Трибунал

Глава I. Запутанность (часть 4)

Этот спор, казалось, мог продолжаться вечно.

Насупленный академический диспут двух учёных, посвятивших свою карьеру изучению чужой расы. Их аргументы отсылали к научным школам и философским парадигмам, историческим прецедентам и казусам, культурологическим моделям и сапиентоцентричным принципам уважения к силе высшего разума, сумевшего по собственной воле перешагнуть межгалактический барьер, а значит, заведомо достойного действовать согласно собственным представлениям о том, что есть благо, а что есть зло.

Молчаливый диалог двух Избранных, чьи пути пересеклись сотни сезонов назад, и даже после того, как оба надолго покинули Большое Гнездо, этот диалог продолжал своё непрерывное течение. Они делились друг с другом не столько знанием, сколько высшей общностью суждений, основанных на единых законах логики, лежащих в самом основании этой Вселенной, не управляющих её событиями, но составляющих истинную суть всех тех механизмов, что приводили их в движение.

Сухой, хладнокровный рапорт нижестоящего в иерархии подчинения своему высшему руководству, приказ которого было немыслимо оспорить, даже если тот был совершенно неисполним. При этом средством общения служила безэмоциональная цепочка фактов, вытекающих один из другого так же неизбежно и непоколебимо, как лавина следует за падением первой снежинки на вершину обледеневшего горного пика.

Яростный, бессмысленный спор двух бесконечно чуждых друг другу существ, чей субъективный опыт делал любой факт в их изложении настолько искажённым в деталях и подробностях, что с тем же успехом речь могла идти не об одном и том же утверждении, объекте, событии или же выводе из них, а о совершенно далёких, не имеющих никакого отношения друг к другу отстранённых явлениях, быть может, даже вовсе вымышленных вещах, из которых ровным счётом ничего не следовало.

Увы, последствия этого спора тянулись так далеко в пространстве и во времени, что завершить его, сдавшись без боя, Илиа Фейи никак не мог себе позволить. Ни далёкое Большое Гнездо, ни это растреклятое Пероснежие, ни летящие, ни ирны, ни артманы не простили бы ему подобной беспечности.

Если у него ещё оставался шанс, он должен был пытаться продолжать борьбу. Продолжать спор с соорн-инфархом.

— Важнейшей целью моей миссии служенаблюдателя было предотвращение подобных коллизий, соорн-инфарх, вы же сами поручили мне остаться здесь и…

— И наблюдать, нуль-капитул-тетрарх, вы должны были придерживаться стратегии абсолютного невмешательства во избежание даже минимальных конфликтов со средой и объектом вашего наблюдения.

— Я так и поступал, соорн-инфарх, в точности! Наблюдал, фиксировал, отправлял безумные простыни отчётов, на которые не поступало ни единого ответа!

— Что и было прямым следствием невероятной важности вашей миссии. Для того, чтобы ваш глаз оставался объективным, а ваши отчёты максимально полными, вам ни в коем случае не должно было поступать никакой обратной связи, поскольку из неё вы могли вольно или невольно сделать ложные выводы о том, какая информация является приоритетной или какие конкретно события являются наиболее ожидаемыми и ключевыми в вашем поиске. Вам следовало соблюдать информационный, логический и эмоциональный нейтралитет во всём.

— И я с глубочайшим почтением внимал этой мудрости, до самого конца оставаясь преданным служителем возложенной на меня миссии. Но вы же сами уточнили, соорн-инфарх, что не само это наблюдение являлось целью, но предотвращение дальнейших конфликтов с артманами. Мы и без того по самый рострум увязли в делах Пероснежия, и за прошедшие тысячу сезонов только увязаем ещё больше.

— Несомненно, коллега, вы как всегда правы, однако ваше неразумное вмешательство во внутренний конфликт чужой расы лишь усугубило и без того шаткое положение вещей в этой галактике. Как вы уже ранее заметили, само наше участие в истории артманов как межзвёздного вида есть попрание принципов невмешательства и самоопределения народов. Факт отправки спасательного флота к Старой Терре служит нескончаемым источником ошибок, а вероятно — и несчастий нашего народа в будущем. Я не устаю утверждать — летящим необходимо немедленно покинуть пределы Пероснежия и полностью, раз и навсегда прервать всякий контакт с артманами.

— Но соорн-инфарх, вы же сами согласились возглавить 45-й флот! Более того, вы же мне, глядя в глаза, утверждали, что оставляете меня тут одного! Что Крыло покидает пределы Барьера ровно по этой самой причине — невозможности продолжать самостоятельное существование расы артманов под давлением нашего здесь присутствия! Свет летящий, я все эти сезоны искренне полагал, что меня здесь попросту бросили!

— Держите себя в руках, нуль-капитул-тетрарх, для вашего ранга подобная эмоциональность в высказываниях граничит с полной потерей морального облика. Ладно я, утративший в одном строю с вами последние пинны, мне ли не понять, что такое отчаяние перед лицом бездны растраченного впустую времени, но при виде ваших тирад Хранители Вечности навсегда отстранили бы вас от всякого служения, хоть бы и в полном одиночестве.

Это тоже было правдой. Но Илиа Фейи всё равно не сдавался.

— Возможно. Но ещё более возможно, что они бы не согласились и с тем, что блистательному соорн-инфарху позволительно прямо и осознанно лгать тому, кто считал себя его учеником.

— То было не моим решением, и не прошло с момента нашего с вами долгого расставания и нескольких смен, как я уже многократно раскаялся в содеянном. Но выбора у меня не было — Бойня Тысячелетия показала, насколько артманы сделались безрассудны и несдержанны в своих поползновениях покинуть Барьер. Наше вмешательство сделало их такими. Озлобленными по отношению к непрошенным спасителям и лишёнными всяких сдерживающих факторов в собственной надуманной борьбе за свободу. Не уберись мы тогда с их горизонта событий, артманы уже наверное погубили бы себя в огне самоубийственной войны, и нас бы с собой утянули.

— Так вот в чём дело, выходит, Ромул был прав, когда обвинял нас в том, что мы здесь не ради того, чтобы спасти их, мы здесь — исключительно ради собственного спасения.

Но соорн-инфарх даже не моргнул, ответствуя так же твёрдо и уверенно:

— Разумеется. Мои приоритеты очевидны — я служу Большому Гнезду, я служу Тсауни, летящему свету. Если и когда судьбы артманов встанут на пути этому служению, я перешагну через них так же легко и непринуждённо, как уже делал это ранее. Я несравненно старше вас, нуль-капитул-тетрарх, я уже видел горячие молодые цивилизации, которых мы не спасли.

— Которых мы не стали спасать? Или которых мы же сами и подтолкнули на край пропасти, однажды почувствовав в них грядущую опасность?

— И то, и другое, не пытайтесь меня ловить на моральных дилеммах. Я подчинюсь воле Совета. Но, при прочих равных, я же и всегда предпочту интересы моего вида интересам чужого.

— Показательно «спасу» их, заперев в клетке, после чего сделаю вид, что улетаю, а сам остаюсь… погодите, так зачем же вы остались? С какой целью Крыло пряталось во тьме столько времени? Не просто же наблюдать? Для этого был оставлен я.

— Нет, конечно. Однажды мы перестали быть спасательным флотом, но стали флотом возмездия. Если бы артманы вознамерились покинуть Барьер, удар был бы нанесён стремительно и неотвратимо.

— Но это же… но это же геноцид! Одно дело — оставить чужую расу на произвол судьбы, давая ей пусть призрачный, но не нулевой шанс спастись от Железной армады, совсем другое — собственным дактилем активировать машину судного дня. Только не говорите мне, соорн-инфарх, что вы на подобное способны?

— О, можете поверить, я способен на многое. И вы способны. Наши искры одинаковы. Холодные, бесчувственные порождения глубин Войда. Им плевать на наши физические эмоции и нашу бренную мораль. Но если бы вы спросили, хочу ли я подобного, то нет, я бы не поступил так даже по прямому приказу Совета. Но не потому, что я жалею артманов, ирнов или кого бы то ни было. Я попросту считаю, что это бы поставило под удар выживание цивилизации летящих. Одно дело — быть хулимыми «спасителями», совсем другое — стать цивилизацией космических карателей. Это плохо заканчивается. Уж поверьте моей памяти.

— А как же миллиарды жизней? Они вас не мучают в ночных кошмарах?

— Мои кошмары не должны вас беспокоить, нуль-капитул-тетрарх, позаботьтесь о собственных. Потому что до сих пор план успешно действовал. Артманы прекратили попытки агрессивной экспансии, ограничившись тем, что обезопасили сектор вокруг Барьера, начали налаживать контакт с ирнами, задумались о долгоиграющих планах, перестали банально выживать, каждый раз с мясом вырывая у собственной галактики право на завтрашний день. Но тут вмешались вы.

— Это несправедливо, соорн-инфарх. То, что вы всё это время принимали за умиротворение, мне, на взгляд изнутри, на взгляд пристального служенаблюдателя, которым вы же меня и назначили, представлялось лишь затишьем перед бурей. Все эти без малого две сотни сезонов в безопасных недрах Цепи зрел мятеж.

— Против чего?

— Против той судьбы, что мы им приготовили.

— И в чём же, по вашему мнению, она состояла?

— Моё мнение тут, как и положено объективному исследователю, совершенно неважно. Важно то, какой свою дальнейшую судьбу видели сами артманы.

— Вы меня беспокоите всё больше, нуль-капитул-татрарх, мне начинает казаться, что вы в итоге сделались артманом в куда большей степени, чем летящим.

— К счастью, это невозможно чисто физиологически. Мы слишком разные по своей природе. Но сочту это предположение за комплимент, соорн-инфарх, ваше признание делает мне честь, раз я выгляжу в ваших глазах артманом, значит, моё служенаблюдение было не напрасным. Однако вы задали мне вопрос, на который я не знаю точного ответа. Есть только мои впечатления, весьма субъективные, и есть прямые свидетельства тех артманов, с которыми я имел возможность общаться неформально, вне официальных площадок межрасового общения, куда меня приглашали в качестве посланника Большого Гнезда. И каждый раз, когда мне удавалось задать артману один простой вопрос, я получал очень разные, но сводимые к чему-то единому ответы.

— Что же это был за вопрос?

— Не торопитесь, будем последовательны. В Совете всегда опасались рассеяния артманов, им виделось хаотичное, децентрализованное Пероснежие, населённое тысячами разрозненных артманских миров и цивилизаций. Именно в этом была суть исходящей от артманов опасности. Так вот, они не видят себя такими. Для них нет более важной цели, чем соблюдение единства со своей расой, даже в ущерб дальнейшей экспансии. Ни представители наиболее развитых Семи Миров, ни жители периферии, включая населённые последователями террианских корпораций суперземли Фронтира, ни тем более следующие за Воинами плоды евгенических программ Конклава не проявили ни малейшего оптимизма по поводу перспектив остаться в одиночестве, самостоятельно выбирая свой путь в отрыве от прочих артманских миров.

— Что вы этим хотите сказать, нуль-капитул-тетрарх?

— Я хочу этим сказать, что артманы оказались ничуть не в меньшей степени склонны к коллективизму, чем мы с вами, даже напротив, если оставшийся в одиночестве летящий ещё рассматривал бы возможности для личного выживания, артманов подобное вводит в столь сильный ступор, что он становится несовместим с жизнью. Если проще — артманы оказались фактически коллективным видом вроде роящихся насекомых. Они не видят смысла своей жизни вне роя. А это значит…

— А это значит?.. Не тяните же, нуль-капитул-тетрарх, что за внезапная велеречивость и многозначительность!

— А это значит, что все наши модели бесполезны. От меня требовалось искать в действиях артманов признаки надвигающегося внутривидового конфликта и я согласился, что подобное возможно. Воины против затаившихся Соратников, «естественники» против «тинков», Семь Миров против останков террианских корпораций Большой Дюжины, говорящие на языке отцов против говорящих на языке матерей. Контр-адмирал Финнеан против адмирала Таугвальдера, в конце концов, почему нет? Если они способны представлять опасность для самих себя, значит, они опасны и Большому Гнезду. Звучит логично!

— Не томите.

— Но всё оказалось ровно наоборот! Вспомните их «чёрные иды» и террианскую легенду о Матери! Если перед нами ноосферный конгломерат, единый роевой разум, то внутривидовые конфликты тут бесполезно изучать, особенно в свете той гипотетической опасности, которую несёт нам этот вид. Напротив, чем более внутренне противоречивы артманы, тем безопаснее они для окружающих, тем больше они будут замкнуты на внутренних проблемах! Что может быть очевиднее, мы просто не понимали всё это время, с чем мы имели дело.

— И теперь вы открыли мне глаза на истинное положение вещей, не так ли? Я вас разочарую. Летящие уже имели дело с истинными роевыми интеллектами в соседних галактиках, и продолжают изучать их, пусть и не так пристально, как разумные расы Пероснежия. Однако нет, всё куда сложнее и, одновременно, куда проще. Да, артманы нуждаются в Песне Глубин своих Воинов в куда большей степени, чем наши соплеменники — в наших, это не секрет. И у них сохранились рудиментарные легенды о погибшей ноосфере Матери, но никакой даже самый оголтелый пантеизм не делает единоличный разум коллективным. Что бы вам ни говорили ваши случайные респонденты, артманы — одиночный вид, в котором каждая особь от рождения до смерти остаётся полностью поглощена инстинктами личного выживания, а значит — в них заложена всё та же природная аутоагрессия, когда в условиях ограниченных ресурсов приоритеты выживания перевешивают любые разумные доводы о преимуществах мирного сосуществования рас хотя бы из чувства благодарности за собственное спасение.

«Спасение». Опять оно. Соорн-инфарх упорно не желал принимать тот факт, что выжившие артманы никогда не простят летящим своего непрошенного спасения.

— То есть мы заперли их в пределах Цепи, заведомо ограничив артманов в тех самых ресурсах, по сути — запретили им дальнейшую экспансию, а после этого торжественно, под фанфары, удалились прочь, умыв руки, и это Совет считает истинным следованием пути летящих?

— Не буду говорить за весь Совет, но я как его полноправный член полагаю, что у нас не было иного выхода. Ах, да, мы могли бросить их на растерзание Железной армаде, которая уж точно не стала бы ждать, пока они сами освоят пустотность и смогут хотя бы полноценно противостоять угрозе.

«Угроза», так навигаторы артманов называли спонтанный огненный барраж эхо-импульсов из-за границы субсвета. Но соорн-инфарх имел в виду совсем иное.

— Мы не избавили их от опасности, а лишь дали им время осмотреться и всё равно наверняка погибнуть. Как погибали другие, до них.

— Определитесь уж, служенаблюдатель вы или спаситель. Не терпят артманы, к слову, ни тех, ни других. Они вообще очень нетерпимая и не склонная к эмпатии раса, особенно для тех, кого вы так огульно заподозрили в наличии у них зачатков коллективного разума.

Если бы всё было так просто. Но соорн-инфарха уже было не остановить.

— Вы же и сами понимаете, что если бы не ваше вмешательство в битве у Ворот Танно, у нас бы вообще уже не было предмета для спора? Тот самый мятеж, о котором вы мне твердите, был бы реализован в самом предметном и материальном виде. В виде огневого контакта двух артманских флотов, началась бы настоящая гражданская война всех против всех, которой мы и боялись. Но вы, ложно понимая свой долг, вмешались, и контр-адмирал Финнеан о четырёх первторангах благополучно ушёл на прожиг, формально не нарушив при этом приказа Адмиралтейства.

— Напротив, соорн-инфарх, мой самый тягчайший грех состоит не в том, что я, по собственной глупости, тогда вмешался, а в том, что если бы я не принял подобное решение, вероятнее всего, погибли бы ещё десятки артманских крафтов, но мятежа как такового всё равно бы не случилось. И тогда мы не спорили бы сейчас о том, что из нас прав, но, пускай ещё сотню сезонов спустя, вместе оказались бы перед Советом, пытаясь оправдаться, когда и по какой причине мы упустили контроль над этой расой.

— В чём же тут ваш грех? Послушать вас, вы поступили правильно, нуль-капитул-тетрарх!

— В том лишь, что я поступил так не ради моего служения, не ради торжества космического разума, не ради будущего Большого Гнезда или этого несчастного Пероснежия, я сделал это исключительно из чувства самосохранения. Поступил я так затем, что боялся оказаться на том суде. И боялся быть на нём по праву осуждённым. Пусть и на пару с вами, соорн-инфарх.

Свет летящий. Симах Нуари в тот миг глядел на своего аколита, как на некую диковинку, будто впервые заметив подле себя нечто небывалое, невозможное, и потому удивительное.

— Ясно. Вы знаете, коллега, выбирая вас для этой миссии, я надеялся, что вы сроднитесь с этой расой, пропитаетесь их мечтами и тревогами, но я не мог даже и в самых смелых своих мечтах предположить, что вы заразитесь от них теми же ментальными болячками.

Звучало это не очень оптимистично, но Илиа Фейи продолжал настаивать на своём, краснея рострумом и то и дело запинаясь:

— Вы меня не слушаете, соорн-инфарх, дело не во мне и не в моих возможных когнитивных нарушениях. Да, я нечаянно подтолкнул Финнеана к дальнейшим действиям, но решение принимал он сам, в кои-то веки не летящие спасают артманов, а артманы находят в себе силы сделать хоть что-то в свою пользу, сделать так, как поступили бы они, а не мы.

— Так вот в чём дело.

Симах Нуари больше не спорил. Он размышлял, и сила железной логики знала, куда вести его острый, безошибочный разум.

— Только теперь мне стало ясно, почему наш спор так затянулся. Признавайтесь. То ваше вмешательство было не единственным.

— Как и ваше, соорн-инфарх. Четыре крафта под командованием контр-адмирала Молла Финнеана не просто так не смогли покинуть пустотность в Скоплении Плеяд и были вынуждены вернуться к Воротам Танно и проследовать далее до «Тсурифы-6».

— Что ж, кумулятивный эффект от взрыва сверхновых приводит к тому, что пространство пустотности вокруг взрыва становится непроницаемым для обратного проецирования. Я не готов с вами обсуждать детали тех событий, вы и так слишком много наговорили артманам и чем меньше вы знаете, тем лучше, но да, мы, летящие были прямо заинтересованы в том, чтобы те четыре крафта не сумели завершить намеченную траекторию. Но вы… неужели вы думали, что я не замечу эту несчастную шлюпку?

Ну почему же. Заметить её несложно. А вот решать, как с ней поступить, соорн-инфарху придётся здесь и сейчас.

— Она здесь оказалась случайно, учитель, и никто не хватится тех несчастных артманов, что оказались на её борту волей судьбы и моей личной волей тоже. Но вы же видите, что не в состоянии помешать ей покинуть субсвет прямо сейчас. Точнее, вы можете это сделать, лишь попытавшись её уничтожить. Но этого я вам позволить не смогу, даже если вы мне прикажете. Моё служение противоречит подобному приказу и я лучше погибну сам, но не дам вам допустить самую главную ошибку с самого начала этой миссии.

— Вы намекаете сейчас, что я могу её уничтожить лишь вместе с вашим «Лебедем», нуль-капитул-тетрарх.

Голос Симаха Нуари скрежетал будто металлом по стеклу.

— Несомненно, именно так вы и должны поступить, если наш спор ни к чему вас не привёл, и вы до сих искренне уверены в собственной правоте. Что такое жизнь моя и жизнь этих артманов в сравнении с судьбами Большого Гнезда? Пыль, тлен.

Соорн-инфарх не ответил. Лишь помедлил немного, размышляя о чём-то своём, после чего оборвал связь.

Но «Лебедь» его отнюдь не разверзал жерла своих орудийных башен, и команда открыть огонь так и не прошла по Крылу. Шлюпка с двумя артманами в тот раз успешно ушла на прыжок, а Илия Фейи остался один на один в темноте непроницаемого кокона, от которого было не избавиться. Посланник оставался сокрыт ото всей прочей Вселенной, слепой, глухой и безгласный. Пленник на собственном корабле.

Во тьме прошло шесть сезонов, Крыло неспешно мигрировало вдоль границ Фронтира, но в контакт с артманами не вступало. Создавалось такое впечатление, будто Симах Нуари нарочито отбрасывал в построении дальнейших планов сам факт того, что Воинам артманов теперь доподлинно известно, что спасители никуда не улетали, что они тут, у самых стен топологического додекаэдра Цепи, чего-то ждут, прежде чем нанести решающий удар.

Да, Илиа Фейи признавал свою вину, он и правда осознанно выдал человеку Цзинь Цзиюню, как тот настойчиво просил себя именовать, всю суть и глубину той опасности, что нависла надо всей артманской цивилизацией после начала неурочного мятежа контр-адмирала Финнеана. Выдал и отправил обратно к Воротам Танно с миссией донести своё предупреждение Конклаву, прикрыв его шлюпку примитивным, но действенным боди-блоком. К счастью, соорн-инфарху в тот раз хватило присущего всем летящим чувства сенситивизма, чтобы не лишать своего теперь уже точно бывшего аколита жизни только потому, что тот оказался упёртым, как артман, настаивая на собственной правоте.

Но Илиа Фейи не оставлял попыток всё-таки достучаться до учителя.

Он писал ему ежедневно.

В форме докладных записок, личных посланий, формальных рапортов, официальных запросов, бюрократических жалоб, сухих формуляров, фактологических отчетов, дипломатических депеш, секретных каблограмм, пространных анкет, исторических справок, фактологических уточнений, научных статей и критических отзывов. С обязательной копией Совету, разумеется.

Каждое его утро по бортовому расписанию зависшего в черноте космической ночи «Лебедя» он поднимался из постели, завтракал и принимался писать.

Это были личные мемуары, беллетристические эссе, рассчитанный на широкий круг читателей научпоп, историографический нон-фикшн, пространные рассуждения в новомодном жанре альтернативной истории, героико-трагедийный эпос о богатырях далёкого прошлого, ладно ложащийся на проблемы современности, наброски будущих научных трудов и выдержки из уже опубликованных.

После обеда его больше вдохновляли художественные формы.

Памфлеты, апокрифы, пьесы, романы в стихах и стихи в прозе. Байопики, батальные полотна, трагикомедии, киберпанки и сатириконы.

Лимерики, верлибры, гекзаметры, силлабизмы, аллитерации и логаэды.

Анекдоты, байки, стендапы, частушки и скальдические песнопения.

К вечеру каждого нового дня ему начинало казаться, что он постепенно сходит с ума.

Ответа ему не было.

Как неизменной оставалась и чернота окружающей ночи.

Но Илиа Фейи не спешил сдаваться. Время шло, но он, запертый наедине с собственными мыслями, всё больше предавался уверенности в собственной правоте.

Не до́лжно летящим вершить судьбы чужих рас, и самый тот миг, когда соорн-инфарху пришла в голову ложная идея того, что подобное вмешательство ради далёкого будущего может быть им же и оправдано, будет теперь навеки омрачать совместную историю их народов. Родовая травма, базовый конфликт «спасителей» и «спасаемых» с той поры навсегда останется с ними.

И единожды замочив пинны в болоте этой ложной дихотоми — мы или они — соорн-инфарх и его несчастный бывший аколит теперь были обречены вечно метаться между возможностью помочь и настойчивым, показным невмешательством. Увы, метания эти были бесполезны. Выбор был сделан, когда спасательный флот тронулся в путь. И длился он с тех пор ежедневно, сколько ни делай вид, что летящие покинули Пероснежие. Даже если бы они его действительно покинули.

Так в чём же тогда дело? Почему потайное вмешательство Илиа Фейи есть зло, а вмешательство же, но в форме нарочитого, напоказ, невмешательства есть добро?

Это летящие спасли артманов, посадив их в золотую клетку. Это летящие поддались смутными видениям ослепших Хранителей Вечности, сперва отправившись в спасательный поход, потом отказавшись покидать пределы Пероснежия даже по окончании Века Вне, и наконец героически удалившись в неизвестность после ужасов Бойни Тысячелетия. Точнее, не удалившись.

Соорн-инфарх, вы заблудились в собственных построениях, вам пора оставить все старые догмы и узреть новый путь, без наносных сантиментов и околичностей, прекратить бесконечные шпионские игры, в которых мы оба погрязли, и начать прямой диалог с артманами. Попробовать довериться им как есть, со всеми их и нашими недостатками.

Вот к чему всё это время взывал Илиа Фейи, бывший посланник летящих, незадачливый их шпион.

Лишённый в итоге даже банальных источников внешней информации, не имеющий возможности узнать, в конце концов, что в итоге случилось с пропащими первторангами контр-адмирала Финнена, не говоря уже о дальнейшей судьбе человека Цзинь Цзиюня, который так показательно не проявлял ни малейшего беспокойства по поводу своих гибнущих соплеменников, но который в итоге предпочёл рискнуть всем, чтобы помочь Илиа Фейи героически предать свой народ.

Да, зачем себя обманывать, это был акт предательства, или же, на языке шпионов всех времён, проявление двойной лояльности.

Если бы так.

Соорн-инфарх был прав. Оставленный наедине с собой посланник стал слишком артманом для даже самого одинокого летящего во вселенной, но одновременно соорн-инфарх категорически заблуждался в другом. Илиа Фейи беспокоился вовсе не за артманов с их извечным конфликтом между желанием сохранить имеющееся и завоевать новое. Млекопиты решат свои проблемы, или не решат, уж как вывезет хромая судьба.

Его беспокоили летящие.

Беспокоили до паники, до истерики.

И если его первое вмешательство в огневой контакт за Воротами Танно вопреки всем приказам Совета было скорее случайным порывом, плодом минутной слабости, он попросту не сумел адекватно оценить истинные намерения двух флотов в горячке боя, то его действия поперёк упрямых приказов соорн-инфарха уже были хладнокровным, принятым в здравом уме и твёрдой памяти решением, от которого Илиа Фейи не стал бы отказываться даже теперь, после шести сезонов взаперти и в одиночестве.

Соорн-инфарх же так ни разу ему и не ответил.

Быть может, окончательно разочаровался в своём прежнем аколите, но куда вернее ему стало просто не до беспокойств по поводу многословных велеречивостей летящего-отступника. Илиа Фейи ничуть бы не удивился, если бы узнал, в конце концов, что ни единая буква из его посланий так и не дошла до Симаха Нуари, поскольку тот был слишком занят своими пангалактическими подковёрными играми.

Что ж. Если их двоих и правда однажды будут судить, то вот конкретно по этому пункту они останутся порознь. Аколит и его учитель, которым однажды стало не по пути.

Так бывает. Но он по крайней мере попытался. Он дал соорн-инфарху шанс.

Да что там, он дал ему все шансы на свете.

И однажды сдался.

Дописал последний отчёт, закончил последний бриф, сохранил и заверил собственной криптопечатью последний файл, сопроводив их короткой пояснительной запиской.

На этом всё. Его аргументы были исчерпаны.

Отныне они будут разбираться со своей судьбой поодиночке.

Соорн-инфарх Сиерика Симах Нуари, командир 45-го спасательного флота летящих и нуль-капитул-тетрарх Оммы Илиа Фейи, посланник Большого Гнезда в Пероснежии.

Бипедальная опора летящего царапнула металлом о металл, поднимая тяжкий корпус Илиа Фейи во весь его немалый рост.

Нужно выбираться из этого чёрного савана, которым оставался окутан его «Лебедь» с тех самых пор, как его настигло Крыло. Вот бы ещё узнать, как это сделать.

— Вы куда-то собрались, посланник?

Обернувшись на до боли знакомый голос, Илиа Фейи сперва не поверил своим глазам.

Учитель и до отлёта в пределы Пероснежия нечасто удостаивал своего аколита личным визитом. Но чтобы вот так незаметно пробраться на борт чужого «Лебедя», для этого нужно было как минимум нарочно предпринять немалые усилия, а значит, драматический эффект — а ради чего ещё, не чистой же сентиментальности ради так поступать — драматический эффект того стоил. Во всяком случае, так явно полагал сам соорн-инфарх.

Он выглядел в тот миг более чем представительно — парадная тога с расшитым плюмажем из натуральных пинн, биопротезы при ярко блеснувших адмиральских шпорах вместо штатной опоры, золотая маска респиратора и буквально горящие поверх неё огнём острые щели иссиня-чёрных зрачков.

Илиа Фейи послушно склонился перед соорн-инфархом в церемониальном поклоне.

— Как раз ожидал вас с визитом.

Его сарказм был высоким собеседником ожидаемо прочитан и тотчас проигнорирован.

— Что ж, и тем не менее, теперь вам всё-таки придётся приступить к сборам. Время разговоров прошло, пора бы вам заняться делом.

Илиа Фейи в недоумении проговорил про себя слова соорн-инфарха, но подвоха в них не находилось. Как бы досадно ни было за прошедшие две сотни сезонов столь печальным образом, ввиду полного отсутствия практики, разучиться прямому вокальному общению с себе подобными, но не настолько же он утерял навык, чтобы не услышать в этих словах учителя спасительный смысл.

— Так вы не высылаете меня обратно в Большое Гнездо?

В ответ Симах Нуари язвительно усмехнулся.

— А стоило бы, да? Вы, милейший, своими действиями заслужили самой позорной отставки, какая только предусмотрена всеми действующими статутами. И Совет, выслушав ваш, надо признать, весьма многословный доклад, именно так и приговорил. Незамедлительно, по получении данного сообщения, приступить к экстракции нуль-капитул-тетрарха Оммы за пределы Пероснежия, дабы тот не совершил впредь иных неблаговидных дел, позорящих нашу славную расу Тсауни.

Илиа Фейи отчаянно моргнул.

— Так и постановили?

— И поверьте мне, единогласно, поскольку я, хоть и пребывал тут с вами и в том голосовании участвовать очно возможности не имел, разумеется, остался всецело согласен с выводами следствия и приговором Совета. Вы болван, посланник, и таковым болваном, по всей видимости, пребудете во вседлящиеся времена, как бы все прочие не пытались вас вразумить и наставить.

— Но погодите, вы же только что сказали, что мне настала пора заняться делом.

Симах Нуари кивнул.

— Всё верно. Потому я и слагаю сейчас в вас полномочия посланника летящих в этой галактике.

— Кажется, я окончательно утерял нить.

— Ха! Нисколько не сомневаюсь. В этом, если хотите, не ваша слабость и не ваша беда, а ваше преимущество в эти нелёгкие времена. Не буду скрывать, я действительно и искренне голосовал единогласно с Советом, поскольку выводы его весьма логичны и верны как с моральной, так и с формальной точки зрения. Но Совет там, а мы тут. И мне и правда не хотелось бы стоять на будущем суде в одиночку, так что я, лично я, Симах Нуари, решил дать вам шанс.

— Увольняя меня с позором?

Учитель согласно дёрнул рострумом под золотой маской.

— Именно. Позвольте, я вам поясню. Если мне что-то и удалось уяснить из ваших велеречивых и несказанно путаных пояснений, то это один простой факт. Вам и правда не всё равно. Вы действительно стараетесь, в меру своего склада ума и собственного вздорного характера, разобраться в нашем тупиковом долгоиграющем межрасовом конфликте, и действительно жаждете приложить к его разрешению максимально возможные усилия.

— Спасибо, конечно, за подобную оценку…

— Не перебивайте, — елейный голос учителя снова привычно лязгнул металлом. — Вы уже тут наговорили на ещё один приговор. И научитесь, наконец, держать рострум сомкнутым, целее будете. Впрочем, как я уже говорил, вас всё равно уже не исправить. Так что не буду вас больше поучать, действуйте, как хотите. Вы свободны.

Илиа Фейи снова не поспевал за логикой.

— В каком смысле «свободен».

— В прямом. Я деблокирую ваш «Лебедь», как только покину его борт. Вы вольны отправляться на нём куда угодно, и видит свет, я был бы несказанно счастлив, если бы вы воспользовались этим шансом и немедленно вернулись домой.

— Но вы же понимаете, что этого не будет?

Симах Нуари в ответ театрально развёл дактилями, отчего ткань его чёрной тоги будто издала шелестящий вздох.

— Я догадывался, что вы в любом случае не станете слушаться голоса разума. Но, повторюсь, вы вольны действовать по собственному усмотрению, я вам больше не учитель и не командир.

Последние слова больно ужалили Илиа Фейи, но он постарался скрыть свою печаль по этому поводу. Если Симах Нуари готов его отпустить, значит и он смирится со случившимся.

— В чём же подвох?

— Никакого подвоха. Я даю вам шанс поступить по-своему. Быть может, у меня уже попросту опускаются дактили, раз я хватаюсь за подобные призрачные надежды. Но если у вас и правда хватит ума и удачи разрешить сложившуюся ситуацию вокруг Барьера, кто я такой, чтобы лишать эту несчастную галактику подобного призрачного, но шанса. Дерзайте, пробуйте. Один только момент…

Ну как же. Подвох есть всегда. Илиа Фейи хорошо знал манеру своего учителя. Рострум не поворачивался добавить «бывшего».

— Поскольку вы и так проявили себя не в меру, хм, разговорчивым в контакте с другими расами, я вынужден буду дезавуировать ваши доступы к инфохранам Совета. Отныне вы вольны пользоваться исключительно публичной информацией.

Вот это да. Илиа Фейи почувствовал себя тем самым болваном, каким его обозвал соорн-инфарх.

— Но по контактам летящих и артманов подобной информации почти нет!

— Именно. Но вы же служенаблюдатель в отставке, так проявите, в конце концов, смекалку.

Легче сказать, чем сделать.

— В любом случае, как только Совету станет известно, что вы не вернулись в Большое Гнездо, вас могут лишить и этого, в том числе я бы на правах друга — и исключительно в таком качестве — советовал как можно быстрее избавиться от «Лебедя», далеко вы на нём не улетите.

Да уж. Ситуация.

— То есть, ни корабля, ни информации, ни статуса, я правильно понимаю, что как только мы расстанемся, я — изгой? Как там говорил человек Цзинь Цзиюнь, санжэнь, скиталец без родни и дома.

— А вы, я смотрю, и правда много общались с этим самым человеком Цзинь Цзиюнем. Я думал, он несколько преувеличивает степень вашего контакта.

Илиа Фейи сощурился в сомнении.

— Вы и с ним успели поговорить?

— А как же, я, принимая решение, обязательно сперва получаю всю необходимую для оного решения информацию, причём желательно из первых рук.

С этими словами Симах Нуари сделал шаг в сторону, дабы широким жестом опытного фокусника предъявить Илиа Фейи ухмыляющуюся обезьянью мордочку седого артмана.

Тот, похоже, весь их разговор так и простоял позади соорн-инфарха.

Ясно.

Теперь Илиа Фейи многое стало ясно.

Эта история сделала широкий круг в вернулась в исходную точку.

— Зс-дравс-ствуй, т-щеловек Цзинь Цзиюнь, — машинально просвистел разжалованный посланник на языке матерей.

— И тебе не болеть, птица.

Ничего не меняется. Особенно артманы.

— На этом я вас, пожалуй, оставлю, — Симах Нуари и правда засобирался, шелестя тогой и звеня шпорами. — Но с моей стороны было бы непростительно бросить вас вот так, согласно артманский поговорке, всё в той же дыре. Я лишил вас допусков, но вот этого, — ещё один дурной фокус на сегодня, соорн-инфарх ловко извлёк из складок тоги театрально мерцающий меж двух дактилей инфокристалл, — нет ни в одном инфобанке Совета, не говоря уже о публичных репозиториях. Надеюсь, вы употребите столь щекотливую информацию с умом.