— Не понял, как это нет последнего звонка? — удивился я, когда поинтересовался у Ниночки Валентиновны, какие планы на двадцать пятое мая, до которого всего ничего. Похоже, и в этом вопросе опередим время.
— Ну… Линейка, классные часы и проставление годовых отметок, и всё. Ну, еще генеральные уборки по классам, — пожала плечами пионервожатая. — А что за последний звонок? — полюбопытствовала Нина. В голосе девушки звучало предвкушение очередного необычного мероприятия.
— Это как День знаний, только школьный звонок на урок прозвенит в последний раз для выпускников. На последний урок, — уточнил я.
— И всё? — чуть разочарованно переспросила Кудрявцева.
— Это смотря как подать. Если коротко — торжественный выход десятого класса. Можно вручить похвальные листы тем, кто закончил на одни пятерки год. Красиво будет, если выпускники станцуют вальс, а потом, например, запустят в небо воздушные шары с записками, где напишут свои мечты. Что еще? — я задумался, перебирая в памяти все последние звонки из своего прошедшего будущего. — Ну, сад Победы мы уже запланировали.
— Главное, чтобы салюта не было, — хихикнула пионервожатая.
— Это точно, — хмыкнул в ответ.
— Пишем сценарий? — предложила Ниночка.
— Пишем.
И мы написали. Десятый класс, когда услышал про танец, ожидаемо всколыхнулся эмоциями: девочки обрадовались и согласились, парни высказали свое мужское «фу, мы не танцуем». Но что такое мужское «фу» против женского желания? В результате Лена Верещагина взяла на себя роль хореографа и поставила короткий, но очень красивый вальс под трогательную песню «Слышишь, тревожные дуют ветра, нам расставаться настала пора…». Песню, кстати, выбирали все вместе, чуть не переругались, но обошлось.
Седьмому классу поручили нарезать конфетти, которое планировали запустить с козырька школьного крыльца под вальс. Нарезку я планировал запихнуть в самодельные хлопушки, которые собирался сделать вместе с неугомонными семиклассниками. Во избежание, так сказать.
— Уверен, что они справятся? — сомневаясь, спрашивала Ниночка раз за разом.
— Куда ж они денутся. Пусть лучше режут под твоим присмотром мишуру, чем опять что-нибудь учудят.
Знал бы я, как ошибаюсь в своей оценке изобретательности семиклассников.
К нашему с Ниной удивлению, последний звонок мы согласовали с администрацией очень быстро. Юрий Ильич и Зоя Аркадьевна дали добро и занялись своей частью подготовки: грамоты, похвальные листы и прочий официоз. Мы же, распределив задания по классам, приступили к репетициям. Восьмиклассникам поручили сделать выпускную стенгазету с фотографиями учеников и небольшими рассказами про каждого. Девятый класс готовил прощальную песню. Я им подсказал идею, что слова можно переделать под нашу школу. Ребята с энтузиазмом принялись за дело под руководством своего классного руководителя и учителя музыки.
Шестой и пятый отвечали за украшение школьного двора: резали, клеили, собирали в гирлянду флажками. Первоклашки готовили стихи. Все шло как по маслу, работа кипела, никаких проблем не возникало. И вот наступило утро последнего звонка.
Народные школьники в парадной форме с цветами стекались стайками в школу. Во дворе наводились последние штрихи перед началом. Десятиклассники немного нервничали, повторяли движения танцевальные в нашем кабинете. Девочки успевали прихорашиваться. Парни невозмутимо наблюдали за процессом, иногда выдавая шутливые реплики. Одноклассницы фыркали и продолжали заниматься своими делами.
— Егор Александрович, можно вас на минутку! — раздался призыв из коридора.
— Иду, — откликнулся я и вышел из класса.
— Мы готовы! — радостно воскликнул Ленька Голубев. — Вот! — мальчишка показал на три бумажных пакета.
— Это что? — на всякий случай уточнил я.
— Ну, конфетти же, про запас, — пояснил предводитель юных непосед. — Показать?
— Покажи, — согласился я.
В мешках и вправду оказались нарезанная цветная бумага, и даже кусочки от дождика.
— А дождик зачем испортили? — полюбопытствовал я. — Из дома небось?
— Ну-у-у… — смущенно протянул Ленька, покосившись на Ваньку Малькова. — Это для красоты, вот, — и пацан широко улыбнулся, глядя на меня честными-пречестными глазами.
— Родители знают? — поинтересовался я.
— Ага! — дружно кивнули два архаровца, но я им не поверил. Слишком честные глаза, слишком быстрый ответ.
— Так. Стоп. На какой такой всякий случай про запас? — переспросил я.
До меня внезапно дошло, что не так. Хлопушки мы заготовили заранее, они, начиненные и подготовленные, находились под присмотром у физрука.
— Ну-у-у… там это… — Ленька дернул головой. — Девочки тоже хотят конфетти…
— Что хотят?
— Ну-у-у… это… запускать… — преданно глядя на меня, признался Голубев.
— И как это будет выглядеть? — уточнил я у предводителя жеребцовских команчей.
— Ну… мы это…, а они… стрелять будем… это… на линейке… ну… а они значит… это… снизу, вот… кидать будут…
Я представил шоу с разбрасыванием из пакетов нарезанных блесток, посмотрел на мальчишек, понял, что вопрос жизни и смерти, и согласно кивнул.
— Ну, хорошо. Только, чур, по команде. И никакой больше самодеятельности.
— Ура! — заорали мальчишки. — Спасибо, Егор Александрович!
— Договорились, — похвалил пацанов и тут же напомнил инструктаж. — Значит, так, ваша задача во всем слушаться Григория Степановича. Поступаете в полное его распоряжение. Ясно? — строго велел я мальчишкам.
— Ага, — с готовностью подтвердил Ванька.
— Не «ага», а «так точно»! — тут же поправил товарища Ленька Голубев.
— Так точно! — радостно повторил Мальков, глядя на меня блестящими от предвкушения глазами.
— Ребята, и чтобы никаких сюрпризов. Договорились? — строго-настрого приказал я, пытливо вглядываясь в курносые лица.
— Ага, никаких! — торопливо заверили меня семиклассники.
— Точно? — сомневаясь в искренности разбойников, еще раз переспросил я.
— Так точно! — гаркнули мальчишки в два горла. — Ну… мы это… пойдем? — переминаясь с ноги на ногу, уточнил Леонид.
— К Григорию Степановичу вместе с конфетти, — для надежности я уточнил, куда семиклассникам следует топать.
— Ага, — подтвердили парни, подхватили пакеты и вприпрыжку помчались со второго этажа в спортзал.
Я проводил пацанов задумчивым взглядом, хмыкнул и неторопливо пошел следом, проверить, как быстро они доберутся до спортивного зала. Спустился на площадку между первым и вторым этажом, заметил, как парочка дружбанов скатилась с последних ступенек лестницы и шмыгнула в дверь, за которой скрывался спортзал.
— Будем надеяться, что ничего интересного пацаны не придумали. Хватило салюта, чтобы надолго запомнить, — пробормотал себе под нос и вернулся в кабинет к своему классу.
— Егор Александрович! А как мы добираться будем до площади? — ученики встретили меня вопросом.
— До какой площади? — машинально переспросил я, не вникнув в суть, поскольку все еще думал о седьмом классе.
— До площади Павшим, — пояснила староста Дарья.
— Организованно, — улыбнулся я.
— Это как? — недоверчиво нахмурив бровки, уточнила Даша.
— На автобусе. Для выпускников и родителей выделили автобус. Мы туда загрузимся и оперативно доедем. Кстати, парни, пойдем-те-ка вниз, загрузим саженцы и воду, чтобы потом не дергаться.
— Ура! — едва ли не хором воскликнули юноши, вырвавшись из цепких пальчиков одноклассниц, которые замучили ребят репетициями отдельных танцевальных па.
К восьми утра мы полностью подготовились ко всем рабочим моментам первого в истории жеребцовской школы последнего звонка. Как оказалось позже, не ко всем.
— Гриша, ты раньше времени мальчишек на стремянки не запускай.
— Да понял я, понял. Не переживай ты так, Егор. Всё будет хорошо, — в сто первый раз заверил меня физрук.
— Хотелось бы, — косясь на довольные лица четверых семиклассников, буркнул я. — Что-то они задумали. Еще бы понять, что…
— Да нормально всё будет, — пожал плечами Григорий. — Я прослежу. Не волнуйся, иди вон к своим. О, Аделаида Артуровна пожаловала! — махнул в сторону калитки Борода младший. — Пойдешь здороваться?
— Специально нет, рядом окажемся, поприветствую, — отмахнулся я, прикидывая, что могли задумать семиклассники.
Я лично проверил: в пакетах с конфетти и в картонных трубках, из которых нарезанная бумага должна вылететь в нужный момент, ничего такого подозрительного не наблюдалось. Самодельные хлопушки Григорий Борода должен был раздать мальчишкам перед самым ответственным моментом, во избежание сюрпризов, так сказать. Возле невысоких самодельных стремянок с площадками, которые мы наспех соорудили для того, чтобы можно было запустить бумажный салют сверху, тоже ничего такого не лежало. Портфели остались в классе. В карманы ничего такого страшного не спрячешь. Вроде бы.
Запускать пацанов на козырек мы не рискнули даже под присмотром физкультурника. Зная седьмой класс, уверен, не обошлось бы без полетов. Да и вообще один раз разрешишь, потом прецедентов не оберешься. Потому на уроках труда под руководством Степана Григорьевича школьники сколотили несколько невысоких лесенок с площадками наверху, в хозяйстве школьном потом всё пригодится.
— И всё-таки, что же вы задумали, паразиты эдакие? — проворчал я себе под нос. В последний раз окинул взглядом притихших семиклассников и отправился к десятому классу. Через десять минут мне с выпускниками предстояло выходить из школы под звуки школьного вальса.
Линейка шла своим чередом, я даже слегка расслабился, решил, что нафантазировал себе слишком много про семиклашек. В кои-то веки мероприятие идет без эксцессов. Даже Аделаида Артуровна улыбается с самого начала, и Зоя Аркадьевна стоит довольная, не хмурит лоб, не кривит губы. С товарищем Григорян мы успели только поздороваться и перекинуться парой слов о конце учебного года, чем я был рад.
На последний звонок пришла и бывшая классная руководительница моих десятиклассников, Ольга Николаевна, со своим малышом. Вместе с первой учительницей, старенькой Светланой Владимировной, педагоги поздравили учеников и пожелали ребятам всего самого прекрасного и душевного. Прослезились девочки, парни сурово поджали губы. Но видно было, что их тоже проняло до глубины души.
И вот, наконец, зазвучали первые аккорды школьного вальса. Юноши подали руки девушкам и с достоинством повели одноклассниц в центр школьного двора. Белые фартуки, белые банты на косах, белые гольфа, школьные пиджаки с алыми точками комсомольских значков, начищенные до блеска ботиночки… Зрители не скрывали эмоций и слез. Мамы и бабушки утирали глаза, отцы старались держать лицо, но счастье прорывалось скупыми улыбками, сияло в глазах, разглаживая морщины, стирая заботы.
'Мы расстаемся, чтоб встретиться вновь,
Ведь остается навеки любовь.
Кружится первый осенний листок,
Кружится в памяти старый вальсок,
Юности нашей,
Юности нашей вальсок'.
Я с улыбкой наблюдал за своими выпускниками. Пары кружились под звуки вальса, в глазах ребят дрожали не слезы. Скорее, осознание того, что школьные годы безвозвратно ушли, но впереди — будущее. И оно обязательно будет прекрасным. Я наслаждался моментом и старался не думать о том, что ожидает страну и нынешних выпускников спустя двадцать с копейками лет.
Последний куплет подпевали все вместе, от школьников до родителей. И даже суровая Зоя Аркадьевна шевелила губами, не стесняясь куратора. Сама же Аделаида Артуровна притопывала носком туфли в такт музыке и добродушно улыбалась. За этот год я впервые видел на лице товарища Григорян такую светлую искреннюю улыбку.
Едва зазвучали строки последнего куплета, как Григорий Степанович дал отмашку седьмому классу. Мальчишки торопливо взобрались на стремянки, взяли в руки самодельные хлопушки, которые делали под моим личным руководством из картонных труб, что раздобыл нам Митрич. Я напрягся, но бумажный салют прошел без эксцессов. Конфетти закружилось в воздухе, грянуло громогласное «ура», танец закончился.
— Дорогие товарищи! — взволнованно начал свою речь директор. — Вот и подошел к концу еще один учебный год! Многое случилось за эти месяцы: и плохого, и хорошего, и необычного. Но все-таки больше хорошего! Впереди ребят ждут серьезные испытания. Экзамены на зрелость! Мы верим, что десятый класс достойно справится со всеми экзаменами. Уверены, что каждый из ребят поступит в институт, следуя за своей мечтой. И, продолжая славные традиции родной школы, каждый из вас станет достойным гражданином нашей великой Родины!
Юрий Ильич широко улыбнулся, окинул взглядом притихший школьный двор и закончил.
— А сейчас, ребята, для вас прозвучит последний в вашей жизни школьный звонок! Не забывайте этот звук никогда. Пусть в вашей памяти он останется путеводной нитью, которая будет связывать вас с вашими товарищами, с детством, со школой. А мы всегда будем рады видеть вас. Будем ждать, помнить и гордиться вашими успехами!
Свиридов растерянно моргнул, прогоняя непрошеную слезу, затем махнул и отступил в сторону.
— Право дать последний звонок предоставляется ученику десятого класса Владимиру Свирюгину и ученице первого класса Ульяне Задорновой! — прозвучал голос ведущей.
Володя, серьезный до невозможности, вышел из строя, чеканя шаг. Остановился рядом с ведущими, ожидая маленькую девочку-первоклашку.
Ульяна подбежала к Свирюгину, застенчиво улыбнулась, приняла из рук парня внушительный колокольчик и замерла, немного испуганно косясь на юношу, присевшего на корточки. Володя подхватил пигалицу с огромными белыми бантами, девчушка восторженно пискнула, ухватилась одной рукой за шею, вторую задрала высоко-высоко, счастливо улыбнулась и затрезвонила в колокольчик.
Чистый сильный звон разнесся над школьным двором. И даже аплодисменты не заглушали уверенный звук, знаменующий последние мгновения детства. Володя с первоклашкой на плече сделал круг почета, затем осторожно ссадил девочку возле ведущих и вернулся к классу.
Я выдохнул, только сейчас сообразив, что все это время ожидал какого-нибудь сюрприза.
— Обошлось, — хмыкнул негромко Федор Швец, что стоял рядом со мной.
— Что? — переспросил я.
— Обошлось, говорю, — повторил Федя. — Седьмой класс решил без сюрпризов.
— Это точно, — кивнул я.
Линейка закончилась, классы разошлись на последний урок, а мы с десятиклассниками, администрацией школы, гостьей из районного образования, родственниками выпускников отправились в автобус. Минут через двадцать оказались рядом с площадью Павших Героев, где собрались почти все жители села, включая ветеранов.
Наша идея высадить певчую сирень парка Победы неожиданно превратилась в нечто большее, чем просто аллея памяти выпускников. Каждый житель захотел высадить свое деревце в память о своем герое. Когда мы об этом узнали, пришлось в срочном порядке договариваться с администрацией села, разбивать участок на квадраты, копать ямы под деревья, организовывать полив.
Первыми сажали свои саженцы десятиклассники. После школьников к посадке приступили ветераны и остальные жители села. Многие принесли с собой табличку, на которой написали имена погибших фронтовиков.
Под конец посадок, буквально за несколько минут до минуты молчания, ко мне подошла школьница и дернула за рукав.
— Ты как здесь? — нахмурился я, сообразив, что младшие школьники должны находиться в школе.
— Там Ленька с мальчишками салют готовят, — деловито сообщила мне ученица.
— Где? — моментально напрягся я.
— Там! — махнула рукой девчушка в сторону автобуса.
Не размышляя, я рванул к транспорту, надеясь предотвратить очередной сюрприз от семиклассников.
— Стоять! — рявкнул я, выворачивая из-за автобуса.
— Ой… Егор Александрович… А мы тут… это… — растерянно загалдели мальчишки, торопливо рассовывая по карманам какие-то ленточки бумажные и что-то пряча за спину. — Мы только посмотреть! — выпалил Ленька Голубев.
— Мимо проходили? — поинтересовался я, выдыхая.
— Чего? Ага, мимо проходили, — подтвердил сообразительный Ленька.
— Выворачиваем карманы, — велел я.
— Зачем это? — насупился Голубев.
— Нету у нас ничего, — поддержали пацаны предводителя.
— Выворачиваем, — повторил я.
— Ну Егор Александрович… Ну чего вы в самом деле… — сердито засопел Ленька. — Нету у нас ничего… Честное правдивое…
— Вот и покажите, что нет ничего, — вежливо предложил пацанятам.
— Да ладно, чего уж там… — огорченно махнул рукой Генка Соловьев. — Пистоны это… Мы салют хотели… Ну в честь выпускников и вообще…
Генка вытащил из-за спины руку с игрушечным пистолетом. Остальные мальчишки, следуя примеру товарища, тоже протянули мне свое оружие.
— Вот! Я же говорила! — раздался девчачий голос за моей спиной.
— Ну, ты Верка и ябеда! — выругался Ленька. — Погоди у меня! — Голубев погрозил однокласснице кулаком.
— А вот нечего было меня с собой не брать! — девчонка показала мальчишкам язык и кулак.
— Ну, погоди, зараза рыжая! — пацаны возмущенно потрясали в сторону одноклассницы кулаками с пистолетами и револьверами.
— Так, оружие сдать.
— Ну, Егор Александрович! — вскинул голову Ленька. — Ну чего такого… Это же просто пистоны! Мы постреляем как будто с заправдашних ружей. Будет торжественно!
— Сдаем оружие, расходимся по домам, — повторил я приказ.
Понурив головы, мальчишки вытаскивали из карманов пачки пистонов, вручали мне вместе с игрушечными пистолетами.
— А у них под автобусом еще! — сдала мальчишек Вера.
— Доставайте, — приказал я.
— Ну, Верка, получишь ты у меня, — прошипел Голубев.
— Вытаскивай, — велел я мальчугану.
Из-под машины вытолкали небольшую фанеру, на которую пацаны с помощью канцелярских кнопок прикрепили ленты с пистонами, и несколько странных плоских досок со шляпками гвоздей.
— Это что за конструкция такая? — удивился я.
— Одновременный залп, — хмуро пояснил Ленька. — Безопасно же, честно. Мы проверяли.
Похоже, систему заранее опробовали.
— Ясно-понятно, — покачал я головой. — Так, конструкцию разобрать, занести в автобус, вместе с оружием сложить на первом сиденье. За арсеналом придете завтра лично ко мне.
— Угу, — буркнули мальчишки и принялись медленно отковыривать кнопки.
— И чтоб никаких салютов, ясно? — строго уточнил я, глядя на недовольного Леньку.
— Угу.
— Слово пионера?
— Честное правдивое, — кивнул Голубев, не поднимая голову.
— Леонид…
Мальчишка вздохнул, поднялся, посмотрел на меня и отчеканил:
— Честное пионерское, Егор Александрович. Мы всё поняли, не волнуйтесь.
— Хорошо. Я на вас рассчитываю.
— Всё сделаем, — подтвердил Ленька.
Предотвратив несанкционированный салют, я вернулся к своему классу. Закладка парка Победы завершилась спокойно и без сюрпризов. Сюрприз ожидал меня на следующий день в кабинете директора.