Флот уходил.
Нервно помаргивали факела маневровых тягачей, с утробным чириканьем то и дело касаясь силового панциря двух неповоротливых носителей, которые уже битый час не могли завершить предстартовый оверкиль. Куда более самостоятельные в плане манёвра среднетоннажные крафты классом не выше тральщика уже выстраивались на дальней гало-орбите, однако и их почти сформированный походный ордер никак не мог выровняться — по нему то и дело пробегала нервная дрожь синхронизации. Построение по-прежнему вело, закручивая в противоход общему движению и заставляя контрольные маяки по краям сектора отчаянно вопить в эфир про опасные сближения. В общую сумятицу вносил свой вклад и рой остроносых «валькирий», постоянно меняющих строй согласно командам будто спятившего оператора. Наконец, матово-чёрные, колючие на вид первторанги ирнов, будто бы плюнув на отстающих, уже принялись по очереди размыкать якоря накопителей, гася бортовые огни и постепенно расплываясь в звёздной ночи удаляющимися матово-чёрными кляксами.
Флот уходил так же, как и появился. Не объяснившись, ничего не сказав на прощанье.
Контр-адмиралу оставалось лишь молча сверлить его взглядом.
— Наконец-то вы останетесь здесь одни, как всегда мечтали.
Финнеан обернулся на голос и в последний момент всё-таки удержался от резкого замечания. В разом сгустившемся полумраке каюты за его правым плечом ангелом смерти темнела как всегда безэмоциональная фигура эффектора.
— Никогда я не мечтал ни о чём подобном. Тем более — такой ценой.
— Но разве это не прекрасный миг, разом оказаться во всём правым, пока Адмиралтейство, Конклав и все прочие занимались разной ерундой? Только вы настаивали на продолжении барража, только вы требовали от адмирала Таугвальдера скорее вернуться к Плеядам, в конце концов, даже триангуляция фокуса — во многом плод ваших усилий, но вас не слушали, да ещё и в итоге спустили на вас всех собак.
Голос Некст был привычно холоден, пусть и не без ноток сочувствия. Эффектор жалела малых сил, как не жалели они себя сами. Контр-адмирал опустил сжатые кулаки, жалея лишь о том, что его бипедальный дрон не в состоянии нанести этому существу сколь-нибудь значительный урон. К чертям космачьим вашу деланную заботу!
— Вы пробрались в мою каюту только затем, чтобы извиниться?
— Нет. В конце концов, я не имею никакого отношения к тому, что происходило на этой станции и вокруг неё. Это всё дела людей. К тому же, — тут эффектор обернулась, будто к чему-то прислушиваясь у себя за спиной, — уже поздновато для извинений, мы вряд ли когда-либо ещё увидимся, и налаживать эмоциональный контакт с вами только лишь затем, чтобы оставить о себе добрые воспоминания, нет уж, увольте. Моё эго чуждо подобной сентиментальности.
Контр-адмирал разом почувствовал, что остывает. К этой… живой кукле тяжело было испытывать какие-либо человеческие эмоции, даже банальную злость.
— Тогда зачем вы здесь?
— Задать напоследок пару вопросов, контр-адмирал.
За год пребывания на «Тсурифе-6» Некст не соизволила к Финнеану ни разу даже по имени обратиться. Но теперь у неё время нашлось.
— Я весь внимание, эффектор.
— Не дерзите, — Некст вся вдруг разом надвинулась на него — беспросветная тень с горящими глазами, — для вас это что, шутки? Ладно своя жизнь побоку, но чужие, вы ими готовы так же легко пожертвовать, как жертвуете своей? Я вижу, вы согласились на этот странный трибунал лишь затем, чтобы красиво потом принять положенный вам приговор. И с реющими флагами под оркестр пойти себе спокойно на дно, кормить тех самых легендарных космачьих чертей, которых вы так часто поминаете.
Хороший риторический приём, только несколько запоздалый. К тому же, его не так просто было подловить. Всё это он уже обдумывал сотни раз, и каждый раз приходил к единственному логическому выводу — чувство вины в его положении было попросту неконструктивным.
— Нет, не шутки. И я полностью осознаю свою ответственность за экипажи моих крафтов и персонал этой станции. Хоть они об этом меня не просили. Тем более, что история показала, что я был прав. Если бы не моё, если хотите, упрямство, мы уже потеряли бы и свой флот на обратном прожиге, и этот квадрант остался бы без прикрытия в самый ответственный момент. План Таугвальдера с самого начала был провальным, отступать к Воротам Танно было опаснее, чем держать строй до последнего. Это и был тот вопрос, на который вы хотели вы хотели меня попросить ответить, эффектор?
Некст отступила, покачав головой.
— О чём вы в тот момент три года назад и понятия не имели. Впрочем, это ваше личное дело, и вам с этим жить, сколько бы той жизни вам не осталось.
Последняя реплика была с подвохом, но в отсутствие угрожающей — да хоть какой-нибудь — интонации она прозвучала скорее банальной констатацией очевидного факта.
— Меня попросили задать вам несколько завершающих вопросов, ответы на которые знаете только вы. И будьте добры ответить на них максимально откровенно.
Попросили? Промолчав долгую минуту, контр-адмирал, наконец, кивнул.
— Что вы ощутили, получив от Воина приказ прервать прожиг?
— Это так важно? Теперь, когда рушится Барьер?
Некст посмотрела на него в ответ холодным, непонимающим взглядом только что разбуженного бэкапа.
— Что вам тот Барьер, контр-адмирал? Мне казалось, вы были готовы покинуть его в любой момент, даже если бы это стало для вас билетом в один конец.
— Причём тут я? Барьер падёт — падут и Семь Миров. Я беспокоюсь не за себя, а за миллиарды человеческих жизней Сектора Сайриз.
— Я бы на вашем месте не думала о миллиардах, а лучше бы предложила вам подумать о себе, контр-адмирал.
— Вам не жалко людей?
— Мне жалко людей, — отрезала Некст, — но эти люди не нуждаются в моей жалости, как, впрочем, и в вашей тоже. Вы, как и они, способны покинуть пределы Фронтира в любой момент.
Финнеан смотрел в эти глаза и не сомневался — она действительно верит в то, что сейчас говорит.
— Это официальная позиция Конклава?
— О нет, — усмешка у неё была такая же ледяная. — Так всё-таки, вы не ответили на мой вопрос. Повторить?
— Нет, повторять не надо. Я ощутил тогда примерно то же, что чувствую теперь, глядя, как горят Врата Танно. Меня гложет всепоглощающее чувство несправедливости.
— Несправедливости по отношению к кому?
— К тем, чей тяжкий труд привёл нас сюда.
— Поясните.
— Мы покинули Старую Терру ради всеобщего спасения. Чтобы будущие поколения людей перестали жить в вечном страхе перед Железной Армадой. Чтобы они вообще появились на свет, эти будущие поколения. Наши предки гибли, трудились, снова гибли, снова трудились, чтобы у нас были эти корабли, эти миры, чтобы мы могли жить в покое и процветании.
Контр-адмирал почувствовал, что путается. И Некст тоже почувствовала.
— Так вы и жили после Бойни Тысячелетия в покое и процветании, поскольку понятия не имели, что ваш истинный враг по-прежнему скрывается там, за Барьером. Борьба же с неодушевлённой «угрозой», как вы её называете, для вас была как развлечение. Да и то сказать, Цепь строили не вы и не ваши предки, а ненавидимые вами спасители. Вы попали сюда на всё готовенькое, даже былые страхи Века Вне вам в основном почудились. Век Вне должен был стать для вас совсем другим — поистине страшным временем, при упоминании которого трепетали бы ваши дети и внуки на тысячелетия вперёд.
Последней реплики контр-адмирал не понял, однако переспрашивать, глядя на то, как начинают понемногу играть желваки на её лице, не решился. Некоторые тайны лучше не знать. Себе дороже.
— Я не знаю, каким должен был для нас стать Век Вне и какие ещё ужасы вы нам уготовили, но факт в том, что я уж точно не стремлюсь сидеть на всём готовеньком в красивой уютной тюрьме, пока её стены пожирают эхо-импульсы и таранят рейдеры Железной армады, я точно никому этого не обещал. Конклав отправил моё Крыло выполнять опасное, почти невозможное задание — ради триангулирования космачьего фокуса мы поставили на кон собственные жизни, многие из моих людей сгорели в том барраже, и в тот день я чувствовал себя вправе требовать уважения к их честной смерти на посту. И уж тем более в мои планы не входила пустая гибель остальной экспедиции.
— Потому вы и отказались выполнять приказ Воина?
Финнеан помотал в ответ головой.
— Я уже говорил всем этим сирам в париках, когда давал показания под глобул…
— Вы сейчас не на даче показаний, контр-адмирал, говорите, как есть.
— Да, я сделал всё, чтобы, формально не противореча указаниям адмирала Таугвальдера, уйти тогда на прожиг. И я успел. Приказ в итоге был отдан слишком поздно.
— Это зафиксировано в логах бортовых кволов. Но что вас на самом деле подвигло уйти из-под подчинения Воину?
— Флот не подчиняется Конклаву, — мрачно поправил её Финнеан.
— Это правда, — кивнула Некст, — но это и пустая формальность одновременно. Вы же думали в тот момент не о формальностях. Что вам та триангуляция? Неужели доктор Ламарк и коммандер Тайрен были настолько убедительны?
— Нет, — он устало покачал головой. — Они бредили этим трёпаным фокусом, но я видел в их словах совсем иное.
— Возможность попытки к бегству? Поднять бунт на корабле?
Любопытно. В который за сегодня раз контр-адмирал взглянул на это существо с новой стороны?
— Нет. Скорее возможность хоть что-нибудь сделать по-своему.
— Я так и думала. Обычное подростковое несогласие. Вы, люди, ещё так юны для роли космической цивилизации, что попросту неспособны самостоятельно отвечать за последствия собственных поступков.
— Ни черта космачьего вы не поняли.
Финнеан удивился собственному спокойствию.
— Ну так расскажите.
— Я увидел вдруг, если хотите, открывшееся передо мной окно возможностей. Открывшееся, может быть, впервые с тех пор, как за нашей спиной застыла богоподобная фигура Ромула — вездесущего, всеведущего, неумолимого и незримого. Он висел над нами дамокловым мечом, пока не растворился в пустоте времени. Его уже пять сотен лет как нет, а меч всё висит. Только дёрнись — тотчас на тебя обрушится.
— И вы тут же решительно дёрнулись. Обернитесь, вы вспоминали про пылающий Барьер, неужели вы думаете, что это Ромул привёл сюда Железную армаду?
— Нет, я так не думаю. Но в отличие от неё, и ирны, и — я совершенно уверен — летящие тут снуют не просто так.
— Всеобщий заговор с целью не дать вам изловить тот самый фокус?
Финнеан в ответ только решительно тряхнул головой.
— Если бы я не провёл на этой несчастной станции битых три года, я бы, может, вам и поверил. Никакого заговора, все собравшиеся ведут себя, словно плюшевые космические зайцы, не взрывают новые на завтрак, а сверхновые — на обед, и вообще действуют исключительно ради всеобщего блага и мира в Галактике. Но знаете — теперь я готов принять что угодно. Коварство. Равнодушие. Подлость. Жестокость. Измену.
— Со стороны кого? Политикума, журидикатуры, Адмиралтейства, Конклава, корпораций, мозголомов, ирнов, летящих?
— Всех вышеперечисленных. И еще много кого. Как в коллективном, так и в личном представительстве.
Некст в ответ лишь руками развела.
— А вы куда больший скептик, чем мне представлялось. В вашем описании Сектор Сайриз — это буквально серпентарий какой-то, непонятно, как он вообще просуществовал в таком виде полтысячелетия. А не приходило вам в голову, что всё обстоит ровным счётом наоборот?
Контр-адмирал нахмурился, подозревая очередную ловушку.
— «Наоборот» в каком смысле? Вы хотите сказать, что я не прав, и все наличные силы межзвёздных конгрегаций разумных существ в этой части космоса на самом деле предпринимали всё возможное, чтобы дайверы Тайрена, мозголомы Ламарка и смертнички Томлина успешно сыскали злополучный фокус, да только тем просто не повезло?
Некст улыбнулась в ответ так широко, что Финнеану разом сделалось не по себе.
— Вы правы в одном. Они, разумеется, не действовали сообща, а иногда даже изо всех сил путались друг у друга под ногами. Не скажу за летящих, с ними всегда всё непросто, но все остальные, как мне кажется, действительно изо всех сил старались, чтобы фокус был загнан в угол и успешно изловлен.
— Зачем им это? Даже не понимая толком, что он такое, я могу вам назвать массу причин, зачем людей стоило бы держать подальше от фокуса.
Некст вздохнула и тотчас спрятала улыбку под обычной холодной маской брезгливости.
— У каждого свои причины. Но в целом, если так подумать, фокус — единственное оставшееся неизвестное в уравнении. И чем быстрее мы его вычислим, тем раньше найдём выход из сложившегося здесь тупика.
— Вы это так воспринимаете?
Финнеан вновь обернулся на чудившееся ему зарево. Он никак не мог отсюда видеть пылающую занавесь Барьера. Не мог, но видел.
— Только так и следует всё происходящее воспринимать, контр-адмирал. Сектор Сайриз и застрявшее в нём человечество с момента гибели Матери угодили в потенциальную яму предначертанного. Мы все сделались рабами дурных предсказаний, не сумев с тех пор, несмотря на все усилия, сделать в сторону выхода из тупика и малейшего шага. Даже ваш глупый мятеж был предсказан.
— Звучит так, будто вы адепт гипертедерменистской вселенной, эффектор. Вы верите в подобную чушь?
Но она даже не моргнула в ответ.
— Я — нет, ничуть нет. Более того, я доподлинно знаю, что это неправда. В целом, — неопределённый взмах рукой будто бы должен что-то объяснить, — во что бы мы ни верили, ни копенгагенская, ни многомировая интерпретация квантовой механики не оставляет места для детерминизма хотя бы и в малом. Также наша Вселенная доподлинно нестабильна и на уровне макросостояний космологического масштаба. Даже скорость света в нашей физике, отделяющая субсвет от дипа, есть лишь локальный минимум в широчайшем диапазоне возможных реализаций инфлатонных полей. Не говоря уже о таких плодах первичных флуктуаций, как размеры галактик, напрямую влияющих на вероятность зарождения в них жизни. Чуть в сторону качнётся маятник — водород выгорает слишком рано или слишком медленно, планеты либо замерзают в вечной ночи, либо сгорают заживо в огне сверхновых. Конечная пустота слишком легко заполняет всё, до чего дотянется. И уж поверьте мне, в той пустоте рождаются одни лишь чудовища.
Ей ли не знать. Некст сама родилась в подобной пустоте. Бездонной пустоте Войда.
— Тогда причём тут какой-то детерминизм, если всё вокруг — лишь плод невероятной случайности?
— А вот это — самое интересное. Разум — сам по себе неслучаен. В каком-то смысле Больцмановский мозг рано или поздно неизбежно порождает сам себя вопреки статистической невероятности этого процесса. Моя искра — одно из порождений подобной случайной неслучайности. Но космическая цивилизация — это нарушение статистических закономерностей на том космологическом уровне, который уже сам по себе порождает угрозу. Не оглядывайтесь, контр-адмирал, Барьер был обречён сгореть с самого начала.
— Как и все мы?
— А вот это — уже неправда. Та потенциальная яма неизбежности, куда мы все угодили, вовсе не обрекает на гибель всё живущее. От чего, впрочем, конкретному вам или конкретной мне отнюдь не становится легче. Мы катимся идеальным шаром по идеальному жёлобу навстречу бездонной пропасти, но достигнем её куда как нескоро. И у шара ещё остаётся шанс выскочить.
— Но не у тех, кто по несчастному стечению обстоятельств угодил ему на пути, так?
Некст кивнула.
— Потому никто из нас и не рискует сопротивляться неизбежности всерьёз. Так, дёргаются все на своих ниточках, в надежде, что незримые кукловоды сжалятся.
— На меня опять намекаете?
— Нет, что вы. Вы как раз честно старались отстоять свободу своего вида. Мне не в чем вас упрекнуть, тем более что, повторюсь, ваш мятеж был неизбежен. Но вот тех, кто вам откровенно мешал, я возможности упрекнуть не упущу, дайте только срок.
— Так вы признаёте, человечеству действительно мешают жить по-своему?
— Вам — да. Но не человечеству. Ему нельзя помешать. Но его можно подтолкнуть. И фокус этот был слишком очевидной приманкой, чтобы вы на неё не клюнули. Однако мне бы хотелось задать вам ещё один вопрос, если вы не против.
Финнеан сощурился, пытаясь ухватить за хвост внезапные подозрения. Но те оставались ещё слишком смутными, чтобы их хоть как-то можно было артикулировать.
— Вам не хватило моего прежнего ответа?
— Не совсем. Вы сказали мне, что ощутили во время того прожига. Но о чём вы думали, когда возвращались обратно, наткнувшись на непроницаемую стену файервола. Наверняка гадали, что вас ждёт по возвращении.
— Знаете, нет, — задумчиво протянул Финнеан. — Я был абсолютно уверен, что по завершении обратного прожига меня немедленно отстранит от командования мой собственный квол. И был несказанно удивлён как тем, что этого не случилось, так и позицией моей команды.
— То есть главным для вас было именно то, что вам тогда сказали майор Акэнобо, штаб-капитан Сададзи и капитан Коё?
— Вас это так удивляет? Без них я бы не стал даже приказ на прожиг отдавать.
— Но командовали-то вы. Я думаю, если их спросить, они бы ответили, что не ослушались бы тогда любого вашего приказа.
Он нащупал, он почти нащупал. Скользкую, вёрткую, едва уловимую истину.
— Вы хотите сказать, что это и был пример проявления этого вашего «жёлоба», проще говоря, наши поступки замкнуты на себя в бесконечной петле созависимости?
— Нет, я имела в виду, что там, где человек видит индивидуальную волю, мы видим лишь проявления законов социума и даже выше — всего мироздания.
И тут Финнеан словно наткнулся в своих судорожных метаниях на некий невидимый барьер. Его сознание упёрлось в непроницаемую преграду, дальше которой ему пути не было. Некст смотрела на него в упор, словно бросая прямой вызов. Она догадалась.
— Скажите-ка, Некст, а чей именно вы эффектор?
И тут же ушла в тень, слилась с ней, остались только ледяные глаза.
— Что это меняет, контр-адмирал?
— Ответьте мне, ведь вы никакой не представитель Конклава, как вас нам всем поименовали. У Воинов нет эффекторов, уж мне-то это доподлинно известно. Так кто же вы на самом деле такая? Не поделитесь?
— А вот для этого время ещё не пришло.
— Но вы же понимаете, что по правилам нашей с вами игры нежелание отвечать на прямой вопрос означает конец разговора?
— Да, вы правы. Впрочем, я уже и так знаю всё, что мне было необходимо выяснить.
В каюте тут же разом посветлело. Финнеан остался один.
Снова эта театральщина. Впрочем, никакой злости по поводу исчезновения Некст он не испытывал. Они отнюдь не обещали говорить друг другу всей правды. Да и ему кое-о-чём всё-таки пришлось умолчать.
Но когда целыми днями видишь перед собой полыхающий горизонт, все эти мелочи становятся не важны.
Даже уходящий флот ирнов был уже не важен. То, что привело их сюда, на поверку оказалось людям во благо. Можно было ожидать от этой расы чего угодно, только не прямого вероломства. Сунуться в пределы Сектора Сайриз без спроса, основываясь на одном лишь неведомо откуда взявшемся и невесть что содержащем сообщении, и покинуть людей вот так, на самом пике кризиса, когда под угрозой оказались уже не только границы, но и сами внутренние квадранты контролируемого людьми пространства, ирны так не поступят. Экспедиционный корпус наверняка присоединится теперь к барражу адмирала Таугвальдера и подошедших к нему Крыльев других флотов. Если же нет, Финнеан снова машинально сжал кулаки, люди могут оказаться куда злопамятнее ирнов, когда речь идёт о войне.
Можно столетиями поминать недобрым словом Ирутанский инцидент, но эту битву, сигналом к началу которой стало сообщение контроллера 62 бакена Чо Ин Сона, будут помнить куда дольше.
Если останется, кому помнить.
Мрачные размышления Финнеана прервал сигнал входного люка. Как интересно. Большинство его визитёров не отличались особым пиететом к приватности, предпочитая вламываться без стука.
— Войдите!
В проёме показался, пожалуй, один из самых непубличных гостей «Тсурифы-6». Гранд-инженер сир Роб ван Дийк в качестве главы делегации Порто-Ново настолько редко покидал свой сектор госпитальных палуб, что в смысле неосведомлённости всех прочих о том, что он вообще здесь делает, с сиром могли поспорить разве что пришлые ирны и Некст.
Да уж, сегодня явно день неожиданных гостей.
— Наблюдаете?
Входя в каюту, гранд-инженер имел вид скорее смущённый, будто не до конца понимая, зачем в это всё ввязался. Отправили парламентёром. Осталось понять, почему именно его. Для сепаратных переговоров куда лучше годились барристер Двух Скамей сир Феллмет или его превосходительство сир Артур Сорроу, но никак не этот горбоносый несуразный человечек в стрекозиных очках. Впрочем, какая разница, кто произнесёт тебе твой приговор, последствия приговора от этого не изменятся.
— Наблюдаю. Хотя и не до конца понимаю происходящее. Может, хотя бы вы поясните.
— Отчего же, поясню, — кивнул стрекозиноглазый, — переговорщикам Кирии удалось добиться от наших союзников на Ирутане понимания ситуации, и они тотчас дали приказ экспедиционному корпусу покинуть ЗВ «Тсурифы-6».
— И куда же они теперь направляются?
— К сожалению, этими сведениями они с нами поделиться не пожелали. Но главное — у нас самих теперь развязаны руки. Разве не вы всё это время настаивали на полном контроле операторов станции над окружающим пространством?
— Не такой ценой, — проскрежетал зубами контр-адмирал.
— Простите, на расслышал? — вежливо переспросил гранд-инженер, как будто даже не издеваясь. Но Финнеану это всё уже надоело.
— Вы, кажется, хотели мне что-то сообщить, сир Ван Дийк, прошу вас, переходите к делу. Этот трибунал, как я вижу, завершён, так что не стоит тянуть с развязкой.
Эта отповедь, кажется, смутила гранд-инженера ещё больше.
— Мне не хотелось бы начинать с подобного, но если вы настаиваете, мы можем и этот вопрос обсудить. Не буду лукавить, наше расследование, которое вы так эмоционально окрашено назвали «трибуналом», по сути своей завершено. Точнее, формальные процедуры ещё будут тянуться не один год — спасибо нашим коллегам из межпланетной журидикатуры — однако промежуточное решение уже вынесено. Запрет покидать «Тсурифу-6» с высшего командного состава Лидийского крыла снят. Вы официально свободны, контр-адмирал, как и ваши крафты.
Финнеан всё ждал на этом лице усмешки, но никак не находил. Он же так шутит, да?
— Неужели там всё так плохо? — надтреснутым голосом прокаркал контр-адмирал, кивнув куда-то себе за спину.
— Если вы о зачистке внутренней части квадранта Ворот Танно, то огненный барраж, спровоцированный нештатным обратным проецированием 62 бакена, предоставил нам заметное преимущество. По крайней мере ещё три года, пока не иссякнет ресурс излучателей, Железная армада по нашу сторону от границ Фронтира будет вынужденно оставаться без прикрытия и пополнения. Если бы не это удачное стечение обстоятельств, мы уже несли бы тяжелейшие потери по всей площади огневого соприкосновения. И никакой барраж бы нам уже не помог.
— Потому что внутри Барьера барраж невозможен. Во всяком случае, покуда сумеет выстоять Цепь.
Сир ван Дийк коротко кивнул.
— Так в чём же преимущество? За следующие три года что-то изменится?
— Обязательно изменится, — гранд-инженер едва заметно усмехнулся, — после завершения Бойни Тысячелетия доки Порто-Ново не стояли без дела, сейчас проходит ходовые испытания новейшая серия перворанговых крафтов.
С этими словами гранд-инженер протянул вперёд раскрытую ладонь. В ответ на этот жест между ними послушно принялась мерцать упрощённая схема боевого корабля, подобного которому Финнеан не видел в жизни.
Ничего привычного, подобного гигантскому кристаллу. Больше это походило на странный гибрид астростанции с колючими обводами кораблей ирнов. Такой корабль наверняка должен был погружаться в субсвет с шумом и плеском противокорабельной мины из старинных дорам про террианские мировые войны.
Ни для какой минимизации угрозы этот крафт не годился. Скорее он выглядел орудием возмездия, заливающим пространство вокруг огнём эхо-импульсов, а что осталось бы в живых в огне немедленного барража, тут же было бы повергнуто в космачью пыль огнём бортовых излучателей.
Энергетическая мощь этого крафта даже на глаз оценивалась сравнимой с таковой у бакенов Цепи, но при этом была направлена не на борьбу с космологической статистикой, а на единственную цель боевого корабля — крафт должен был истребить любого, кто рискнёт к нему приблизиться.
Гранд-инженеры Порто-Ново перестали размениваться по мелочам. Они построили у себя настоящую космическую машину смерти.
— Это чудовище будет практически бесполезно в большом космосе.
— От него ничего подобного и не потребуется. Это самоходный штурмовой бастион, едва ли предполагающий покидать Барьер дальше полупарсека. Для наших текущих целей — более чем достаточно.
Гранд-инженер явно гордился этим своим поделием.
— Но как же стремление человечества в космос, если мы угрохаем все силы сейчас на этих… морских ежей, мы навсегда застрянем в Секторе Сайриз.
— Если я не ошибаюсь, вы ещё минуту назад вообще так далеко не заглядывали.
— Да, человек — существо непоследовательное. Всё ему не так. Но вы сами, глядя на то, что сотворили, разве вы не понимаете, что случилось?
— Поясните мне, что же я такое не понимаю, контр-адмирал.
— Человечество даже в самые тёмные времена, в ночи Века Вне, и до него, и после, не оставляло надежды на будущее без всего этого. Любой наш крафт мог быть использован — и использовался — не столько в качестве утилитарного инструмента борьбы за выживание, но и в целях новых достижений, дальнейшего прогресса. Исследования пространства, открытия новых миров, научных исследований, межрасовых контактов. Эта же ваша летающая заградительная батарея способна сотворить с нами лишь одно — ещё крепче запереть внутри Барьера.
И только тут до него дошло.
— Погодите, вы сказали, что вам удалось добиться понимания. Вы случайно не догадались показать им вот эту самую схему?
Голограмма тут же обиженно погасла.
— Да. Мы заявили командованию экспедиционного корпуса ирнов, что нам необходимо очистить ЗВ «Тсурифы-6» ввиду скоро прибытия первого Крыла перворанговых крафтов новейшего мю-класса.
— Теперь ясно, почему они уходят. Они осознали, к чему у нас всё идёт.
— И к чему же?
Они действительно не понимают, все эти сиры в напудренных париках?
— К тому, что мы теперь сделаемся как они. Навеки запрёмся в пределах своего сектора. Отгородимся от угрозы, Железной армады, прочих разумных рас. О нас будут гадать. Сколько же у нас на самом деле полов. Почему это мы никого к себе не пускаем, и сами никуда не летим. Ещё одна капля в копилку теории выживания исключительно замкнутых на себя цивилизаций, она же теория «тёмного леса». Им тут больше нечего делать. Мы сами всё сделали за них. Стали такими же ирнами без личных имён, с одними только званиями. Так что вполне резонно — необходимо как можно быстрее оставить нас в покое. Не удивлюсь, что и летящие поступят с нами так же.
— С летящими я бы, пожалуй, повременил. Мне кажется, контр-адмирал, вы не учитываете в своих построениях один совсем небольшой в космических масштабах, но весьма значимый для конкретного человека фактор.
— Это какой же?
— Фактор времени, — гранд-инженер, произнося это, даже голову наклонил, будто высматривая на лице Финнеана какую-то лишь ему известную эмоцию. Впрочем, искомого ничуть там не обнаружил, и потому поспешил объясниться: — Не мне вам объяснять, контр-адмирал, что любая война — это всегда динамический процесс, функция четырех координат. Важно не то, какая сторона какие силы где соберёт, куда важнее — когда она это сделает. Покуда мы волшебными образом раз за разом успеваем. Железная армада в совокупности останется покуда сильнее нас в сколь угодно обозримой перспективе, но в темпе и классе мы продолжаем их опережать. Даже теперь, — он беззаботно махнул в сторону пылающего горизонта, — мы каким-то чудом успели. Вы не заметили этого странного везения?
— Один немного знакомый мне персонаж недавно назвал подобный псевдослучайный детерминированный процесс «идеальным жёлобом».
Гранд-инженер нервно сверкнул в ответ стрекозиными очками, но комментировать это замечание не стал.
— Любопытно. Но в любом случае, как бы мы ни старались угнаться за временем и дальше, с новыми кораблями или без таковых, вы должны согласиться, что Барьер не может существовать вечно. Сегодня он устоял, пусть и вовсю полыхая, но завтра этого может и не случиться. Вы же не верите в то, что нас с вами оберегают невидимые…
— …спасители? — закончил за сира Финнеан.
— И они тоже.
— Уж эти нас если и оберегают, то лишь в рамках дозволенного. Покуда мы с вами продолжаем катиться по тому самому жёлобу к своей неизбежной гибели. И в любом случае — никто не знает, зачем они вообще это делают.
— Из общего человеколюбия?
— Вы хотели сказать «артманолюбия». Я бы скорее предположил, что по крайней мере летящие точно сделают всё, чтобы мы больше никогда не покидали пределы Барьера.
— Если вы не заметили, именно летящий — посланник Илиа Фейи — предупредил вас о том, что флот адмирала Таугвальдера штурмует горизонт, позволив вовремя уйти на прожиг.
Финнеан промолчал. Эта деталь до сих пор оставалась ему самым непонятным моментом во всех произошедших три года назад событиях. Зачем дурная птица так поступила?
— Возможно, они не так монолитны в своих устремлениях, как хотели бы нам признаться. В любом случае, не мне вам объяснять, что человечеству, попавшему в ловушку Барьера, возведённого для нас летящими, нет ни малейшего повода верить в добрые намерения этой расы.
— Так я именно это и пытаюсь вам втолковать! — гранд-инженер внезапно принялся размахивать руками, только контрольные кольца сверкали. — Когда вы говорите, что человек теперь навеки застрянет за оборонительными редутами Фронтира, вы не отдаёте себе отчёта в истинных масштабах проблемы.
Гранд-инженер на пару секунд замолчал, успокаиваясь.
— Поймите простую вещь, контр-адмирал. Когда мы с вами рассуждаем о возможном падении Цепи, речь идёт не о тысячелетних масштабах времён. И даже не о столетиях. Неурочный взрыв сверхновых в Плеядах раз и навсегда отмёл прежние расчёты. Все без исключения модели Квантума демонстрируют один и тот же результат — до обрушения Барьера остались считанные годы. Хотим мы этого или нет, пожелают нам помочь летящие или, как вы говорите, от подобной помощи самоустранятся. Обратный отсчёт начался, и он неудержим.
В каюте повисла напряжённая пауза.
— И вот так запросто вы мне это сообщаете?
— Вам хотелось бы большего драматизма?
— Нет уж, увольте. Но это же не официальная позиция?
— Разумеется. Потому и сообщаю её вам я, а не сир Феллмет или сир Артур Сорроу. Под глобулом они ничего подобного не произнесут ни при каких обстоятельствах. Но в частном порядке высшие управляющие советы Семи Миров в любых своих действиях уже исходят из этой позиции.
— Что человечеству конец?
— Не человечеству. Барьеру.
Кажется, сегодня все будто сговорились.
— Но это одно и то же.
— Да. И вот подобную патовую ситуацию нам необходимо срочно изменить.
Погодите-ка. Финнеан насуплено скрестил руки у себя на груди и, обернувшись к собеседнику спиной, задумался. Что-то гранд-инженер в своих рассуждениях аккуратно и настойчиво упускал. Нечто очень важное.
— Тот самый мой знакомый сказал как-то, что триангуляции фокуса не только никто не противостоял, но чуть ли не все кому не лень в этой галактике изо всех сил, пусть и в меру своего разумения, пытались нам в этом помочь. Просто делали это по-своему. Но если поверить в подобную чушь, то и детонации неурочных глубинников служили аналогичной же цели. То есть делалось всё сознательно, заранее зная, что в результате подобное разрушительное событие может привести к падению Барьера. А значит…
Финнеан снова обернулся, ловя стрекозиный взгляд гранд-инженера.
— А значит, либо кто-то уверен, что Цепь наверняка уцелеет, и все ваши построения с самого начала ущербны, или же наоборот, это и есть единственно верный способ заставить нас покинуть пресловутый жёлоб. Пинком погнать нас с голой задницей на космачий мороз. А там уж как пойдёт.
— Кто бы это мог быть? С подобными подходами до настоящего геноцида недалеко.
— Что вы имеете в виду под «настоящим геноцидом», сир гранд-инженер? Века Вне разве не случалось в нашей истории? А до этого Бомбардировки? А Бойня Тысячелетия, если бы Адмиралтейство упустило рейдеры Железной армады, разве это не привело бы к тому самому геноциду, в ничуть не меньших масштабах? Исходя из ваших слов, кто-то это всё проектировал и исполнял. Симах Нуари и Ромул — уж точно способны на подобное. Где они теперь? Какие планы вынашивают?
— Этого мне доподлинно не известно, — со вздохом покачал головой собеседник. — Но нам всем приходится исходить из известных величин. И потому прямо сейчас необходим инструмент для стабилизации происходящего вон там, за горизонтом.
Оба синхронно обернулись, как будто там и правда можно было воочию разглядеть горящий горизонт.
— Это значит — вам нужны даже не добровольцы, вам нужны смертники.
— Я бы так не формулировал, — обиженно засопел в ответ гранд-инженер.
— А я бы формулировал именно так, — лязгнул Финнеан. — Вы сами сказали, что на этих ваших чудовищах за пределы Цепи невозможно с гарантией возвращения выбраться дальше чем на полупарсек. И вы пришли с этим сверхсекретным проектом ко мне — судимому за мятеж контр-адмиралу, пусть, по вашим же словами, и отпущенному из-под ареста гулять на все четыре пи. Но мои ПЛК на самом деле не могут покинуть «Тсурифу-6», не поставив её существование под угрозу, поскольку собственных генерирующих мощностей для поддержания энергобаланса станции недостаточно. Я начинаю подозревать вас в том, сир ван Дийк, что вы явились сюда предложить мне какую-то, как говорят на мирах Большой Дюжины, сделку. Мне и моим людям.
Но стрекозиноглазый в ответ лишь ухмыльнулся, как будто весьма довольный подобным предположением.
— Любой другой на моём месте был бы донельзя оскорблён вашими словами, контр-адмирал.
— Но не вы.
— Давайте вернёмся на два шага назад и уточним. Что вас заставляет употреблять термин «смертник» в рамках нашей дискуссии?
Ладно. Можем и так поступить.
— Подобным термином во флоте принято называть космическую пехоту. Мой старый друг майор Томлин, отправляясь на прожиг к фокусу, вполне осознавал, что шансов вернуться у него не очень много.
— Как осознавали и вы. Но всё равно приказали ему принять участие в операции. Прыжок Сасскинда — неприятная штука. Иначе Век Вне не запомнился бы человечеству символом мрачной предопределённости. Но разве я ошибусь, если скажу, что и дайверы коммандера Тайрена, и даже ваши собственные экипажи, отправляясь на прожиг, держали в уме тот простой факт, что могут не вернуться? Так в чём же разница?
— Наверное, в том, что отдавая приказ, я не веду торговли.
Стрекозиные глаза мигнули и погасли.
— А кто вам сказал, что торговлю веду я? Да, мне нужны, как вы говорите, смертники, которые успешно испытают мю-класс в бою и дадут Адмиралтейству лишний шанс удержать фронт после того, как угаснет барраж вокруг точки обратного проецирования бакена 62. Да, шансы вернуться с того прожига у них будут минимальны. Но к нашему решению по расследования одного глупого мятежа это не имеет ровным счётом никакого отношения. Вы уже буквально завтра в любом случае будете вольны отправляться, куда вам вздумается. И ваши четыре ПЛК в любом случае останутся с вами. Если хотите, даю вам слово.
— Нас выводят из-под подчинения Адмиралтейства?
— Безусловно. Замену на дежурстве по «Тсурифе-6» вам также подыщут в кратчайшие сроки.
— Значит, подвоха нет?
— Ни в малейшей степени, контр-адмирал. Вы свободны, насколько это вообще возможно в случившихся обстоятельствах.
— В таком случае, я принял решение.
Финнеан широко улыбнулся во все тридцать два фарфоровых зуба собственного бипедального дрона.
— Где у вас тут в смертнички записывают?