Тверской баскак. Том Шестой

Часть 2 Глава 4

Конец ноября 1265 года

Промозглый осенний туман накрывает речную гладь мутно-белой напряженной тишиной, словно бы это не река Ахтуба, а какой-нибудь Стикс, ведущий в мрачное царство Аида.

Где-то там впереди, ничего не подозревая, спит столица Золотой Орды — Сарай-Берке. Спит обычным спокойным сном, еще не ведая, чем закончится для нее эта холодная осенняя ночь.

Стоя на носу катамарана, я смотрю в почти непроницаемую молочную пелену и думаю о том, что аналогия со Стиксом не так уж и неверна.

«Из этого похода также легко не вернуться назад, как и из царства Аида!»

Вторя моим мыслям, ритмично шлепают лопасти весел, а загребной задает темп.

'Не вернемся, не вернемся, не вернемся…! — Прогоняя морок, встряхиваю головой, и в уши врывается реальность: — Раз, раз, раз…!

Словно иронизируя надо мной, в сознании всплывает фраза из далекого советского фильма.

«Ох и мнительный ты стал, Сидор…!»

Обернувшись назад, прохожусь взглядом по рядам гребцов и заваленной поклажей палубе. Там в промежутках между тюками и бочками вповалку спят стрелки и отдыхающие после смены на веслах гребцы.

За головным кораблем почти в притык идет следующий, за ним следующий и следующий. Всего двадцать пять катамаранов. Все вместе они несут на своих палубах почти две с половиной тысячи бойцов из корпуса Ваньки Соболя. Тысяча двести арбалетчиков, восемьсот алебардщиков, три роты громобоев, четыре легкие пушки, продовольствие и огненный наряд на один-два хороших боя. Остальной запас плывет следом, отставая на неделю, а может и больше.

Вслед тому каравану, но уже берегом идут главные силы корпуса Хансена, Петра Рябого и Ратишы Ерша. Конный полк из корпуса Соболя тоже с ними, места на катамаранах для лошадей не нашлось.

Получается, что, за исключением гарнизонов крепостей, в этот поход я собрал все имеющиеся у меня силы. Даже более того: с установлением санного пути начнется общий сбор княжеских дружин и ополчения всех городов, входящих в Союз. Причина — возможный ордынский набег будущей весной. Это, так сказать, на всякий случай! Кто его знает, как оно обернется! Ведь если я облажаюсь, то по весне понадобится вся сила Земли Русской для отражения степного вторжения. Нападения на столицу монголы не простят!

Такой вариант я тоже не исключаю, но очень надеюсь, что все пройдет как надо и ополчение не понадобится.

В плотном тумане корабли идут на минимальной дистанции друг от друга, можно сказать, след в след! Провести суда по извилистой Ахтубе в непроглядную осеннюю ночь и плотный туман — дело непростое. На всей Руси нашелся только один кормчий способный на это. Звать его Семка Шило. Он уже двадцать лет водит тверские караваны по Волге до самого Каспия, и по Ахтубе — до Золотого Сарая. Других, способных на такое, сыскать не удалось, и потому Семка правит головным катамараном, а остальные следуют за ним, как за ледоколом, строго в кильватер. Держатся впритык, дабы не потерять в тумане корму впереди идущего судна.

Последнюю неделю идем днем и ночью, гребцы меняются в три смены, потому как вся ставка на внезапность и скорость. Я хочу ударить монголов тем же оружием, каким они били и бьют повсюду своих врагов — внезапностью и стремительностью. Ведь ныне все войско улуса Джучи на Кавказе, воюет с ильханом Ирана за Азербайджан.

Еще летом молодой полководец и любимец Берке, Ногай, вторгся в южный Ширван, но благодаря моему предупреждению его там ждали. В битве на реке Аксу монголы Абага-хана разгромили монгол Ногая, и тогда сам Берке выступил на подмогу своему протеже. Так что сейчас столица улуса Джучи Сарай-Берке пуста и беззащитна, как и оставленные в Золотом дворце ханские подушки.

«Сиротливо пылятся и спрашивают: „Неужели никто не воспользуется таким удачным моментом?“» — Подумав об этом, непроизвольно растягиваю губы в усмешке, но тут замечаю, как дернулся полог шатра Боракчин-хатун, и вновь одеваю на лицо суровую маску.

Крохотная палатка у мачты головного катамарана — это единственные личные апартаменты во всем караване. Даже у меня нет, и вот уже две недели я сплю на открытой палубе вместе с бойцами. В мои пятьдесят пять — это жуткий дискомфорт, но я сам его выбрал! Мог бы доверить этот речной рейд Калиде или Соболю, а сам бы двигался с относительным комфортом вместе с основными силами, но нет же, поперся сам!

«Вот и терпи, — злорадно награждаю самого себя, — коли уж взялся! Никто тебя не заставлял!»

Это, конечно, не совсем так! Все мои поступки продиктованы жесткими обстоятельствами. Вот и сейчас я смотрю на появляющуюся из шатра Боракчин-хатун и спрашиваю себя.

«Калида и Соболь с набегом бы справились, а вот с ней⁈ С ней они справились бы⁈»

Стрельнув в меня пристальным взглядом, Боракчин поднялась и направилась в мою сторону. Подойдя, она жестко вцепилась в поручень.

— Долго еще?!. — Стараясь не смотреть на бегущую за бортом воду, она высоко вскинула голову.

Подмечаю ее страх перед глубиной и иронично усмехаюсь в душе.

«Какой житель степи не боится глубокой воды!»

Скользнувшая в мыслях ирония никак не отображается на моем лице, и я отвечаю бывшей ханше также кратко:

— По словам кормчего, до рассвета будем!

Она смерила меня прощупывающим взглядом, и ее голос выдал тщательно скрываемую тревогу:

— Ты все так же уверен в успехе⁈

Как всякая женщина, она жаждет уверенного и простого «да», но сегодня мне не хочется давать категоричных ответов, и я ограничиваюсь многозначительной сентенцией.

— Как говорили древние мудрецы: «Боишься не делай, а делаешь — не бойся!» Я сделал для твоего сына все возможное и невозможное, теперь его судьба в руках божьих!

В глазах ханши блеснуло неудовлетворение.

— В отличие от тебя, Фрязин, я рискую своей головой и жизнью своего сына! Ты обещал дать мне в помощь огромное войско, а я вижу здесь лишь жалкую горстку воинов!

«Господи, — чуть ли не закатываю глаза к небу, — опять она за свое!»

В который уже раз Боракчин затевает этот разговор, и ее можно понять, она боится. Только ведь и я не железный! Сколько раз можно говорить об одном и том же!

Несмотря на закипающее раздражение, сохраняю внешнее спокойствие.

— Я не обещал тебе войско, уважаемая Боракчин-хатун, не приписывай мне того, чего я никогда не говорил. Я обещал посадить твоего сына на ханские подушки. Да, такое было, и я обязательно это сделаю!

— Как⁈ — Чуть ли не выкрикнула женщина. — В Сарай-Берке не меньше десяти тысяч мужчин. Сейчас время возвращения с летних кочевий, и город полон народа! Может десять тысяч, а может и все пятьдесят, кто их считал, а у тебя сколько⁈ Тысяча?!. Две⁈

Вижу, что она на взводе, и, чуть поморщившись, начинаю ее успокаивать:

— Дело пастухов пасти скот, а не воевать! Пастухи становятся воинами лишь по приказу своего хана. А кто у нас хан⁈ Правильно, твой сын! Так что наш противник не сто тысяч жителей Сарай-Берке, а всего лишь — Менгу-Тимур и поддерживающая его племенная верхушка кланов мангутов и хатагинов. Сделаем все быстро, и остальные вообще в драку не полезут. Ведь так⁈

Последний вопрос я задаю с ироничной усмешкой на губах, показывая, что связь Боракчин с частью Золотоордынской верхушки не осталась для меня тайной.

Я точно знаю, что в последний год к ней приезжали люди из Орды, и она сама отправляла письма своим сторонникам. Их не так много, но они есть, и пусть объединяет их не преданность Боракчин, а скорее ненависть к Берке. Это уже мелочи.

Ниточка, связывающая бывшую ханшу с Сарай-Берке, сильно вредила конспирации, но я не стал ее обрезать. Здраво рассудив, что если даже Берке узнает о том, что именно я прячу Боракчин, то все равно поквитаться со мной он сможет только после войны за Ширван. С этой войны, как я знал, Берке уже не суждено вернуться живым, так что риск был минимальный.

Как я узнал об этой переписке? Да, просто! Послания ханше возил ордынский купец Чапар, человек достойный, но очень уж сребролюбивый. Перекупить его стоило мне недешево, но любопытство того стоило. Из той переписки я узнал, что родовая знать некоторых монгольских кланов была не сильно довольна Берке, считая, будто тот зажимает их интересы перед другими. Старейшины аргынских и найманских родов обещали Боракчин не вмешиваться в борьбу и даже поддержать ее сына, если он-таки возьмет трон.

Именно на это я и намекаю сейчас, и ханша это прекрасно поняла. Сжав губы в тонкую нить, она процедила:

— Хорошо! Поступай как знаешь! Я больше не буду тебя беспокоить, только прошу тебя об одном. Делай что хочешь, но не дай Менгу-Тимуру уйти!

Тут я с ней полностью согласен. Для ее сына сейчас самый опасный человек — это его сводный брат Менгу-Тимур. Ведь он такой же внук Батыя и сын Тукана, как и Туда-Мунке. У них лишь матери разные, да Менгу-Тимур постарше. Ему сейчас около двадцати пяти, и он по всем законам первый в очереди на престол.

В той истории, которую я изучал в университете, именно Менгу-Тимур стал ханом Золотой Орды после смерти Берке. Я хочу эту оплошность судьбы исправить! Юный и мягкотелый Туда-Мунке на ханских подушках улуса Джучи подходит мне куда больше. Он, вместе со своей матерью, в окружении многочисленных и зубастых врагов будет целиком и полностью зависеть от меня, а что это значит, думаю, объяснять не надо.

Впрочем, согласен я или нет, отягощать себя лишними обязательствами мне ни к чему. Поэтому на ждущий ответа взгляд ханши я отвечаю лишь общей фразой:

— Я сделаю, что смогу, но на все воля Божья!

Мой ответ вновь не удовлетворил Боракчин, но не сказав больше ни слова, она развернулась и скрылась в своем шатре. Проводив ее взглядом и дождавшись пока за ней закроется полог, я двинулся на корму к кормчему.

Аккуратно протискиваюсь между корзин, бочек и спящих бойцов. Тщательно ищу место, куда бы поставить ногу, чтобы не наступить на кого-нибудь. Я уже в трех шагах от кормчего и вижу, как тот, навалившись на румпель, закладывает катамаран в крутой поворот.

— Черт! — Хватаюсь за что придется и крою, не стесняясь вслух. — Семка, твою ж…!

С трудом удержавшись на ногах, награждаю кормчего гневным взглядом, а тот с независимой важностью поясняет:

— Мелковата Ахтуба! Тута лучше по правому берегу пойти!

Выжидаю, пока кормчий выправит корабль, и лишь потом перехожу к тому, ради чего я сюда пробрался.

Бросаю вопросительный взгляд на Семена и ограничиваюсь кратким:

— Сколько еще⁈

Лишних слов не надо, тот и так понимает, о чем я. С секунду подумав, он глубокомысленно изрекает:

— Чуешь, навозом понесло! Знать, уже на подходе!

Никакого запаха я не чувствую, но нюху кормчего доверяю куда больше, чем своему. Подняв взгляд, нахожу Калиду и Соболя и подзываю обоих к себе

Едва они подходят, начинаю без предисловий.

— Шило говорит, уже близко!

Оба напряженно кивнули, и я продолжаю:

— Знаю, напоминать вам не надо, и тем не менее повторю еще раз. Наш успех в стремительности, нельзя дать ордынцам ни единого шанса опомниться и организоваться. Если позволим, то числом задавят — на раз!

План атаки, как и план города, мы обсудили еще вчера. И то, и другое до примитивности просто. Город стоит в трехстах шагах от реки и тянется длинной кишкой вдоль берега. В нем практически одна улица, и она тоже идет вдоль реки, разделяя Сарай-Берке на две неравные части. Большая и более богатая часть сосредоточилась на дальней от реки стороне улицы, а та что победнее — на ближней. В центре ханский Золотой дворец, рядом с ним дома и юрты старейшин ведущих монгольских кланов. Большой дом Менгу-Тимура из необожженного глиняного кирпича знающие люди специально отметили мне на карте. Он справа от дворца, и на него я указал как на первоочередную цель.

Как и вчера Калида и Соболь соглашаются со мной без возражений, и я вижу, оба понимают всю серьезность ситуации. Шанс у нас только один, и на карту поставлено все. По сути, вся моя без малого тридцатилетняя жизнь в этом мире — это подготовка к сегодняшнему дню. Очень не хочется облажаться! Ведь либо мы посадим своего хана на трон Золотой Орды, либо Орда обрушит на нас всю свою немалую мощь!

Пусть Берке уже одной ногой в могиле, но есть еще Менгу-Тимур. Из того, что я знаю об этом человеке, можно с уверенностью сказать, если мы все же позволим ему взойти трон, то он ни за что не простит своему вассальному улусу покушения на свою жизнь и свое законное право стать ханом Золотой Орды. На жернова этой мести он бросит как свою жизнь, так и всю мощь подвластной ему Великой степи.

Поэтому вся подготовка к походу велась в жесточайшей тайне. Никто кроме меня и Калиды не знал об истинной цели похода, и выход каравана под осень, конечно же, вызывал множество вопросов. Ведь через два-три месяца Волга замерзнет и что тогда⁈ Войско окажется отрезанным на вражеской территории.

Пришлось придумывать убедительные отговорки! Осенний выход я обосновал походом против марийского князя Алдияра за его набег на земли Нижнего Новгорода. Нижний — город Союза и неоднократно жаловался на набеги марийцев, так что основания у меня были. А то, что осенью!.. Тут ответ очевиден, специально, чтобы зимой Алдияра достать. Ну не летом же, ей богу, по марийским болотам лазить!

На самом деле осенний выход обуславливался только одним обстоятельством — датой смерти хана Берке. Точной даты мне неизвестно, и, насколько я знаю, в анналах истории вообще не зафиксировано. Сроки разнятся от января-февраля до середины лета 1266 года.

Движение по Волге с декабря по апрель включительно невозможно — зима, лед, и прочие «удовольствия». Значит, выйти в поход можно либо осенью, либо уже весной, минимум через пять месяцев.

В такой неопределенности мне виделись две опасности:

Первая, выйти осенью и занять столицу Орды слишком рано. Тогда у Берке хватит времени на то, чтобы развернуть свое войско и вернуться на Волгу.

Вторая, выйти весной с риском опоздать и упустить момент. Вдруг бедолага помрет в начале года, и тогда улус Джучи успеет присягнуть новому хану Менгу-Тимуру.

И тот, и другой вариант был одинаково плох, поскольку вел к столкновению со всей ордынской мощью. Время нападения на Сарай-Берке следовало рассчитать так, чтобы момент провозглашения ханом малолетнего сынка Боракчин-хатун максимально совпадал со смертью хана Берке. Тогда это будет уже не противозаконная узурпация трона, а вполне себе легитимный переход власти, ибо Туда-Мунке имеет все права на престол. Он и чингизид, и внук Батыя, а то, что влез поперед своего старшего брата Менгу-Тимура, так этот аспект не так уж и важен. Его завсегда можно утрясти. Тем более, что Менгу-Тимур слишком самостоятелен и амбициозен, его совсем не жаждут видеть ваном улуса Джучи ни в Каракоруме, ни во дворце ильхана Ирана. Там, как и я, предпочли бы иметь на троне малолетнего и управляемого Туда-Мунке.

Оценив все риски, я понял, что опоздать для меня куда опасней, чем начать раньше. Имея погрешность в дате смерти Берке в целых полгода, я предпочел сделать ставку на более ранний срок. Тут в случае ошибки достаточно будет просто потянуть время, ведь Берке все равно умрет в течении полугода. Это представлялось мне куда-более приемлемым, чем опоздать и вступать в схватку с новым, только что коронованным ханом Золотой Орды. Ведь если Менгу-Тимур успеет объявить себя ханом раньше, чем мы проделаем это с Туда-Мунке, то захват ордынской столицы уже не даст никаких преимуществ, а шансы Туда-Мунке удержать власть и вовсе сведутся к нулю.

Поэтому для выхода я выбрал конец сентября. Это самый поздний срок, когда можно гарантировано пройти всю Волгу, не застряв в замерзшей реке. К концу ноября внезапно подойти к столице Золотой Орды, взять ее под контроль и, объявив о смерти Берке, посадить ханом сынка Боракчин-хатун.

Дальше уже придется действовать по ситуации, но даже в самом худшем варианте надо будет продержаться лишь до середины лета.

Решив с датой выхода, я хранил тайну до последнего, опасаясь, как бы утечка информации все не испортила. Даже Соболь вместе с командорами других корпусов узнал о настоящей цели похода только после выхода каравана из Твери.

Все эти моменты прошлого успевают пронестись в моей голове за краткий миг задумчивой паузы.

Пролистнув их, возвращаюсь и заканчиваю свою речь:

— Значит так! Едва высаживаемся на берег, сразу двумя колоннами атакуем центр! За тобой, — бросаю взгляд на Соболя, — Золотой дворец! А ты, — взгляд на Калиду, — берешь на себя дом Менгу-Тимура! После этого двигаемся от центра к окраинам и выдавливаем сопротивление из города.

В этот момент кормчий, негромко вскрикнув, вскидывает руку.

— Все, кажись приехали! — Он тыкнул пальцем в вытянувшиеся вдоль реки огни. — Вот он — Сарай-Берке!

Спасибо, что оплатили подписку! Спасибо за вашу поддержку! Это для меня много значит!