— Ваше превосходительство, — начал я. — Спешу представиться, имперский рыцарь и губернатор территории Александр Игнатьевич Иванов, к вашим услугам.
— Губернатор? — усмехнулся ревизор, презрительно осмотрев меня с ног до головы
Ох, как много снобизма было в его взгляде. Легко понять — имперского рыцаря в такой глуши встретить не ожидаешь. Чаще всего — самозванец.
Ничего, и таких строптивых усмиряли. К тому же, мой чип в импланте не врал, и проверить было легко.
— Законным голосованием я назначен на должность губернатора территорий планеты прямого имперского подчинения, в которые входит и космодром. Поэтому предложу проводить ревизионные действия в моём присутствии.
Я протянул руку.
— Вашей юрисдикции это мероприятие не касается, — отрезал Джон Юрьевич, но руку всё-таки пожал. — Это локальная проверка военного имущества. Но с вами мы ещё поговорим. Судя по всему, это вы тут весь этот бардак устроили. Это ваш челнок вон там стоит?
Он указал на «Марию-Антуанетту».
— Он в моём временном пользовании, — кивнул я.
— Вы же понимаете, что это нецелевое использование военного космодрома для стоянки гражданских судов!
— Ничего подобного, — парировал я. — Челноки производства гражданских верфей разрешено использовать в случае необходимости. Судно используется как транспортное и грузовое для обеспечения потребностей космодрома.
«Для обеспечения потребности в лазерах для хаотичной резки по площадям», вернее было бы сказать, но я выразился обтекаемо. Впрочем, абсолютно в соответствии с буквой закона.
— А это. это что за металлолом? — указал он на бесконечно ремонтируемый «Песецъ», занимавший добрую четверть космодрома. Потом вдруг понял и округлил глаза. — Матерь божья, так вот что это я с орбиты видел!
— Малый крейсер, четвёртый класс размерности.
— … И без караульной роты? И без инженерного сопровождения⁈ На космодроме?
— Списанный, на ремонте. Отбуксировали с места крушения. В моём личном распоряжении, служит в качестве стационарной огневой точки, для прикрытия космодрома.
Ревизор промолчал, некоторое время обдумывая и оглядываясь, к чему бы придраться.
— В личном распоряжении… На космодроме… Какой бардак! А почему на холмах эти дикари… — начал он.
— Не дикари, а федеративные племенные группы, привлечённые на добровольных или возмездных условиях для полевых и караульных работ.
Джон Юрьевич поджал губы.
— А это что за посудина? Какой тут класс размерности? Третий? Тоже, скажете, как транспортное используется?
— А это, — прищурился я. — личная среднемагистральная яхта эрцгерцогини Иоланты Сибиллы Маргариты Евгении Милюсенды Цербской-Хитклифф Второй.
— Вы арестовали судно у эрцгерцогини? Угнали⁈ — округлил глаза ревизор.
— Напротив. Я являюсь наставником её владелицы. Она находится у нас в гостях. Как и вы, — я оскалился, изобразив что-то, отдалённо напоминающее улыбку. — Вам, кстати, предстоит жить с ней в одном отеле. В трёхзвёздочный я вас не поселю. Уверен, вы ещё обязательно захотите воспользоваться моим гостеприимством и отдохнуть в моей компании.
Он немного поменялся в лице. А сам то и дело поглядывал на Октавию. Она стояла, улыбалась, с ножки на ножку переступала, причёску поправляла ещё.
— … И что только такие прелестные дамы делают в такой, простите, заднице мира, — наконец, озвучил он свой вопрос. — Вы же явно изготовлены… то есть родом с Центральных систем?
— Да, ваше превосходительство… — учтиво поклонилась ему Октавия. — Вы… вы не будете злиться на меня, если я прогуляюсь… с вами? Мне тут очень одиноко среди всего этого безобразия.
— Вот! Даже она понимает, насколько тут всё безобразно, — вздёрнул нос ревизор. — Идёмте. Хочу пройтись пешком. Да, мой корабль вместе с сервом остаётся на стоянке, если с ним что-то случится…
— Ничего не случится, ваше превосходительство, у нас тут абсолютно безопасно…
Из шлюза корабля тем временем выглянул крепкий мужик. Хмурый, неприветливый. Я бросил взгляд на него и не в первую секунду сообразил, что это серв. Дорогой, тоже императорского класса, наверняка пилот, штурман, или вроде того.
Мы сперва направились к Песцу, к которому пустынгеры как раз притараканили на верёвках и катках здоровенный кусок обшивки для ремонта.
Диалог с нашим ржавым имперскимм воякой у ревизора вышел коротким — Песецъ за словом в карман не лез, и наш дорогой гость тут же был послан в пешее эротическое со всеми своими писульками. Затем направились в сторону зала ожидания, Семёныч шёл впереди и пытался его убалтывать, но тот даже не смотрел в его сторону. Грустно, конечно, было отдавать нашему деду роль «мальчика для битья», но у меня была общая цель и задача — спасти и его шкуру тоже. Поэтому пусть пока поотдувается.
Периодически ревизор останавливался, указывал на какую-то трещинку на бетоне и долго отчитывал нашего несчастного деда.
Мы же с Октавией тихо переписывались.
«Господин рыцарь, я так понимаю, что пока мы импровизируем?»
Я кивнул.
«Но мне тогда в рамках импровизации важно определить, а режим „профурсетки“ по первому протоколу, или по второму?»
«А в чём разница?» — уточнил я.
«Вы разрешаете соитие в случае необходимости?»
Я аж закашлялся от неожиданности. Из-за этого остановились и перешли на голос.
— Кхм-кхм. А он на это рассчитывает?
— По всем невербальным признакам и набору феромонов фиксирую киберфилию. Он не обратил ни малейшего внимания на Дарью и, извините за вульгарное выражение, пялился только на мои сиськи.
— В таком случае — пока что нет. Разрешу только в случае самой-самой необходимости. Когда от решения будет зависеть судьба мероприятия. И в случае твоего добровольного согласия, конечно, и в случае полной безопасности для тебя. Я ж, типа, за тебя отвечаю.
Оливия покорно кивнула.
— Хорошо, господин рыцарь… Не беспокойтесь, я себя в обиду не дам. Также… по составу выдоха фиксируется вероятная слабость к алкоголю.
— Отлично, знаем уже целых две слабости. Есть с чем работать. Давай, к делу.
Я кивнул в сторону ревизора.
— Можете хлопнуть меня по мягкому месту, господин рыцарь? — попросила Октавия.
— Это ещё зачем?
— Для придания ускорения, и для соответствия развратному образу, конечно.
Что ж, придал ускорение и добавил соответствия образу. Место у Оливии действительно оказалось достаточно мягким — инженеры Центральной Имперской Конструкторской Конторы Андроидостроения со Второпрестольной не зря потрудились в своё время.
Господин ревизор тем временем повстречался с светлейшим князем Потёмкиным и сопровождавших его Юлием и Цезарем.
Завидев последних, он тут же спрятался за спиной Семёныча.
— А это что за шнырьки⁈ Что за представители дикой фауны на взлётке? Почему не отстреливаете⁈ — заворчал Ожерельев-Доуи, норовя достать позолоченный бластер из кобуры.
— А это у нас, Джон Юрьевич, сторожевые одомашенные животные! — сообщил Семёныч. — Как раз-таки охраняют от непрошенной дикой фауны.
— Разве они входят в перечень разрешённых сторожевых животных космодромных территорий?
— Джон Юрьевич! Я же рапорт ещё семь лет тому назад писал, просил выделить лютоволков породистых! Или хотя бы лисомедведей.
— Ах вы рапорт писали!.. — начал ревизор.
Октавия подоспела вовремя, невинно поправляя причёску.
— Ваше Сиятельство! Ваше Сиятельство! Вы, вероятно, устали после дороги… Разрешите предложить вам напиток и обед?
— Да, непременно предложите, — уже чуть менее раздражённо отозвался ревизор. — и напиток, и обед, и свою компанию. Но исключительно после того, как мы тут всё осмотрим. Только не пытайтесь меня подкупить. Это у вас не выйдет, милая леди.
— О, вы назвали меня милой! Спасибо!
— Что она творит? — тихо спросила подошедшая Дарья.
— Проводит дипломатическую работу.
— Какая молодец, — фыркнула Даша. — А ты чего?
— А я жду. Он отыграется на Семёныче, потом захочет отдохнуть — тут-то мы его и подсечём.
Ждать пришлось прилично. Его превосходительство проследовал сперва по площадке перед залом ожидания. Отругал за палатку Петеньки, за мангал перед входом, затем пронёсся по залу ожидания, комментируя каждую неровность и пылинку. Изобразил неистовство перед гаражом, где Даша перебирала глайдер, отчитал за куропатник в здании, затем пошёл по улице.
Зашёл в магазин, где сидел уже вернувшийся серв Прохор, несколько удивился его присутствию, спросил про имперское разрешение на ведение предпринимательской деятельности на территории режимных объектов и отругал за бедный ассортимент. Затем Октавия ювелирно провела его мимо дома Макса, сообщив, что это один из резервных складов взрывчатых материалов.
— Сколько у вас городских помещений под песком? — спросил ревизор.
— Около шестидесяти процентов, — с ноткой гордости отозвался Семёныч. — А скоро будет и того меньше.
— А население?
— Тридцать восемь человек!
— Плохо!
— Почему плохо, Джон Юрьевич? По нормам консервации космодромов же разрешено до девяноста пяти процентов площади!
— Поэтому — и плохо! У вас космодром на консервации! Зачем тратить государственные ресурсы на восстановление и обслуживание города?
— Смотри, — тихо сказал я Даше. — Сейчас он отыграется на Семёныче и захочет отдыха.
— Моя помощь не потребуется?
— Упаси боже! К тому же, как авторитетно заявляет Октавия, ты не в его вкусе.
— Вот как! Ну, она так и про тебя говорила.
— Чего говорила? — не понял я.
— Что я не в твоëм вкусе, — насупилась Дарья.
— Вот как, значит? Ладно, это мы с ней потом обсудим.
Наш диалог оченрь удачно прервал ревизор, прямо-таки разверещавший при виде нашей бурёнки. Тут я его абсолютно понимал, реакция вполне адекватная и вне ревизорской проверки. У большинства людей со здоровой психикой вид Полиши вызывал жгучее желание либо взять орудие покрупнее, либо убежать за горизонт.
Виктория, кстати, при первой встрече с бурёнкой почти не испугалась. Как-то подозрительно это до сих пор.
— Это… что за страхо… грё… твою… Простите за нелитературный, это ни в какие ворота, как говорили в старину! Что это за?..
Ну, тут я почувствовал, что мой выход.
— Это бионический мобильный комплекс «Бурёнка», результат смелых научных экспериментов одной местной лаборатории. Подарен мне друзьями. Даёт молоко, самый дешёвый способ перевода растительной пищи и отходов в белки и жиры. Недавно созрел первый сыр. Не хотите попробовать?
— Вы мне предлагаете взятку? — фыркнул ревизор. — Сыром?
Я тоже мысленно фыркнул. Ишь какой неподкупный! Как будто бы непонятно, что он тут по нашу душу не из чистого рвения.
— Послушайте, — нахмурился я, изображая обиду. — Я прекрасно понимаю границу между взяткой и благодарностью должностному лицу. Уж я-то понимаю, какой путь вы из-за нас проделали, и сколько хлопот доставляем. А проверка — это вы давайте, по всей строгости, конечно.
Ну, он и продолжил по всей строгости — заглянул за ворота, за частокол в резервацию племени Большой Скалы. Прошагал зачем-то до хижины и бесцеремонно заглянул за занавеску, где несчастная Юдифь мылась в бадье. Никак не отреагировал за вскрикнувшую и стыдливо прикрывшуюся девушку, лишь продолжил ворчать что-то на тему отсутствия нейрочипов у аборигенов, присутствия федеративных племён на территории города и строительства несогласованных резерваций.
После он наконец-то направился в сторону гостиницы.
— А теперь — обед.
И столкнулся нос к носу с Иолантой, выходившей с конвоем.
— Учитель, — коротко поприветствовала она меня, и только потом как будто бы заметила ревизора. — О, я смотрю, к нам прислали ревизора.
— Ваше сиятельство, — коротко, но слегка недовольно поприветствовал её Джон Юрьевич.
У таких, как он, глаз намётан. Сразу опознал в девочке титул эрцгерцогини. Титул повыше баронского будет.
— Вы от кого-то из центральных родов? Вижу костюм с Первопрестольной. Кто вас послал? Папенька рассказывал, кто сейчас там узурпировал власть… кажется, Олдрины?
А сама поймала мой взгляд, я коротко кивнул.
Она знает про абордаж. И про корабль. Но не сдаст. Это я точно понимал.
— Или нет… Не Олдрины… эти, пустынные рода… Ганзориги?
— Не понимаю, о чём вы говорите, ваше сиятельство, — нервно потянул воротник ревизор. — Я прибыл для инспекции объектов планетарного имущества, и только и всего.
— А. Как скучно. Ясно, — она изобразила, что потеряла всякий интерес и обратилась ко мне. — Я пойду играть в салочки с раптусами, учитель. Вы разрешаете?
— Разрешаю. Только постарайся, Иоланта, чтобы вас они больше не поймали. А то будет как в тот раз, — многозначительно сказал я.
У ревизора, конечно, от этой сцены глаза на лоб полезли.
Ничего, пущай думать, как решать уравнение с новой переменной. Видать, наличие на территории космодрома ещё одного знатного вида требовало каких-то корректировок плана разноса.
Обед в буфете гостиницы, который прочно оккупировали две из четырёх служанок Иоланты, Джон Юрьевич вкушал нервно, молчаливо, периодически приговаривая:
— Как вы это едите? — наконец, сказал он нам.
С дороги, однако, изголодал так, что морщился, но ел. Даже не стал возражать и требовать оставить наедине. Мы с Семёнычем и Дарьей уселись рядом и тоже взяли приготовленной в буфете еды.
Меню я утверждал собственнолично.
Злаковая каша, тушёная куропатка, омлет из молока и куропаточных яиц. Октавия даже собственноручно принесла ему десерт — сырник с вареньем из терновника, только-только перешли на местное сырьё с покупного.
Но, судя по взгляду Октавии, которым она переглядывалась с девицами в буфере, у них уже был какой-то план, и они его придерживались. А когда я попробовал сырник и первое — я, кажется, понял, чего они придумали.
— Несолёное ещё. А сырник несладкий… У вас есть соль?
— Ваше превосходительство! — вставила Октавия. — Анализы показывают, что в пище и так достаточно хлорида натрия, и чрезмерный избыток в пище… Мы решили на этой кухне вернуться к кухне предков, отказаться от соли, специй, а также и от сахара.
Он проворчал что-то.
— Я не пойму, это что, орбитальная куропатка? Почему рацион не планетарный?
— Рацион максимально адаптирован к климату, местности и финансовым условиям, — добавил я. — А если вы хотите отведать настоящую кухню этой планеты — мы с Октавией составим вам компанию. Знаю несколько неплохих заведений в этом полушарии.
И снова оскалился в радушной улыбке. Ревизор глянул на Октавию, и я заметил озорной огонёк в его глазах.
Что, неужели он рискнёт тряхнуть стариной?
— Мда. Пожалуй, ещё один такой приём пищи — и я приму ваше приглашение.
Во второй половине дня они с Семёнычем и с минимальным привлечением меня шерстили старые журналы и бухгалтерскую документацию. Искали и, конечно же, находили нецелевое расходование средств, признаки казнокрадства, недоимки, неучтённые накладные и прочее.
Я тем временем не терял времени даром.
Закрывшись в своём особняке, в комнате, специально отведённой под квантовую межпланетную связь, я попытался дозвониться до Дианы, подруги Виктории. И со второго раза у меня удалось.
— Добрый день. Диана, у меня к вам будет небольшая просьба. И предложение.
— О, вы уже готовы начать процесс по выкупке титула?
— Нет. Вопрос куда более деликатный. Требуется ваша небольшая консультация. Что сейчас обычно полагается делать в приличном обществе, если к нам подослали насквозь купленного ревизора? Вариант «прикопать» мы пока не рассматриваем.
Диана усмехнулась.
— Ну, Александр, что вы, как маленький? Не умеете давать на лапу?
— Не припомню, чтобы занимался этим. И не очень хочется, честно говоря. К тому же, есть подозрения, что он кому-то служит и не станет брать.
— Он не станет брать только в каком-то определённом случае, — кивнула Диана. — Если есть цель. Например, выполнить план по показательным поркам в секторе.
Я кивнул.
— Это я понимаю. Показательную порку, допустим, мы исключаем. Что ещё может сделать ревизионная комиссия Управления Имперской Инфраструктурой?
— Выставить на торги. Как неликвидный актив. И тут же перепродать кому-то.
— Рейдерский захват?
— Вроде того.
О как. Это нам совсем не подходит.
— Диана, — сказал я, скрепя сердце. — Ваш муж — имперский легат. Пожалуйста, сообщите ему о происходящем, пусть выскажет ещё какие-то мысли.
— У вас будет бюджет на услуги по решению проблем? — прищурилась Диана. — Просто пока что я не понимаю, чем это может быть интересно нашей семье.
— Будет, — твёрдо заявил я. — Будет бюджет, и будет интересно. Мы с вами свяжемся в течение суток.
Вскоре ко мне пришла Октавия.
— Пока всё идёт по плану, господин рыцарь, — тихо сообщила она
— Ты про режим профурсетки?
— Ага. Мы немного пообщались с ним. В приватной обстановке. В его номере.
Я нахмурился.
— Неужели?..
— Нет, конечно, — покачала головой Октавия. — Вы же сказали, что режим профурсетки по первому протоколу. Да и просто — я знаю себе цену. Но он очень непрозрачно намекал.
— Хорошо. Что удалось про него узнать?
— Ну, судя по невербалике — он не склонен к садизму. Достаточно обходителен. Говорил что-то о том, что «такие, как я, никогда не меняются и не стареют». Подозреваю фиксацию на каком-то раннем романтическом опыте, связанном с киберфилией. А главное — он почти сдался. Потому что ужин ему подали просто отвратительный, я об этом позаботилась. Да и номер выделили на первом этаже, с изрядным слоем пыли. А покушать и хорошо выпить он явно любит. Намекал про то, что хочет поехать кутить. И смотрел так жадно.
— То, что нужно! Что ты ему сказала?
— Я сказала, что у меня много дел, и что мой хозяин меня не отпустит и ушла сюда. Я бы даже сказала — увильнула.
Увильнуть она умеет.
— Это ты хорошо придумала. Скоро, подозреваю, он заявится ко мне и станет не то упрашивать, не то приказывать его развлечь. Октавия, у тебя же есть максимально-вызывающее платье? Кажется, покупали что-то такое перед аукционом?
— Есть, господин рыцарь, — кивнула Октавия. — Приказываете надеть максимально-вызывающее платье? И активировать режим профурсетки по второму протоколу?
— Приказываю надеть максимально-вызывающее платье, — подтвердил я. — И активировать режим профурсетки по второму протоколу. Но чуть позже. Сейчас я снисходительно соблаговолю отпустить тебя, и мы все вместе поедем кутить в Восточную Герберу.
— У вас есть свой план, господин рыцарь?
— Есть план. Но сообщать тебе его я не буду, у тебя своя работа, у меня — своя.
Октавия с пониманием кивнула.
— А потом что будет?
— Потом мы обхитрим и избавимся от него, Октавия. Избавимся от этого лысого киберфилического чёрта. Потому что это мой космодром. И моя планета, чёрт возьми.