Трон галактики будет моим!

Глава 3 На честном слове и на одном крыле

Челнок ощутимо накренился, продолжая баллистическое падение. Из моего богатого опыта можно рассчитать время, оставшееся до входа в плотные слои атмосферы. Которые нас на такой траектории, с учётом ветхости челнока, успешно и сожгут.

У нас было около десяти минут.

— Ну, что, дорогая, — криво усмехнулся я Октавии. — Полагаю, наш выход.

Я отстегнулся, всплыл над креслом и, оттолкнувшись, пролетел над пассажирами в нос салона к пилотской кабине. Рисковал, конечно, если гравитация вдруг вернется, свалиться им прямо на головы.

— Вы врач? — дрожащим голоском спросила стюардесса, когда я зацепился за скобы на борту рядом с нею.

— Я? Нет? — улыбнулся я. — А вот она — точно лучший врач на этой планете.

Неловко кувыркаясь, до нас наконец добралась Октавия, я её поймал и притянул к себе.

— Кажется в тебе на самую малость больше массы, чем обычно бывает у девушек твоего сложения, — усмехнулся я, за что заслужил возмущенные взгляд не только от Октавии, но и почему-то от стюардессы.

Мой сосед по месту, кстати, тоже отстегнулся и перебрался по борту к нам. Плюс ему за неравнодушие.

Я повернулся к стюардессе:

— Показывайте. Что у вас тут?

А у нас тут было расслоение аорты. Пожилой пилот захлебывался кровью, выпуская в автономный полет алые шарики. Нда, распространенное последствия постоянных перегрузок. И полное отсутствие пилотской медкомиссии.

Общими усилиями мы вытащили его из кресла.

— Займись им, Октавия — приказал я. — А я займусь кораблем.

Так, ну что тут у нас? Стандартная навигационная схема. Так-так…

Ага, понятно, как только пилот вырубился, бортовой кибермозг тут же перевел все системы в режим ожидания. Момент не самый подходящий для такого решения, но кибермозги на таких старых кораблях смерти не боятся.

Я сел в кресло пилота, и тут же получил отказ.

— Ваш пилотский доступ просрочен на тридцать шесть тысяч… — пробормотал кибермозг.

Голос был старческий, ворчливый.

— Да я как бы в курсе, — раздраженно перебил я, не давая закончить фразу и пробуя оживить управление. — Мы следуем аварийным маршрутом, дай мне ручное управление!

— Ваша пилотская квалификация не подходит к данному типу транспорта, — нашел кибермозг новый повод для отказа.

— Эй там! — я обернулся назад. — Спросите в салоне, есть ещё пилоты на борту? Нет? У тебя нет выбора, железяка, дай мне доступ!

— Вы не являетесь владельцем транспортного средства.

— А потом ты ещё что-то новое скажешь? Ты самоубиться хочешь, что ли? Не гневи меня, железка, я могу сделать тебе больно. У нас аварийная ситуация! Управление мне!

Дошло наконец до тупого кибермозга. Ручное управление отозвалось, открылась консоль доступа. И после ряда включений-отключений систем два из четырёх тормозных двигателей успешно запустились.

Кормовые. А носовые — нет. Ну, будем дальше выкручиваться.

Мой сосед со стюардессой еле успели удержать падающее на пол тело пилота.

Ага, вектор псевдо-гравитации восстановлен!

Тут же из салона донеслись радостные крики и хлопки аплодисментов. Пассажиры решили, что для них всё благополучно закончилоь.

Ну вот, что вы делаете, люди? Сглазите же.

Мы же уже потеряли запас высоты для благополучного выхода из падения. И ориентация нашего челнока относительно поверхности была совсем не той, что нужно.

Так что самое интересное только начинается.

Едва я тронул управление, и челнок затрясло, мы вошли в плотные слои атмосферы. На крыле резко начала расти температура. Понятия не имею, сколько оно выдержит. По идее — должно, если оно аэрокевларовое, то тысячу градусов выдержит.

А если нет, то нет.

Мы камнем падали вниз, на поверхность Восточной Герберы. И я всё никак не мог челнок из этого пике вытащить, угол наклона никак не корректировался.

До людей в салоне дошло, что ничего вовсе не кончилось и все разом молились в голос. Молились наперебой и в перемешку, кто Духу Империи, кто забытым старым богам, да всем подряд! Молиться сейчас как раз самое время.

Я бы и сам молился, но я верю только в себя. Так что давай, парень, соверши чудо! Ты можешь!

Мы неслись навстречу смерти.

И тогда я обратился к моему последнему средству и самому большому разочарованию с момента пробуждения в криокапсуле. Я обратился к силе моего рода, энергии Большого Взрыва, что всегда пронизывала мою жизнь, но именно теперь её у меня и не было.

Полное молчание во всех энергетических диапазонах. Мне ничто не отозвалось.

Космическое молчание. Чуда не будет. Это же не игра. Я здесь один. Только мозг и руки.

Сосед сел в кресло рядом с пилотским и крикнул сквозь рёв двигателя:

— Чем могу помочь?

— Не подпускай никого к кабине! — проорал я. — Мне только со взбесившимся пассажирами за управление подраться не хватает.

— Сделаю, — отозвался сосед, вынимая бластер из кобуры.

Ого! Похоже, он реально всё сделает!

Я попытался снова обратиться к себе, к молчанию космоса, движению звезд и планет…

Энергия не пришла ко мне.

Но что-то отозвалось внутри.

— Что здесь? — крикнул я указывая пальцем на экранную карту.

— Заброшенная посадочная площадка! — покричал сосед. — Туда лучше не садиться! Толком не убирают, может быть всё заметено песком!

— Больше негде! Падаем туда! — прокричал я в ответ. — Всем пристегнуться!

Поверхность планеты уже ясно различима, ну где эта площадка? Где?

Нам нужно место для скольжения, место, чтобы погасить эту скорость!

Если ничего нет, значит падаем прямо в песок, отличные коллективные похороны получатся. И кратер красивый.

А потом я увидел.

Полоса была. Обозначена на огромном бетонном квадрате посреди пустыни в окружении каких-то занесенных песком зданий.

И она даже была очищена от песка! Мы вышли на неё четко, как на учениях. Значим, садимся по-самолётному!

Выпуск шасси, смена направления кормовых, точно вниз! И одновременно — задираю нос челнока закрылками моноплана и держим. Гасим импульс падения! Гасим! Ещё гасим!

С грохотом и синхронным щелком всех зубов в кабине, мы свалились на взлетную полосу, проскакали несколько раз и покатились по ней, теряя скорость.

Хватит взлетки? Хватит?

Хватило…

Полная остановка.

Я подобрал интерком пилота и проговорил с воодушевлением, которого не ощущал:

— Наш челнок благополучно приземлился в порту Хрен Знает Где, температура за бортом такая, что лучше сразу сдохнуть. Пассажиры могут покинуть салон и поцеловать землю. Наш экипаж прощается с вами и желает вам всего хорошего.

— Вам будет засчитано штрафное предупреждение за нарушение регламента посадки, — проворковал кибермозг челнока, решил вставить свое веское слово напоследок. — И за нарушение допустимого лексикона.

— Заткнись, железка, — беззлобно отозвался я. — Отформатирую начисто и скажу, что так и было.

— Ну вы блин, даёте, — проговорил сосед по месту, бледный, как полотно.

— Да чего нам сделается, старым битым камикадзе… — усмехнулся я, погасив двигатели. — Сами выйти сможете, или помочь вам?

— Не, — быстро отозвался сосед. — Я сам.

Мы выбрались из кабины на горячую взлетную полосу. Солнце палило как бешеное. Жарко-то как…

Я вдохнул нагретый воздух, задержал его внутри. Выдохнул.

Выжил-таки. Снова. Молодец.

Люди выползали через распахнутый люк из салона на взлётку, падали на колени и целовали горячий бетон. Как я им и порекомендовал.

Нда. Легко отделались. А могли бы брызгами разлететься по всей этой полосе из конца в конец.

А потом на моем внутреннем информационном экране, о котором я признаться не вспоминал с момента пробуждения, только на планетарное время поглядывал, выскочило текстовое сообщение:

«Засчитано имперское достижение: 'Космический Спасатель Первого Уровня».

И тут же небольшой счетчик сменил цифру с тысячи на девятьсот девяносто девять. Маленький такой, отмеченный золотой короной на моем внутреннем экране, на который я не обращал внимания, больше замечая даты календарей, планетарные часы и количество пройденных шагов.

Так. А это еще чего было? Мне засчитали имперское достижение? Ух ты! Круто! А ведь я помню, что это за штука! За это же и награда полагается, ведь так? Ну-ка, чего там прибыло на личном счету?

«Баланс — 75 300 импер. валюты, 0 герберск. валюты».

А до этого оставалось в районе пятидесяти тысяч. Ну, награда хорошая такая, пятизначная. Только, конечно, в имперках, которые, подозреваю, тут никому нафиг не нужны, потому как на планете своя валюта ходит, герберки.

Вернее, конечно, нужны, но только тем, кто занимается межпланетной торговлей, перелётами и закупкой флотов. Имперки — это «космические деньги», деньги космической державы. Все билеты и топливо, а значит, и ресурсы галактики, можно по-прежнему купить по факту только за них. Поэтому и такой бешеный курс до сих пор — один к тысяче.

То есть в перспективе мне гораздо нужнее имперки, чем герберки. Но пока что надо как-то будет придумать, как поменять одно на другое. Обмен валюты тут вообще имеется? Не удивлюсь, если для местной финансовой системы это большая редкость.

Я хотел было развернуть счетчик, помеченный короной, но в этот момент из челнока на летающих носилках Октавия со стюардессой вывезли пилота, и я отвлекся, потом посмотрю.

— Ну, что? — спросил я, приближаясь к носилкам. — Жить будет?

— Нет, — бессердечно ответила Октавия. — Лет через пятьдесят все равно умрет.

Надо было видеть лицо возмущенной стюардессы. Может она чего бы даже и сказала по этому поводу, но нас снова отвлекли.

— Эй, народ, вы чего вообще здесь?

Мы все повернулись разом.

Это был седобородый, но крепкий, как дуб, дед. В рабочем комбинезоне, в зеркальных очках и с огромным бластером, на плече. Фига себе, здоров дед. Да это же, я смотрю, вообще-то космический бластер, снятый с корабельной турели, с примотанной изолентой ручкой от дробовика. Такие бластеры вообще не для людей, и их только с помощью сервоскелетов переносят. В нём кило пятьдесят же!

Правда, учитывая, что гравитация тут была чуть поменьше средней по галактике — обращался дед с ним легко.

— Привет, — помахал я ему рукой. — А мы тут крушение потерпели.

— Ага, — буркнул, дед. — Ну, оно и видно, что потерпели…

— А вы кто? — поинтересовался я.

— А я здешний начальник, — отозвался могучий дед. — Исполняющий обязанности начальника Королёвского имперского космодрома.

— Как вы это гордо о куске бетона в пустыне, — улыбнулся я.

— Семёныч тут действительно начальник, — проговорил вдруг мой сосед по месту. — И тут действительно был когда-то космодром. А я даже не знал, что ты его прибираешь.

— Не был, а есть! — недовольно отозвался Семёныч. — Во временной консервации… А не знал ты, Илюха, потому что ты к нам только вон с той стороны всегда приезжал! На взлётке уже годами не бывал, вот.

— А что это вы нас, почтенный, с бортовым бластером встречаете? — прищурился я.

— Да бродят тут всякие, — отозвался дед ничуть не смутившись. — Тоже всяко потерпевшие. Глаз да глаз за ними. Помощь-то вам нужна?

— Да, не откажемся, — отозвался я. — Лежачий у нас один, а остальные на нервах после всего. Им бы присесть.

— Так это же вас разместить где-то надо, потерпевшие? — задумался Семёныч, перебрасывая на спину свой могучий бластер на ремне через грудь. — Отопру, значит, для вас зал ожидания.

— Нам бы ещё водички, Семёныч, — попросил мой сосед по месту.

— Воды мало, — нахмурился начальник космодрома. — Сами знаете. Но по стакану выдам. Идем со мной.

— Нам бы ещё родным передать, что мы живые все, — добавил сосед. — Мобильники-то наши тут не ловят.

— Зайдем в пункт связи, свяжемся с Восточной Герберой, — бросил Семёныч. — Обрадую их там.

Семёныч впустил пассажиров в здание с залом ожидания, даже включил там кондей и собрался с моим соседом за водой.

Я бросил взгляд на Октавию, ухаживающую за передумавшим из-за этого немедленно умирать пилотом, и решил, что схожу с мужиками, посмотрю, чем живёт это местечко.

— Тебя как звать-то? — спросил у меня пока шли по бетонному полю Семёныч. — Илюху-то я давно знаю…

— Александром меня звать, — отозвался я, усмехнувшись.

— Сильное, заслуженное имя, — серьезно кивнул Семеныч. — Его не один отважный воин носил. А сам ты откуда? Из Центральных систем, слышу по говору? К родственникам сюда?

— К родственникам, — подтвердил я.

Больше он вопросов не задавал.

Воду Семёныч набрал из солнечного опреснителя. Ряд покрытых легкой ржавчиной опреснительных колонн стоял в отдалении от бетонного поля космодрома на самом солнцепеке. Я не стал интересоваться происхождением рассола, из которого эту воду выпаривали. Догадываюсь, знаете ли. Самому случалось в пору нужды замыкать биологический цикл обращения жидкостей на своих кораблях.

Мы набрали из сборной емкости две канистры дистиллированной воды и пошли к пункту связи под огромной чашей антенны связи.

Прямо на краю поля, точно на нашем пути на бетоне валялся, растопырив когтистые лапки, толстый неподвижный броненосец.

— Дохлый, что ли? — нахмурился Семеныч. — А нет, живой ещё! А ну пшел вон, скотина! Разлёгся тут…

Броненосец перевалился с боку на бок и, клацая когтями по бетонке, убрался с нашего пути.

— А что у вас тут ещё есть? — спросил я, глядя как броненосец удаляется к занесенным почти полностью песком зданиям в стороне от расчищенного бетонного поля. — Вот это всё, что это такое было?

— Это был город, — невесело ответил Семеныч. — Имперский город Королёв. Да не в честь какой королевы назван. А в честь изобретателя первого космического корабля.

Ну, как же, помню из уроков истории об этой легендарной персоне. На каждой планете найдётся городок с таким названием. И из жизни в Пантеоне помню. Кажется, он построил первый корабль как раз между изобретением радио и запуском первого ядерного реактора. О других подробностях история умалчивает. Тёмные века.

— А что случилось? — спросил я. — Почему всё в упадке?

— Послевоенная разруха, — пожал плечами Семёныч. — Денег не стало. А с тех пор как на имперский акведук пираты грузовую баржу уронили, так тут теперь жизни и вовсе нет, без воды-то. Ну, все и разъехались. А пиратским родам из Княжьего Порта процветающая Гербера ни к чему. И так дети старых дворянских родов к ушкуйникам простыми абордажниками идут от безысходности. Другого достойного дела им здесь нет.

Вото оно как. Ничего себе повороты внутренней политики. Впрочем, стоило ожидать.

— А ты, Семеныч, сколько тут уже исполняешь обязанности? — спросил я.

— Двадцать лет скоро, — отозвался Семеныч отпирая двери в башню связи.

— Ого, — поразился я. — Ветеранский срок почти отмотал!

— Так это уже второй, — усмехнулся Семёныч. — Краснознаменный вакуумно-пехотный полк имени принца Александра, от звонка до звонка, выслужил.

Точно. А должность эту типа хлебную Семёныч по ветеранской квоте и получил. Кто-ж тебя так в армии-то невзлюбил Семёныч, что отправил тебя мести песок в пустыне? Хуже, наверное, только снег на ледяных спутниках мести.

Между тем Семёныч установил связь:

— Восточная Гербера, космодром Королёв говорит.

— Слушаю вас, Королёв.

— Лоханку часом не теряли?

— Вот чёрт! Он рядом с тобой свалился? Видишь их? Выжившие есть?

— Танцуй рванина, все живы, даже пузо не поцарапали. Сели прямо на космодром, ждут помощи.

— Семёныч! Я тебя поймаю и, расцелую, несмотря на то, что ты борода небритая! Высылаем транспорт! Их тут ищут уже все.

— Ждём, — отозвался Семёныч и прервал связь. — Ну вот, скоро вас отсюда и вытащат. Пошли, народ обрадуем.

Пока мы ходили, ветер нанес на бетон заметные барханчики.

— Тяжело здесь, на космодроме одному-то? — прищурился я.

Семёныч плечами только пожал:

— Двадцать лет я его подметаю, — Семёныч пожал плечами. — И ещё двадцать буду, если придётся. Порядок — есть порядок. Космодром должен быть готов принимать корабли.

— Так получается, это ты нас спас, Семёныч, — вдруг понял я. — Если бы ты эту полосу не расчистил, разбились бы мы сегодня в пустыне — вот и всё.

— Да ладно, скажешь тоже, — отмахнулся он. — Кто там сажал эту развалюху, вот зверь — человек, без нервов. Я-то видел. Я бы так не смог.

— Ха! — усмехнулся я. — Спасибо на добром слове.

— Так это ты, что ли был? — нахмурился Семёныч. Потом улыбнулся: — Ну, летаешь ты точно как бог, Александр. Могуч.

— Стараюсь. — усмехнулся я. — Очень жить хотелось.

— Если человек жить хочет, его ничто не остановит, — рассудительно заметил начальник космодрома.

— Вообще, — заметил я. — Тебе за это дело имперское достижение положено, Семёныч.

— Может и положено, — Семёныч пожал плечами. — Только это полным имперским служащим, положено, а я тут просто обязанности исполняю. Обойдусь. Я уж несколько лет забесплатно тружусь, имперской валюты никто не присылает.

Я внимательно посмотрел на этого упертого мужика. Явно с самых низов выбился, землю драл, пробивая себе путь. Человек, на которого можно положиться, надежный и верный, соль Империи.

Он и без награды обойдется.

Но я не обойдусь.

Я обязан наградить Семеныча, хотя бы за то, что он принца крови спас, то есть меня лично. Имею право. И имею намерение. Он не только меня спас, он всех этих людей спас.

Я довольно легко по запросу в административную базу космодрома определил зарплатный счет Семеныча и перевел ему половину полученных имперок — пятнадцать тысяч. Может, Империя всего и не замечает. Но я это видел, и награды это достойно.

Семеныч вдруг встал на месте, Илья чуть в спину ему не врезался.

— Случилось что, Семеныч? — равнодушно поинтересовался я.

— Я премию получил, — глухо произнес Семеныч.

— Так это же хорошо?

— Из наградного фонда принца Александра Леонова, — выговорил Семеныч. — А такой фонд есть, что ли?

— Ну, значит есть, — я похлопал Семеныча по плотному плечу. — Вот видишь. Империя все видит.

— Выходит, что так, — медленно произнес Семеныч и с подозрением поднял глаза к небу. Словно оттуда за ним кто-то мог зорко наблюдать.

А я сам тут же получил достижение «Награждающий», Первого уровня'. О как. Ещё достигушка. Неплохо! Что-то я сегодня прямо разошёлся.

Октавия ждала меня у входа в зал ожидания. Ого, даже больного покинула.

— Чего-то ждешь, Октавия? — крикнул я еще издалека.

— Где вы были, господин рыцарь?

— Беспокоишься за меня? — усмехнулся я. — Зря. У меня все под контролем.

— Не смею сомневаться, господин рыцарь, — скептически скривила бровь Октавия.

Семёныч искоса глянул на Октавию и бросил:

— Хороший у вас андроид, рыцарь Александр. Дорогой.

— Так и есть, — отозвался я. — Не жалуюсь. Хотя бывает той ещё врединой.

А Октавия вдруг насторожившись замерла на месте.

— Господин рыцарь, — произнесла она. — Внимание. Наблюдаю неустановленный органический объект. Быстро приближается.

Я резко развернулся на месте и увидел, что Октавия права.

Вот блин!