Глава 8

Дом Петра Брусницына стоял на берегу лесного озера. Приземистое, основательное строение с высокой печной трубой и небольшими окнами было обнесено изгородью из длинных жердей. Рядом с домом я заметил небольшой огород.

Лесничий заглушил двигатель мобиля, и нас сразу же обступила тишина. Тонко звенели комары. В озере сонно плеснула большая рыба. Вот и все звуки.

Я вылез из мобиля и поежился. К ночи заметно похолодало. Несмотря на глухомань, место показалось мне уютным. Особенно, когда в окнах дома мягким светом вспыхнули магические лампы.

— Там кто-то есть? — удивился я.

— Никого, — покачал головой Брусницын. — Лампы всегда загораются, когда я приезжаю. Так на сердце теплее.

Лесничий захлопнул дверцу мобиля и предложил мне:

— Проходите в дом, Александр Васильевич. Там не заперто. А я пока снасти проверю. Глядишь, и попалось что-нибудь к ужину.

— Я, пожалуй, схожу с вами, — улыбнулся я. — Люблю рыбалку. Только редко удаётся выбрать свободное время.

Мы вместе спустились к озеру. Низко над соснами висела огромная луна. Её колдовской свет отражался в темной спокойной воде. Даже камыши у берега не шелестели — стояла абсолютно безветренная погода.

— Подождите здесь, — сказал мне Брусницын и, шлепая сапогами по воде, полез в камыши.

Я слышал, как он возится там, словно медведь. Через минуту лесничий вернулся, крепко сжимая в руках небольшую пятнистую щуку. Щука била хвостом, разевая зубастую пасть. Ее круглые глаза сверкали в лунном свете.

— Есть ужин, — улыбнулся Брусницын. — Идемте в дом, Александр Васильевич.


Разувшись у входа, я сразу попал в просторную кухню. Под низким дощатым потолком мягко горела магическая лампа. В дальнем углу я увидел грузную кирпичную печь. Дверца топки почернела от сажи. У окна стоял длинный стол с двумя лавками.

Здесь пахло деревом и сеном, а ещё человеческим жильём. Стоило нам войти, как в небольшой жаровне возле печи вспыхнул и загудел огонь.

— Прошу вас, Александр Васильевич, — сказал Брусницын, отворяя еще одну дверь.

Я заглянул туда и увидел маленькую комнатку с одним окном. Здесь едва помещались узкая деревянная кровать с плоским тюфяком и несколько полок для вещей, прибитых к стене.

— Располагайтесь, — сказал мне Брусницын, — а я пока займусь ужином.

Он вышел, прикрыв за собой дверь. Я услышал, как на кухню загремела посуда. Сняв куртку, я повесил её на гвоздь, который был заботливо вбит в стену. Сел на кровать. Прочные доски подо мной даже не дрогнули. Я посмотрел в окно и увидел, что оно выходит на озеро. Луна словно заглядывала ко мне в комнату. Посидев минуту, я поднялся и вышел вслед за Брусницыным. Он разделывал щуку, умело орудуя острым ножом.

На жаровне уже закипала кастрюля, а рядом с Брусницыным стояла большая миска. В ней отмокали от прилипшей земли несколько крупных картофелин. Возле миски лежала круглобокая золотистая луковица.

— Сейчас я уху сварю, — сказал Брусницын. — Подождите немного.

Я молча достал из кармана складной нож, отщелкнул лезвие и придвинул к себе миску с картошкой. Картошка оказалась молодой, свежего урожая, с тонкой кожицей. Поэтому я не стал срезать с неё шелуху, а скоблил ножом. От луковицы отрезал сухой хвостик, очистил её и разрезал пополам. Брусницын искоса поглядел на меня и одобрительно улыбнулся.

Когда куски рыбы и крупно нарезанная картошка оказались в кастрюле, я поставил на стол бутылку темного рома. Игнат всё-таки положил её в мою дорожную сумку.

* * *

Через полчаса уха сварилась. Она дразняще пахла травами и лавровым листом. Мы выпили по глотку сладкого рома и неторопливо хлебали обжигающе-горячее варево, выбирая из белой рыбной мякоти мелкие кости.

Мы почти не разговаривали. Брусницын думал о чём-то своём, а я размышлял о том, что мне удалось узнать за сегодняшний день. Познакомившись с лесом, я всё больше сомневался в том, что родовой дар Сосновских мог достаться совершенно случайному человеку. Даже если бы сам граф Сосновский захотел передать свой дар постороннему, он вряд ли сумел бы это сделать.

Я чувствовал, что в этом лесу слишком мало зависит от желаний отдельного человека. Но очень многое завязано на родовую память и силу.

Так что магический дар Сосновских, скорее всего, не исчез и не пропал. Возможно, он перешёл к какому-то другому потомку графа, о котором никто не знал. Например, к его незаконно рожденному сыну.

Я покосился на Брусницына. По возрасту он вполне мог быть сыном покойного графа и братом Николая Сосновского. Да и его магическая связь с корабельным лесом, несомненно, была очень крепкой.

— Как вы стали лесничим? — спросил я, разливая ром по стаканчикам из толстого стекла.

Брусницын неторопливо отложил ложку.

— Я родился здесь, — просто сказал он.

— В Сосновке? — уточнил я.

Сосновкой называлась деревня на берегу залива, где меня высадили с императорской яхты.

— Нет, прямо здесь, — ответил Брусницын, — на берегу этого озера. Здесь дом моих родителей стоял, да развалился от старости. Вот я и разобрал его на дрова, а себе построил новый. Утром я вам покажу, там еще остались камни, на которых он стоял.

— А своих родителей вы помните? — спросил я.

— Конечно, — ничуть не удивившись, ответил Брусницын. — Мой отец тоже был лесничим. Он и приучил меня к лесу. А когда отец умер, граф сделал меня лесничим вместо него.

Я чуть разочарованно кивнул. Стройная версия рассыпалась в пыль, не успев окрепнуть. Вряд ли Брусницын мог быть сыном старого графа и ничего об этом не знать. Что ж, придется придумать новое объяснение.

— А почему вы меня об этом спросили, Александр Васильевич? — поинтересовался Брусницын. — Вы думаете, что родовой дар графа мог перейти ко мне?

— Была у меня такая идея, — честно признался я.

Брусницын простодушно улыбнулся.

— Я бы почувствовал, — сказал он. — И тогда не стал бы вас беспокоить. Но когда старый граф умер, ничего особенного со мной не произошло. Какой дар у меня был, такой и остался.

— А где вы были, когда скончался граф? — спросил я.

— В лесу, — ответил Брусницын. — Я всегда в лесу. Только через день и узнал о его смерти. Управляющий мне сообщил.

— Вы когда-нибудь видели, как граф Сосновский занимался магией? — спросил я.

— Видел, конечно, — кивнул Брусницын. — И не раз.

— Расскажите мне, как это происходило?

— Никакого секрета здесь нет, — пожал плечами Брусницын. — Раз или два в месяц граф выходил в лес. Я показывал ему, где растут молодые корабельные сосны. Граф подходил к ним, касался их рукой и несколько минут молчал. Вот и всё.

— И после этого деревья получали магическую силу? — уточнил я.

— Так сразу не поймёшь, — признался Брусницын. — В этих вещах только граф понимал.


Мы не стали долго засиживаться после ужина и почти сразу разошлись по своим комнатам. Плотно набитый сеном матрас оказался удивительно мягким. На нём было удобно лежать. Где-то далеко гулко и загадочно ухала сова. Я закрыл глаза и под это уханье мгновенно заснул.

* * *

Я проснулся очень рано, практически на рассвете, и обнаружил, что лесничего уже нет дома. Наверное, Брусницын спозаранку ушел по своей привычке в лес.

За окном самозабвенно верещала какая-то неизвестная пичуга — она от души праздновала очередное летнее утро, и я прекрасно понимал её радостные чувства.

Я вышел на кухню, провел ладонью над жаровней, и в ней вспыхнуло пламя. В шкафу с посудой я отыскал небольшой ковшик, наполнил его водой из ведра, которое стояло возле двери, и сварил себе кофе. Благо, что не забыл захватить с собой из столицы немного молотого кофе. Иначе пришлось бы обходиться травяным чаем. Нет, травяной чай — это очень вкусно. Вот только готовить его я совсем не умею.


С чашкой в руках я вышел из дома. Мобиль Брусницына стоял возле крыльца, на его лобовом стекле блестела утренняя роса. Значит, лесничий ушёл пешком — наверное, собрался куда-то недалеко.

Я задумчиво провёл ладонью по мокрому холодному стеклу. Затем обошёл дом и с любопытством взглянул на грядки. Здесь росли только самые простые овощи. Картошка с толстыми узловатыми стеблями сочно-зеленой ботвы. Морковка, которую я узнал по резным узорчатым листьям. Обычный зелёный лук — некоторые стрелки уже надломились под собственной тяжестью.

Крепкий, но небольшой дом Брусницына и его огород говорили об одном — лесничий живет не бедно, а скромно. Он с радостью довольствуется простой жизнью, и ничего лишнего ему не надо.


Допив кофе, я вернулся в дом. Сполоснул посуду и решительно набросил на плечи куртку. Прогуляюсь по окрестному лесу, раз уж выдалось свободное время. Вдруг лес откроет мне ещё какие-то тайны.

Наверное, благоразумнее было бы дождаться, пока вернется лесничий. Но я не хотел терять время. К тому же по опыту я знал, что самые удивительные чудеса открываются именно тогда, когда ты один и рядом никого нет.

Вдоль заросшего камышом озерного берега тянулась едва заметная тропинка. В камышах была проложена узкая дорожка. Именно оттуда Брусницын вчера принёс щуку. Я с любопытством заглянул туда и увидел длинную кривую жердь, которая была наклонно воткнута в топкое озерное дно. От конца жерди к воде тянулась толстая леска. В здешней глуши рыба отлично ловилась и на такую немудреную снасть.

Над водой мягко клубился утренний туман, ветер колыхал камыши. Я пошёл по тропинке в сторону леса и обнаружил, что здесь в озеро очень удачно впадает узкий ручей. Дальше можно было идти по его берегу, не опасаясь заблудиться. В случае чего, развернусь и вдоль ручья приду обратно к озеру. Но прежде чем углубиться в лесную чащу, я остановился. Прикрыл глаза и послал зов Сосновскому лесу.

— Ты не будешь против, если я поброжу здесь немного? Обещаю не пугать твоих леших и других магических созданий, если случайно их встречу.

Лес промолчал, но мне показалось, что он едва заметно улыбнулся.

* * *

Я неторопливо шел вдоль высокого берега извилистого лесного ручья. На ходу наклонился и сорвал с кочки возле трухлявого пня горсть лесной брусники. Ягоды созрели не до конца. Они были крепкими, с белыми пятнышками на боку. Я закинул бруснику в рот и с удовольствием разжевал, ощущая неповторимый, горьковато-сладкий вкус.

Неожиданно за моей спиной громко захлопали крылья. Я быстро обернулся и увидел, что на нижнюю ветку ближайшей сосны уселся большой черный ворон. В солнечном свете его оперение отливало синевой. Я замер, чтобы не спугнуть птицу.

Ворон потоптался на ветке, устраиваясь поудобнее. Потом повернул голову и внимательно посмотрел на меня блестящим черным глазом. Повернулся другим боком и посмотрел вторым глазом, точно проверяя, не исчезну ли я. Я не исчез, и ворон хрипло и недовольно каркнул.

Мой магический дар шевельнулся в груди, подавая знак. Кажется, птица встретилась мне не случайно. Я осторожно шагнул к ворону и снова остановился. Ворон взмахнул широкими крыльями и тяжело перелетел на соседнюю сосну. Снова оглянулся на меня и снова нетерпеливо каркнул. Похоже, лес отправил ко мне проводника.

Примерно секунду я колебался. Ворон уводил меня прочь от берега ручья. Смогу ли я потом найти дорогу обратно к дому лесничего? Может быть, встреча с нахальной птицей — простая случайность?

Пойду дальше вдоль ручья — глядишь, и набреду на что-нибудь интересное.

Но стоило мне сделать шаг, как птица снова перелетела на другое дерево. Теперь ворон сидел прямо передо мной и осуждающе смотрел на меня. Да и сигнал магического дара в груди усилился и стал похож на ясно ощутимый зуд. Не последнюю роль в моем решении сыграло и то, что ко мне прилетел именно ворон. Он ворон, и я Воронцов — вряд ли это могло быть совпадением.

Что ж, если приехал в гости к магии — так иди за ней, Тайновидец. Иначе, зачем вообще было приезжать? Ворон снова нетерпеливо каркнул.

— Иду, — с улыбкой проворчал я. — Веди.


Ворон мелькал впереди черным пятном, перелетая с ветки на ветку. Птица заботилась о том, чтобы я не потерял ее из-за виду. Доверившись лесу, я шагал вслед за своим необычным проводником.

Мягкая лесная трава под ногами сменилась жесткой бледно-зеленой осокой. Затем под подошвами сапог неприятно зачавкала вода. Ворон вывел меня на относительно открытое место.

Это было небольшое болото, поросшее жидкими сосенками. Идти по нему было не слишком приятно. Я внимательно смотрел под ноги, чтобы не провалиться случайно в какое-нибудь болотное окно, затянутое ряской. В одном месте толстая подушка болотного мха упруго пружинила. Под ней явно была вода.

— Если я утону, ты будешь чувствовать себя одиноким, — пригрозил я ворону, с трудом вытаскивая увязшую ногу.

По счастью, болото оказалось небольшим. Я пересек его, продрался сквозь кусты на краю болота, и вскоре местность стала повышаться.

Теперь вокруг меня рос настоящий корабельный лес. Мощные стволы деревьев стояли далеко друг от друга. Зато их кроны над моей головой почти смыкались, заслоняя солнце. Из длинного белого мха тут и там торчали коричневые шляпки грибов. Я мог бы набрать их целую корзину, не сходя с места — если бы у меня была корзина. Не удержавшись, я сорвал один гриб, с удовольствием понюхал его, а потом сунул в карман куртки.

Здесь было легко идти, к тому же я давно не понимал, в какой стороне осталось озеро. Так что перестал думать про обратную дорогу и с лёгким сердцем шагал вслед за перелетавшим с ветки на ветку вороном. Когда придёт время выбираться, тогда что-нибудь и придумаю.


Шаг за шагом я всё сильнее ощущал магическую атмосферу этого места. Она не давила и не угрожала. Просто обступала со всех сторон. Наконец, я остановился. Пришло понимание, что я нахожусь в самом сердце Сосновского корабельного леса. Я стоял на краю глубокого оврага. Его склон резко уходил вниз, но был не настолько крутым, чтобы по нему нельзя было спуститься. Под собой, на середине склона, я увидел большую кучу камней. Она была подозрительно похожа на курган. Камни густо поросли зеленым лишайником. Видно, они лежали здесь очень давно. Эта куча не могла получиться случайно. Кто-то собрал камни и сложил их вместе. Ворон опустился на камень, который венчал курган, и захлопал крыльями, привлекая моё внимание.

— Так вот, куда ты меня вел? — задумчиво сказал я. — Ну, и что у нас здесь?

* * *

Осторожно ступая, чтобы не свалиться вниз и не свернуть себе шею, я спустился к кургану. Ворон взлетел и снова уселся на ветку ближайшей сосны. Он явно собирался посмотреть, что я буду делать.

— Ворочать камни, понятное дело, — проворчал я. — Надо же посмотреть, что под ними спрятано. Ты ведь для этого привёл меня сюда?

Я не ожидал ответа. Но ворон хрипло каркнул, подтверждая мою догадку.

— Ну, вот, — кивнул я.

Потом осмотрел курган и задумчиво почесал бровь. Камни были довольно большими и очень тяжелыми. Я раскачал один из них и с трудом столкнул на дно оврага. Камень покатился вниз, оставляя за собой глубокий след в рыхлой земле. Следующий валун я едва не уронил себе на ноги. Он вырвался у меня из рук, но я вовремя успел отскочить.

— И почему я не высокоранговый маг земли? — недовольно нахмурился я. — Сейчас бы небрежно взмахнул рукой, и камни послушно раскатились в стороны.


Но магом земли я не был. Зато у меня в кармане лежал складной нож с острым лезвием, а рядом торчала из земли засохшая молодая ёлка. Хвоя с ёлки давно осыпалась, кора висела лохмотьями, из-под неё торчала потемневшая древесина. Прежде чем приняться за ёлку, я на всякий случай послал зов лесу.

— Ты не будешь возражать, если я срежу это дерево? Оно всё равно уже засохло.

Помедлив, лес прислал короткий подтверждающий сигнал, который я истолковал как разрешение.

— Вот и хорошо, — кивнул я и принялся ковырять ножом сухой ствол.

Древесина была твердой, почти как камень. Но я никуда не спешил и не сдавался. Резал и резал, откалывая от елового стволика тонкие щепки. Потом взялся двумя руками повыше надреза и сломал ёлку. Очистил её от сухих веток, и у меня получилась отличная длинная и сучковатая жердь. Очень прочная и упругая. То, что нужно для рычага.


Помнится, ещё Архимед в древности грозился перевернуть землю, если ему дадут подходящий рычаг. А я хорошо знал древнюю историю, недаром учился в Императорском магическом лицее.

Пользуясь еловой жердью как рычагом, я стал по одному отковыривать камни и сталкивать их вниз. Курган постепенно уменьшался. Подсунув жердь, я навалился на неё и столкнул вниз ещё один камень.

— А это что такое?

Под камнем что-то тускло блеснуло.

Я отложил жердь, наклонился и увидел амулет — точно такой, какой носил мой лицейский приятель Коля Сосновский. Изящный золотой силуэт сосны на тонкой золотой цепочке. И он не лежал на земле.

Родовой амулет графов Сосновских покоился на шее почти истлевшего скелета. От него остались только позвонки и потемневший череп с пустыми глазницами. Остальные кости давно рассыпались в труху под весом камней.

Сколько же этот скелет пролежал здесь, всеми забытый? Пятьдесят лет? Сто?

Осторожно орудуя тонким концом жерди, я подцепил амулет за цепочку и подтащил к себе.

Загрузка...