Учитель. Назад в СССР-5

Глава 2

Что уж подействовало на Баринову взгляд, тон или моя очень добрая улыбка, но Елизавета как-то подобралась и перестала капризничать. Очень надеюсь, что спектакль окончен окончательно.

— Не переживайте, Оксана Игоревна, — мягко заметил я. — Членовредительством не страдаю. Сейчас с гематомой разберемся и поедем растяжение лечить. Уверен, травма незначительная, пациентка быстро на ноги встанет.

— Егор… — испуганно пискнула Лизавета, но я уже намочил тряпку, присел на корточки. Баринова попыталась спрятать ноги под табуретку, но я успел ухватить пальцами женскую лодыжку, чтобы не дергалась, и приступил к процедуре.

Поначалу желтое пятно, пахнувшее горелыми спичками и серой, не хотело отмываться, пришлось приложить усилия.

— Мне больно, — попыталась возразить Лиза, но я был непреклонен.

— Потерпишь, — отрезал я, продолжая оттирать гематому.

— Егор… — обратилась ко мне Оксана. — Послушай…

— Минуточку, товарищ доктор, — отмахнулся я. — Что и требовалось доказать, — удовлетворенно выдал, когда мокрая тряпка сделала свое дело. — И не жалко тебе было спички палить, а? Целый коробок перевела. Эх, Лиза, Лиза, ну как маленькая, честное слово. Одного понять не могу: зачем? Ты же знала, что все раскроется, и я все равно тебя выпровожу.

Баринова упрямо поджала губы, но я успел заметить, как сверкнули нехорошим блеском ее глаза.

— Ну все, товарищ фельдшер, пациентка здорова, травмпункт отменяется, — объявил я, выпрямляясь и поворачиваясь к Гриневой. — Очень хочется узнать, зачем вы, уважаемая Оксана Игоревна, поддержали этот балаган? Я бы все равно не выгнал бедную девочку в ночь в чужом месте, если вы о этом переживали.

— Можно, я потом тебе объясню, Егор? — мягко поинтересовалась Оксана.

Я удивился, подумал и кивнул.

— Потом, так потом. Надеюсь, твои слова будут очень… хм… убедительными.

Прозвучало, кончено, не ахти, с двойным дном каким-то, но за сутки я настолько устал от женских капризов и выкрутасов, что мне окончательно стало наплевать на политесы и этикеты.

— Так, Елизавета Юрьевна, с такими раскладами мы еще успеваем посадить тебя на ближайший автобус. Тем более у нас имеется быстрый транспорт. Сейчас загружу чемодан и прокачу с ветерком, — довольным тоном объявил я.

И тут Лиза заплакала. По-настоящему. Молча и как-то безнадежно. Громкий рыдания обычно меня не трогают, как правило, чаще всего они либо наиграны, либо это истерика. Но вот такой вот тихий плач выворачивает наизнанку душу.

— Не понял, — опешил я. — Ты чего ревёшь? Опять? — не до конца веря в искренность Лизаветы, спросил я.

— Егор, ей действительно больно. Она правда растянула подколенную связку. Это очень неприятно, — Оксана тихо шагнула ко мне со спины и положила ладошку на плечо.

— Да твою ж… богомышь… ломаное коромысло, — выругался я от души. — И что теперь?

— Сначала ко мне в фельдшерский пункт. У меня там дневной стационар. Правда, помочь я могу перевязкой и постельным режимом, — с сомнением пробормотала Оксана. — Не уверена, но можно попробовать мазь от Василий Дмитриевича… Хотя я не одобряю народную медицину, — с сомнением добавила Гринева. — Думаю, успокоительные тоже помогут, — фельдшерица покосилась на Лизавету, по щекам которой по-прежнему текли тихие слезы. Твой бинт почти закончился.

— Что? — не понял я, слишком резким оказался переход от одной мысли к другой. Затем перевел взгляд на стол, где стояла распотрошённая коробка с моей домашней аптечкой, и заметил остатки бинта.

Ну да, за август поистратился с ребятней, а новый не купил. Собственно, бинт ушел даже не на боевые ранения в процессе подготовки, а на штампики для плакатов. Мы с девочками соорудили их для того, чтобы нашлепать салют на рисунках.

— Ну, тогда поехали, — скрипя сердцем, велел я. — Сама дойдешь? — поинтересовался у Лизаветы.

— Н-не знаю… П-попробую… — Баринова сжала губы, утерла ладошками слезы, которые продолжали бежать.

Очень хотелось язвительно заметить: «Не верю!», но Оксана в этой ситуации не стала бы врать, значит, действительно травма. Вот как можно умудриться растянуть связки, свалившись с табуретки,?

М-да, похоже, попала бывшая невестушка как тот пацанчик в сказке про мальчика и волков. Докричалась насчет травмы, вот травма и нарисовалась. Вот только окружение теперь слабо верит в правдивость болячки.

— Ладно, — я мотнул головой, покосился на Гриневу. — Оксана, прихватишь чемодан? Я пациентку твою до коляски донесу.

— Хорошо, — согласилась фельдшерица, торопливо собрала все вещи в аптечку, затем скользнула за занавеску в комнату и через несколько минут вышла с чемоданчиком Бариновой в руках. — Я готова.

— Ну, иди сюда, пациентка, — усмехнулся я, шагнул к Лизавете, одним резким движением поднял ее на руки.

— А-а-х… — вскрикнула Лиза.

— Что еще? — нахмурился я.

— Ты ее под коленку не бери, Егор, — посоветовала Оксана. — Больно же.

— Вот черт, не подумал, извини, — выругался я — Ну тогда попрыгали, по-другому никак. Или на плечо.

— Не надо на плечо, — взмолилась Баринова. — Лучше с палочкой… — тут же попросила.

— Ну с палочкой, так с палочкой. Так, обувайся. Вот так, молодец, — комментировал я действия Бариновой, помогая обуваться и подниматься. — Теперь поднимайся и цепляйся за меня, буду тебе вместо палочки. Больную ногу поджимай, попробуй прыгать на здоровой.

— А-а-х… Ф-фсе-о… хорош-ш-шо-ой… — пропищала сквозь стиснутые зубы Баринова. — Я до-ой-ду… — просипела Лизавета.

— Дойдет она, как же, — хмыкнул я — Обхвати руками мою шею. Ну… кому сказал! — приказал я.

Лизавета отчего-то кинула взгляд сначала на Оксану, которая стояла с невозмутимым видом на пороге, придерживая распахнутые двери, и только затем выполнила мой приказ.

— Так, держись крепко, — велел я.

Сам же обхватил девушку за талию, прижал к своему бедру, изогнулся вправо, поудобнее устраивая Баринову на боку, и потащил на выход.

— Егор! — вскрикнула Лиза.

— Что опять? — недовольно процедил я.

— Не больно? — заботливым тоном поинтересовалась Лизавета. — Не сильно сжимаю?

— Не настолько, как тебе бы хотелось, — не удержался я от шпильки.

— Да ну тебя, — буркнула Лиза и замолчала. Всю дорогу до мотоцикла Баринова сопела мне в плечо, время от времени негромко вскрикивая.

Однако, самообладание у Бариновой гигантское. И страдать успевает и последние шансы выискивать.

Я дотащил Лизавету до мотоцикла, осторожно усадил в коляску, вручил чемодан, кивнул Оксане, приглашая разместиться за моей спиной. Через минуту мы сорвались с места и помчали к фельдшерскому пункту. Да уж, кино на все времена «Учитель и его дамы», турецкие сериалы отдыхают. Вот уж будет сельским кумушкам, о чем судачить до самого Нового Года.

Доехали мы быстро и на удивление молча. В домике, где разместился фельдшерско-акушерский пункт, царила чистота и порядок. Пахло хлоркой, йодом и отчего-то осенней листвой. Оказалось, на столике Гриневой стоял стаканчик, в котором доживал свой короткий век осенний букет из разноцветных листьев.

При виде букетика Оксана отчего-то смутилась, торопливо подхватила импровизированную вазу из граненого стакана, вытащила засохшие листья и выкинула в мусорное ведро. Стакан же проставила в раковину.

— Сюда заноси, — велела Гринёва, не глядя на меня.

Во второй комнате стояли две железные кровати, накрытые накрахмаленными простынями. Я осторожно усадил Баринову на одну из них. К моему удивлению, Лизавета не стала за меня цепляться, а сразу же разжала пальцы и с облегчением откинулась на подушку.

— Ручищи у тебя просто железине, — проворчала Баринова, морщась то ли от боли в ноге, то ли от моего захвата.

Я стоял, смотрел на Лизавету, на ее ногу, которая действительно опухла в районе коленки, и начинал осознавать размер собственного попадания в неприятности.

С такой ногой Лизавету одну на автобус не посадишь в город не отправишь. Придется как минимум сопровождать. Опять же билеты… Хотя убей бог, не помню, продадут мне билет на самолет по Лизиным документам без Елизаветы, или придется и ее тащить с собой. По всему выходит, что минимум несколько дней Бариновой придется пожить у меня. Вот что за невезуха такая.

— Оксана Игоревна, это надолго? — кивнул я на травмированную ногу.

— Неделя, не меньше, — не задумываясь, ответила Гринева, выкладывая на чистую салфетку из старой простыни ножницы, бинт, еще какие-то орудия пыток.

— Понятно, — процедил я. — Оксана Игоревна, я вам тут сейчас нужен? — поинтересовался у Гриневой.

Баринова вскинула голову и насторожено на меня посмотрела.

— Нет, спасибо мы сами справимся. Вы хотели уйти, Егор Александрович? — уточнила Гринева, не глядя на меня.

Как же меня достало это разговорное прыганье с «вы» на «ты» и обратно.

— Отлучиться надо, — согласился с предположением Гриневой. — Я так понимаю, товарищ Баринова остается у вас в лазарете до вечера? Или как?

— Думаю, да. Идти же ей некуда, а выгнать пострадавшую на улицу я не могу, — напряженным тоном объявила Оксана.

«Вот и манипуляции пошли», — мелькнула мысль.

— Егор, ты меня что, бросаешь? — возмутилась Лиза, как-то разом подобравшись. Даже про сильную боль забыла. М-да, не надолго же ее хватило.

— Ну раз добрый доктор оставляет тебя в стационаре под своим присмотром аж до самого вечера, то да, я тебя оставляю в надежных руках и ухожу по своим делам. Сидеть с тобой в качестве охраны не с руки. Вечером приду, заберу на ночевку.

— К себе? — довольно улыбнулась Баринова, кинув взгляд из-под ресниц на Оксану.

Гринева терпеливо ожидала, когда мы закончим разговор, чтобы приступить к работе.

— Поглядим, — охладил я пыл бывшей невесты. — Ну все, я пошел. Не скучайте, девушки,

Махнул рукой, вышел из процедурного кабинета и аккуратно прикрыл дверь, не обращая внимания на двойной вопль: один возмущённый, второй строгий:

— Егор! Вернись!

— Ага, сейчас, прям разбежался и бегу, спотыкаясь. Черт… — ругнулся, остановившись на пороге фельдшерского пункта.

Дико захотелось покурить, но я сдержал свой порыв. Не хватало еще психовать из-за столичной куклы.

— Осталось решить проблему, куда поселить Лизавету, — буркнул себе под нос.

Оставлять ее у себя не хотелось. Ночевать неизвестно сколько времени у гостеприимных Беспаловых тоже идея не из лучших. И не потому, что до чертиков надоем Митричу и его замечательной жене Марии Фёдоровне. Теть Маше только в радость будет, если погощу у них. Она ко мне как к сыну относится. Но бежать из собственного дома я не привык

— Ладно, до вечера доживем, разберемся, — проворчал я, спустился с крыльца и пошел к мотоциклу.

— Егор… Александрович! — догнал меня знакомый женский голос.

— Да, Оксана Игоревна, — вежливо ответил я, сделав точно такую же едва заметную паузу между именем девушки и отчеством.

— Вы куда? — требовательно спросила фельдшерица.

— На работу, Оксана Игоревна, — улыбнулся я, стараясь не показывать раздражение, мелькнувшее внутри, реакцию на тон Гриневой.

— Извини, — тут же смутилась Оксана, торопливо спустилась по ступенькам и подошла ко мне.

К этому моменту я уже оседлал мотоцикл, собираясь отъезжать.

— Егор… что ты решил?

— Насчет чего? — уточнил я.

— Насчёт своей гостьи. У нее в самом деле растяжение, и хотя бы пару дней ей лучше полежать, не напрягая ногу. Она сейчас не в состоянии совершать длительные поездки, понимаешь? — Оксана вопросительно заглянула в мое лицо.

— Понимаю, — вздохнул я. — Не понимаю одного: зачем… к чему был весь этот цирк с компрессом и перевязкой?

Я замолчал, уставился на девушку, ожидая ответа.

Гринева смутилась еще больше, опустила ресницы, но уже через секунду подняла голову, посмотрела на меня и заговорила тем своим мягким тоном, от которого в моей душе что-то переворачивалось.

— Понимаешь, я ведь не знаю, как ты к ней относишься… Может… Вы ведь любили друг друга… А первая любовь она самая сильная… Она…

Гринева окончательно смутилась, замолчала растерянно, подбирая слова.

— Оксана, ты это к чему? — нетерпеливо перебил я Гриневу. — Причем здесь обман с ушибом и непонятная первая любовь? К тому же, любовь давно прошла, помидоры успели не только завянуть, но и сгнить на корню.

— Что? — Гринева изумленно хлопнула ресницами, не до конца понимая мою дурацкую шутку.

— Нет любви, говорю. И не было.

— Не было? — растерялась Оксана, но тут же снова смутилась и торопливо заговорила. — Понимаешь… мне стало её так жалко… Она ведь примчалась за тобой из Москвы… через всю страну… каждый человек имеет право на ошибку. Но и на второй шанс тоже, понимаешь?

Гринева с надеждой заглянула в мои глаза.

— Понимаю, — мягко ответил я, невольно залюбовавшись взволнованной девушкой, боясь спугнуть момент такого глубокого доверия.

Оксана, забывшись, обхватила своими тонкими сильными пальцами мои запястья, на щеках вспыхнул легкий румянец, глаза подозрительно блестели. Девушка нервно переступила с ноги на ногу, заглядывая в мои глаза.

— Я понимаю, правда. А сама-то ты дала второй шанс? — внезапно поинтересовался я, не сводя глаз с фельдшерицы.

— Я… — выдохнула Оксана, зрачки девушки испуганно ахнули, но уже через секунду Гринева взяла себя в руки и равнодушным тоном ответила после короткого молчания. — Да,.

— Не получилось? — сочувственно спросил я.

— Не получилось, — согласилась Оксана, плечи девушки поникли, да и вся фельдшерица как-то сразу вдруг стала маленькой и беззащитной, словно неожиданная пара слов выдернула стержень, на котором держался характер Гриневой.

— Извини, — негромко произнёс я, забрал в тонкие пальчики в свои ладони, и легонько сжал. — Все будет хорошо, ты мне веришь? — спросил у девушки.

Гринева вскинула голову, очень внимательно и мучительно долго вглядывалась в мое лицо, затем медленно кивнула и не сказала, а скорее выдохнула:

— Верю…

Какое-то время мы стояли молча. Я так и не выпустил ладошки Оксаны из своих загребущих лап.

— Оксана Игоревна, вы скоро? — раздался капризный голос из фельдшерского пункта, нарушив все очарование момента.

— Извини, — смущенно улыбнулась Гринёва, осторожно высвобождая пальцы из моих ладоней. — Мне надо идти… пациентка ждет…

— Да, иди… Погоди… До скольки Баринова может находиться в фельдшерском пункте, — уточнил я, глядя на Гриневу.

— До пяти… а потом закрывать надо… — неуверенно произнесла фельдшерица, входя в образ строгого медицинского работника. — Егор, у нее действительно растяжение. И это очень неприятно.

— Да понял я, понял, — с досадой подтвердил я. — Буду думать, куда ее переселять. Не могу же я ночевать у Митрича все дни, свой дом имеется… Да и Штырьку на улице оставлять не хочу…

— А ты у Беспаловых ночевал? — вроде бы невзначай поинтересовалась Оксана.

— Ну да, — ответил девушке. — Ладно, я поехал. Дела не ждут. А с ночевкой что-нибудь придумаю, обещаю.

— Могу у себя поселить… — неуверенно предложила Оксана. — У меня две комнаты…

— Вот еще, — отказался я. — Не хватало еще бывшей невесте к…

Я чуть не ляпнул ' к будущей жене заселяться', но вовремя прикусил язык. И все-таки Гринева покраснела, то ли догадавшись, что я хотел сказать, то ли окончательно смутившись от нашего разговора.

Собственно, и я слегка струхнул от такой мысли. Жена… Ну ты, Саныч, совсем загнул. Не успел на новом месте в прошлом обжиться, а уже рвешься туда, куда никогда не стремился. Однако гормоны не простое шалят, а прямо зашкаливают…

— Все, уехал, — улыбнулся смущённой Оксане, выжал сцепление, рванул с места в карьер.

«А что, это идея, в новый дом я так и не переехал, надо переговорить с председателем с Иваном Лукичом, могу ли я временно подселить туда свою жиличку».

С этими мыслями я резко выкрутил руль и помчал по новому маршруту, к дому товарища Звениконя.