Сын серой смерти (Рейн 8)

Глава 25

Едва я договорил ее имя, в мыслях у меня возник туман, скрыв всё, о чем я только что думал, оставив одну единственную идею — ничего в этом мире не имело значения. Ничего, кроме Янли.

Девушка двинулась ко мне, продолжая улыбаться. Еще шаг, и еще. Выражение ее лица было нежным, любящим. Вот она протянула руки, чтобы меня обнять — и замерла. Прекрасные черты на мгновение исказила гримаса недовольства.

— Рейн, — позвала она нежным голосом. — Убери щит, Рейн.

Я растерянно моргнул. Щит? Какой щит? Вся моя реальность состояла сейчас из одной лишь Янли. Никаким щитам в этой реальности места не было.

— На тебе магическая защита. Сними ее, — повторила она свою просьбу и вновь протянула ко мне руки.

Кожу у меня на груди вдруг ожгло льдом, и я вздрогнул. Боль оказалась не очень сильной, но ее хватило, чтобы сквозь туман пробилась новая мысль — нельзя. Нельзя снимать щит. Нельзя позволить Янли себя коснуться.

Но почему нельзя?

Туман вновь начал сгущаться, отрезав объяснение, но сама мысль осталась.

Возможно, выражение моего лица как-то изменилось, поскольку Янли, неотрывно на меня глядя, опустила руки, и нежная улыбка с ее лица исчезла. Потом она сделала шаг назад и, повернувшись, обвела внимательным взглядом все, что нас окружало. За ее спиной с ледяной горки как раз съезжали трое — парень с девушкой примерно моего возраста и мужчина постарше. Янли улыбнулась им и помахала рукой, призывая подойти.

Я шевельнулся. Одна часть моего разума возмущалась тому, что она вообще их позвала. Зачем ей кто-то еще, если у нее есть я⁈ Другая часть, та самая, которой принадлежала мысль, запретившая мне снимать магический щит, тоже была недовольна, но по неясной пока причине. Кроме того, сквозь туман упорно билось какое-то воспоминание…

— Чем вам помочь, красавица? — спросил между тем тот мужчина, что постарше, приблизившись первым и широко улыбаясь.

— Мы ведь незнакомы, госпожа? — поинтересовался парень, тоже подходя ближе.

— Незнакомы, но это не страшно, — ласково проговорила Янли, а потом, через долю мгновения, вдруг оказалась совсем рядом с троицей — одна ее ладонь коснулась лица мужчины, а вторая — парня.

Она двигается так же быстро, как двигаюсь я, когда сражаюсь — промелькнула у меня мысль. А следом за ней пришло неожиданное осознание, что и мужчина, и парень отчего-то начали падать на землю, а Янли уже касалась незнакомой девушки, а потом, так же за долю мгновения, переместилась ко мне.

Все мои мысли заволокло туманом еще сильнее, а потом я ощутил, как что-то ледяное осыпалось осколками под моей одеждой. Амулет — пришло смутное воспоминание. Тот амулет, защищающий от ментального воздействия, который дал мне магистр Августус перед Собранием Младших кланов и который не стал забирать назад, поскольку настроить его можно было только один раз и на одного человека. И этот амулет сейчас рассыпался. Почему?..

Мысль исчезла.

А Янли уже касалась меня, обнимала за плечи и тянула к себе, заставляя наклониться так, чтобы наши лица оказались совсем близко. Вот она прижалась губами к моим губам…

Это был странный поцелуй. Губы Янли оставались неподвижны, но при этом она будто тянула из меня воздух. Или не воздух? Но отчего-то вдруг сильно закружилась голова, перед глазами потемнело. А потом сквозь туман прорвалось старое воспоминание о двух мумифицированных трупах, принадлежащих Достойным Братьям, и совсем свежее воспоминание о том, как она касалась трех незнакомцев и как те падали на землю. И вместе с воспоминаниями пришло понимание — Янли вот так вытягивает из людей саму жизнь.

Следовало оттолкнуть ее и призвать силу, но я не мог пошевелиться, а мысленное усилие, нужное, чтобы зачерпнуть в резерве, оказалось неподъемным.

То ли вместе с жизнью Янли вытягивала и магию, которой у меня было очень много, то ли дело заключалось в чем-то другом, но я все еще был жив, хотя другие ее жертвы умерли почти мгновенно. Но я уже чувствовал, как тело наливается свинцовой тяжестью, как накатывает сонливость…

Нет!

Не позволю!!!

Ярость пришла огненной вспышкой — будто что-то взорвалось в центре моей груди, под солнечным сплетением. И это ничуть не походило на привычную магию, даже на огненную. Что-то непонятное, но в то же время странно родное. Правильное.

Ярость растеклась у меня под кожей, а потом выплеснулась наружу, на эту тварь, прятавшуюся под милым личиком и сладким голосом. Для моих глаз ярость выглядела как поток тысяч и тысяч тончайших серебристо-пепельных нитей. Они обвились вокруг рук Янли, все еще касавшихся моих плеч, вокруг ее горла.

Ее глаза расширились от ужаса, она попыталась отпрыгнуть, но серебристые нити держали крепко. И везде, где они касались ее кожи, та начинала трескаться, будто пересохшая от засухи земля, трескаться и осыпаться серым пеплом.

Янли закричала — без слов — и дернулась снова, но нитей стало еще больше, они поднялись уже до ее лица, и теперь от них исходило серебристое сияние.

Мгновение — и плоти на руках у нее больше не было, только белели кости. Еще одно — и вместо молодого красивого лица я увидел череп. А потом то, что от нее осталось, рухнуло на утоптанный снег — одежда и куча костей. Однако и на этом нити не успокоились, и вот уже передо мной лежал лишь серый пепел.

Серебристое свечение погасло, а вместе с ним схлынула и ярость.

Я пошатнулся.

Это было…

Что это было?

Хотя… кажется, я знал.

В памяти всплыл рассказ Аманы о том, как моя бабушка убила дедушку, застав его с любовницей — превратила их обоих в пыль. Ну, если у бабули случилась такая же вспышка ярости, как у меня сейчас, то убийство даже можно было назвать непреднамеренным.

И, кстати, если у меня еще оставались какие-то сомнения в том, что на самом деле я Кентон Энхард, то сейчас они окончательно развеялись. Как там Теаган говорил? Наследственная магия энхардцев, этот их знаменитый призыв серой смерти, пробуждалась в детях Старшей Семьи только по достижении ими двадцати лет. Вот и я… достиг.

— Аль-Ифрит не умеют превращать людей в пыль, — произнес знакомый неприятный голос, и я поднял взгляд от того, что осталось от Янли. Семарес стоял неподалеку и, нахмурившись, глядел то на меня, то на три мертвых тела, то на кучу пепла у моих ног. Потом поднял руку, быстро вычерчивая руны. Первой была руна от подслушивания, а вот дальше шли те, которые я распознал уже хуже. Что-то там про барьеры и про отвод глаз.

— Так никто не прибежит проверять, что тут случилось, — пояснил на мой вопросительный взгляд Семарес. — А если и прибежит, ничего подозрительного не увидит… Ну, как я уже сказал, аль-Ифрит вот это, — он указал на пепел, — не умеют. Никто из предыдущих посланников людей в прах тоже не развеивал. Зато я знаю одну знатную семью, весьма известную своими… тенденциями, — Семарес нехорошо улыбнулся.

— Какую семью? — я подавил тяжелый вздох.

— Энхард, конечно. И внешне, — он прищурился, — ты на них тоже похож. Ничего не хочешь мне рассказать, Рейн — если тебя действительно так зовут?

Умный…

Вот приспичило ему именно сегодня начать меня охранять!

— Я запрещаю вам кому-либо рассказывать о том, что тут сейчас произошло, о том, что вы увидели и поняли, — проговорил я, и на всякий случай добавил: — Это приказ.

Семарес скрипнул зубами.

— Почему ты так скрытничаешь?

— У меня свои причины.

— Но ты Энхард?

Я неохотно кивнул. В такой ситуации было проще признаться.

— Энхард.

— Родовая магия передается только внутри Старшей Семьи и только тем детям, которые родились в законном браке и получили благословение духов предков, — проговорил Семарес. — Как звучит твое настоящее имя?

Я вздохнул.

— Кентон Энхард.

Имя это до сих пор ощущалось как неродное. Будто одежда с чужого плеча — где-то велика, а где-то давит.

— Кентон Энхард умер еще этим летом, — возразил было Семарес, но потом нахмурился сильнее. — Если Кентон ты, то кого тогда похоронили?

Я пожал плечами.

— Какого-то бедолагу, которого люди Вересии отыскали на Темном Юге и которому не повезло походить на меня. Ей нужна была власть над кланом, и мертвый старший брат — это куда лучше, чем старший брат, пропавший без вести и способный вернуться.

— И почему же ты не вернулся? Пусть не летом, ладно, но хотя бы сейчас? Вересия заперта в темнице, клан под временным управлением Церкви — чем не идеальное время для чудесного воскрешения блудного наследника?

А то я сам об этом не думал.

— У меня свои причины, тем более что торопиться особо некуда.

Семарес прищурился.

— Как понимаю, аль-Ифрит ты никакой не родственник. Как ты вообще к ним попал? И как они согласились дать свое имя кровному врагу?

Я поморщился, и Семарес, заметив, понимающе хмыкнул.

— Они не соглашались, верно? Они все еще не знают, кто ты. Хотя мне абсолютно непонятно, к чему тебе понадобилась эта шарада.

— У меня свои причины, — повторил я.

— Ладно. Объясни хотя бы, почему не хочешь рассказать о своем настоящем происхождении Таллису и Теагану. Они ведь тоже не знают?

— Нет, не знают. И у меня…

— … свои причины, я помню, — раздраженно закончил за меня Семарес. Он помолчал, потом проговорил:

— Ну теперь хотя бы ясно, почему твоя магия показывает сродство с магией Таллиса. Вы действительно родня, хоть и дальняя. — И на мой удивленный взгляд пояснил: — Бабка Таллиса, бывшая верховным иерархом до него, взяла себе в мужья энхардца из Старшей Семьи. Конечно, к тому времени он давно уже вышел из клана и дослужился до звания третьего командора Достойных Братьев, но факт есть факт.

— Верховный иерарх взяла в мужья человека из единственной семьи в Империи, занимающейся некромагией? — проговорил я. — Ее что, нисколько это не смутило?

— Странная претензия к собственному клану, — Семарес хмыкнул. — Хотя ты вообще странный. А из того, что я слышал о предыдущем верховном иерархе, ее ничто не могло смутить. Ну и, говорят, тот энхардец был редким красавцем. Тебе он приходится, если не ошибаюсь, двоюродным прапрадедом.

Что ж, теперь стало понятно, почему мы с Таллисом внешне похожи.

— Верховный иерарх Церкви — на четверть энхардец, — я недоверчиво покачал головой. Потом посмотрел на Семареса. — Вы ведь рассказали мне это не просто так, а чтобы я перестал утаивать от Таллиса свое происхождение. Верно?

— Верно, — не стал спорить тот.

— Нет, — я качнул головой. — Пока рано.

А потом, не удержавшись, добавил:

— Ваши советы и прогнозы, знаете ли, не особо полезны. Аватар Пресветлой Хеймы, например, во мне на двадцатилетие не пробудился.

Но Семарес на мои слова неожиданно улыбнулся, и улыбка эта была очень нехорошей.

— А с чего ты взял, что дух богини должен проснуться именно в день твоего рождения?

— Но…

Семарес улыбнулся еще шире.

— Изучай священные хроники внимательней, Энхард. Пробуждение всегда происходило в течение всего года ее двадцатилетия. В пятом пришествии, насколько помню, оно вообще случилось за две недели до того, как богине исполнился двадцать один.

Он не лгал…

В течение всего года. То есть мне предстояло ждать еще двенадцать месяцев до того, как я смогу облегченно выдохнуть и сказать — нет, я все же не аватар!

Я посмотрел на Семареса, которому мои переживания доставляли явное удовольствие. Он ведь специально это сказал, зная, как я отреагирую.

— Какой же у вас отвратительный, мерзкий характер! — вырвалось у меня.

Но Семарес лишь запрокинул голову и громко расхохотался.