Тверской баскак. Том Шестой

Часть 2 Глава 2

Середина января 1264 года

В Палате князей душно и остро пахнет ароматизированным воском свечей. Я этого терпеть не могу, но нынче это в моде. Аристократия нос воротит от спиртовых ламп, мол, это для мещанского быдла, а им, мать их, рюриковичам подавай как в старину восковые свечи. Деньжищи немалые платят за масла пахучие из розы, эвкалипта или еще из чего, только чтоб выделиться и знатность свою показать.

Такие мелочи, как свечи, лампы, скамьи, кресла и прочее, — все в ведении председателя Палаты, а ныне это князь Черниговский Роман Михайлович Старый. Человек он прежней закалки, княжий пиетет для него свят и незыблем, поэтому в палате только ароматизированные свечи, по полудюжине в каждом тяжелом бронзовом подсвечнике.

У меня от этой вони голова уже начинает болеть, но делать нечего, приходится терпеть. Решается второй по важности после судебника вопрос — увеличение сбора на армию. Союз городов все расширяется, соответственно и круг задач, которые необходимо решать, тоже растет.

Только для защиты южной границы нужна постоянная армия в тысяч двадцать, и желательно конницы, а у меня всего около шестнадцати тысяч, и кавалерии из них всего две. Да, есть еще боярское и городское ополчение, есть княжеские дружины — это все конница, и набрать можно до сорока тысяч, если потребуется. Только тут крайне важен фактор времени. На сбор этой иррегулярной армии потребуется время, которого подчас может и не быть. Да и поди знай, сколько этих князей да бояр придет на зов. Как помнит история, народец сей крайне ненадежен.

Смоленский князь Ростислав Мстиславич только что закончил свою речь, в которой убеждал почтенное собрание, что незачем нам новые налоги вводить. Мол, в случае беды каждый город приведет под общее знамя свое войско, а без дела ненужную ораву не след кормить.

Смотрю как вслед за ним грузно поднимается Константин Брячиславич Полоцкий. В чьи паруса он будет дуть, я даже не сомневаюсь. Все его доводы против, я только что слышал от Смоленского князя.

Не удивляя меня, Константин заводит ожидаемую песню:

— Когда ты, консул, в союз нас звал, условия одни были, а сейчас стало быть уже другие. Получается что⁈ Обманул ты нас…

Он еще распинается на эту тему, но я его уже не слушаю. Все, что он скажет, я знаю наперед, и мой взгляд скучающе скользит по раскрасневшимся от духоты княжеским физиономиям, пока не останавливается на единственном в этой зале бледном женском лице. Это княгиня Александра Брячиславна — вдова умершего прошлой осенью Киевского князя Александра Ярославича.

Несмотря на мое вторжение в это время и происходящие из-за этого события, судьбы отдельных людей, к моему удивлению, остаются неизменными. Безжалостный рок неуклонно гнет свою линию!

Александр умер в Городце точно четырнадцатого ноября прошлого года. Это печальное событие дает мне основания думать, что и в других ближайших случаях подобного рода сбоя не будет.

Княгиня — родная сестра выступающего сейчас полоцкого князя Константина, но на брата даже не смотрит. Она и раньше его презирала и в упор не видела, а сейчас и подавно не до него. Она до сих пор в трауре. Черный платок вычерчивает в желтом свете свечей ее бледное лицо и гордую прямую осанку. Рядом с ней сидят ее сыновья: старший Василий, что сейчас княжит в Новгороде, и средний Дмитрий.

Мне известно, что вдова хочет, чтобы Василий остался в Новагороде, а на стол в Киеве сел Дмитрий. Хотеть она может сколько угодно, но решать это не ей! Ныне такие вопросы решаются в Орде ханом Берке. А поскольку Киев уже вошел в Союз городов, то прежде, чем ехать в Орду, ей еще нужно заручиться одобрением большинства Палаты князей.

Тут-то как раз и закавыка! Смоленскому Мстиславичу и Черниговский Роману Старому тоже Киевский стол глянулся. Им сыновей своих надо пристраивать, и для этого они тоже в Орду собрались. Как доносит разведка Калиды, дары богатые хану Берке и его ближникам уже приготовлены. Так что по окончании съезда они собираются мчать в Орду прямо отсюда, с Твери.

К Берке этой зимой собирается еще и наш дорогой Тверской князь Ярослав Ярославич. У него другая печаль. Брат его старший, Великий князь Владимирский Андрей, помирает, с постели уже давно не встает. Все ждут, что со дня на день представится.

Я точной даты смерти Андрея не знаю. Насколько помню, точной даты в летописях не зафиксировано, есть только год 1264. Стало быть, правильно ждут. Великий князь Владимирский Андрей Ярославич действительно скоро умрет.

Князь Тверской Ярослав собрался не на похороны родного брата, а в Орду, дабы просить у Берке Великокняжеский стол в обход сына Андреева, а стало быть, своего родного племянника — Юрия Андреича. Такова у Рюриковичей братская любовь и привязанность!

Хотя у Ярослава своя правда, он ныне старший в роду остался, и по лествичному праву ему и пристало наследовать Великокняжеский стол. Только вот у владимирских бояр, что за наследником Андреевым, двенадцатилетним княжичем Юрием, стоят — другое мнение. Они хотят малолетнего князя на стол, а не сурового Ярослава, и потому боярин Григорий Весло уже все пороги мои обил с челобитной за господина своего Юрия. Грамота та составлена от имени всего боярства владимирского, обещая, что ежели пойду им навстречу, то вся Владимиро-Суздальская земля, включая и Ростов Великий, и Переяславль, пойдут своей волей в Союз городов Русских.

Спросите, почему ко мне посла прислали, а не в Орду снарядили. Так все по той же причине, что и с вдовой Александра Ярославича. Стольный град Владимир хоть в Союз и не входит, но Тверь-то в Союзе, и ежели Палата князей примет решение, что хочет видеть Великим князем Владимирским сынка Андреева, то как потом Ярославу Тверскому в орду за ярлыком ехать? Ведь получится, что он против Палаты князей, то бишь против Союза и законов его пойдет. Ярослав хоть и Рюрикович, и нравом суров, и кровью горяч, но не дурак. Союз сейчас в такой силе, что идти против него чистейшее самоубийство. Рыпнется, и дня в Твери не усидит! Тоже и с Киевским столом! Если Палата выберет сына покойного Александра, то и Смоленскому князю, и Черниговскому путь в Орду заказан. Пойти против коллективной воли всего Союза они не решатся, чревато! Можно остаться с татарским ярлыком, но без штанов!

Вот и получается сейчас такая хитрая штука. В теории, вроде как, Золотоордынский хан по-прежнему решает, кто из русских князей и где будет править, а на деле хода в Орду без одобрения Палаты князей нет. Теперь и подумай, кто главнее, хотя де-юре на власть Орды никто не покушался.

Не без гордости скажу: моя идея! Этот закон я сразу после возвращения из Западного похода протащил. Поначалу его необходимость я объяснял защитой интересов законных княжеских наследников, дабы никто из второстепенных родов или со стороны их право подвинуть не мог.

Большинство князей со мной согласилось, ибо междоусобная вражда действительно была и есть серьезной проблемой. Закон приняли, порядка и правда, стало больше, а кровопролития меньше. Это, конечно, хорошо, но моя главная цель состояла не в этом, я смотрел в будущее. И вот, вуаля, как говорят французы! Не прошло и пяти лет, как Тверь, а не Сарай-Берке, действительно решает, кто из князей где будет править.

Ныне поездка в Орду за ярлыком превратилась в формальность. Там, конечно, могут отказать, но таковое случается редко. В Орде главное, чтобы бакшиш привезли, а ежели претендент один и спора нет, то и решать нечего.

Нечего им в Сарае решать, потому как все уже в Твери, в Палате князей, решено!

Только ведь в Палате при желании я всегда могу получить решающее большинство, а раз так, то, как ни крути, выходит, что именно я сегодня решаю, кто из князей поедет в Орду за ярлыком.

Видимо, об этом знаю не только я, но и другие догадываются, потому и обивают мои пороги, как посол владимиро-суздальского боярства, так и доброхоты князя Ярослава. Роман Черниговский и Ростислав Смоленский тоже норовят пронюхать мой настрой и выяснить, на чьей я стороне в их споре. Я же твердо стою на своем и убеждаю всех в своем полнейшем нейтралитете, мол, как Палата решит, так оно и будет. Только никто в это не верит, и правильно делают!

Закончив перечисления всех моих прегрешений, Константин Полоцкий вопрошающе уставился на меня.

— Так и скажи нам, консул, зачем нам идти у тебя на поводу и казною своей трясти, коли у нас веры тебе нет⁈

Задумавшись о своем, я не слышал большей половины упреков Константина, но это и не важно. Я и так знаю их все наизусть.

Пробурчав про себя, что Константин не даром хлеб свой ест, поднимаюсь со своего кресла и обвожу глазами почтенное собрание.

— Уважаемые господа князья, позвольте мне ответить на брошенные в меня обвинения. — Останавливаю театрально-ледяной взгляд на Константине. — Тебе, князь Полоцкий, нет нужды мне верить, ты должен своим умом жить!

Под разнесшийся ехидный смешок продолжаю:

— Вот ты и Ростислав Мстиславич Смоленский говорите, что расходы ваши возрастут, коли сбор на армию вырастет, а давайте-ка, чтобы голословно слова не тратить, просто посчитаем. Возьмем для примера Полоцк! Княжество сие уже двадцать лет в Союзе и каждый год оплачивает кормление сотни стрелков. То бишь, в год тратит сотню новгородских гривен, а за двадцать лет княжество Полоцкое потратило две тысячи.

— Ух ты, немало! — Общим выдохом пронеслась по скамьям реакция на сумму, и я соглашаюсь.

— Да, вроде бы много, но ведь за эти двадцать лет на земле Полоцкой не было ни одной войны, ни одного набега литовского или ордынского. Ни разу князь Полоцкий не собирал ополчения всенародного!

Даю собранию осмыслить сказанное и выкладываю свой самый убойный аргумент:

— А ежели бы было! То во сколько бы обошлось⁈

Тишина встречает мой вопрос, и я медленно со всей торжественностью достаю заранее заготовленную грамоту. В ней данные по Полоцкому княжеству еще в бытность князем Брячислава, отца нынешнего Константина. За ней специально ездили в Полоцк мои люди и шерстили там княжеские и церковные «архивы». По всем княжествам такую информацию собрать было бы тяжеловато, потому с последними, самыми яркими обвинениями и было поручено выступить Полоцкому князю.

— Давайте, посмотрим! — Разворачиваю грамоту и читаю: — Последний набег литвы на княжество был при князе Брячиславе и принес убытка тока городу и церквям на сумму в три тысячи новгородских гривен, и это не считая убытков крестьян и уведенного полона.

Для убедительности трясу перед князьями грамотой.

— Вот, можете сами убедиться! Все понесенные убытки записаны дьяками Брячислава, а он, как многие знают, во всем строгий порядок блюл.

Гул изумленных голосов пронесся по залу, и я начинаю говорить, только когда он совсем стихает.

— И ведь это один набег! А сказать вам сколько их было за двадцать лет при Брячиславе⁈

В наступившей гробовой тишине мой голос звучит, как вещание оракула.

— Одиннадцать! Можете посчитать, господа князья, и сравнить. За один и тот же срок при Константине Полоцк тратит на армию две тысячи гривен и все, а при отце его тридцать три тысячи только прямых убытков от набегов литвы, не считая расходов на дружину и сбор ополчения!

Князья слушают меня, открыв рты. Каждый из них на интуитивном уровне представлял какие убытки несет война и набеги, но слышать вот такие конкретные цифры им не приходилось.

Могущественная сила статистики плотно затуманила княжеские мозги, и ошарашенный гул стихает нескоро.

Дождавшись тишины, я вбиваю последний гвоздь.

— А знаете ли вы, уважаемые господа князья, сколько стоило Брячиславу и городу Полоцку только один сбор ополчения, коих за двадцать лет было пять?

— Сколько⁈ — Слышу я со всех сторон. — Сколько⁈

Держу театральную паузу и читаю:

— Полторы тысячи гривен каждое, а их повторю, было пять! — Вновь обвожу весь зал взглядом и иронично улыбаюсь. — Ну что, господа князья, получается, вы сильно сэкономили за последние двадцать лет, пора и раскошелиться!

Закрыв за собой высокие резные двери, выхожу в коридор. Только что Палата князей большинством голосов приняла новый закон о воинском сборе, по которому каждое княжество отныне будет платить на армию не от числа набранных на его земле бойцов, а от общего имеющегося количества дворов, за исключением вдовьих и церковных домов. Тонкости еще предстоит обсудить. Их, как и оставшиеся вопросы, отложили на завтра. На сегодня князьям уже хватило дебатов, охрипших глоток и потраченных нервов!

Успеваю дойти до лестницы и уже взяться за перила, как слышу сзади незнакомый голос.

— Будь добр, консул, задержись на пару слов!

Оборачиваюсь и вижу Новгородского князя Василия Александровича. Он выскользнул из палаты вслед за мной и, явно, торопился застать меня одного.

«Интересно, — проскальзывает у меня в голове, — он по делу новгородских ушкуйников или по семейному?»

То, что князь хочет говорить по какому-то из этих вопросов, у меня сомнений нет. Вопрос только в одном, он здесь по просьбе матери или новгородской старшины.

Дожидаюсь, пока князь подойдет, и рассматриваю правильные черты его молодого лица. Прямой нос, яркие голубые глаза, волевой подбородок прикрыт ухоженной бородкой. Внешне из всех сыновей Василий больше остальных похож на отца, но по натуре совершенно другой. Нет у него тех амбиций и неуемного желания править, как у родителя. Его вполне устраивает стол в Новгороде. Настолько, что в спорах новгородцев, как с отцом, так и с дядей, он всегда стоял на стороне Новгорода. Вплоть до полного разрыва с отцом. Так что сейчас я ставлю на то, что молодой князь остановил меня ради новгородских проблем.

Подойдя вплотную, Василий открыто посмотрел мне прямо в глаза.

— Я много слышал о тебе, консул, — начал он, чуть смущаясь, — говорят, ты видишь людей насквозь и способен предсказывать будущее.

— Вот как! — Одеваю на лицо мягкую располагающую улыбку.

Я не поклонник откровенной лести, но вижу, что парень абсолютно искренен и по-настоящему волнуется.

Моя поддержка помогла юному князю, и он продолжил более уверенно:

— Еще говорят, что ты настолько хитер, что обойти тебя в искусстве сделки невозможно, поэтому я даже не буду пытаться играть с тобой. Я скажу тебе честно и прямо, чего хочу и что готов предложить тебе взамен. Устроят тебя мои условия или нет, в любом случае я жду от тебя такого же прямого и честного ответа.

Искренность парня мне импонирует, но я все же не могу удержаться от иронии.

«А много ли ты можешь мне предложить, дружок?» — Подтруниваю над ним про себя, но тем не мнее мне занятно, куда приведет этот разговор. Все с той же улыбкой на губах делаю приглашающий жест рукой, мол, хорошо, я готов тебя выслушать.

Юный князь немного замялся, но все же начал говорить твердо и уверенно:

— Первое, я хочу, чтобы осужденных новгородцев помиловали и отпустили домой. Второе, Киевский стол должен остаться за моей семьей. Пусть его получит Дмитрий!

«Ого, — Мысленно иронизирую, не меняясь в лице, — а аппетит у паренька недурен! Сразу с двух рук кусает!»

Князь замолчал, и я тоже молчу. Запрос был, и теперь мне хочется услышать предложение. Я вижу, что больше всего сейчас юный князь боится получить отказ и понимаю, что он пошел за мной по своей инициативе, и в случае неудачи это будет очень болезненный удар по его самолюбию.

«Ну что же, — поддерживаю его про себя, — привыкай! Инициатива — дама капризная, может вознести, а может и ножку подставить!»

Молчание затягивается, и, наконец, Василий решается.

— Я слышал, что ты предлагал обвенчать брата моего Дмитрия со своей дочерью Катериной…

Вновь виснет пауза, и я использую ее для внесения некоторых поправок.

— Во-первых, предлагал не я, а киевский боярин Кучум, а во-вторых, твоя мать была от этого предложения, мягко говоря, не в восторге.

— Я знаю, — торопится объясниться князь, — но если такой союз тебя еще интересует, то я готов стать посредником. Уверен, мне мать не откажет.

«Вот как! — Удовлетворенно хмыкаю в глубине сознания. — Вариант не так уж и плох!»

В связи с возросшим числом претендентов на Киевский стол я ждал чего-то подобного, но от самой княгини Александры. Материнский инстинкт и желание защитить интересы сына должны были победить гордыню. Я так думал и по всей видимости ошибся. За интересы семьи вступился старший брат, а не мать. Княгиня оказалась слишком упертой! Послушает ли она старшего сына⁈

— Раз уж у нас с тобой такой прямой разговор, то спрошу тебя в лоб, — задаю ему вопрос, который оставляет у меня сомнения, — почему ты считаешь, что мать тебя послушает?

Теперь улыбка появляется на устах князя.

— Я не могу тебе объяснить, но поверь, у меня есть возможность повлиять на свою мать.

«Неубедительно, но ладно! — Мысленно принимаю аргумент собеседника. — А что со вторым пунктом⁈»

Поднимаю на князя взгляд и безмолвно задаю ему этот вопрос. Тот понимает без слов.

— Завтра в доме посадника собирается вся новгородская господа, что ныне на Твери, и я конечно тоже. Будем решать, как спасать детей новгородских от топора. Я могу предложить от твоего имени, что ежели все присутствующие подпишут договор о вступлении Новгорода в Союз городов, то ты своим консульским решением помилуешь приговоренных.

«Браво! — Отмечаю, что недооценил князя. — Да ты не так прост! Не с бухты барахты пришел, а союзный договор проштудировал. Молодец! Или подсказал тебе кто⁈»

Сам князь додумался или с чьей-то подсказки, сейчас неважно. Главное, что то решение, к которому я так упорно подталкивал новгородскую старшину, будет-таки принято.

Юный князь нравится мне все больше и больше, но показывать этого, я не собираюсь. Мой взгляд жестко вцепляется ему в лицо.

— С чего ты решил, что господа новгородская к тебя прислушается⁈

Василий ответил, не задумываясь, но начал издалека.

— В конце лета или в начале осени, уж нынче не помню точно, посадник Богдан Нездинич уже собирал людей именитых Новгородских по вопросу вступления в Тверской союз. Так ваш союз новгородцы называют. Тогда голоса разделились почти поровну, и мой голос стал решающим. — Тут он вновь улыбнулся. — Только тогда я высказался против, а нынче, коли договоримся, проголосую «за».

Уверенность юноши мне импонирует, да и условия вполне подходящие, поэтому просто протягиваю ему ладонь.

— Подходит! Сделаешь, как говоришь, и получишь, что просишь!