Зачем Янли это говорила?
К чему такая жестокость?
Я встряхнулся всем телом, словно бы это могло мне помочь понять. Еще и в голове появился какой-то непонятный туман, в котором мысли застревали и натыкались друг на друга. Наверное, запоздалое последствие схватки с Великим Древним или же его ментального удара.
Отойдя от окна, я двинулся назад к двери. Та оказалась заперта изнутри, но мои невидимые конечности легко прошли сквозь деревянное полотно и отодвинули засов. Я толкнул дверь, и только потом вспомнил, что можно было просто постучать, и мне бы открыли.
Дом был небольшим, половицы громко скрипели под ногами, а заглушить звуки магическим щитом я подумал лишь с запозданием.
Нет, со мной определенно творилось что-то неладное.
Тут мне вспомнилось, как кто-то из нашей группы в Академии упоминал, мол, если сильно хочется спать, но нельзя, надо как следует себя ущипнуть. Моя проблема с сонливостью была не связана, но попробовать стоило.
Ущипнул я себя так, что даже сам зашипел от боли, но, действительно, подействовало. В голове прояснилось, и мысли перестали спотыкаться.
Из соседней комнаты возникла Янли — явно услышала шаги и вышла проверить. Изумленно посмотрела сперва на меня, потом на дверь за моей спиной, закрыть которую я позабыл, позволив морозному воздуху беспрепятственно проникать внутрь.
Я махнул рукой, одновременно задействовав свою невидимую конечность, и дверь захлопнулась. Потом посмотрел поверх головы Янли дальше в проход, в котором появилась пожилая хозяйка дома с несчастным заплаканным лицом.
— Так получилось, что, проходя мимо дома, я случайно услышал окончание вашего разговора, — произнес я, игнорируя недоверие, появившееся на обоих лицах. Да-да, окно комнаты, в которой они беседовали, располагалось так, что просто пройти мимо него не было никакой возможности, сперва следовало попасть в палисадник и боком протиснуться мимо полудюжины кустов. И, конечно, я прекрасно знал, что подслушивать нехорошо, но вот так оно вышло. — Почтенная Лимара, вы ведь не будете возражать, если мы с вашей гостьей побеседуем на улице? А потом вы расскажете мне о своих пропавших детях — наш отряд направляется в столицу и мне, возможно, удастся что-то о них узнать.
Хозяйка торопливо закивала, а я молча протянул Янли подарок. Всё мое предвкушение ее радости куда-то исчезло.
Мы вышли, я закрыл дверь и повернулся к девушке, теперь кутавшейся в новый меховой плащ.
— Зачем вы сказали вдове, что ее дети погибли? — спросил я.
Она подняла на меня невинный взгляд.
— Но ведь это правда. Пресветлая Хейма учит, что мы всегда должны говорить правду. Обман — это грех, даже если это обман не других людей, а себя.
— Из разговора я понял, что ее дети всего лишь запаздывают с возвращением. Это не значит, что они мертвы.
Янли часто заморгала.
— Но… но разве может быть другое объяснение?
— Их могли ранить, взять в плен, могли обвинить в каком-нибудь преступлении и посадить в тюрьму либо отправить на Границу, — сказал я. — Они, в конце концов, могли попасть под воздействие заклинания, которое отшибло им память. Вариантов множество. Так почему же вы выбрали один-единственный и для матери самый худший?
Янли тихо всхлипнула, на ее длинных ресницах заблестели слезы. Шагнула ко мне и сжала мою руку в своих.
— Я… Простите, господин Рейн, я так глупа!
Ложь — отметила часть моего разума. На самом деле Янли таковой себя вовсе не считала.
— Не глупа, — возразил я, даже не дав себе труда подумать над тем, что говорю, и краем сознания отметил, что туман в мысли вновь начал возвращаться. Похоже, боли от щипка хватало ненадолго…
Слезы, прежде дрожавшие на ресницах Янли, упали и покатились вниз, оставляя две дорожки на бархатистой коже.
Внутри у меня всё неприятно сжалось. Я расстроил самую прекрасную, самую милую девушку на свете — и сделал это из-за сущей ерунды!
Не из-за ерунды…
Ничто в мире не стоило слез Янли! И я был рожден ради того, чтобы любить ее, заботиться о ней, чтобы сделать ее счастливой!
Нет… Не для этого… Спасти Империю, спасти человечество…
Любовь была важнее! Не существовало ничего превыше!
Мне словно с двух сторон в голову воткнули раскаленные штыри, и боль от них оказалась невыносимой. Резко втянув в себя воздух, я пошатнулся, а потом сделал два шага назад и прижал ладони к вискам. У меня никогда прежде не болела голова. Я и не представлял, что это настолько невыносимо.
— Господин, что с вами? Господин Рейн⁈
Я не ответил — из-за сильнейшей боли говорить я просто не мог. Пожалуй, хуже себя я чувствовал только когда умирал от яда.
Нет, что бы со мной ни творилось, нормальным это не было даже отдаленно.
Наконец боль начала отступать, и я осторожно убрал руки.
— Похоже, сегодняшняя схватка с демоном не прошла для меня бесследно, — проговорил я, пытаясь сделать свой тон успокаивающим, но, судя по испуганному взгляду Янли, получилось плохо.
— Вам нужно показаться целителю, — проговорила она встревоженно.
— Да, обязательно покажусь, — согласился я. Боль отпустила полностью, а еще прогнала туман.
— Сестра, — проговорил я и вздохнул. — Я прошу вас не просто следовать тому, что вам кажется заповедью Пресветлой Хеймы, но прежде взвешивать последствия и всегда помнить о милосердии. Почтенная Лимара уже в возрасте и выглядит легко внушаемым человеком. Если бы она поверила вашим словам, то вполне могла бы заболеть, а то и умереть от горя. Понимаете?
Не сводя с меня испуганного взгляда, Янли торопливо закивала. Ну хорошо.
— Пойдемте внутрь, — проговорил я.
Хозяйка ждала нашего возвращения. Видно было, что она умывалась, но кожа вокруг глаз все еще выглядела красной и опухшей.
— Почтенная, — я усадил ее на ближайший стул и сел напротив, — расскажите мне о ваших детях. Куда они отправились и как получилось, что пропали?
Выяснилось, что речь шла о двух уже взрослых сыновьях-погодках, которые вместе записались служить на один из кораблей имперского торгового флота. За полгода такой службы платили больше, чем обычный крестьянин мог заработать за пять лет, но и опасностей в море тоже было несравнимо больше.
Последние годы в зимнее море корабли флотилии не выходили. Хотя вода и не замерзала, появились новые опасности — например, страшные бури, с которыми не могли справиться даже лучшие погодные маги, а еще поднимающиеся к поверхности подводные монстры, способные моментально проглотить целое судно.
Два года подряд ее сыновья возвращались домой в середине осени, когда их корабль вставал на причал, но в этом году не появились, и никаких вестей от них она тоже не получила.
— Императорская флотилия… — пробормотал я, хмурясь. Что-то, связанное с ней, смутной тенью отпечаталось в памяти. А, вот оно! — Некоторое время назад я читал в столичной газете, что императорский торговый флот вынужденно остался зимовать в портах Архипелага Горбо из-за слишком раннего начала зимних бурь. Адмирал сообщил об этом в столицу по точке воздуха. Вернутся корабли весной.
— О, — прошептала хозяйка и заплакала вновь, но теперь уже от облегчения.
Во время этого разговора Янли молчала, лишь иногда начинала задумчиво поглаживать рукав мехового плаща, который в доме отчего-то не сняла. Смотрела она в основном в сторону, хмурилась из-за каких-то своих мыслей, и лишь пару раз я замечал на себе ее короткие взгляды.
Та вспышка головной боли, кстати, туман из моих мыслей почти полностью вычистила, хотя и неизвестно, как надолго.
Пообещав вернуться завтра пораньше, я вышел из дома вдовы, но в дом старосты не торопился. Несколько раз прошелся по улице, изрядно занесенной снегом, размышляя.
В целом, уже было пора получше узнать, что представляют из себя Благие Сестры. Если Янли рассказывали настолько искаженные версии заповедей богини, то это бросало тень на весь ее орден. Хотя, если вспомнить, что сестры ордена часто становились профессиональными убийцами, то милосердию их действительно могли не учить.
А что, интересно, сама Пресветлая Хейма думала о Благих Сестрах? Желала ли она, чтобы ее служительницы лишали людей жизни, или это стало уже самодеятельностью церковников?
Ответ мог оказаться любым. Как мне представлялось, богиня искренне желала быть доброй и милосердной, но увы, реальность, особенно реальность человеческой природы, меняла даже божественные замыслы.
Янли… Девушка была, безусловно, мила и красива, но я знал, что после сегодняшнего происшествия уже не смогу относиться к ней как прежде.
Действительно ли она так повела себя из-за ложно понятой божественной заповеди о правде?
Или же ей просто захотелось причинить хозяйке дома боль?
Вот Амана никогда бы не стала мучить старую вдову…
Остатки тумана у меня в голове шевельнулись, и мысль начала ускользать. Я сжал руку в кулак с достаточной силой, чтобы ногти больно впились в плоть ладони, и мысль вернулась.
Да, Амана. Неужели я всерьез думал, что Янли — самая красивая девушка в мире? Да по сравнению с Аманой она была как огонек свечи рядом с солнцем. И это не говоря уже про ее характер. И ум. И…
Я потряс головой — туман надвинулся вновь, стремительно. Нет, мне было необходимо как можно скорее обратиться к целителю.
Когда я вошел в дом старосты, Семарес уже спал, так что пришлось разбудить. Счастливым от этого он не выглядел, а уж когда я объяснил причину, его лицо вовсе сильно помрачнело.
— Туман в мыслях, который можно прогнать только болью, да и то ненадолго, — проговорил он. — И ты полагаешь, что это последствие ментального удара Великого Древнего. Причем удару подвергся только ты, потому что я ничего подобного этому пустому пространству и бессмертному голоду, который ты описываешь, не испытал.
— Все так, — согласился я. — Не будем тянуть. В вашем отряде есть целители — по крайней мере Таллис в своем послании уверил меня, что они там будут. Велите позвать сюда, пусть попробуют определить причину.
— Целители есть, — согласился Семарес. — Но лучше я сам посмотрю, что с тобой происходит.
— То есть вы умеете исцелять? — этого я не ожидал. Мне почему-то казалось, что старший магистр умел только сражаться. Ну и руководить своим орденом, конечно.
— Естественно умею, — отозвался тот недовольно, а потом нехотя добавил: — Хотя я учился лечить только физическое тело. С болезнями души — это не ко мне. Да и вообще мозгоправов в отряде нет — нам с Таллисом даже в голову не пришло, что они могут пригодиться.
Несколько минут Семарес рисовал руны и что-то там, хмурясь, разглядывал. Потом около минуты держал меня за запястье и хмурился еще сильнее. Наконец отпустил и покачал головой.
— Ты абсолютно здоров. Твое тело на пике формы. Не знаю, что там у тебя за туман, но твоему физическому состоянию можно только позавидовать.
Ясно. Значит, с туманом мне предстояло ехать до столицы.
— У тебя нет желания… ну там, убить кого-нибудь, или самому кинуться на меч? — осторожно проговорил Семарес. — А может, использовать какую-то особую магию?
— Боитесь, что превращаюсь в одержимого? — я хмыкнул, но потом задумался над его вопросом всерьез. — Нет, ничего такого. Просто становится тяжело думать и вспоминать.
— Ты обратил внимание на то, какие именно мысли или воспоминания даются тебе сложнее всего?
Пожалуй, был один момент. Всё, что так или иначе касалось Ама…
Мысль уплыла прежде, чем я успел открыть рот, чтобы на вопрос ответить. И как я не напрягал память, выцепить то, о чем только что думал, не смог.
— Иди-ка ты спать, — проговорил наконец Семарес, ничего от меня не дождавшись. — Завтра отправимся с рассветом и поедем как можно быстрее. Не нравится мне этот твой туман.