Тверской баскак. Том Шестой

Часть 2 Глава 6

Начало февраля 1266 года

Вершину пологого холма венчает шестиугольный вал земляной крепости Харба. С запада ее прикрывает ширь Волги, с юга быстрое течение Ахтубы, а с северо-запада заиленное русло безымянной старицы. Острог стоит ровно напротив того места, где на другом берегу Волги когда-то в будущем вырастет город Царицын.

Название крепости, не мудрствуя особо, дали по названию стоявшего здесь степного кочевья. Харба так Харба, решил я, главное, что в ней теперь размещен корпус Соболя, и она прикрывает с севера новую столицу Золотой Орды — Сарай-Мунке. Потому как именно сюда перенес свою ставку только что вошедший в роль полноправного правителя Туда-Мунке и его регентша-мать Боракчин-хатун.

На переносе столицы настоял я вопреки желанию Боракчин и ее быстро выросшей свиты. Куда ехать на зиму глядя⁈ Таков был их общий аргумент, но я кулуарно объяснил ей, что оставаться в Сарай-Берке небезопасно.

— Знаю, неудобно, знаю — холодно и сыро, но придется потерпеть! — Настойчиво втолковывал я. — Переезд необходим именно сейчас, потому что он убедительно покажет тебе тех, кто поставил на тебя, и тех, кто ждет прихода Менгу-Тимура. Первые поедут с тобой, а вторые останутся в старой столице.

Боракчин с сомнением возразила:

— Что помешает кому-нибудь переехать со мной в новую столицу, а потом перейти на сторону врага?

— Ничего! — Усмехнулся я тогда. — Только в этом случае ему придется долго объяснять недоверчивому Менгу-Тимуру, почему он сначала преданно служил тебе, а потом переметнулся к нему. Менгу-Тимур — человек вспыльчивый, может и не простить, к тому же он большой поклонник мудрости своего прадеда, а она гласит: «Изменивший раз, изменит и второй!»

Боракчин-хатун нашла мои доводы убедительными, и к середине декабря столица улуса Джучи переместилась на пятьдесят верст к западу, к месту впадения реки Ахтуба в Волгу.

Если честно, то я открыл Боракчин только часть правды, не менее важным был и другой аргумент. Новое местоположение столицы сокращало коммуникации и напрямую связывало меня с подошедшими с севера корпусами Хансена, Рябого и Ерша. Почти двенадцатитысячное войско трех командоров уже встало лагерем прямо напротив, на западном берегу Волги.

Крепость выкопали за пару недель, благо погода в декабре еще баловала. Лес был сплавлен заранее, поэтому палатки внутри периметра быстро сменили срубы и деревяные бараки. Крепость обустраивалась отдельно, новая степная столица росла отдельно. Степняки выбрали для нее юго-восточный склон холма и долину вдоль Ахтубы. Стратегические высоты их не интересовали, им важнее было место, максимально прикрытое от злого северо-западного ветра с Волги.

К моему удивлению, за новым ханом последовало большое количество знати. То ли степные князья и старшины кланов твердо уверовали в смерть Берке, то ли пришли к ожидаемому мною выводу и решили, что им с новопровозглашенным ханом по пути.

Против Туда-Мунке никто ничего против не имел: чингизид, сын Тукана, внук Бату, со всех сторон кандидатура достойная. Для многих нойонов он даже предпочтительнее своего старшего сводного брата Менгу-Тимура. Тут вся монгольская верхушка рассудила примерно так, как я и надеялся. Менгу-Тимур скор на расправу, жесток и самовластен, а новый хан слаб и возрастом совсем зелен, при нем каждый будет сам себе господин. А что уруссов при нем много, так это поправимо. Вот вернется войско с войны, тогда все живо и поправим!

Я их надежды поддерживал всеми способами, и целый месяц в новой столице царило спокойствие и благолепие. Настроение начало меняться, когда к середине января стали доходить разные слухи. Надо сказать, я и сам с интересом прислушивался к новостям. Сначала пришли расстроившие меня вести о том, что Берке жив.

Узнав о захвате столицы, он пришел в настоящее бешенство! Не заключая мира с ильханом, он срочно развернул войско на север и спешно двинулся к Дербенту. Через две недели поступающая информация немного скорректировалась к лучшему. Пошли слухи, что войско остановилось, потому что Берке тяжело заболел и уже неделю не поднимался с постели.

В отличие от других новостей, распространению этого слуха я препятствовать не стал и даже, наоборот, приказал всячески поддерживать его в городе. Он был мне на руку. Ведь с того момента, как по степи пошла весть, что Берке жив, на меня и Боракчин стали косо посматривать. Впрямую претензий за обман не выдвигали, но дело шло к этому. Новость о болезни все вновь поменяла! Получалось, я и не соврал почти. Подумаешь, не умер, так ведь плох совсем, не встает с постели, тут любой мог ошибиться.

Весть о болезни Берке подтверждалась с каждым днем, и желающих предъявить претензии Боракчин за обман становилось все меньше. Большинство знатных нойонов разумно посчитали, что глупо ссорится с Боракчин-хатун, пока еще не решено чью же сторону принять. Ведь если Берке умрет, то преждевременная коронация Туда-Мунке уже и не измена вовсе, а необходимое и разумное решение. Вопрос оставался лишь в том, сможет ли он удержать трон в борьбе со своим сводным братом Менгу-Тимуром⁈ Ведь за последним стоял темник Ногай и все кавказское войско.

Дабы склонить чашу весов на нашу сторону, я посоветовал Боракчин объявить набор в войско.

— Не пойдут! — Зло отрезала она на мое предложение. — Против Ногая и Менгу-Тимура не пойдут! Нету у меня настолько верных людей, все больше норовят в сторонке отсидеться!

Тут она была права, если действовать по старинке, то есть объявить сбор и предоставить вождям кланов и нойонам собирать отряды, то да, никто не придет. Туда-Мунке всем удобнее, но не настолько, чтобы кровь за него проливать. Я это прекрасно понимал, еще когда затевал этот поход, поэтому предложил совсем иной подход.

— Ты объяви о наборе, но не князьям и старейшинам, — объяснил я Боракчин, — а простым пастухам на городской площади. Мол, каждому пришедшему с конем и оружием станешь платить по серебряному дирхаму в месяц.

Она подняла на меня изумленно-возмущенный взгляд.

— Издеваешься⁈ Где я такую прорву денег возьму⁈

На это я вытащил увесистый мешочек с золотыми арабскими динарами и подбросил его на ладони.

— У меня! Я дам тебе в долг.

Вцепившись в меня своими раскосыми глазами, Боракчин на миг замерла в раздумье. Да, сумму я назвал просто астрономическую! Чтобы понимать, шестьдесят дирхамов равнялись одному золотому динару. Ровно столько на ордынских рынках стоил хороший породистый жеребец, о каком мечтал каждый степняк, но накопить на которого простому пастуху не светило за всю его недолгую жизнь!

Такой подход в корне менял всю феодально-клановую систему набора монгольского войска. До этого, следуя заветам Чингиза, хан объявлял о созыве войска, и племенные вожди и князья приходили на сбор со своими отрядами, которые формировались в сотни, тысячи и тумены. Хан не платил ни нойонам, ни простым воинам! Весь расчет был на будущую, добытую в бою добычу!

Потому-то никто и не пришел бы на зов Туда-Мунке. А зачем⁈ Хан слабый, сурово спросить не сможет, а других стимулов и нет! Впереди только кровавая сеча с войском Ногая и больше ничего. Ни богатых городов, ни иных каких способов добыть степным воинам богатую добычу, кто ж на такое согласится⁈ Другое дело, когда платят звонкой монетой, тут от охотников отбою не будет.

За считанные секунды Боракчин все просчитала и, долго не рассусоливая, сразу перешла к делу.

— Сколько⁈ Под какой процент⁈

«Зачем мне процент…! — Усмехнулся я тогда. — Только полный идиот будет рассчитывать на то, что хан Золотой Орды когда-нибудь расплатится по счетам! У таких людей руки заточены только брать, отдавать они не умеют!»

Этот момент был мною продуман давно, и на вопрос ханши я расплылся в самой радушной улыбке.

— Какой процент…! О чем ты говоришь, уважаемая Боракчин-хатун! Ведь мы с тобой в одной лодке, и я искренне переживаю о судьбе твоего сына. Конечно же, я дам тебе пять тысяч арабских динаров золотом, не только беспроцентно, но даже безвозвратно!

Выдержав на этом слове выразительную паузу, я добавил еще более мягко:

— У меня всего лишь одно крохотное условие! Пусть твой сын подарит мне вон ту землю, — я показал на противоположный берег Волги, где раскинулся военный лагерь трех моих корпусов. С правом построить там город и торговый двор.

Спасибо банку Сиены и моим ганзейским партнерам, что у меня была и есть возможность так щедро раздавать кредиты даже под такие плохо обеспеченные гарантии. По сути, я предложил регентше продать мне пустующую степь. Степь, которой вокруг было столько, что с таким же успехом я мог бы купить у нее речной воды или немного воздуха.

Когда я это сказал, Боракчин даже не поверила сначала.

— И все⁈ — Недоверчиво произнесла она, и я искренне заверил ее.

— Конечно, все! — Правда, чуть подумав, добавил: — Ну разве что еще одну мелочь! Пусть хан дарует этому городу вольный, не облагаемый никакими налогами, статус, а Ост-Индской торговой компании беспошлинный проход по Волге.

На последнем слове лицо Боракчин в момент омрачилось.

— За дуру меня держишь, урусс⁈ За проход кораблей ханская казна только в год снимала пятьсот динаров!

Я лишь пожал плечами.

— Так, те времена, когда были! Они, может, вернутся, а может и нет, а я даю деньги прямо сейчас! И ведь прошу не за все корабли, а только за Ост-Индскую компанию!

Боракчин-хатун отсутствовала в Орде целых пять лет и не могла знать, что корабли Ост-Индской компании — это больше трети всего судоходного трафика на Волге. Знать она этого не знала, но торговалась почище самой прожженной рыночной торговки.

Через секундное раздумье и она просто удвоила цену.

— Ладно, десять тысяч динаров, и получишь, что просишь!

Я лишь улыбнулся и покачал головой.

— Не тот случай, уважаемая Боракчин-хатун! Торговаться не будем. Хочешь бери, не хочешь… — Я развел руками. — Тогда набирай воинов, как знаешь.

За годы, проведенные в этом времени, я поднаторел в торговле настолько, что легко мог бы участвовать в покерном турнире на все богатства мира. Поставив на ее сына, я играл ва-банк. Усидит на троне Туда-Мунке или нет — означало для меня будет или нет большая война со степью, а эта цена измерялась уже не деньгами, а кровью.

Трон Золотой Орды нужен был мне даже больше, чем самому Туда-Мунке, но в тот момент ничто на моем лице даже не намекнуло Боракчин об этом. Наоборот, равнодушный, чуть капризный изгиб моих губ говорил ей, что если цена будет слишком высока, я просто откажусь. Откажусь от нее, от ее сына и вообще от всей надоевшей мне авантюрной затеи, а этого она допустить не могла. Без меня и моего войска ей было не выстоять против Менгу-Тимура, а рассчитывать на его милость ей не приходилось.

Борьба взглядов продлилась лишь несколько мгновений, и Боракчин уступила. Она находилась в ситуации, когда в ее голове горела только одна мысль: «Самое главное — устоять сейчас, а со всем остальным разберемся после: и с наглым уруссом, и со всеми прочими!»

Я это понимал и блефовал, не стесняясь. Если бы Боракчин уперлась, то я бы дал и десять тысяч. Такой суммой я располагал, а ее сын на троне стоил куда больше, тем более что такие преференции, как вольный город напротив ханской столицы и беспошлинный трафик сулили окупить любые затраты за пару-тройку лет.

Все это могло бы быть, но Боракчин предпочла не играть с судьбой, а гарантировано получить свои пять тысяч золотых динаров. Я составил договор, малыш Туда-Мунке его подписал, его мать получила деньги, и буквально на следующий же день глашатай на площади объявил о созыве войска, а в дальние кочевья поскакали ханские гонцы.

Сейчас, невольно вспомнив события прошедших месяцев, я отодвинул от себя листы исчерченной бумаги. Это еще не законченные черновики генеральной карты Европы. Я давно хотел этим заняться, но все времени не было, а тут вот нашлось. Последний месяц вылился для меня в сплошное ожидание, и я решил претворить его хоть во что-то полезное.

Карта нарисована мною по памяти, с корректировкой на мои сегодняшние знания. Конечно, выполнена она очень приблизительно и схематично, но моя цель не указать точные географические координаты, а дать нынешним людям хотя бы общее представление об окружающем их мире.

О будущем тоже пора подумать, как оно тут будет без меня! Русь выходит на оперативный простор, и наследники дел моих должны хорошо представлять, какие страны и враги их окружают. Да и сегодня было бы неплохо, если бы мои командоры ориентировались в пространстве, где тут Северный Кавказ, где Волга и Каспий, а где Черное море.

Работа эта кропотливая и движется крайне медленно. Ведь под рукой у меня ни карандаша, ни стерки, только перо и чернила. Один раз ошибся — и начинай все с начала! Поэтому я только набрасываю черновики, а всю чистовую работу делает Прошка. У него просто талант чертежника, любую линию проведет от руки без всякого лекала и линейки.

«В общем, развлекаемся понемножку!» — С иронией подытоживаю свои мысли и, потянувшись, решаю размять затекшие члены.

Накинув на плечи камзол, встаю и подхожу к окну. Глянув на двор, непроизвольно ежусь. Там за стенами избы воет ветер, а прямо в крохотное оконце стучит косой дождь. И это начало февраля! Зима здесь, на юге, не похожа на то, к чему я привык. В этом году почти нет снега, Волга так и не покрылась льдом, зато постоянно дует так, что сбивает с ног. Проливной дождь сменяется мокрым снегом, который тут же тает. В общем, погода — дерьмо, носа на улицу не высунешь!

Повернувшись, провожу взглядом по своим «хоромам». Одна крохотная комната в новорубленой избе служит мне всем: и спальней, и рабочим кабинетом, и приемной залой.

«И этому надо радоваться, — пеняю самому себе, — все ж не в палатке!»

Это да, крепость Харба выросла на левом волжском берегу буквально за месяц. Едва-едва успели поставить деревянные бараки и башни, как началась январская непогода. На другом берегу Волги, где стоят еще три моих корпуса, дела не так хороши. Там чуть ли не половина бойцов все еще живет в палатках, а в такую погоду это чревато, так сказать, небоевыми потерями.

Слышу скрип двери и, подняв взгляд, встречаю просунувшуюся в щель голову Прохора.

— Пришли, господин консул! Пущать?

На сегодняшний полдень назначено совещание с командорами корпусов. Трое из них специально для этого приехали с другого берега. Я жду их и потому киваю Прошке.

— Пусть заходят!

Через пару мгновений заходит Калида, и вслед за ним Соболь, Хансен, Ерш и Петр Рябой.

Приветствую всех поочередно и предлагаю сесть. Гости рассаживаются на лавку вдоль стола, на котором все еще разложены черновики карты, и они сразу же вызывают у них живой интерес.

Это ведь мы, дети двадцать первого века, избалованные школьными глобусами, уже с детства представляем себе нашу планету, и даже самый тупой ученик начальных классов знает о стране, в которой живет, о других континентах и материках. Даже если он «не схватывает все на лету» и не может их назвать, он все равно имеет о них представление. В этих же темных веках, куда забросила меня судьба, люди знают об окружающем их мире так ничтожно мало, что их восхищает буквально любая, даже самая банальная для человека будущего информация.

За примером мне далеко ходить не надо. Вот передо мной четыре далеко не самых необразованных человека этого времени. Каждый из них умеет читать, писать, испытал и повидал поболее многих, и все равно мои схематичные наброски заставляет их изумляться, как детей. Да, они уже видели другие мои карты, умеют в них разбираться, но то были крупные планы отдельных областей, а тут перед ними открылся целый мир.

— Ты тока глянь! — Палец Соболя уверенно ткнул в карту. — Мы тута! А это шо⁈

Он навис над картой, читая название.

— О, глянь, Волга, Гилянь! А тута?!. Смотри-ка Ширван, Персия…! — Его палец пересек кавказские горы и уперся в контур Черного моря. — Во, глянь, тута Русское море!

Он поднял довольное лицо на товарищей, и остальные тоже, облепив карту, накинулись на нее с почти детским любопытством.

— Неужто ты везде побывал, господин консул⁈ — Ерш вскинул на меня вопросительно-восхищенный взгляд, и, не получив ответа на свой вопрос, тут же задал следующий. — А тута какие народы живут?

Он провел пальцем по незаполненному еще западному побережью Черного моря.

— Тута ведь живет кто али нет⁈

— Живет, живет! — Закрываю ликбез по географии и перехожу к делу. — Хватит глазеть! Вот закончу карту, тогда и расскажу все, а сейчас давайте по сути!

Начинаю с датчанина.

— Как в твоем лагере дела, Хансен?

Тот морщит лоб, говорить он не мастак.

— Так, неплохо…! Все, что тобой указано, консул, все исполняем. Отхожие места выкопаны отдельно от жилых палаток. Каждый день тамо все известью засыпают. Во всех шатрах печки сложили, три бани срубили. Так что каждую седмицу все моются. Волосы опять же всем стригут и бороды бреют. — Вздохнув, он утер пот со лба. — Померло за неделю пятеро, еще людин тридцать в больничной палате маются.

Я удовлетворенно киваю, для четырехтысячного корпуса за неделю пятеро умерших — результат не худший.

Перевожу взгляд на Ерша.

— Ну, а у тебя что, командор?

Тот перечисляет мне примерно тоже самое, жалуясь лишь на то, что провианта маловато, а ордынцы цены задирают на все.

Это понятно, по-другому и быть не могло. Пока надо радоваться тому, что ордынцы вообще подвозят нам провизию, а не строят козни исподтишка.

Перехожу к Петру Рябому, и тот также обстоятельно докладывает мне о состоянии дел у него в корпусе. Все боле-менее в порядке, но напоследок он все же меня озадачивает.

— Просьба у меня к тебе, господин консул, — начал он, настороженно покосившись на меня, — ты бы ведьму свою укоротил, а? Шо она бойцов на построении взглядом своим колдовским сверлит? Тока пужает! А еще в палатках и вещах их роется! Зачем это? Народец ропщет! Ежели кто занедужит, так сам прибежит в лекарню, а не сможет, так принесут его! Че она лезет везде! Здоровых бойцов в лазарете держит! Пошто?

Я слушаю его и мысленно умиляюсь. Когда я еще только собирался в поход, Иргиль сказала, что одного меня не оставит. Я ее, конечно, отговаривал. Поход тяжелый, результат непредсказуем, мне не хотелось подвергать ее риску. Только все мои усилия оказались напрасны, она все равно поехала со мной, и, если честно, то, может, оно и к лучшему. После ранения здоровье у меня уже не то, да и возраст опять же, а Иргиль и боль снимет, да и вообще душевней мне с ней как-то!

Только вот Иргиль не та женщина, кто без дела может сидеть! У себя в Заволжском она всегда при деле: то травы собирает да сушит, то страждущих лечит, а тут все не то — степь, дожди да ветрище. Заскучала совсем моя Иргиль и всю нерастраченную энергию на меня обратила. Это не ешь, туда не ходи, тяжелое не поднимай! В общем, от заботы такой тяжеловато мне стало, вот я и придумал ей занятие. Назначил ее главой полкового лекарского приказа, а говоря языком будущего — главным санитарным врачом армии. Доверил ей смотреть за соблюдением гигиены и чистоты в войске: за лазаретами, больными, поварами и приготовлением пищи. Работы ей сразу прибавилось, зато мне от ее опеки посвободней стало.

Я-то вздохнул с облегчением, а вот всем остальным проблем знатно прибавилось. Дело оказалось как раз для Иргиль, она же любую заразу на корню видит. Болезнь еще только-только зарождается, а она уже ее чует. Ведьма, чай! Пройдет она перед строем, носом поведет и уже видит, кто из взвода вроде бы еще жив-здоров, а на деле уже одной ногой в могиле.

Иргиль толком не скажет, что у бойца там за болезнь: дизентерия, тиф, грипп или того хуже, она и слов-то таких не знает. Зато я знаю, как и то, что в отсутствие каких-либо лекарств карантин — единственное средство борьбы с эпидемиями. Если бойца вовремя изолировать, то он и сам, может быть, выживет, а уж остальных точно спасем, и болезнь не начнет косить всех подряд.

В таких делах Иргиль никогда не ошибается, и только благодаря ее колдовским талантам за два месяца стоянки в армии так мало небоевых потерь. Я знаю, что она может вести себя крайне вызывающе и, наверняка, бесит не только одного Рябого, но и всех остальных — от командоров до рядовых, — но это мелочи в сравнении с тем, от какой беды она их спасает.

Вот и сейчас, дослушав Рябого до конца, я спокойно задаю ему вопрос:

— Ты вот скажи мне, Петр Изотыч, ты когда бойцу приказ отдаешь, ты у него интересуешься, нравится ему твой приказ али нет⁈ А может спрашиваешь, какого он мнения о твоем командовании или еще чего?!.

Рябой недоуменно качает головой.

— Еще чего, зачем⁈

На это я глубокомысленно усмехаюсь.

— Правильно! Не его это дело спрашивать! Дело бойца — исполнять приказы командира! Потому как старшего над ним я поставил! Поставил взводных, ротных, полковников и тебя, Рябой, командовать корпусом тоже я поставил, потому как доверяю твоему опыту и знаниям! Смекаешь⁈ — Вижу, что не очень, и вколачиваю ему в мозг, чтобы проняло. — Так отчего же ты, Рябой, не доверяешь приказам Иргиль, ежели ее на это дело тоже я поставил! Неужто ты и в моих приказах уже сомневаешься⁈

Последний вопрос вызвал у Рябого неподдельный ужас и искреннее отрицание, а я уже обратился ко всем пятерым.

— Ежели вы в полной мере не разумеете пользы от деяний ее, то я в очередной раз разъяснять вам не буду. Просто скажу, коли вы мне верите, то исполняйте все, что Иргиль потребует. Сами исполняйте и любой ропот пресекайте незамедлительно и жестко!