Тверской баскак. Том Шестой

Часть 1 Глава 14

Середина сентября 1263 года

Узкий серп луны вышел из-за тучи и осветил ведущую к городским воротам дорогу. В неверном серебряном свете я с трудом, но все-таки различаю растянувшуюся вдоль обочины цепочку стрелков.

Они уже у самых ворот, но тяжелые створки по-прежнему наглухо закрыты. Не выказывая застывшего во мне напряжения, молча смотрю на темный город и излучаю абсолютную уверенность в успехе.

Внешнее спокойствие дается мне практически без усилий, сказывается многолетний опыт. Никому и никогда не показывай того, что творится в твоей душе! Таков мой главный постулат, которому я следую и сейчас, хотя на душе у меня очень и очень неспокойно.

Боярин Ярима Истомич принял мое предложение и после детального обсуждения вернулся в Киев. Он должен был подбить народ киевский на бунт, а я, соответственно, войти в город и принести туда покой и порядок. Так планировалось, но неделю назад от него примчался гонец с неутешительным известием. Поднять народ на мятеж боярину не удалось, как не удалось и склонить боярское большинство к мысли о вступлении в Союз. Суровый нрав князя в городе был хорошо известен, и многие опасались, что когда Ярославич вернется из Орды, то даже боярское звание не спасет от казни. Вести о том, что Александр в Киев уже не вернется, большинство не поверило или поверило, но предпочло дождаться сему более убедительных доказательств.

Ждать ноября с войском в поле я не мог уже по той причине, что в январе у меня в Твери выборы, съезд князей и Земского собора. К этому событию надо было готовиться, а не сидеть тут в лагере в ожидании невесть чего.

В общем, я решил поторопить события. С той мыслью, что мои войска в городе уж точно поспособствуют народу киевскому в усвоении разумных доводов, я написал боярину, чтобы он со своими людьми открыл ворота моему отряду.

Пока корпус Соболя спешно двигался к городу, гонцы сновали от меня к Яриму Истомичу и обратно. Тот отбрыкивался как мог от сего «почетного» поручения, но я был неумолим. В конце концов, боярин согласился, и вот сейчас я жду от него исполнения обязательств.

Основные силы корпуса примерно в дне пути от города, дабы киевляне не всполошились раньше времени. Здесь у стен Киева пока только полк конных стрелков Бо’яна Руди и бригада разведки Еремея Стылого.

Бо’ян, как и Калида, стоит сейчас рядом со мной. Постукивая камчой по своей ноге, он выражает свое нетерпение, и этот звук чертовски меня бесит.

Бросаю на полковника суровый взгляд, и тот понимает меня без слов. Стучать он перестает, зато начинает мять в руках свою плеть, издавая еле слышный кожаный скрип. Этот звук раздражает не меньше, но я уже не связываюсь с Бо’яном, а просто пытаюсь абстрагироваться от посторонних звуков. В текущей напряженной ситуации булгарина проще убить, чем добиться от него полной тишины.

Да, Бо’ян из волжских булгар! Есть у меня и такие экзотические экземпляры. Пришел он в Тверь лет десять назад и нанялся в бригаду Ваньки Соболя. На коне парень сидел так, словно родился кентавром, науку военную впитывал на ходу и путь от стрелка до сотника прошел быстро. Дальше дорогу ему закрыл единственный, но жирный минус в его характере — горячность и крайняя склонность к эмоциональным и авантюрным поступкам. По этой же причине я долго сомневался давать ему полк или нет, но Ванька Соболь так любил этого булгарина за лихость и отчаянную смелость, что поручился за него. Теперь вот он раздражает меня посторонними звуками и не дает сосредоточиться.

С каждой минутой я нервничаю все больше и больше. Ворота по-прежнему закрыты, а приближающийся с каждой минутой рассвет грозит раскрыть киевлянам весь мой коварный замысел.

Пять сотен конницы не спрячешь в одночасье, да и вся затея пойдет коту под хвост.

«Что тогда делать⁈ — Пытаюсь сходу перестроиться. — Штурмовать мать городов русских? Чтобы потом мое имя полоскали в ряду еще одного разорителя Киева!..»

Вот этого мне совсем не хочется. Деревянные стены киевского кремля не представляют серьезного препятствия, но их бомбардировка неминуемо приведет к пожару и на Подоле (низинная часть исторического центра города), что в условиях штурма грозит полным уничтожением города. Именно эту мысль я и пытался донести до боярина Ярима Истомича в своих посланиях, убеждая его, что, открыв ворота, он станет не предателем, а спасителем родного города.

«Очень надеюсь, что мне это удалось!» — Бормочу про себя, не спуская глаз с городских ворот.

Восток уже начал сереть, а значит, в слободах скоро начнется утренняя суета. Нынче встают рано, еще засветло, дабы застать максимум дневного времени.

Все эти мысли терзают мне мозг, но тут вдруг из темноты появился посыльный от разведки.

— Господин консул, — запыхавшись с бега, он тяжело перевел дыхание, — полковник Стылый передает, что ворота открыты и взяты под охрану! Передовой дозор уже в городе!

«Твою ж мать! — Выругавшись, вцепляюсь взглядом в далекие створки ворот. Они по-прежнему кажутся закрытыми, но я уже понимаю свою ошибку. — Чтобы просочиться десятку бойцов, распахивать их настежь не надо, достаточно и щели!»

Повернувшись к булгарину, нахожу его горящие глаза.

— Ну что, пришло твое время, Бо’ян! Тока смотри, еще раз говорю, народ киевский без нужды не трогать и дома не зорить!

— Есть, господин консул! — На выдохе отвечает булгарин, взлетая в седло. — Сделаем в лучшем виде, не изволь беспокоиться!

Провожая его взглядом, качаю головой.

«Это-то как раз и беспокоит!»

Не успевает полковник растаять в темноте, как ночь тут же наполняется топотом копыт. От березовой рощи за моей спиной и распадка, что ближе к Днепру, появляются всадники и, стремительно набирая ход, несутся к городу.

У первых же построек конная лава делится на отдельные сотни и захлестывает улицы Подола пятью грозными потоками.

Показавшиеся было на шум киевляне тут же шарахаются обратно, но конница не обращает на них внимания и рвется вверх по склону к кремлю и Верхнему городу.

— Ну что ж, — обращаюсь к Калиде, — кажется, и нам пора!

Не дожидаясь ответа, трогаю кобылу и бодрой рысцой правлю к городу. Калида с полусотней конных стрелков следует за мной.

Свежеубранные поля сменяются белеными хатами, и чем ближе мы подъезжаем к Вышгороду, тем ряды домов становятся все плотнее и плотнее. Дальше беленая глина стен и солома на крышах уступает место полноценным бревнам, и почти сразу же открывается вид на распахнутые настежь ворота Вышгорода.

Их темное нутро встречает подозрительной тишиной, и Калида с передовым десятком тут же выезжает вперед. Я не возражаю, и здравомысляще придерживаю кобылу.

«Ничто так не повышает осторожность и рассудительность, как хороший удар копьем в живот!» — Издевательски насмехаюсь над самим собой. После последнего ранения мой боевой запал, действительно, изрядно поугас.

Впереди петляет кривая улица, слева и справа высятся глухие заборы, за которыми темнота и настороженная тишина. Отовсюду веет угрюмой враждебностью, но людей на улицах почти не видно. Мой приказ не трогать горожан, не поджигать и не зорить дома сработал на все сто. Попрятавшиеся по норам киевляне предпочли затаиться и не лезть наперед, раз их не трогают. Весь город замер, как осиный улей: только тронь — и разгневанный рой вырвется на улицы. Бездумно, с отчаянным самопожертвованием встанет каждый мужик за свой дом и семью, но пока ворвавшийся смерч не касается его хаты, он будет до последнего сидеть и ждать — авось пронесет!

Смотрю на пустые улицы и понемногу успокаиваюсь. Все-таки на душе было тревожно. Ведь если бы расчет на внезапность и «хатоскрайность» киевлян не сработал, то сейчас у меня перед глазами была бы совсем другая картина. Заваленные трупами улицы, горящие дома и висящий в воздухе отчаянный женский вой. Все это я уже видел при штурме городов Польши, Богемии и Германии, и меньше всего мне хотелось бы устроить подобное в Киеве.

Лошади проносятся по пустой улице, и мы вылетаем на площадь перед кремлем. Здесь уже шумно и прямо скажем тесновато. Небольшое пространство все забито нашей конницей, столпившейся у закрытых ворот кремля. Где-то там впереди, судя по крикам, идут переговоры, а большинство попросту скучающе сидит в седлах.

Понимаю, что это обратный эффект примененной тактики. Конные отряды промчались через спящий город, не встречая сопротивления, и первые же закрытые ворота заставили всех скопиться на площади.

Действительно, а что делать⁈ Разворачивать штурм, как учили? С баллистами, громобоями и прочим…? Такого приказа не было. Лезть без прикрытия на стены тоже неохота, вот и базарят с теми, кто внутри, надеясь договориться без боя.

«Твою ж мать! — Испуганно верчу головой вокруг. — Эта площадь больше всего похожа на капкан! Если сейчас начнут палить со стен, то наложат тут трупов немало!»

Подавив собственную нервозность, кричу Калиде:

— Давай живо убирай бойцов с площади! Пусть отходят за ближайшие дома и спешиваются!

Калида отреагировал мгновенно, и его гонцы тут же потекли сквозь толпу в поисках сотников и десятников. Через пару томительных минут обратное движение все-таки началось.

Смотрю, как стрелки откатываются назад, занимая улицы и дворы ближайших домов, а сам двигаюсь в противоположном направлении. У самых ворот стоит группа всадников и на повышенных тонах ведет переговоры с кем-то скрывающимся за зубцами башни.

— Отворяй ворота, и живы останетесь! — Горяча коня орет Боян, а в ответ ему несется со стены.

— Ты кто такой, пес бродячий⁈

— Сам ты пес! — Посылает проклятия киевлянам Стылый. — Спускайся сюда, я тебе твой поганый язык отрежу!

Слушая эту перебранку, смотрю на стены и вижу, как пустующие проемы бойниц занимаются лучниками.

«Кажется, в кремле попросту тянут время, и я был прав по поводу западни!»

Словно в подтверждение моих мыслей с башни летит проклятие.

— Сдохни, тварь!

И вслед за ним со всех бойниц начинают сыпаться стрелы.

Ощущаю лишь стремительный шорох накрывающего меня щита, и вслед за этим удар стрелы сотрясает воздух.

«Фу ты!» — Облегченно выдыхаю, косясь на двух телохранителей, закрывающих меня с обоих сторон.

— Отходим! — Заорал мне прямо в ухо Калида, заслоняя меня своей мощной фигурой.

Слышу вокруг крики раненых, и дикое ржание лошадей, но большинство всадников уже отошло под прикрытие домов и не попало под предательский огонь.

Пара мгновений суеты, и мы уже отъехали на безопасную дистанцию. Стены кремля вроде бы еще совсем рядом, но для стрел мы уж вне убойной досягаемости.

«Именно поэтому огнестрел при всей своей громоздкости и медлительности вытеснил луки и арбалеты! — Мой аналитический склад ума вне зависимости от опасности ситуации тут же отреагировал злой иронией. — Будь у противника даже наши громобои, сейчас бы завалили площадь трупами!»

С угла выходящей на открытое пространство улочки смотрю на опустевшую площадь. На ней уже почти никого не осталось. Раненых успели оттащить в безопасное место, а убитых нет и вовсе.

Все конные сотни отошли вглубь улиц, а на площади я вижу лишь двоих: Бояна и Стылого. Эти двое, отмерив дистанцию от ворот шагов в полста, отдали коней ординарцам, а сами остались стоять под ливнем стрел, отвечая стрелкам на стенах отборной бранью и обидными прозвищами.

У обоих хорошая броня, добытая в бою или купленная за свой счет. Это не чета казенным тегиляям! На голове — шлем с койфом, грудь и спина закрыты кованой кирасой, на руках и ногах — кольчужные рукава и шосы. Все это усилено наплечниками, наколенниками и круглым кавалерийским щитом в левой руке. С такой защитой можно и покуражиться. Ранить могут, но убить… Разве что как Ахиллеса в пятку!

Я знаю, что еще с тех времен, когда оба они служили под командой Ваньки Соболя, между ними шло негласное соперничество. Кто быстрее на коне промчит, кто точнее попадет в цель, кто ловчее приказ выполнит — вот и сейчас, вроде бы, не юнцы уже, а случая покрасоваться не упустили.

Стоя под смертоносным градом и подзуживая друг друга, они отбивают щитом и свободной правой рукой все летящие в них стрелы.

Глядя на эту неподобающую командирскому званию браваду, Калида грозно забурчал:

— Закончится бой, я им обоим всыплю так, что мало не покажется.

Молча кивнув, соглашаюсь с другом, но все же добавляю:

— Тока не свирепствуй, дружище! Не забывай, что они своим бахвальством львиную долю стрел на себя стянули, и тем, возможно, жизнь кому-нибудь из своих бойцов сохранили.

Калида на моим слова только поморщился.

— Ну что ты их выгораживаешь! — Он с досады сплюнул. — Им бы десятком командовать и то выше головы! Кабы не ты, много бы они своей бравадой жизней сохранили⁈

Тут Калида прав, за то, что устроили столпотворение на простреливаемой со всех сторон площади, оба достойны наказания, но «рвать погоны» я с них не буду. Наград лишу, наору, может в морду дам, но разбрасываться такими кадрами не следует! Кадры надо воспитывать, люди идеальными не рождаются!

Пока мы с Калидой препирались, на стенах кремля, видимо, решили не тратить впустую стрелы и угомонились. Лучники скрылись за зубцами бойниц, а я подозвал все еще стоящих посреди площади полковников.

— Ну-ка, ко мне оба!

Грохоча железом, полковники поспешили на зов и замерли в шаге, с трудом скрывая довольные улыбки.

Смотрю на них и понимаю, что тратить сейчас слова дело пустое, и кулаки тоже не помогут. Чтобы я ни сказал, они пропустят мимо ушей, а в памяти останется только адреналин в крови, восторг и преклонение бойцов перед удалью своих командиров.

«Может, Калида прав, — мелькнула на миг мысль, — разжаловать обоих! А кого на их место?!.»

Вопрос даже в мыслях повис в воздухе, и я выругался про себя:

«Вот дерьмо! Ладно, будем работать с тем, кто есть! Только таким безбашенным рубакам, как эти двое, для прочистки мозгов нужна суровая пилюля. Как говорится, убить, чтобы не убило, но напугало до усрачки! Только тогда на пользу пойдет!»

Одеваю на лицо самое жесткое выражение и обращаюсь к Калиде:

— Значит так! Этих обоих в кандалы! Бригаду разведки возьмешь на себя, а командиром полка временно назначаю, — нахожу глазами сотника первой сотни и тыкаю в него пальцем, — вот его!

Наблюдаю немую сцену и усмехаюсь про себя.

«Ревизор отдыхает!»

После секундной заминки Калида кивает охране, и мои телохранители быстро вяжут обоих командиров. Те не сопротивляются, только по-детски пытаются оправдаться.

— За что, господин?!. — Разом посерев лицом, кричит Стылый, и ему вторит ошалевший от неожиданности булгарин.

— Да мы за тебя в огнь и в воду! За что?!.

На миг фокусирую на себе глаза обоих и разом обрезаю их вопли.

— За что⁈ Вот вечером приду, и вы мне на этот вопрос сами ответите. Ответите верно, помилую, а нет, тоды точно не место вам в моем войске. Выгоню поганой метлой!

От сказанных слов все замерли, но полный смысл всего произошедшего, я уверен, уловил лишь Калида.

Усмехнувшись про себя, жестом показываю застывшей охране: «Уводите, чего встали!»

Солнце уже в зените. Несмотря на сентябрь, еще по-летнему жарко, и я сижу в тени навеса на каком-то дворе ближайшего к площади дома. Кремль оцеплен, но штурма я пока не начинал. Там в крепости сотни две-три дружинников, дворовые да бабы, включая княгиню Александру Брячиславну и троих ее детей.

Коли идти на штурм в лоб без подготовки, то потери неминуемы, а коли дождаться подхода артиллерии, то пожар в кремле и ненужные жертвы гарантированы.

«Дилемма!» — Мысленно пробурчав, уже в который раз не могу прийти к однозначному решению.

Можно, конечно, подождать! Рано или поздно защитники кремля сдадутся, но такой вариант мне тоже не нравится. Во-первых, это может продлиться и месяц, и два, а у меня нет времени здесь рассиживаться, мне надо возвращаться в Тверь. Во-вторых, морить голодом женщин и детей как-то тоже не комильфо! Славы доброй не принесет.

— Изволь, господин консул, кваску нашего испробовать! — Дородная хозяйка дома с радушной улыбкой на устах поставила передо мной крынку с квасом.

Благодарю ее, но пробовать не спешу. Хрен их знает этих киевлян! На лицах улыбки, а что там в душе — один бог знает. Потравит еще!

Вообще, горожане уже обвыклись к нежданным чужакам, но все ж глядят с недоверчивым непониманием. Грабить не грабят, полон не берут, дома не жгут, а чего тоды пришли⁈ По нынешним меркам непонятно! Тем не менее те, кто посмелее, уже на улицах: торгуют, выспрашивают: «Кто такие, чего пришли, зачем?»

Мне нужно было взять власть в городе тихо и полюбовно, и ведь почти получилось. Обломались на последнем шаге!

С досадой смотрю на стены кремля, на ворота, и тут мне приходит в голову мысль:

«Сами ворота на вид крепкие! Дубовые, обшитые бронзой, тараном не прошибить… Это если они завалом изнутри подперты, а если нет… — Прищурившись, оцениваю взглядом ворота. — Тогда, их самое слабое место — петли!»