Тайна Верховной жрицы

Глава 12. Император

«Тяжело быть императором, если страдаешь социофобией. Любой прием становятся пыткой. Сотни глаз, направленные на тебя, вызывают жесточайший приступ паники. Иной раз кажется, что если немедленно не сбежишь, то умрешь. Прямо там, перед всем. Рухнешь на пол, потеряв сознание. А народ станет шептаться: император — слабак, падает в обморок, как изнеженная барышня.

Вновь эти крамольные мысли. Гнать прочь, как советовал доктор.

Я спокоен, я чувствую себя прекрасно, подданные любят меня.

Любят.

Кого я обманываю? Большинство ненавидит меня.

Это нормально: никому не нравятся правители. Любой политик вынужден проводить непопулярные реформы, проявляя жесткость. Невозможно быть хорошим для всех.

Благо, совершенное для одних, отзывается возмущениями у других».

Император шел по мертвенно-бледному коридору, не сводя глаз с огромных дверей. Они возвышались над привратниками-лакеями, приглушая голоса собравшихся.

Каждый шаг отдавался глухим боем сердца. Ладони взмокли, и чувствовалось, как влага скапливается между линиями жизни и карьеры. Верхняя губа начинала подрагивать, руки немели, а живот ныл.

Больше всего на свете хотелось смалодушничать, развернуться на сто восемьдесят градусов и сбежать. Закрыться в малой библиотеке, упасть на кресло — и сразу почувствовать, как приступ отпускает.

Но привратники-лакеи будто насадили тело императора на крючок и теперь взглядами подтягивали леску, не давая жертве сорваться.

«Час, не больше», — обещал себе Альберг, стараясь незаметно одернуть белый мундир.

Лакеи синхронно взялись за дверные ручки.

Государь сделал последний глубокий вдох, словно перед погружением в пучину. Вспомнил, что должен улыбаться подданным. Заклинившие скулы с трудом изобразили дружелюбие. Двери медленно раскрылись, будто трясина, жаждущая поглотить путника.

Сердце жалобно забилось, живот скрутило, и император вошел в зал.

Альберг стоял на вершине роскошной лестницы, едва не теряя сознание от сотни взглядов, обращенных к нему.

«Все хорошо, — мысленно говорил он себе. — Им наплевать, что ты скажешь. Они пришли не за твоими речами… Ты хорошо держишься. Улыбайся».

Император сбивчиво поприветствовал гостей.

Руки буквально тянулись расстегнуть тугой ворот камзола. Казалось, нечем дышать.

Слишком много людей и все смотрят только на него.

Будь неладен этот прием в честь Верховой жрицы. И сама жрица трижды будь неладна.

Капелька пота скользнула по лбу и скрылась за воротом.

Альберг торопливо произнес поздравительную речь в адрес Меган, сбиваясь и мысленно ругая себя за приступ. Скомкал выступление, опустив добрых две трети от подготовленного текста, и подал дирижеру знак начинать бал.

Оркестр, расположившийся у дальней стены, надсадно загудел трубами, завыл флейтами, завизжал скрипками. Музыканты пилили виолончели, ударяли по звонким треугольникам, громыхали тарелками. Маэстро Гейдер бойко вонзал дирижерскую палочку в невидимого противника, будто нарочно желая убить императора звуковым смерчем.

Дамы, словно ужаленные кобылицы, скакали вместе с кавалерами в бешеном галопе. Светлые платья барышень трепыхались подобно корабельным парусам, темно-синие мундиры военных бряцали орденами и медалями. Казалось, еще немного и танцующие проломят пол.

Альберг улыбался и приветливо кивал собравшимся, стараясь избегать долгих разговоров. Требовалось отыскать виновницу приема и лично поздравить с получением сана Верховной. А затем бежать, бежать как можно дальше от этого удушающего скопления тел. Но к нему то и дело подходили гости, представляли бесчисленных жен, детей, кузин, бабушек, тетушек, собачек. Всем что-то было нужно: похлопотать о карьере, пристроить сына в императорское училище, соблазнить красотой юной дочери. Просьбы перемежались с заверениями в любви и верности.

От шума кровь пульсировала в висках, и паника сдавливала обручем.

Не хватало воздуха…

В глазах темнело…

Прочь из душного помещения!

Прочь от людей!

Под лестницей, за тяжелыми гобеленами скрывался неприметный выход на балкончик — излюбленное место Альберга во время торжественных приемов. Император спешно направился к спасительному укрытию, надеясь постоять в одиночестве и успокоить нервы. Однако, выйдя на воздух, правитель с сожалением отметил, что неизвестная гостья заняла тайное убежище.

Молодая дама в алом струящемся платье опиралась на балконные перила, разглядывая огни столицы. Рыжие волосы пышной косой лежали на левом плече. Золотистые нити переплетались с локонами, поблескивая при свете луны. Вырез платья приковывал взгляд к оголенным плечам, длинный шлейф стелился по полу, заканчиваясь у самого выхода с балкона.

Альберг заметил на поясе дамы ленту с вышитым знаком спиралевидного лабиринта — принадлежность к высшему жречеству.

Так вот она какая — новая Верховная жрица.

Весьма необычна.

Император уже был наслышан о излишне свободолюбивых взглядах новой жрицы на традиции Ордена, но не думал, что Верховная явится на прием в столь откровенном платье.

Девушка обернулась, присела в торопливом поклоне:

— Простите, я не заметила Вас.

— Это Вы должны меня простить: не думал, что здесь кто-то есть, — учтиво поклонился Альберг.

Несмотря на несколько вульгарный наряд, жрица вызвала симпатию — император подумал, что девушка тоже не выносит шума и ушла на балкон, чтобы спрятаться от гостей.

— Слишком много людей? — понимающе спросил правитель.

— Да… пожалуй, — нерешительно отозвалась Меган, про себя отмечая, что Клавий не обманул: Альберг и впрямь любит во время торжеств уединяться на балкончике.

Жрица невольно представила, как именно Клавий собирал информацию об императоре, охмуряя придворных служанок, и пальцы Меган сжались на мраморе перил.

— А у вас тут ничего так… красиво, — заявила Меган, и император едва сдержал смешок.

Дама явно не владела светскими манерами.

«Возможно, поэтому и сбежала с бала, — нашел объяснение Альберг. — Почувствовала себя не в своей тарелке».

— Я рад, что Вам нравится, — правитель подошел к перилам. — От моего лица и от имени всей империи разрешите поздравить Вас с саном Верховной жрицы.

— Спасибо, — перебила Меган, не подозревая, что это лишь начало речи.

Альберг поморщился как от зубной боли, но мгновенно взял себя в руки и продолжил:

— Я уверен, что под Вашим представительством иривийское жречество и дальше будет оказывать серьезный вклад в развитие духовно-нравственных, культурных и семейных ценностей. Что вы продолжите политику укрепления взаимоотношений с государственными и общественными институтами. Убежден, что благодаря Вам иривийское жречество будет и впредь нести столь высокое общественное значение для всего народа Иривии.

— Хорошо, — все в том же простоватом стиле кивнула Меган.

— Вам понравилась столица? — поинтересовался Альберг, удивляясь: как девушка получила такую высокую должность, абсолютно не владея хорошими манерами?

Он не слишком вникал в тонкости отбора жриц, полагая, что Ордену лучше знать, кого назначать Верховной, и сейчас был несколько обескуражен выбором магистров.

«С другой стороны, — рассуждал император, — возможно, столь откровенная провинциальность и явилась ключевым моментом? Возможно, расчет был сделан на то, что откровенно простоватый образ окажется куда ближе простым людям и поможет сплотить подданных в столь трудное время?»

— Столица? А я здесь родилась, — улыбнулась Меган, выразительно посмотрев в сторону Собора. Отсюда, с балкона, открывался чудесный вид на белоснежные стены здания, подсвеченные прожекторами. В ночном освещении колонны казались еще более вытянутыми, величественными, а малахитовый купол точно корона венчал главное здание Собора.

— Кто ваши родители? — спросил император, понимая, что, так или иначе, придется налаживать общение с новой жрицей.

— Что мы все обо мне, да обо мне? — перевела тему Меган, стыдившаяся купеческого происхождения. — Давайте лучше поговорим о вас.

Альбрег едва не поперхнулся от столь прямолинейного заявления.

— Вам не бывает одиноко в этом огромном дворце? — кокетливо улыбнулась рыжая.

Император отметил, что девушка небрежно облокотилась на перила, и как бы невзначай выгнула спинку, выставляя напоказ ложбинку меж грудей.

— По счастью, у меня нет времени на одиночество, — холодно отозвался государь.

— Неужели у вас столько дел? — томно протянула Меган, проводя тонкими пальчиками по косе.

Альберг за свою жизнь повидал всякого. Некоторые придворные фрейлины готовы были выпрыгивать из платьев, лишь бы государь обратил на них внимание. Но наблюдать, как с тобой заигрывает Верховная жрица— это что-то новенькое.

— Здесь так холодно, — зябко поежилась Меган, не дождавшись ответа на предыдущий вопрос. Рыжая обхватила себя руками и призывно взглянула в глаза императора. Густые ресницы, отяжелевшие от толстого слоя туши, быстро-быстро захлопали.

— В таком случае, возможно, вам стоит вернуться в зал, — сухо отозвался Альберг. — Был рад знакомству.

Жрица остановила его, взяв за руку:

— Постойте, я хотела бы поговорить с вами о магии, — тон девицы резко изменился, став напугано-серьезным, но император не заметил этой перемены, будучи в негодовании от столь развязного поведения особы.

— В другой раз, — Альберг высвободил руку. — Прошу меня простить.

Мужчина даже не счел нужным договорить фразу и попрощаться, как того требовал этикет. Он спешно вернулся в общий зал, переполненный чувством возмущения.

Меган так и не поняла, какое чудовищное впечатление произвела на государя. Девушку занимали иные мысли: как донести до императора суть пророчества? Ей показалась удачной мысль сначала сблизиться с мужчиной, расположить к себе так, как она привыкла это делать с влиятельными магистрами, а уже после поведать о предстоящей угрозе для всего континента. Но из поведения императора Меган сделала вывод, что бал является не лучшим местом для приватных бесед. Жрица решила попробовать договориться об аудиенции, тем более что теперь, когда она официально представлена монарху, это не должно было стать проблемой.

Разговор с Меган отвлек императора от панического страха. Он и не заметил, как спокойно шел меж гостей, машинально кивая в знак приветствия, поглощенный мыслями об Ордене. Его откровенно удивил выбор магистров: почему отказались от кандидатуры Теи?

Альберг не раз встречался с молодой жрицей во время столичных служений, и всегда считал ее достойной кандидатурой на должность Верховной.

— Мой государь, — советник Эр преградил дорогу.

— О, ты очень кстати. Отойдем? — император кивнул в сторону неприметного закутка, находившегося на изрядном удалении от громыхающего оркестра.

Советник охотно подчинился.

Эр был с одной стороны похож на императора (тот же проницательный ум, сдержанность, некая закрытость) и вместе с тем являлся его противоположностью. Тело Альберга, имевшее излишнюю худобу, доставляло немало хлопот портным — требовалось изрядное мастерство, чтобы пошитый костюм не смотрелся на правителе, как пустой мешок на жерди пугала. Тогда как Эр, обладая стройным, но крепким телосложением, в любом наряде выглядел привлекательно. Ежедневные зарядки, утренние пробежки, плавание и силовые нагрузки благотворно сказывались на внешнем виде.

Если император отдавал предпочтение уединенным кабинетам и библиотекам, то Эр напротив — стремился чаще проводить время на свежем воздухе. Иной раз казалось, что советник не может усидеть на месте: он принимал участие в охоте, читал лекции в университете, а на досуге работал над книгой «Государство: через справедливость к идеалу».

Даже лицом Эр отличался от императора: всегда гладковыбритый, улыбчивый. Темные волосы аккуратно уложены, густые брови подчеркивают красоту зеленых глаз. Мимика не эмоциональна, но выразительна.

Да и с людьми Эр сходился куда легче. Он, как и Альберг, тоже не являлся поклонником шумных мероприятий, но охотнее шел на контакт, быстрее заводил новые знакомства, да и по части дам являлся настоящим знатоком. Эр изобрел целую систему, разделив всех женщин на шестнадцать типов, и к каждому выявил свой подход.

К сожалению, должность советника не позволяла иметь семью и детей. Становясь личным помощником императора, человек был обязан полностью отдавать всего себя служению государству. В знак полного отречения советнику надлежало сменить настоящее имя на безликую букву алфавита.

Эр пошел на это не столько ради должности, сколько ради самого Альберга. Будучи его лучшим другом, Эр как никто другой понимал, насколько император нуждается в нем, и не мог отказать в поддержке.

— Тебе довелось познакомиться с нашей Верховной жрицей? — поинтересовался Альберг, скрываясь от любопытных глаз за колонной.

— О да! — криво усмехнулся Эр. — Я как раз шел, чтобы поговорить с тобой на эту тему.

— И как ты ее находишь?

Брови советника иронично приподнялись.

— Не удивлюсь, если ее святейшество вернет моду на платья с глубоким декольте.

Альберг подавил смешок.

— Быть может, стоит познакомить ее с учителем ваших племянниц? — предложил Эр.

— Тоже подумал, что ей не помешает пара уроков этикета? — с юношеским озорством отозвался император.

— О нет, мой государь. Я бы посоветовал ей прослушать весь курс.

Губы императора тронула улыбка, но весьма быстро угасла.

— У меня к тебе есть поручение, — произнес Альберг, переходя на шепот, — ты мог бы выяснить, почему выбор магистров пал именно на эту жрицу?

— Уже, — Эр уставился на свою руку, будто его вдруг заинтересовал маникюр на ногтях. — Орден с какой-то целью внес изменения в ход испытательной недели, и победительницу определял Лабиринт. Вероятно, вы помните — это древнее устройство с искусственным разумом. Судя по информации, которой я располагаю, Орден перемудрил: надеялись обеспечить победу Тее, но она не оправдала ожиданий.

— Я бы хотел навести справки о Меган Лейнц, — попросил император. — Интуиция подсказывает, что эта жрица принесет нам немало хлопот.

— Господа, позвольте прервать вашу беседу! — подошел министр военных дел. — Новости с границ, ваше величество!

— Прошу, говорите, — чуть поморщился Альберг: министр имел дурную привычку говорить громко, рублеными фразами, точно находился на плацу перед солдатами.

— Хорошее известие: нашим кораблям удалось оттеснить савенийцев! Но есть и существенная проблема — запасы почвы и кристаллов подходят к концу. Остатков хватит еще на пару месяцев, не больше. Если мы сейчас ничего не предпримем, то к зиме наш флот потерпит поражение.

Альберг обеспокоенно нахмурил лоб:

— Помнится, мы снаряжали корабли с грузом.

— Так точно, ваше величество, — министр чуть замялся, не решаясь озвучить сообщение. — Корабли были перехвачены савенийскими рейдерами. Груз подвергся грабежу, а суда затоплению.

— Я вас понял, — недовольно кивнул Альберг, мысленно сделав пометку о необходимости разобраться с ситуацией. Потребуется проверить и тех, кто знал о перебросе снаряжения, чтобы выяснить, кто мог рассказать савенийцам о маршруте, по которому будут идти корабли. И думать, откуда выискать средства на отправку новой поставки. Кроме того, провести беседу с военным министром и главнокомандующим. Как они допустили такую ситуацию? И ведь как ловко придумали: сообщить обо всем на балу, зная, что государь не станет проявлять эмоции во время праздника.

«Почему мне постоянно приходится лично разбираться с каждой проблемой? — мысленно гневался Альберг. — Что я делаю не так?»

Подобная круговерть творилась на протяжении всего приема. К Альбергу то и дело подходили с важными поручениями и светской болтовней. На середине вечера Меган вновь пыталась завладеть вниманием императора, но он весьма ловко избежал беседы, а к десяти вечера и вовсе покинул прием, сославшись на дела.

Альберг заперся в своем кабинете, пытаясь отдышаться после торжества, выпившего все силы. Мысли плыли.

Но вместо того, чтобы принять успокоительное и лечь спать, император сел за стол. Требовалось разобраться с донесениями от министерств, рассмотреть законы, присланные на подпись. Еще и эта история с захватом кораблей не шла из головы.

Портреты бывших правителей и полководцев, развешенные на стенах кабинета, давили взглядами. Альбергу казалось, что нарисованные мужи отечества с упреком взирают на него, осуждая каждое принятое решение.

«Может все-таки попросить перевесить в другую комнату?» — размышлял государь, хотя заранее понимал, что не пойдет на этот шаг. Перед самим собой он оправдывал нерешительность данью традициям. Дескать: надобно чтить предков и хранить культуру, в том числе и в дворцовом интерьере.

На самом деле император опасался, что подобное своеволие сочтут трусостью. Догадаются об истинных причинах, станут насмешливо шептаться: совсем наш государь умом тронулся — нарисованных людей стал бояться.

Альберг подергал ворот камзола, и хотел было открыть окно, но именно в этот момент в дверь постучали. Лакей доложил, что министр внутренних дел просит аудиенции.

— Говорит: дело чрезвычайной важности и не терпит отлагательств, — пояснил слуга.

«В военное время каждое дело не терпит отлагательств», — устало подумал государь.

— Пригласи, — кивнул Альберг, со вздохом откладывая бумаги.

Посмотрел на часы — без четверти одиннадцать, а вроде бы только-только сел поработать. Время летит…

Взгляд императора скользнул по серым шторам, тусклым рамкам, белесым обоям.

«Безвкусица-то какая», — подумалось императору.

Он будто только сейчас по-настоящему увидел, как выглядит кабинет, доставшийся от отца. На полках и тумбах хранилось столько ненужных книг, пошлых вазочек, бездарных статуэток, что хотелось скинуть все это в огромный мешок и разом выбросить. Маменькино влияние: любила захламлять комнаты безделушками.

И воздух! Воздуха не хватало. Туманная серость словно пронзила все помещения дворца. Поглотила, впитала, оплела.

При мысли о родителях, погибших семь лет назад, на душе по обыкновению стало тревожно. Снова полезли воспоминания, как в тот злополучный вечер вся императорская семья (мать, отец, младший брат с женой и сам Альберг) направлялась в оперу. Альбергу полагалось ехать не столько в развлекательных, сколько в воспитательных целях. Отец надеялся, что если его сын будет чаще появляться на публике, то страх перед толпой отступит.

Но буквально перед самым отъездом поступило известие: его друг, впоследствии получивший имя Эр, был ранен на дуэли. Стрелялся с поручиком, позволившим себе фривольные высказывания в адрес его невесты. Положение товарища казалось серьезным, и отец разрешил Альбергу остаться у постели больного.

Кто же знал, что все так обернется?

Карета, в которой находился император с супругой, оказалась заминирована. Как только повозка отъехала от ворот дворца, раздался взрыв.

По счастью вторая бомба, предназначавшаяся для брата и его жены, не сработала. Их карету лишь перевернуло ударной волной, но пассажиры остались невредимы.

В один день Альберг не только потерял родителей, но и был вынужден принять то, чего так страшился — стать императором.

Не легче пришлось и дуэлянту: он не смог бросить друга в беде и согласился на пост советника, что в свою очередь потребовало расторжения помолвки с возлюбленной.

По иронии судьбы, невеста, узнав о выборе Эра, ушла к тому нахальному поручику, невольно спасшему жизнь Альберга.

— Благодарю, что согласились принять, — в кабинет вошел министр внутренних дел. — Прошу покорнейше простить, что беспокою в столь поздний час…

— К сути, — император прервал поток бессмысленных словес.

— Да. Простите, — еще больше стушевался министр. — Я обязан доложить, что несколько часов назад были пойманы савенийские заговорщики. Они являются организаторами народных волнений. В частности, не далее как сегодня днем во время посвящения Верховной жрицы, на площади перед Собором некто, как позже выяснилось, двадцатисемилетний уроженец Савении, залез, простите, на памятник и с него выкрикивал антиправительственные лозунги, агитируя толпу выступить против военного налога. Смутьян был схвачен и доставлен в полицию вместе с другими активными горожанами. Однако, невзирая на арест, к вечеру народные волнения усилились. Толпа, по примерным подсчетам около двухсот человек, собралась на центральной площади, откуда двинулась в сторону Дворца.

— Что им нужно? — спокойно и с некой долей раздражения поинтересовался император.

За сегодняшний день мозг слишком устал и просто физически отказывался думать над очередной проблемой. Все, чего хотелось: выпить чаю с лимоном и лечь спать.

— Требуют отмены военного налога, Ваше Величество. Мы оперативно выставили кордон, задерживаем самых активных горожан и отправляем в участок, но демонстранты прибывают. Стали подтягиваться агрессивно настроенные группировки молодых людей, многие из них вооружены.

— Разрешаю использование усыпляющей магии. Самое главное — не допустить кровопролития. Все должно пройти молниеносно. В столь неспокойное время не должно давать народу пищу для волнений.

— Как прикажите, — с легкой долей недовольства отозвался министр. Он рассчитывал, что император проявит больше заинтересованности.

— Разрешите высказать мнение, Ваше Величество?

— Да?

— Мне думается, необходимо усилить меры безопасности и, по возможности, провести проверки с целью обнаружения подпольных группировок. Вероятнее всего савенийцы замышляют разжечь гражданскую войну.

— Вы преувеличиваете угрозу, — отмахнулся Альберг. — Военные действия всегда идут рука об руку с недовольствами народа. Я был готов к такой реакции со стороны подданных.

— Прошу вас, поверьте моему опыту: то, что сейчас творится на улице — это лишь первый сигнал. Если мы не выявим организаторов — дело может закончиться народным бунтом.

Министр хотел добавить что-то еще, но в этот момент в кабинет ворвались две хохочущие белокурые девчушки-близняшки пяти лет. Маленькие, пухленькие, в светлых пышных платьях и рюшах, девочки выглядели до того умилительно, что морщины на лбу императора невольно разгладились, а хмурый вид сменился теплой улыбкой.

Близняшки с радостным визгом залезли на колени императора.

— Дядюшка, дядюшка, — болтали они, обвивая шею Альберга маленькими ручонками.

Следом вбежала толстая нянюшка, а за ней степенно вошла жена брата — красавица-графиня. Она поприветствовала императора и министра, после чего наставительно одернула девочек.

— Вы видите: государь работает, у него важный посетитель. Нельзя врываться в кабинет Его Величества без стука.

Девочки лишь лукаво поглядывали на маменьку, а сами крепче прижимались к дяде.

— Полноте браниться, моя дорогая, — с усмешкой отозвался Альберг. — Разве столь прелестные создания могут помешать мне? К тому же, на сегодня я закончил с делами.

Это был знак для министра, и тот к своему недовольству был вынужден откланяться.

Император подхватил девочек на руки, закружил с ними по кабинету, а затем звонко расцеловал племянниц в щеки.

Девчушки наперебой рассказывали дяде о новой шалости, которую проделали с нянюшкой, а тот смеялся, любуясь жизнерадостными девчушками.

Племянницы и младший брат с супругой — вот и вся семья, что осталась у Альберга.

Когда-то он и сам был женат (еще до трагедии с родителями), но не прошло и года, как благоверная спуталась с провинциальным актеришкой и сбежала с ним за границу. Какой вышел скандал!

Альберг так и не смог простить ее предательства. Понимал, что как государь, должен оставить после себя наследника, но пока не был готов к новому браку.

Близняшки-хохотушки с лихвой компенсировали отсутствие собственных детей. Император надеялся, что когда-нибудь у брата родится сын, и тогда можно будет передать трон племяннику.

Или, возможно, получится убедить самого брата стать правителем. Впрочем, Альберг хорошо знал характер брата и понимал, что тот никогда не согласится надеть корону по доброй воле. Служба на благо родины отнимала много времени, а брат слишком любил семью, чтобы пойти на такой шаг.

Однако даже этим надеждам не суждено было исполниться.

Спустя неделю давали бал в честь дня независимости Иривии. Двор перед воротами был черен от подъезжавших карет. Прислуга сбивалась с ног, пытаясь угодить гостям. Аристократия, будто плесень, расползлась по всему дворцу, занимая банкетные залы, сигарные комнаты, гостиные и кабинеты.

Альберг спасался лишь тем, что почти весь вечер Эр был рядом и не давал государю отдаться во власть паники. Сразу после торжественной речи советник увел императора в зимний сад передохнуть в тиши пальм.

— Послушай, мне кажется, ты зря не прислушиваешься к Левицену, — говорил Эр, имея в виду министра внутренних дел. — Я тоже склонен считать, что за народными волнениями стоит попытка развязать гражданскую войну. Савенийцы ищут способы ослабить нашу армию. Полиция не справится с восстанием, и мы будем вынуждены переправить часть армии на континент.

Государь лишь раздражался:

— Я тебе еще раз говорю, что савенийцы здесь не причем. Народ недоволен военным налогом, но это нормально. К тому же, полиция осмотрела столицу, и ты не хуже меня знаешь, что единственная подпольная организация — союз фермеров. Да и та не представляет угрозы. Пошумят и разойдутся.

— А в других городах? — запальчиво возразил Эр. — Ты уверен, что в провинциях нет антиправительственных сообществ? Что не ведется подпольная работа?

— Еще раз повторяю: нет нужды тревожить народ! Этими проверками мы лишь усугубим ситуацию. Сами подтолкнем горожан к волнениям. Я тебя как друга прошу — давай закроем эту тему. Поверь, в данном случае ты неправ.

— Как прикажите, мой государь, — едко отозвался советник.

Он был уверен, что готовится крупный заговор и не понимал, как Альберг сам не видит, что творится у него под носом.

— Ваше Величество, — в зимнем саду появился лакей, протягивая императору записку.

Правитель взял телеграмму, полагая, что это новости с границ, но ошибся. Он развернул письмо, и при первых же строчках лицо императора резко побледнело.

Альберг тревожно пробегал взглядом снова и снова, надеясь, что мог неверно истолковать смысл послания. Но тщетно.

Брат вместе с женой и племянницами возвращались из Канзы на поезде. Произошла авария. Состав на полном ходу сошел с рельс. Вагон, в котором ехали члены императорской семьи, пострадал больше всего. В живых не осталось никого.

— Что-то случилось? — Эр с тревогой вглядывался в лицо друга.

Альберг скомкал записку.

Чутье подсказывало, что кто-то открыл охоту на императора и его ближний круг.