— Ты был прав, Теаган, — сказал я, первым нарушив тишину, — тут оказалась не обычная жадность, а заговор.
— Который вырос из этой жадности, — пробормотал Теаган и повернулся к декану.
Господин Ронцо выглядел сейчас почти таким же бледным, как и ректор перед смертью, и стоял, настолько плотно прижавшись к стене, будто хотел вдавиться в нее и исчезнуть. Глаза его были широко открыты, а взгляд — прикован к мертвому телу.
— Желаете нам что-нибудь добровольно рассказать, господин Ронцо? — спросил его Теаган, и декан, вздрогнув, очнулся.
— Я не предавал человечество, — выговорил он с трудом, потом умоляюще посмотрел на меня: — Господин аль-Ифрит, вы способны определить правду! Вы же видите, что я не лгу?
— Вы верите, что не предавали, — сказал я. — Но вы знали о планах ректора отправить несколько сотен молодых магов на смерть. Верно?
Декан судорожно сглотнул.
— Они… не обязательно погибли бы.
— То есть вы знали, — я кивнул. — Может быть, вы знали и личность таинственного покровителя, на чью защиту ректор так рассчитывал?
— Нет! И мне даже в голову не приходило, что внутреннее дело Академии могут счесть преступлением! Экзамены проводятся дважды в год, и слабых студентов всегда отчисляют…
Я посмотрел на него с любопытством. Да, декан не врал. Он действительно прежде думал, что подобное опосредованное массовое убийство — всего лишь внутреннее дело Академии. И только сейчас осознал серьезность ситуации.
— Как понимаю, большинство преподавателей Академии рассуждали так же, как и вы? — Теаган вопросительно взглянул на декана, и тот торопливо кивнул.
— Да, светлейший. Думаю, что да. Никто никогда не вмешивался в дела Академии… По крайней мере, этого ни разу не происходило на моей памяти, то есть за последние тридцать лет.
— Ну что ж, — Теаган встал со своего места. — От имени Церкви Пресветлой Хеймы, как второй пред ее сияющим престолом, объявляю, что Академия Всех Стихий временно переходит под прямое церковное управление.
— Нужно допросить жену… то есть вдову ректора, — сказал я. — Прямо сейчас. А перед этим перекрыть все выходы из дома, чтобы никто не смог ни сбежать, ни предупредить возможных сообщников дана Корнеля. И да, тут еще могут быть почтовые големы — не хотелось бы, чтобы ситуация с арестом главы Шен повторилась.
— Вдову ректора? Полагаешь, она что-то знает? — задумчиво спросил Теаган.
— Она слишком нервничала, — сказал я. — И боялась.
— Ну что ж, — Теаган кивнул Достойным Братьям. — Вы слышали господина Рейна. Выполняйте.
Гонджи сделал знак рукой, и половина охраны тут же двинулась к выходу.
— Что касается вас, господин Ронцо, — продолжил Теаган, — то вы отправитесь на полноценный допрос в Обитель. У брата Деже и без вас тут будет полно работы. Надеюсь, вы не собираетесь сопротивляться аресту?
— Н-нет… Я… я верен Пресветлой Хейме.
Один из Братьев молча надел на него браслеты, блокирующие магию, и повел из комнаты.
— Минутку, — сказал я, останавливая Брата. — Господин Ронцо, о чем вы беседовали с ректором, когда мы пришли?
— О том, как переправлять бывших студентов на Границы, — ответил тот неровным тоном. — Академия отвечала и за их сопровождение, и за размещение в пути, и… и я должен сказать, я не ожидал, что число окажется таким большим…
— Вы заметили что-нибудь необычное в словах ректора?
Декан задумался.
— Он был слишком хорошо осведомлен обо всех особенностях императорских трактов, идущих от столицы до Верской и до Арамасской Границ. Будто он сам по ним много раз ездил…
— Благодарю, — я махнул стражнику рукой, и декана увели.
Мы с Теаганом тоже покинули кабинет, оставив там пару Братьев — им было приказано всё обыскать, откладывая любые бумаги, которые могли хоть как-то указывать на заговор, и, в целом, всё, что казалось подозрительным, ну и заодно охранять тело ректора. Его, как я понял, в Обитель везти не собирались — у ордена Сотворяющих имелось специальное помещение в Ремесленной Слободе, где изучали тела людей, умерших от ядов, проклятий или болезней.
За дверью нас ждала приведенная охраной вдова ректора, лицо которой выражало теперь не просто растерянность и испуг, а настоящий ужас. Видимо, Братья не стали деликатничать, сообщая ей о смерти мужа.
Вскоре стало понятно, почему женщина, встречая нас, нервничала — она действительно кое-что знала, хотя и, увы, слишком мало. Некоторое время назад ее муж начал покидать дом под надуманными предлогами, она решила, что он завел любовницу, и отправила слугу за ним проследить. Слуга выяснил, что никакой любовницы не было и близко, зато были встречи со странными людьми, судя по одежде, простолюдинами, но при этом очень хорошо вооруженными. Дана подумала, что ее муж влез в какие-то темные дела — не то с бандитами, не то с контрабандистами — но допытываться у него не стала, решив, что о некоторых вещах лучше не знать.
— И где этот слуга сейчас? — спросил я.
— Две недели назад он уехал навестить родных — они живут дальше на севере — и на караван, с которым он передвигался, напали разбойники. Никто не выжил, — дана вздохнула.
Звучало… Весьма подозрительно это звучало. Словно кто-то заранее заметал следы.
— Всех слуг в доме тоже надо допросить, — сказал я. — Они часто видят и слышат куда больше, чем подозревают их хозяева.
— И то верно, — пробормотал Теаган. — Ладно, — он повернулся к стоящему неподалеку Гонджи. — Отправь гонца в Обитель, пусть доставит еще четверых Вопрошающих — нужно будет провести тщательные допросы всех, кто находится в доме. Сам дом останется закрытым до тех пор, пока допросы не закончатся. Ну и тогда господина Ронцо нет смысла везти в Обитель, пусть его допрашивают тут вместе со всеми.
Лишь когда мы вернулись в Обитель и Теаган активировал руны от подслушивания, я высказал ту мысль, которая крутилась у меня в голове с момента гибели ректора:
— Тебе не показалось, что перед смертью дан Корнель, отвечая на вопрос о сообщнике, пытался сказать слово «император»?
Теаган криво усмехнулся.
— Да, такая идея у меня промелькнула.
— И?
— И ничего. То, что перед смертью ректор успел выдавить пару звуков, доказательством не является. Да, он мог иметь в виду императора. Но точно так же он мог говорить о любом человеке, чье имя начинается на «им». Кстати, председателя Совета Старших Кланов зовут Имберт, а главу Императорской Канцелярии — Имон. Еще он мог подразумевать императрицу, императорского советника или любого из императорских министров. А может, это вообще был предсмертный хрип, а вовсе не попытка ответить на вопрос.
Я вздохнул. С одной стороны, Теаган был прав. С другой — эта версия выглядела слишком опасной, чтобы просто ее отбросить.
— Давай представим, что ректор действительно говорил об императоре. Насколько это реалистично?
Теаган сел за стол, уткнул подбородок в сцепленные в замок пальцы, и задумался.
— Мне сложно представить, какую выгоду наш монарх мог бы извлечь из смерти нескольких сотен студентов, — проговорил он наконец. — Зачем бы ему было сперва продавливать закон об обучении молодых магов в Академии, а потом отправлять их же, недоученных, на Границы?
Тут мне вспомнился мой первый учитель — высший демон, явившийся в личине обычного человека. И похожая ситуация, случившаяся с самим Теаганом.
— А если императора заменил двойник? Например, так, как это произошло с твоим наставником. Если вместо настоящего монарха на троне сидит или лицедей-шибин, или высший демон?
— Хм… — Теаган выпрямился. — Императорская корона, которую монарх обязан надевать на все официальные церемонии, является мощным артефактом, защищающим от ментального и любого иного воздействия, и гарантирующим, что тот, кто ее носит, принадлежит династии Танаш. Самозванца она убьет.
— А если ее тоже заменили на подделку?
Теаган покачал головой.
— Император также является главой своего клана и четыре раза в год, как положено, посещает храм духов предков, расположенный в корневых землях. Духов внешней похожестью не обманешь. Кроме того, насколько помню, в императорском дворце очень много старинных защитных чар, в прямом смысле слова вплетенных в камень стен. Чары, в числе прочего, защищают монарха от замены двойником. Если они перестанут работать, то стены дворца пойдут трещинами, а потом и вовсе развалятся — такое пропустить не выйдет.
— Разумно, — сказал я после паузы. — Хорошо, вариант с двойником отбрасываем.
— Но тебе все равно кажется, что император в заговор замешан?
Я поморщился.
— Не знаю.
— Одержимым он тоже быть не может, — добавил Теаган. — Все члены Старшей Семьи клана Танаш проходят ритуал, который не позволяет демонической скверне их изменить.
— Да, — я кивнул, — помню. Дан Хеймес мне рассказывал.
Когда фальшивый Ирдан вместе с ледяными сидхэ напал на корневой замок аль-Ифрит, принцесса Далия, развоплотив этого высшего демона, приняла в себя его демоническую скверну, но вместо того, чтобы переродиться, как случилось бы с любым обычным магом, сильно заболела и едва не умерла. И причиной послужил именно тот ритуал, о котором упомянул Теаган.
Империя не имела права допустить, чтобы ее правитель стал одержимым, поэтому все, кто даже теоретически претендовал на корону, по достижении совершеннолетия были обязаны данный ритуал пройти.
Потом мне пришла в голову новая мысль.
— Слушай, но ведь этот ритуал защищает только от демонической скверны нашего мира. А как насчет одержимости, которую насылает Великий Древний?
Теаган замер.
— Ты думаешь, что император…
— Учитывая, какая власть сосредоточена в его руках, он должен был стать первой целью — или хотя бы одной из первых.
— Старая магия в стенах дворца отреагировала бы, — возразил было Теаган, но уверенности его голосу не хватало. — Ладно, что ты предлагаешь?
— Ну… Сперва скажи, как вообще устроен баланс власти между Церковью и светским правительством?
— Другими словами, ты хочешь знать, могу ли я своей волей императора допросить, — понимающе отозвался Теаган. — Теоретически, при наличии очень — и позволь это подчеркнуть — очень серьезных доказательств его предательства или замены самозванцем я могу воззвать к силе Пресветлой Хеймы, и магия императорского дворца меня не только пропустит, но и активно поможет. Только вот сейчас никаких доказательств у нас нет. А если я попытаюсь провернуть подобное на основании только твоей интуиции и пары звуков, изданных умирающим, то, боюсь, Таллис по возвращении лишит меня титула да-вира.
Я покачал головой.
— Вообще-то я никогда не утверждал, что моя интуиция так уж хороша. Вот даже сегодня с ректором я частично ошибся. Может, дело не в самом императоре, а в его окружении. А может, искать того, кто стоит за заговором, нужно и вовсе в другом месте… Но, знаешь, у всех людей, одержимых Великим Древним, есть одна общая черта, неизменно их выдающая — они не могут смотреть на меня и при этом прятать свою ненависть. Причем их чувство отличается от обычного человеческого.
— Хочешь сказать, что тебе необходимо лично встретиться с императором? — Теаган вопросительно приподнял брови, и я кивнул.
— Да, причем в такой обстановке, где он будет вынужден говорить со мной и смотреть мне в глаза.
Теаган помолчал.
— Пока что никаких идей, как это организовать, у меня нет, — сказал он после паузы. — Но я постараюсь что-нибудь придумать.
— Хорошо. Кстати, а что будем делать с профессорами в Академии? Вдруг кто-то из них что-то знает?
Теаган потер лицо руками.
— Сколько там экзаменов осталось? Два? Нужно будет сдвинуть их на несколько дней, а за это время провести допросы. И пересдачи для студентов, естественно, будут разрешены.
— А еще Церкви предстоит назначить в Академии временного ректора, — напомнил я.
— У тебя, похоже, уже есть кандидатура?
Я кивнул.
— Есть. Господин Гоал, старший дознаватель Северной Канцелярии — в этом году он вел у нас демонологию, так что в Академии не совсем чужой. При этом о планах ректора он не знал — считал, что слухи о чрезмерно суровых экзаменах и отправке всех не сдавших на Границы нужны лишь для мотивации студентов к хорошей учебе.
— Гоал? Да, помню его. Пожалуй, он подойдет… Но, как понимаю, сам он о своей будущей должности не подозревает?
— Не подозревает, — согласился я. — И не уверен, что он ей обрадуется.
Теаган хмыкнул.
— Если что, уговорим.
В дормитории я вернулся ближе к полуночи. Бинжи уже спал, а вот Кастиан сидел, обложившись книгами — практически в той же позе, в какой был, когда я уходил утром.
— Оставшиеся экзамены откладываются на несколько дней, — сказал я ему, — так что можешь так сильно не стараться.
И когда он поднял на меня недоуменный взгляд, вкратце объяснил ситуацию с ректором.
— Уф! Отличная новость! — и Кастиан начал одну за другой захлопывать книги. — То есть, конечно, с Академией все куда хуже, чем я прежде думал, но сегодня я хотя бы высплюсь. А послезавтра можем сходить на Зимний Фестиваль.
Зимний Фестиваль проводился в каждую годовщину того дня, когда, пять с лишним тысяч лет назад, Пресветлая Хейма заложила основание Первого Храма. Я знал, что праздник скоро будет, ждал с интересом, вот только сейчас неожиданно вспомнил еще одну деталь, косвенно к нему относящуюся…
— Рейн, ты чего вдруг застыл? — удивленно спросил Кастиан.
Я вздрогнул, помотал головой.
— Да так, не обращай внимания.
Потом подошел к своей кровати, начиная ее расправлять, а в голове продолжало вертеться то самое воспоминание.
Завтра, в канун Зимнего Фестиваля, Кентону Энхард исполнялось двадцать.
Завтра мне исполнялось двадцать.
А все аватары Пресветлой Хеймы осознавали свое божественное происхождение именно в этом возрасте.
Я словно наяву услышал голос Семареса, говорящий, что только аватар способен без вреда для себя касаться молитвенных кристаллов из храма богини и использовать их, что посланнику это не дано. Услышал слова Теагана о том, что лишь аватар способен понимать и говорить на всех языках, живых и мертвых…
Конечно, они могли ошибаться. Я был уверен — почти уверен — что они ошибались.
Но, кажется, меня, впервые в жизни, ожидала бессонная ночь…