Трибунал

Глава II. Коллапс (часть 8)

Судья почти не покидал своей каюты, не испытывая по этому поводу ни малейшего дискомфорта.

Это Даффи со своими ребятами, казалось, не мог усидеть на месте и минуты, то и дело срываясь по очередной наводке в поисках новых свидетелей и зацепок. Так они видели свою роль во всём этом.

Но Судья не разделял их служебного рвения.

Поневоле лишившись своих глобулов, команда Даффи всё равно оставалась верна старым привычкам. За время службы маршалами Фронтира они приучились рассчитывать только на себя — на удачу, крепкие кулаки и богатое воображение. Им казалось, что если они что-то упустят в этом деле, оно навсегда останется сокрытым для будущего суда, а потому не могли себе позволить пасовать ни перед какими трудностями или полагаться на то, что люди вокруг разберутся без них. Потому они даже не замечали, как с каждым новым кусочком этой головоломки они всё глубже увязают в отвалах неподтверждённых гипотез, противоречивых свидетельств и сомнительных утверждений.

Это с самого начала выглядело тупиком.

Как можно отыскать чью-либо правоту там, где сама информационная карта мира со сверхсветовой скоростью ежесекундно разбегается прочь, туда, за границы горизонта событий, и ни один из персонажей этой затянувшейся драмы не был способен охватить и малой толики всего случившегося.

Любая попытка составить единую причинно-следственную цепочку событий, разнесённых во времени-пространстве на декапарсеки и годы декогеренции, противоречила самим постулатам теории относительности. То, что для одних участников представлялось прошлым, для остальных могло оказаться лишь возможным и, порой, далеко не всегда достижимым будущим. Сверхсветовые перемещения и сами по себе были нарушением законов причинности, но сверхсветовое информационное сообщение несмотря на эффект запаздывания декогеренции заведомо превращало любое следствие в ерунду, над которой хотелось не смеяться, но плакать.

Судья и сам бы никогда не взялся вести такое дело, в котором убийца мог действовать из мести к человеку, чьи поступки ещё не превратились в повод для подобной мести просто потому, что ещё не проникли в обратный световой конус мстителя.

Ерунда. Это всё была какая-то ерунда.

Судья с самого момента своего первого знакомства с этим делом начал задаваться одним единственным вопросом — зачем? Зачем он здесь, самозваный Судья в отставке, пребывающий в невольном инкогнито вершитель судеб, которому никто не давал прав ничего вершить. Вы нам нужны не как Судья, а как свидетель, твердил ему эффектор Соратника Улисса, но принять этот сомнительный постулат было довольно непросто, и случившееся после прибытия на станцию лишь ещё больше подстёгивало изначально возникшее недоверие.

Буквально каждый, кто остался на борту мятежной «Тсурифы-6» по окончании всех ключевых событий трёхлетней давности, и уж тем более каждый, кто оказался здесь позже, на поверку выходил никаким не ещё одним свидетелем, но всё новым и новым соучастником или, по крайней мере, подозреваемым в этом деле. Даже просекьюторы и даже самозваный Судья. Все они были под подозрением, поскольку каждый из них так или иначе темнил или же так или иначе представлял заинтересованную сторону конфликта.

Ни о каком справедливом и беспрестанном правосудии тут не было и речи.

Что же до собственной роли свидетеля… с этой иллюзией Судья расстался куда позже. Лишь долгое время наблюдая, как мечется Даффи, он сумел прийти к резонной мысли: если они и могли стать чему-то свидетелями, то лишь пребывая на своём месте, говоря от собственного лица и участвуя лишь в тех событиях, что его касались.

Любая попытка объять необъятное была заранее обречена на провал — и ребятам Даффи ещё суждено было осознать всю тщетность своих попыток, лишь только был открыт тот ящик Пандоры — саркофаг ирна. Судья же прозрел куда раньше, когда в его руки попал архив записей «Тсурифы-6». Точнее, не так.

Сначала он утонул в этом архиве, с головой погрузившись в тысячи часов рутинной частной жизни случайных пассажиров огромной станции. Они ели, спали, молились, бродили по пешеходным галереям, что-то настраивали, ремонтировали, демонтировали или устанавливали. Попросту проживали ещё один день своего субъективного времени жизни.

Это фактологическое обилие обрушивалось на Судью подобно грозному водопаду, предварительно разогнанному до околосветовых скоростей, чтобы само течение времени в нём застыло, сверкая множеством недвижимых граней там, где раньше сумбурно шумел беснующийся поток. И только тут Судья смог уловить тот самый, давно мучивший его подвох.

Главным следствием нарушения закона причинности, которое всплывало в любых математических выкладках теоретиков, становилось дублирование самого события. Одно и то же фактологическое утверждение, лишь только обретая способность заделаться собственным следствием, тут же расщеплялось на множество квантово-запутанных суперпозиций. Не Каин убил Авеля. И даже не Авель Каина. А оба они разом стали убийцами и жертвами, живыми и мёртвыми одновременно, и одновременно же множественными во всевозможных лицах. Отцы, дети, прошлое, будущее, зло и добро расщеплялись на глазах в самоподобную фрактальную пену.

Сперва судье начало казаться, что он так потихоньку сходит с ума, запершись в своей каюте. Но тут же он смог воочию убедиться в обратном.

Вот этот кадр он уже видел. Саркофаг с Кабесиньей-вторым начинает скользить вниз по рукаву станции навстречу его скорой гибели. Ничего необычного, столько раз просмотрено. Вот только на этот раз запись показала иное. Саркофаг замер на полпути в нерешительности, постоял там и вернулся обратно к центральной операторской башне.

Да быть такого не может! Он же собственными глазами видел!

Спустя полминуты несложных поисков уже обе записи мерцали на паузе перед Судьёй. Теперь он был абсолютно уверен, что не спит и не бредит. Даффи на его месте сейчас бы развёл деятельность, стараясь докопаться до истины, как минимум, устроил бы канитель с попытками отличить копию от оригинала. Нет, Судья сразу понял, что это бесполезно. Обе записи были оригиналами. Но обе же были и безнадёжно испорченными незавершённой декогеренцией копиями, чья запись прервалась раньше положенного времени. Кажется, он даже теперь, невооружённым глазом мог разглядеть по краям изображений муар конечного голографического разложения на гауссовы функции.

Муар, разумеется, возникал ровно в тот момент, когда обе записи расщеплялись, ни разу не замеченный до того. Вот оно. Многомировая интерпретация квантовых законов проявилась в макроскопическим мире. Осталось понять, кто был тем наблюдателем, чьё воздействие расщепило нашу вселенную надвое ровно в тот самый момент, когда решалась незавидная участь оператора Кабесиньи-второго, готового вот-вот стать третьим.

Нет, никакой не наблюдатель. Свидетель.

Они все здесь — лишь свидетели.

Так зачем Улиссу непременно понадобился ещё один?

На осознание этого у Судьи ушло ещё полгода. И ключевым событием на пути к прозрению стала встреча с ирном.

Ворвалась белокурая бестия в его статичный, почти недвижимый мир так же легко и без спроса, как в мирное жилище главного героя старых дорам про войну влетает шальной снаряд, раз и навсегда деля сюжет на до и после, деля логически и визуально — вот тут ещё минуту назад царил мир и покой, заполненный тёплыми красками и запахом старой пыли, и вот уже в носу у тебя рваный металл пополам с вонючей гарью, когда образы разрушений вокруг словно разом утратили все краски, оставив после себя лишь серость обломков и вкус смерти.

Если до встречи с ирном в уши Судьи была набита многолетняя вата затворничества, в котором каждый листок рисовой бумаги из раздатчика, исчерченный пометками в три слоя, был важнее всех тех воспоминаний, что он оставил на Имайне, то сразу после все эти некогда бесценные для него детали в мгновение ока сдуло прочь, оставив на их месте лишь руины былых раздумий.

Это было как распахнутое случайным порывом ветра окно, с весёлым звоном вылетающее прочь вместе с фрамугой в радужных брызгах битого стекла. Или даже сильнее — это было как ударная разгерметизация прочного корпуса, когда оказавшихся рядом с пробоиной в неурочный час одним рывком выбрасывает за борт, обдирая до костей о рваные края обшивки. И лишь случайно заставшие катастрофу в задраенных кабинсьютах, ощущая на губах щекотку вскипающей слюны, смогут прожить достаточно, чтобы насладиться всей грозной красотой последствий.

Однажды она просто к нему постучалась.

Если бы Судья тогда знал, что скрывается за лёгким скребущим звуком со стороны внутренней переборки. Не так должен взывать к человеку гремящий набат его судьбы. Впрочем, неважно, как именно он звучит, важно, что его не избежать.

Стоило Судье приоткрыть люк каюты, как бешеный ураган рассерженного ирна ворвался к нему и тотчас заполнил всё своим бешеным темпераментом.

Ошеломлённый столь бурным вторжением, Судья битых полчаса стоял посреди ока бури, какие, по рассказам, бывают на водной суперземле Янсин, где нечему было остановить кинетическую мощь тысячекилометрового урагана, случавшегося там не чаще раза в несколько оборотов вокруг светила, зато и длящегося потом по полгода. Так и тут, с тем же успехом он мог пытаться ухватить за хвост убегающий ветер или остановить голыми руками снежную лавину в горах Имайна. Не стоило даже пытаться.

Он и не пытался. Стоял столбом посреди бурлящего водоворота и хладнокровно ждал, пока само рассосётся. Призвание Судьи находить в любом безумии точку логической опоры и толику правоты в самом неправомерном поведении сказывалось даже теперь, за декапарсеки от дома.

И это сработало, в какое-то мгновение стало вдруг тихо.

Пришлось для начала, скосив глаза долу, воочию убедиться, что она всё ещё там. Белобрысая оторва с расцарапанным носом. Интересно, кто это её так.

— Судья Энис, вы соизволите мне, наконец, ответить?

— Изложите вкратце суть дела, — строго напутствовал он её и отошёл от греха подальше в угол, усевшись там в гостевое кресло.

То ли боевой запал девчули отчего-то угас, то ли его строгий взгляд на неё, наконец, так подействовал, но она и правда изложила. Не то чтобы вкратце, но зато в нормальной хронологической последовательности и с разумной тактовой частотой.

И сразу стало гораздо понятнее.

Да, Судье не почудилось, перед ним и правда стоял руки в боки самый настоящий ирн. Точнее, разумеется, настоящая, поскольку ирнов мужского пола никто покуда и в глаза не видел, ни на самом Ирутане, ни в окрестностях. Из чего исходил факт, что мужчины-ирны вообще существовали в природе, бортовые информатории умалчивали. И вот означенная ирн в составе секретной — ну конечно же — миссии без малого субъективные четыре года назад инкогнито прибыла на «Тсурифу-6». Сопровождала она безымянную (Судья смутно помнил какие-то обрывочные детали, что у ирнов в некотором смысле нет публичных имён, но дальше всё расплывалось как в тумане), но очень важную особу, что-то вроде посланницы Ирутана по особым поручениям.

— Тоже интересовались триангуляцией фокуса? — сочувственно вздохнул Судья, но ирн сверлила его твёрдым, немигающим взглядом, и он отступил, больше не вмешиваясь.

А дальше между тем началось самое интересное. Загадочные исчезновения и таинственные похищения, несчастный оператор Кабесинья-третий и космачьи черти в ступе. Когда весь этот дым коромыслом улёгся, в номере с Судьёй вновь осталась лишь понемногу остывающая девчуля с исцарапанным носом.

— Я вам скажу так, сходу бросаться в бой с самого начала было не очень хорошей идеей. Кабесинья-третий и правда всего лишь бэкап того человека, с которым вы некогда пересекались. И с каких это пор у операторов «Тсурифы-6» нашлись общие дела с ирнами?

Гостья промолчала.

— А ещё, скажите мне, как вы вообще могли встречаться с оператором лицом к лицу?

— Ровно как и с вами, Судья?

Ясно.

— Я — естественник. Уж вам-то положено такие вещи различать.

— Не понимаю, — моргнула девчуля.

— Вас не смутила приставка «второй» и «третий» в их именах?

— Они бэкапы друг друга.

— Да, но не только. Таких, как они, у нас за глаза именуют «консервами». Вот, поглядите, это саркофаг Кабесиньи-второго. Похоже?

Для верности Судья ткнул в виртпанель пальцем.

— Но там же, внутри, я так понимаю, живой человек?

— Не совсем. Во всяком случае, у него нет того, что вы бы сочли привычным лицом. Операторы настолько серьёзно аугментированы, что не в состоянии покидать свои саркофаги, не расставшись при этом с жизнью.

— Значит, это был его бипедальный дрон, — и пожала плечами, сообразительная.

— Поверьте мне, даже вы бы ни за что не спутали подобную штуку с живым человеком. Это кукла, обычная пластиковая кукла.

— Но с кем я тогда разговаривала?

— А вот это уже хороший вопрос. Но его стоило задавать до того, как вы решили ворваться в каюту хоть отставного, но оператора.

Не то чтобы Судья был в курсе деталей того их разговора, но глядя на окружающий его сейчас погром, можно было догадаться, что там произошло.

— Судья, удивительные ваши слова! Вы же человек закона!

— В отставке. И ваши новые друзья из журидикатуры Тетиса, которые вас так неловко полонили, тут на станции — куда большее воплощение того самого закона. Однако оператор станции — это не человек, даже если временно исполняет его обязанности, это сердце машины, которая нам с вами дарит жизнь, бережёт и охраняет. Я бы не стал врываться к нему вот так, даже будучи полностью уверенным в своей правоте.

— Вы так говорите, будто он — никакое не «сердце машины», а попросту её запчасть, пусть и критически важная.

Ирн гадливо сморщила расцарапанный нос.

— В каком-то смысле — так и есть, как бы вы к подобному ни относились. К тому же… погодите, это вас там приложило?

Но Судья не угадал.

— Нет, инцидент на подлёте, — и тут же деловито шмыгнула побитым носом. — Дело житейское.

— Что-то они зачастили, инциденты эти, — с сомнением проворчал Судья и тут же пожалел об этом.

— Думаете, это было подстроено нарочно? — деловито осведомилась девчуля.

— Ничуть не бывало, — твёрдо стоял на своём Судья. — Я бы, пожалуй, даже поручился, что о вашем приближении Кабесинью кто-то предупредил. Но чтобы вам осознанно вредить, пока вы с людьми Даффи, это уже совсем ничего в голове не должно остаться.

— Ладно, — неожиданно легко согласилась ирн. — Обидно другое. Весь эффект внезапности пропал, момент был безнадёжно испорчен.

Да уж. Судья, глядя на устроенный гостьей бедлам, уже заранее скорбел по своим бережно разложенным записям.

— И всё-таки, что вам Кабесинья-третий такое наплёл, что вы отправились оттуда прямиком ко мне? Учитывая моё тщательно поддерживаемое инкогнито и неофициальный статус…

— Не беспокойтесь, о моём присутствии на станции почти никто не знает, и о своём неурочном визите я буду молчок!

Судья покачал головой. У ирнов, оказывается, весьма своеобразные представления о приватности. И секретности. И скрытности.

Ладно, проехали.

— Так что же он вам такое наплёл?

— Только и всего, что не знает меня, ни разу меня в глаза не видел, про визит ирнов на станцию не знал и о судьбе моей подопечной не осведомлён. После чего посоветовал обратиться в журидикатуру.

Так Судья ей и поверил. Что-то там Кабесинья-третий, наверняка не без помощи неких неизвестных доброхотов, девчуле такое высказал. Узнать бы ещё, что конкретно.

— Вполне дельный совет, между прочим. Но вас он, разумеется, не устроил.

Ирн энергично кивнула, рассыпав солому спутанных после длительной лёжки в саркофаге волос по плечам.

— А этот ваш Даффи, как вы понимаете, мне тоже не годился в советчики.

Да уж. Этот балбес даже на ирнов не производил впечатление человека, к которому можно было обратиться за консультацией. Тоже мне, а ещё генерал.

— Но к чему вообще все эти тайны?

— Ирутан не любит афишировать свои контакты с людьми.

«Людьми». Обычно чужинцы предпочитали именовать людей «артманами». Ох, не проста ты, девчуля.

— И тогда они отправили вас ко мне?

Ещё один энергичный кивок.

Прибью Даффи, обречённо подумал Судья. Вот возьму и прибью.

— Не уверен, что до конца понимаю причины такого поведения генерала Даффи, однако вы сами можете как-то сформулировать цель своего визита в мою скромную каюту?

Судья обвёл окружающий разгром широким театральным жестом, как бы призывая ирна смилостивиться. Но нет, это не помогало.

— Вы Судья.

— В отставке, — он уже буквально взмолился, сложив ладони в соответствующем жесте.

— Не важно. Вы будете надёжным свидетелем.

Свидетелем. Они все будто сговорились!

— Свидетелем, простите, чего?

Улыбка девчули была одновременно снисходительной и ободряющей, мол, ничего, не всё сразу, будем вникать постепенно, вы рано или поздно во всём разберётесь.

— Свидетелем всех тех событий, которые теперь, вне всякого сомнения, вскоре начнут здесь разворачиваться.

— Но с чего вы… погодите, — запоздало спохватился Судья, — что вам такого наговорил Кабесинья-третий?

— Это совершенно неважно, он наговорил достаточно, чтобы мне понадобилось обратиться к вам.

Ну, начинается.

— Нет, я всё-таки настаиваю, поделитесь со мной хоть какой-нибудь информацией или моя роль в этом затянувшемся цирковом представлении мне так дальше и будет оставаться неясна.

Ирн в ответ деланно вздохнула.

— Вот как раз в недостатке информации вся проблема. И нам бы эту проблему как-то устранить, пока не началось.

Началось что?

— Эм, простите, не знаю, как к вам можно обращаться…

— Можете обращаться ко мне «ваша светлость», — не моргнув глазом ответствовала девчуля.

— Хм, ладно, ваша светлость, вы, должно быть не заметили, но тут за последние годы и без того много чего случилось, и вряд ли…

— То, что предполагаю я, разом отодвинет все ваши внутренние конфликты на второй план, уж можете мне поверить.

— Могу, но, простите, не поверю. Вы, кажется, явились сюда разыскивать вашу визави, ну так и разыскивайте, никто вас не удерживает, кроме вашего бурного характера, уж прошу меня извинить за резкость. Причём тут вообще я или эта станция?

— Тонкий момент, я бы сказала щекотливость ситуации состоит в том, что мы с посланником сюда прибыли инкогнито, в обход обычаев и директив Ирутана.

Судья моргнул. Опять эти трёпаные космачьи тайны.

— Это ничего не объясняет.

— Инициатива принадлежала посланнику, если бы я заранее знала, чем всё кончится, я бы, разумеется, не пошла бы ни на какие компромиссы, но тогда аргументы посланника звучали веско и я бы сказала невинно. Да, она заинтересовалась сообщениями о триангуляции фокуса. Вы же знаете, в Секторе Ирутана тоже обнаружена подобная аномалия, однако вычислить и изловить её нам покуда не удалось.

Как интересно. Люди хоть в чём-то опередили ирнов.

— Мы об этом в курсе. Ваша светлость, посланник в итоге была замечена на борту астростанции «Эпиметей», которая принимала участие в триангуляции, но какова именно была её роль во всём этом, так и осталось в тумане войны. Другим пассажиром астростанции значилась эффектор Превиос. Вам сообщили об этом коллеги генерала Даффи или оператор Кабесинья-третий?

Девчуля снова тряхнула головой, но на этот раз как-то неопределённо, как бы ни говоря ни да, ни нет.

— С эффектором Превиос я не знакома.

Неудивительно. Наверняка эта ваша посланник сделала всё, чтобы «ваша светлость» держалась от всего этого подальше. С таким-то её характером.

— В момент появления эффектора на борту «Тсурифы-6» вы уже могли оказаться в саркофаге.

— Я догадалась.

— А ещё это предполагает, что посланника вашего никто не похищал. Вы же почему-то реагируете на случившееся куда острее положенного. Вряд ли сам факт вашего заточения в саркофаг потребовал бы от вас столь энергичных, хм, действий.

Ирн молчала, глядя на него из-под белобрысой чёлки.

— В подобном случае, Судья, я бы решила всё сама.

Да уж наверное.

— Значит, дело в посланнике. Ваша светлость, давайте начистоту. Что вы от меня хотите?

И тут она решилась. Задрав подбородок так, будто ирн сейчас отчего-то пыталась казаться выше ростом, девонька пошла на Судью как тяжёлый штурмовой глайдер на врага. Он даже как-то весь подался назад, машинально вжавшись в спинку кресла под её напором.

— Давайте так поступим. Я вам просто всё покажу.

И замерла, дожидаясь ответа.

Судья неуверенно кивнул.

В тот же самый момент ирн обеими руками схватила его за голову и прижалась к нему горячечным, как показалось, лбом.

Всё померкло.

Ни света, ни звука.

Полная тишина и темнота.

Хотя нет, если присмотреться, в глубине окружающего ничто постепенно прорезались полупрозрачные сполохи. Как будто обрывочные воспоминания, смутные, размытые, абстрактные. Скорее ощущения, грёзы наяву, не оставляющие ярких вспышек узнавания. Так могла бы выглядеть ложная память. Память о том, чего не было, и чего уже точно не будет. Калейдоскоп недоказуемых фактов, смутных событий, незнакомых лиц.

Впрочем, некоторые лица Судья узнавал.

Памятную по архивным записям фигурку ирна в проёме люка, обернувшееся на прощание древнее дитя.

Напряжённое лицо сира Артура Сорроу, отчего-то держащего обе руки за спиной, словно из последних сил сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки.

И наконец елейная улыбка Кабесиньи. Самого, во плоти, её светлость не соврала, никакой это бы не бипедальный дрон. Что бы это всё значило?

Приходя в себя, Судья поспешил вырваться из её липких объятий на максимально возможное расстояние — вновь забившись от греха в противоположный угол каюты. Да, быть свидетелем — это тяжкий труд. И о какой беспристрастности могла идти речь, когда к тебе вот так лезут прямо в голову.

— Теперь вы видели.

Ни черта космачьего он не видел. Впрочем, для начала ему этого было достаточно. Нужно лишь было спросить у неё из чистого формализма, для успокоения совести:

— Я увидел лишь то, что видели вы, ваша светлость, однако если бы этого было достаточно, вы бы ко мне не пришли. Давайте так поступим, я помогу вам разобраться в том, что из этого правда, а что нет, но если мы в процессе поисков наткнёмся на что-то, что вы бы пожелали скрыть от прочих, я сам буду решать, имею ли я право хранить ваши тайны или же мне до́лжно придать их немедленной огласке. Если вы согласны — давайте попробуем, если же нет — вы зря меня побеспокоили.

Девчуля задумалась ненадолго, но в итоге уверенно кивнула.

— Произнесите это вслух для протокола.

Судья не знал, зачем он так сказал. Даже Даффи и тот остался без глобула, что уж говорить об отставнике с периферийного Имайна.

— Согласна, ваша честь.

На этом и сговорились. Последующие дни Судья вновь погрузился в архивы записей «Тсурифы-6», но на этот раз он искал не то, что там хранилось, а то, что оттуда исчезло.

Кто-то очень дотошный постарался вымарать все возможные следы пребывания ирнов на станции, а также всё, что могло бы указывать на круг их общения. Однако пустота пробелов в непрерывном континууме времени бывает куда красноречивее самого твёрдого знания, тем более что последнее, в чём недавно сумел убедиться Судья, на этой станции нередко оборачивалось своей полной противоположностью.

Этот вставной детектив был похож на похождения Тесея в лабиринте Минотавра.

Ирн указывала Судье примерное время и место, откуда стоило начать поиски, после чего оба принимались скрупулёзно исследовать любые нарушения последовательности записей в ближайших окрестностях, отслеживая их во всех направлениях одновременно, как квантово-запутанные электроны синхронно туннелируют по всему транспортному лабиринту хлоропласта в поисках единственной молекулы ферредоксина. Таким же биологическим вариантом квантового компьютера работали сейчас и они с девчулей. И работали успешно.

Потому что каким бы упорным ни был в своих стараниях неведомый чистильщик, рано или поздно даже он сдавался, и в итоге однажды обрубки записей воссоединялись, демонстрируя в самых тёмных углах этого информационного лабиринта ровно то, что они и ожидали.

Первым они отыскали таким образом сира Артура Сорроу. В гражданском облачении он не выглядел хоть сколь-нибудь примечательным и легко бы затерялся в любой толпе, но Судье, уже знавшему, что искать, его короткая зализанная стрижка, так контрастировавшая с вычурным пингвиньим париком, уже сама по себе была как ещё одна улика, то и дело сияя аварийным сигналом в полумраке переходных галерей номерного технического уровня.

За следующие несколько дней они вдвоём отследили перемещения представителя Кирии по станции в достаточной степени, чтобы воочию убедиться, что иных целей для визита на «Тсурифу-6» у сира не было. Ни с какими другими представителями политикума человечества он не встречался, подозрительных телодвижений почти не производил, прибыл и убыл, но в самом центре его мировой линии значился полуторачасовой пробел, в точности совпавший с тем самым временем, в которое два ирна-инкогнито встречались с кем-то, подозрительно на него похожим.

Во всяком случае, несмотря на полностью уничтоженные следы самих ирнов на записях, сир на них выходил вполне веским доказательством правоты девчули. По его поводу она точно не врала. Ну, или по крайней мере его присутствие на станции она не выдумала.

Глядя на озабоченное лицо сира Артура, Судья не мог, конечно, догадаться, что же его беспокоит, но сам факт того, что Кирия скрыла во время расследования финнеанского мятежа столь важный факт, каким был контакт с инопланетной расой, уже представал делом чрезвычайным.

— О чём вы с ним говорили?

Но девчуля лишь отрицательно покачала головой. То ли сама не знала, то ли не хотела говорить. Что ж, её дело. Пусть с ней потом Ирутан сам разбирается.

А вот дальше расследование их надолго застряло.

То ли сами ирны не очень-то спешили с кем-то особо общаться, целыми днями сидя в каюте, а если и выходя, то совсем ненадолго, или же их способность не бросаться в глаза безо всяких ухищрений с архивами записей достигла таких впечатляющих высот, что собственно подозрительных лакун стало куда меньше.

Впрочем, подумал Судья, это и неудивительно, две девочки-подростка должны, обязаны вызывать излишний интерес здесь, глубоко в чёрных недрах сугубо мужского человеческого Фронтира.

А значит, наша девчуля при желании может представать перед окружающими не только центром урагана, но и тишайшей мышкой-норушкой, на которую в упор будешь смотреть и не заметишь.

И тогда Судья сменил тактику. Он переключил квола из режима отслеживания цели в режим поиска аномалий. Самих кволов, а также любую, даже самую продвинутую аугментацию можно ослепить, скармливая им на скоростях выше несущей тактовой частоты их ку-тронных мозгов искусственно структурированный когерентный шум, в котором запутанные друг на друга образы будут до степени неразличимости смешиваться с этим самым шумом, так что никакие нейросети их уже не опознают, ни как наличие, ни как отсутствие информации. Это получится особая, заполненная, запутанная пустота сродни призрачной поверхности файервола.

Нечто подобное должно было происходить и здесь.

И Судья нашёл. Не сразу, но нашёл.

Слабая рябь поперёк виртпанели. Будто призрак прошёл. Прошёл и оставил за собой след из небытия. Точнее, бытия столь зыбкого, что и не разглядеть толком.

— Мы её видели однажды.

Судья обернулся на девчулю, не понимая. Её.

И только тут до него дошло. Контуры призрака складывались в женскую фигуру. Стоило подумать об этом, как сразу же это становилось очевидно. Куда он только до этого смотрел? Да туда же, но не на неё, а сквозь неё.

— Кто это?

— Не знаю, она именовала себя Превиос.

— Эффектор.

Девчуля только плечами пожала. Всё-то из неё надо вытягивать клещами.

— Ваша светлость, что вам известно об астростанции «Эпиметей»?

— Мне Даффи показывал. Довольно примитивная на вид штука. Судя по названию, предназначенная для исследования звёзд. Я угадала?

— Примерно. Но на борту означенной астростанции в итоге оказалась и ваша, как её, посланник, и эффектор Превиос, и вот этот человек.

С этими словами Судья быстренько промотал запись. На ней рядом с полупрозрачной Превиос склонил голову на бок, как бы вслушиваясь в какие-то звучащие у него в голове голоса долговязый по флотским меркам тип, плотно утянутый в белый кабинсьют и потому казавшийся ещё более жердеобразным. Таких птиц рисовали на классических гравюрах. Кажется, они назывались цапли.

— Кто это?

— Астрогатор Микаэль Ковальский, между прочим, прямой потомок одного из легендарных капитанов Века Вне.

— Не знаю такого, — девчуле явно было не интересно.

— Ладно, но раз вы его видите на этой записи, значит, это не совпадение, и уж тем более — никакое не похищение. Отслеживается прямая цепочка связей между вами и астрогатором Ковальским. Значит — логичное утверждение состоит в том, что вы прибыли сюда изначально с целью сменить транспорт — уж не знаю, какими окольными путями вы сюда добирались — и проследовать к цели вашего путешествия на той самой астростанции «Эпиметей», о которой вы так скептически отозвались.

— Звучит логично, если бы я понимала, о чём вы вообще говорите. Эта ваша Превиос столкнулась с нами словно бы случайно. Посланник говорила с ней буквально минуту, ничего определённого, случайный разговор. Сейчас я понимаю, что, наверное, они уже тогда были в сговоре, но в тот момент я не придала никакого значения этому эпизоду.

— Ваша посланник часто так делает?

— Как?

— Общается с незнакомыми людьми?

— Довольно часто, — утвердительно кивнула девчуля, казалось, искренне не понимая, в чём подвох. — Она же посланник, а не затворник.

— Но Ирутан же, как вы это сказали, «не любит афишировать свои контакты с людьми»?

— Обычно люди не помнят этого разговора дольше пары минут, — пожала плечами ирн.

— И я не буду помнить?

— Если я того захочу — да.

Так подумать, выходит, их уговор про то, что Судья имеет право разглашать любые результаты их поисков по своему усмотрению, не очень-то и честный.

— Может, это вы все эти записи и потёрли?

— И зачем мне это делать?

— Вы мне скажите!

— У меня на этот счёт алиби, я в саркофаге оказалась явно не по доброй воле.

Вот не факт, ой не факт. Судья уже наслушался достаточно, чтобы заподозрить неладное. Девчуля вполне могла додуматься запереть себя в саркофаге самостоятельно. Чтобы потом изображать праведный гнев в своё удовольствие.

— Что ж вы к сиру Артуру Сорроу не двинули сразу? Уж он вас точно знает в лицо. Или вы и ему память подтёрли?

Кстати, такое вовсе не исключено, во всяком случае на месте заседателей Кирии Судья бы именно на это бы и упирал. Наведённая амнезия. Вот, специалисты Синапса только что подтвердили, получите справку.

У Судьи от всего этого начинался приступ лютой мигрени. Но девчуля стояла на своём:

— Судья, моя цель сейчас — не добиться какой-то там справедливости. Я должна банально постараться минимизировать возможный, а быть может и неизбежный ущерб.

Судья нахмурился.

— Вам стоило бы с этого и начать наш разговор. Генерал Даффи куда более компетентен в таких делах, давайте его позовём и всё обсудим.

— Вы не понимаете. Всё, чем вы можете помочь — теперь — это быть этому свидетелем.

— Не понимаю, — согласился Судья. — Так объясните мне, тугодуму!

Но девчуля снова лишь махала рукой.

И они снова по локоть зарылись в информационные отвалы репозитория.

Шаг за шагом понемногу восстанавливая то, как ирны проникли на станцию, как пробыли на ней некоторое время, а потом расстались: посланник попал на борт золотого шара «Эпиметея», а девчуля — в темноту пакгауза, на долгие четыре года отправляясь спать и видеть сны.

Они отследили все перемещения Превиос, сменных астрогаторов, от них дальше по цепочке к группе доктора Ламарка и смертничкам майора Томлина. День за днём паутина сплеталась всё плотнее, увязывая между собой контр-адмирала Финнеана и адмирала Таугвальдера, Воина, Кабесинью-второго, сира Ван Дийка и далее через толщу пространства протягиваясь к Семи Мирам, Конклаву, Большой Дюжине и, минуя тихий Имайн, к Старой Терре.

Но чем больше они погружались в этот водоворот взаимосвязей и планов внутри планов, тем больше Судья продолжал убеждаться — дело тут нечисто. И не потому, что слишком уж витиевата и распространена оказывалась сеть предполагаемого заговора, а всё по той же причине. Чем дальше им удавалось закопаться в дебри архивных записей, тем сложнее было избавиться от наваждения фрактального расщепления причинности.

Одни и те же события повторялись, но не в точности, другие же напрочь стирались из временной линии в тумане декогеренции, и со временем Судья всё крепче уверялся в том, что никакими изощрёнными усилиями со стороны, от кого бы они не исходили, нельзя было добиться подобных результатов.

Это было не подделать.

Никакой ирн не был способен столь ловко и незаметно обходить защиту внутренних сетей, причём так, чтобы это не насторожило бортовых кволов. С самого начала задача была поставлена неправильно. «Слепые пятна» в архиве не были плодом чьих-нибудь злонамеренных действий. Они появились сами собой. И Судья уже догадывался, почему.

Однажды, когда они обсуждали с её светлостью очередной эпизод их совместных изысканий, ему показалось уместным попросить бортового квола включить запись происходящего в каюте. Не то чтобы Судья спешил засветиться во плоти перед Кабесиньей-третьим и его коллегами, но сила любой теории — в её предсказательной способности. А значит, нужен был опыт, который в случае неудачи доказательно бы фальсифицировал его теорию. Вот сейчас, он отмотает запись и…

Ничего не было. Видеоряд обрывался ровно в момент появления девчули. Слепое пятно по-прежнему было привязано к ней, в точности как это происходило с архивом. Так вот почему Даффи не смог заранее выяснить, кто в саркофаге. Эти данные не были стёрты. Они никогда и не существовали.

Только Судья обернулся к её светлости, чтобы рассказать о своей находке, но тут же прикусил язык, встретив её взгляд. За те долгие дни, что они провели вместе, он уже научился читать выражения лица ирна. Всегда насмешливое, всегда презрительное. Гневливое, рассерженное, любопытное, насупленное. Никогда оно ещё не было вот таким. Собранным. Сфокусированным. Нацеленным.

— Что случилось?

И тут же по пустым галереям «Тсурифы-6» пронеслась тревожная сирена.

— Ваша светлость, сейчас самое время рассказать всё начистоту. Ну же!

— Я знаю не больше вашего. Только что у пределов ЗВ станции спроецировалась в субсвет астростанция «Эпиметей».

— Это значит, вы зря беспокоились? Ваша посланник нашлась сама собой?

— Дело в том, что я вижу множественные сигнатуры.

Час от часу не легче. Так вот почему сирена.

— Но откуда… ладно, к чертям космачьим, говорите уже хоть что-нибудь! Вы же хотели минимизировать ущерб!

«То, что предполагаю я, заведомо отодвинет ваши внутренние конфликты на второй план, уж можете мне поверить». Так она сказала при их первой встрече.

Девонька, словно разом перестав к чему-то прислушиваться, кивнула:

— Это экспедиционный корпус Ирутана. И прибыл он сюда по мою душу.