Валерик. — Как думаешь, может с Борисом Львовичем осторожно переговорить? Он все-таки отец. К тому же сама понимаешь, с его-то должностью запретить Катерине менять место распределения раз плюнуть.

— Ну, попробуй, — задумчиво протянула Аллочка. — Ладно, Валерик, мне пора, — брюнетка грациозно поднялась со стула. — До завтра.

— Может, в кино? — скорее ради приличия, чем на самом деле, предложил юноша.

— Ну, уж нет! — усмехнулась Аллочка. — В кино это ты со своей Катенькой, у меня другие планы. Пока, Валерик.

— Пока, Алла, — кивнул юноша, долил остатки лимонада в свой стакан, подумал, подозвал официанта и попросил сладкого чаю и пирожных.

— Папа! Ты должен мне помочь! — воскликнула Катенька, без стука врываясь в домашний кабинет отца.

— Здравствуй, дочь, в чем дело? — откладывая газету, поинтересовался Борис Львович Тарабрин, начальник областного отдела народного образования по Новосибирской области.

— Папа! Ну, папочка, — защебетала Катерина. — Ты у меня самый лучший и все можешь! Все-все, правда-правда! — заглядывая в глаза родителю, прочирикала девушка.

— В чем дело, Катюша? — с улыбкой уточнил Тарабрин, прекрасно зная свою дочь. — Не хватило на книги? Добавить?

— Ну, папа! — фыркнула Катерина. — Фу быть таким! Деньги — это мещанство!

— Но без мещанских денег не купишь ни книг, ни еды, — заметил Борис Львович.

— Папа! Я сейчас не об этом! — сурово заявила дочь, забираясь к отцу на колени.

Небольшой рост и легкость фигуры позволяли подобное баловство, несмотря на взрослость Катеньки, которую она тщательно подчеркивала. Но не тогда, когда что-то нужно было выпросить у папы, что-то очень важное. Борис Львович обнял дочь за талию, вопросительно приподнял брови и стал ждать. Ожидание продлилось недолго, Катя никогда не умела сдерживать свои эмоции.

— Папа! Я не хочу оставаться в Новосибирске по распределению! — торжественно объявила Екатерина Борисовна. — Я знаю, мама хочет, чтобы я осталась дома, под присмотром. Но я уже взрослая, папа! Имею право решать самостоятельно, как мне жить! — воскликнула девушка, сурово сдвинула брови, уставилась на отца, ожидая отпор.

Отпора не последовало.

— И как же ты хочешь жить, девочка моя? — добродушно поинтересовался Борис Львович. Катенька была поздним ребенком, ей позволялось многое, чего не разрешали в свое время старшему брату. Разница с братом у Катерины была в целую жизнь. Сергею стукнуло семнадцать, когда Эльвира Тарабрина сообщила мужу о второй беременности.

— Я хочу работать в селе!

— Даже так? — отец приподнял брови.

— Да! Я даже знаю в каком! Папочка! Это очень важно! Понимаешь! Там сейчас такое происходит! Просто невероятное! — затараторила Катенька. — В жеребцовской школе просто прорыв какой-то в образовании! Об этой школе пишут во всех газетах! Папуличка, миленький! Пожалуйста, я очень-очень хочу попасть в эту школу! Ну что хорошего в Новосибирске! — воскликнула Катя. — Ну, конечно же, у нас самые замечательные школы, самые лучшие! По-другому и быть не может! — девушка чмокнула отца в щеку. — Но, папочка, ничего же нового! Все известно на пятилетку вперед! А в жеребцовской школе…

— Хорошо, — согласился Борис Львович.

— Там прорыв, понимаешь! Что? — опешила Катенька, осознав, что сказал отец. — Ты… разрешаешь? И даже не сердишься? — изумилась девушка.

— Разрешаю, не сержусь. И даже поддерживаю, — улыбнулся Тарабрин. — Дерзай. Хороший выбор.

— Папочка! Ты самый лучший! Ура-а-а! — завопила Катенька и принялась обнимать и целовать папеньку. — Па-а-ап… — угомонившись, протянула дочь.

— Иди уже, маме я сам скажу, — усмехнулся отец. — Брысь, мне работать нужно.

— Спасибо, папуличка! — воскликнула Катерина, чмокнула отца в щеку и умчалась, оставив после себя легкий шлейф цветочных духов и ощущение чего-то светлого, воздушного, живого.

— Ну что же, и уговаривать не пришлось, — хмыкнул Борис Львович Тарабрин, беря в руки газету, на первой полосе которой красовался портрет Егора Александровича Зверева, молодого перспективного учителя, который за неполный год работы умудрился утереть нос многим старым педагогам.

Из-за него шли дебаты и споры, писались докладные записки и собирались собрания. Впрочем, молодой специалист об этом не ведал. Как и о том, что в высоких кабинетах области за него началась нешуточная борьба. Каждый чиновник, каждый дальновидный чиновник желал заполучить перспективного учителя в свою команду.

В стране активно шла перестройка системы образования. Изменения коснулись всех образовательных сфер, от законодательной до финансовой. Тот, кто первым успеет проложить новый путь, выиграет золотой билет в будущее. И Борис Львович Тарабрин не собирался упускать ни единой возможности, прокладывая путь наверх.