Учитель. Назад в СССР-5

Глава 16

— Коллеги, перед вами девушка. Честная, порядочная советская девушка, которая попалась на улочку и уловки юноши, недостойные советского гражданина. Юная Елизавета Баринова приехала к нам из самой Москвы, столицы нашей великой Родины, чтобы добиться правды и призвать негодяя к ответу… — с воодушевлением продолжила вещать Зоя Аркадьевна, но мне надоело слушать, потому я бесцеремонно перебил завуча, поднявшись с места.

— Прошу прощения, коллеги, за то, что не дам вам дослушать пылкую и страстную речь уважаемого адвоката гражданки Бариновой, в роли которого на товарищеском суде выступает наша многоуважаемая Зоя Аркадьевна, но спектакль слишком затянулся. К сожалению, история перестала касаться только меня. Мое хорошее отношение и вежливость гражданка Баринова восприняла как слабость и не умение решить проблему. Не всегда, дорогая Лиза, молчание мужчины и нежелание вступать в конфликт с женским полом означает слабую позицию, отсутствие характера. Коллеги, приношу свои извинения за то, что позволил товарищу Бариновой заблуждаться на мой счет. Но только за это. Зоя Аркадьевна, ваше мнение я услышал, — я снова перебил завуча, точнее, не дал товарищу Шпынько закрыть мне рот и возмутиться моим неподобающим поведением.

— Егор Александрович… — со своего места председателя приподнялся директор. — Вы нарушаете протокол ведения собрания, — выдавил из себя Юрий Ильич, которому вся ситуация не доставляла удовольствия.

Собственно, мероприятие не нравилось Свиридову с самого начала. И он настаивал на том, что «ребята сами разберутся». Парторг, которая могла бы поддержать сторону директора или завуча, отсутствовала на рабочем месте. Валентина Ивановна появилась, что называется в последний момент.

Птичку, которая мне рассказала о споре между Юрием Ильичом и Шпынько, звали Нина Кудрявцева. Пионервожатая очень нервничала, переживала и боялась, что меня уволят с волчьим билетом. Ниночка даже попыталась посоветовать мне, как по-хорошему выйти из ситуации:

— Ты, главное, не спорь и делай виноватый вид, — взволнованно учила Ниночка. — И со всем соглашайся, — умоляла комсорг, явно не понимая, на что меня толкает.

Я не стал слушать, заверил девушку, что разберусь самостоятельно потому как являюсь взрослым дееспособным мужчиной.

— Товарищ директор, — решительно прервал Свиридова. — Не я это начал, но я это закончу. Товарищ Баринова, настоятельно рекомендую сейчас признаться в действительном положении вещей. Предлагаю в индивидуальном порядке переговорить с Зоей Аркадьевной с глазу на глаз, поведать завучу правду. Думаю, коллектив переживет, если вы пообщаетесь наедине. Прилюдного покаяния от тебя мне не нужно. Уйди с достоинством, Лиза.

Я пристально смотрел на Баринову, пока предлагал честную сделку. Лиза то краснела, то бледнела, нервно дергала плечом, взволнованно поправляла непослушную прядку, заправляя за ухо, едва не выдергивая волосы. В конце концов, подняла на меня глаза. Наши взгляды скрестились.

«Ты ничего не сможешь доказать!» — в глазах Бариновой читался вызов.

«Могу и сделаю прямо сейчас», — улыбнулся уверенно в ответ.

Баринова впилась глазами в мое лицо, пытаясь отыскать то ли следы паники, то ли следы страха. Не обнаружив ни того ни другого, но убедившись в том, что я абсолютно уверен, Лиза заподозрила, что у меня есть веские причины быть настолько уверенным в себе.

— Кхм… — раздалось деликатное покашливание. — Товарищи, время идет, — в разговор вступила парторг Валентина Ивановна.

Я оглянулся и заметил, что товарищ Дедешко сдерживает порыв Зои Аркадьевны, не дает завучу с открытым забралом и праведным гневом броситься обвинять нарушителя моральных устоев и подлеца, коим я был в глазах товарища Шпынько.

— Ну, хорошо. Значит, я сделаю это сам.

Лизавета с вызовом глянула мне в глаза и растянула губы в улыбке, при этом старалась смотреть только на меня, игнорируя настойчивый взгляд Зои Аркадьевны.

— Не далее как вчера вечером, уважаемые товарищи, я стал свидетелем очень интересного разговора между товарищем Бариновой и товарищем Лиходедом.

Едва я назвал фамилию Семена Семеновича, как уверенность Лизаветы прямо-таки стекла с лица. Бывшая невеста Егора напряглась и заволновалась.

— Так вот, двое товарищей за моей спиной сговаривались о том, как будут доказывать беременность товарища Бариновой.

— Егор! Товарищ Зверев! — не выдержала Зоя Аркадьевна. Красная как рак, она вскочила со своего места. — Это… слишком личное! Нельзя же так!

— Зоя Аркадьевна, какие-то двойные стандарты получаются, — я развернулся к завучу, припечатал к столу тяжелым взглядом и холодно договорил. — Мы потрошим здесь МОЮ личную жизнь с ВАШЕЙ подачи, — я старательно выделил голосом слова «мою» и «вашей». — Это ВЫ настояли на этом балагане, — махнул рукой в сторону собравшихся коллег. — Это вы не позволили решить ЛИЧНОЕ дело нам с товарищем Бариновой самостоятельно. И теперь вас смущает слово «беременность»?

Я откровенно усмехнулся.

— Зоя Аркадьевна, беременность для женщины — это нормально, вам ли не знать, у вас двое детей. И ничего здесь постыдного нет. Материнство — это прекрасно. Особенно когда оно есть на самом деле.

Я снова повернулся к Бариновой и уточнил:

— Лиза, ты действительно НИЧЕГО не хочешь рассказать товарищам?

Баринова упрямо поджала губы и продолжила смотреть только на меня. Я видел, Лизавета понимает, куда я клоню. Поняла это сразу, как только я упомянул про разговор с Лиходедом.

— Сейчас в сумочке товарища Бариновой лежит справка о том, что товарищ Баринова действительно беременна.

Ахнула Зоя Аркадьевна, что-то сердито заговорила, но товарищ Дедешко одернула Шпынько и велела ей сесть и замолчать.

— Лиза, последний шанс.

Баринова вспыхнула, но отказалась говорить, упрямо поджав губы.

— Ну как хочешь. Справка эта поддельная. Помощь в подделке государственного документа оказывал товарищ председатель Лиходед. Не знаю, для каких целей товарищу Лиходеду нужна вся эта история с беременностью гражданки Бариновой. Но факт остается фактом: вчера вечером я пошел к гражданке Бариновой в дом, где она сейчас проживает. Чтобы миром решить сложившуюся ситуацию. В результате стал свидетелем очень интересного разговора. Товарищ Лиходед передавал из рук в руки гражданке Бариновой справку от врача. Не знаю, какой там срок, не интересовался, — хмыкнул я. — Но я не святой дух, сделать комсомолке ребенка на расстоянии тысяч километров точно не мог. В Жеребцово наедине с гражданкой Бариновой не оставался. Соответственно, вот прямо вчера забеременеть гражданка Баринова тоже не могла. Во всяком случае, от меня, — я выразительно посмотрел на Лизу.

— Да как ты смеешь!

Как я и ожидал, Лизавета вскочила со своего места, яростно сверкая глазами, затем, видимо, вспомнила, что она — жертва подлеца и подонка, который к тому же только что выставил ее в некрасивом свете. Баринова закрыла лицо ладонями, всхлипнула и выскочила вон из класса.

«А нога-то у девочки зажила, — довольно отметил про себя. — Не зря мне Почемучка помог достать билет на поезд на завтра».

— На этом предлагаю собрание закончить. Лично у меня дел невпроворот. Я могу идти? — обратился к ошарашенному президиуму.

Бледно-зеленая Зоя Аркадьевна открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, не в силах возмутиться. Свиридов задумчиво хмурил брови, слегка ошарашенно поглядывая в мою сторону. Да что там слегка. Юрий Ильич, похоже, совсем не ожидал, моего пламенного выступления. Негласные правила партийных собраний гласят: молчи, кайся, снова кайся и обещай исправиться. И тут я весь такой наглый и не раскаявшийся.

Товарищ Дедешко довольно улыбнулась, одобрительно мне кивнула и тут же принялась наливать воду из графина в стакан. Зоя Аркадьевна, так и не сумев выдохнуть и подобрать красочные эпитеты в мой адрес, теперь задыхалась. Лицо завуча пошло белыми пятнами, а шея покраснела, видимо, случился спазм голосовых связок. Впрочем, я не врач, может просто нервы.

Твердой рукой вручив Шпынько стакан с водой, Валентина Ивановна помогла завучу сделать первый глоток, придержав посудину за донышко. Убедившись, что Шпынько сама в состоянии справиться с питьем, товарищ парторг поднялась с места и хотела что-то сказать. В этот момент дверь в класс распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Митрич.

— Товарищи… Эт самое… Того этого… тьфу ты… уф… Стойте! Не надо его судить! Саныча… Эт самое, Егор Саныча не судите, товарищи! Он ни в чем не виноватый жеж! Доподлинно известно! — завопил Василий Дмитриевич с короткими паузами на отдышаться. — Я, это самое, доподлинно ведаю, что никакая она не брюхатая… эт самое не беременная жеж! Да! У меня и справка об этом имеется! Вот!

Митрич торопливо залез в карман, вытащил какую-то бумажку, достал и, торжественно потрясая листком бумаги, двинулся к президиуму.

— Вот! — листок лег на стол перед директором. — Эт самое… Неча на Егора-то Ляксандрыча чужих ребятишек вешать. Эт самое… не брюхатая она. Ишь ты, чего удумала! У-у-у… Мы к тебе с дорогой душой-то… и-э-эх… — Митрич погрозил корявым пальцев в сторону обалдевшей Лизы. — Негодяем выставлять! Вот уж всыпать да по первое число! Батька-то поди не порол! Ну, ниче, восполним, эт самое!

Рука Митрича решительно дернулась к ремню на штанах, и дядь Вася на полном серьезе принялся дергать пряжку.

— Василий Дмитриевич! — сдавленно хрюкнул то ли от смеха, то ли от ужаса Юрий Ильич. — Остановитесь. Никто никого не судит. Мы уже все…

— Что? Засудили? Зря ты эт самое, Ильич… Товарищ Свиридов! Ильич! Да ежели надобно, я этого врача приволоку… которая эт самое… Оно, конечно, я обещался имя-то не называть, милицией все одно пригрозил! Но ежели такое дело, так я и нарушу свое слово-то. Возьму грех на душу.

— Товарищи, что за цирк, в конце концов, — раздался ровный голос Тамары Игнатьевны. — Собственно, высокому собранию с самого начала было все понятно. К чему долгие дебаты? Не так ли, коллеги? — Звягинцева строгим взглядом обвела класс, служивший залом суда.

— Налицо клевета, поклеп и наговор. Товарищ Шпынько, к моему сожалению, не разобравшись до конца в ситуации, устроила судилище. — На лице учительницы русского явно читалось: «А ведь я говорила!». — Лично мне все ясно. Предлагаю закончить и разойтись по домам.

— Товарищи! — завуч таки обрела голос и вскочила с места. — Это… Это возмутительно! Товарищ Зверев возвел поклеп не только на бедную обманутую девочку, но и на товарища председателя Лиходеда. Да как вам такое только в голову могло прийти, товарищ Зверев! Вам, советскому гражданину и комсомольцу! Так оболгать человека! За такое гнать надо из комсомола! — Шпынько яростно прихлопнула ладонью по столешнице.

— Зоя Аркадьевна! — раздался негромкий голос директора. — Придите в себя, присядьте.

— Но…

— Товарищ Шпынько права, — внезапно заговорила парторг Валентина Ивановна Дедешко, поднимаясь со своего места. — Сядьте, Зоя Аркадьевна, мы вас услышали.

Шпынько ошарашенно глянула на ответственного партийного работника и растерянно плюхнулась на стул.

Я с тщательно скрытым удивлением приготовился выслушать очередную порцию обвинений.

— Дык говорю жеж… Вот она, бумага-то! — взволнованно включился Митрич. — Валентина! Эт самое… Ивановна! Вот жеж!

— Василий Дмитриевич, ваша помощь неоценима, сядьте и не мешайте, — строго отчеканила парторг.

— Дык я жеж…

— Я вас услышала, — еще строже произнесла товарищ Дедешко.

— Товарищи, — после короткой паузы вновь заговорила Валентина Ивановна. — Мне очень стыдно, что нам пришлось стать невольными свидетелями неприятной ситуации, в которую мы все были втянуты по незнанию и недоразумению. А некоторые втянулись сознательно.

Парторг не стала смотреть в сторону Зои Аркадьевны, но всем и так стало ясно, о ком речь.

— Егор Александрович стал свидетелем сговора, не побоюсь этого слова, преступного сговора, целью которого было опозорить честь и достоинство советского гражданина и учителя. Опустим подробности, зачем этот сговор необходим товарищу Бариновой и товарищу Лиходеду, партия разберется. Но факт налицо.

Дедешко еще раз обвела всех строгим взглядом. На этот раз суровый взор Валентины Ивановны ненадолго задержалась на мне.

— Ситуация, прямо скажем, некрасивая. Егор Александрович не может доказать как факт сговора, как и факт отсутствия беременности. О сговоре мы знаем со слов товарища Зверева. Впрочем, как и о беременности со слов гражданки Бариновой.

— Дык, Валя… эт самое товарищ парторг! Говорю жеж… вон она. Справка-то… — подскочил на месте Митрич.

— Сядьте, — парторг кинула короткий взгляд в сторону дядь Васи, Беспалов резко замолчал, снова плюхнувшись на стул. Василий Дмитриевич терзал в руках шапку, с тревогой поглядывая то на Дедешко, то на справку.

— Со всей ответственностью заявляю: гражданка Баринова оболгала товарища Зверева. К сожалению, моя вина в том, что я позволила ситуации выйти из-под контроля, устроить вот этот… балаган… — Дедешко поморщилась. — Узнав про вопиющий случай обмана советской девушки, я подняла свои связи по партийной линии и с уверенностью могу сообщить всем собравшимся: товарищ Зверев никакого отношения к беременности гражданки Бариновой не имеет.

— Так она что же, все-таки носит ребенка? — изумилась Тамара Игнатьевна.

— Нет, — отрезала Валентина Ивановна.

Женский коллектив как-то разом загомонил, зашумел, завозмущался. «Вот подлюка!» — охарактеризовала Лизу библиотекарь, остальные дамы высказались более интеллигентно. Зоя Аркадьевна снова побледнела, покраснела, схватила стакан с водой и принялась судорожно пить.

— Благодаря Василию Дмитриевичу эту историю я так не оставлю. Молодым же впредь урок: дружба — это прекрасно, а вот личные связи лучше откладывать на то время, когда в паспорте появится штамп о регистрации гражданского состояния.

Дедешко в упор на меня посмотрела. Не осуждающе, нет. Скорее, даже с легкой иронией и где-то с удовольствием. Уж не ведаю, по какой причине парторг получала удовольствие в этом балагане, но факт остается фактом: товарищ Дедешко заведомо знала, что суд не более чем фарс. Что она пыталась этим доказать и кому? Явно не мне. Скорее, указать Зое Аркадьевне на скорость суждений и необъективность отношения.

— Дык вот! Я жеж и говорю! Нету ничего! Не виноватый Егорушка-то… Это самое, Егор Ляксандрыч, невиноватый он! Она сама! А вы его тут того самого… это… судите! — радостно возопил Митрич.

— Товарищ Беспалов, сядьте, — не глядя, приказала парторг, и дядь Вася снова послушно затих. — Эта история показала, как далека администрация от действительных проблем коллектива. Как иногда предвзята… предвзято судит.

Дедешко подчеркнула слово «предвзята», при этом не смотрела в сторону Шпынько.

Честно говоря, мне стало неприятно. Теперь вроде как начали судить Зою Аркадьевну, не осуждая вслух, но открыто намекая.

— Товарищ Дедешко, — перебил я парторга, которая до этого дня мне даже нравилась как человек. — И все-таки я бы хотел закончить вопрос со мной. Товарищ Шпынько не виновата в том, что слова гражданки Бариновой, подкрепленные бумагой и словами уважаемого на селе человека, оказались липой. Товарищ Шпынько, Зоя Аркадьевна, просто очень близко к сердцу принимает репутационные моменты, которые могут повредить школе. Предлагаю на этом закончить и разойтись по домам. Гражданке Бариновой билет я уже купил, завтра Лизавета Юрьевна покинет территорию села. Навсегда.

Дедешко недовольно на меня зыркнула, нахмурилась на короткое время, затем раздвинула губы в улыбке и произнесла:

— Товарищ Третьяков, что скажете?

Черт, в пылу баталий я совершенно забыл о том, что на собрании присутствовал сельский парторг. Так сказать, самое главное действующее партийное лицо села Жеребцово.

Товарищ Третьяков медленно поднялся, вышел из-за парты, неторопливо двинулся по проходу к президиуму.

— Товарищи, — негромко заговорил Виктор Лаврентьевич. Стеклышки в его круглых очечках неприятно блеснули, заставив всех присутствующих невольно напрячься.

— Ситуация неприятная. Хуже того, молодой специалист нашей во всех отношениях замечательной школы слишком часто попадает в… непростые ситуации с начала учебного года. Это говорит о том, что завучу по воспитательной работе необходимо усилить воспитательные меры не только в адрес учеников, которые взрывают пиротехнику, выпадают из окон…

Я удивился, глянул на невозмутимое лицо парторга Третьякова. «Интересно, откуда он узнал про наше августовское знакомство с десятым классом?» — мелькнула мысль. Тем временем Третьяков продолжал.

— Воспитательные меры необходимы и в отношении молодых специалистов. Гигиена мыслей — вот главная и приоритетная задача партии на сегодняшний момент. За молодыми — будущее. И необходимо, чтобы в это будущее они вошли с чистыми помыслами и руками. Действия гражданки и комсомолки Бариновой неприемлемы. Об этом я поставлю вопрос по месту прописки и работы гражданки. А вас, Василий Дмитриевич, я попрошу задержаться после собрания и написать объяснительную. Как и вас, товарищ Зверев, — холодный взгляд парторга остановился на мне.

— Какую объяснительную? — не понял я.

— Обо всем, что предшествовало ситуации, и о разговоре, который вы слышали, — любезно пояснил товарищ Третьяков.

— Нет, — просто ответил я.

— Что? — глаза за круглыми стеклышками удивленно моргнули. Весь класс ахнул в едином порыве.

— Товарищ Третьяков, — торопливо заговорил Юрий Ильич, поднимаясь с места.

— Я сказал «нет». Доносы ни на кого писать не буду. Бог им судья, и Лизе, и Лиходеду, — холодно отчеканил я. — Ситуация разрешилась, этого довольно.

Минуты две мы бодались с парторгом взглядами, затем товарищ Третьяков недовольно скривил губы и процедил:

— Я вас услышал, товарищ Зверев.

Я кивнул.

— Можно идти? — уточнил я у бледного директора.

— Д-да… Товарищ Третьяков… У вас… Вам… Вы закончили? — с надеждой поинтересовался у парторга Свиридов.

— У меня все. А вас, товарищ Беспалов, я попрошу остаться.

— Дык я это… Побег я, Лавреньтич… Сейчас Маня вернется, а у меня конь не валялся… Ох и получу я на орехи-то… Ты уж не обессудь, Виктор… эт самое… Лавреньтич… Ты, конечно, мужик важный и даже местами хороший… Но так-то у меня дома свой командир, пора мне.

Митрич включил деревенского дурачка, прекрасно понимая, что если парторгу захочется выяснить имя врача, который выписал фальшивую справку, он это сделает. Но и участвовать в этом некрасивом деле дядь Вася, как и я, не желал. Все хорошо, что хорошо кончается. Чаще всего доброта и понимание — не слабость, а душевная порядочность. И мне плевать, что думают по этому поводу окружающие. Моя жизнь, мои принципы, остальное — побочка, с которой вполне можно бороться правдой. Ну, или просто сразу на корню пресекать подобные ситуевину.

Урок на будущее я усвоил: на селе доброта не в цене. Значит, буду действовать с позиции силы.