Святые и Убийцы

Глава 27

Брат за брата

Я не осознаю, что только что произошло.

Я теряюсь от ужаса и просто не могу пошевелиться.

А потом проходят долгие стуки сердца, которые я слышу в собственных ушах, слышу шум своей крови, который резко подступает к голове, ярко ощущаю горение внутри груди, которое сперва падает к животу, затем подскакивает вверх, хлынув к самому сердцу.

И вместе с этими ужасающими чувствами приходит осознание и возвращается голос.

– Мистлок… – хриплю я онемевшими губами, всё ещё не веря увиденному. Будто что-то вынули из меня. Что-то, что было важной частью меня.

Он хрипит что-то в ответ, дрожащей рукой прикоснувшись к глубокому порезу на собственном горле. Его лицо искажено от боли и шока, а из перерезанной шеи хлынула кровь, целыми струями стекая по коже вниз.

Придержавший его сзади мужчина небрежно подталкивает его вперёд, и Мистлок глухо падает лицом вниз, тут же замерев на месте.

– Не-е-е-ет! – кричу я, надрывая голос. – Нет-нет-нет-нет!

Хватка на моей руке ослабевает.

Я молниеносно бью локтем в челюсть Микаэля, услышав после этого омерзительный хруст, и, высвободившись, бросаюсь к лежащему Мистлоку. Я переворачиваю его, придержав за голову, но вместо ярких зелёных глаз, всегда полных жизни, вижу их застывшими, мёртвыми и блеклыми.

– МИСТЛОК! – кричу я надрывисто.

Мир перестал для меня существовать в эти мгновения, размывая всё вокруг в бессмысленные пятна. Звуки превращаются в пыль.

Его золотистые волосы спутываются между моих пальцев, и я крепче обнимаю его, прижимая голову к груди. Затем кричу во всё горло.

Мне столько хочется сказать ему, и от осознания того, что он меня больше не слышит, терзают, царапают, словно острые когти, безжалостно разрывающие плоть, причиняют невыносимую боль и страдания, которых я раньше не знала.

– Прости меня… – шепчу я мертвецу, и из глаз сочатся слёзы. Мне кажется, совсем скоро они превратятся в кровь и вытекут из глубочайших ран души. – Прости… Это я виновата. Ты не должен был сюда… Пожалуйста, прости меня…

Звуки возвращаются, занимая свои положенные места. Пятна вокруг приобретают различные формы: от домов до людей. Голова у меня гудит от ужаса. Будто что-то бьёт меня огромным молотом. А мне больно, но я почему-то не умираю. Бьюсь в агонии, но ещё не умираю.

Тело в моих руках не подаёт никаких признаков жизни. Никто бы не выжил после такой расчётливой и смертельной раны. Никто. Обманывать себя нет смысла.

Мистлок Атталь умер, едва ему исполнилось восемнадцать. Он навсегда остался ребёнком, которого я любила чисто и искренне. Как сестра любит брата.

Словно ад-Дарр забрал у меня брата, чтобы заменить его настоящим… Ему нужно было что-то взамен. Он даровал мне Дарки, забрав Мистлока.

Такова была плата.

Я собираюсь осторожно провести пальцами по векам Мистлока, чтобы прикрыть ему застывшие в ужасе глаза, но меня грубо хватают сразу с двух сторон и поднимают с его тела, отчего оно падает на холодную землю.

– Отпустите меня! – кричу я, полная гнева. Он разгорячил кровь, он хлынул к щекам невыносимым жаром, который должен в конце концов опалить всех виновников. – Вы все умрёте! Мы с вами покончим!

Я дёргаюсь из стороны в сторону, крича как спятивший зверь, пока кто-то не тянет меня за край выбившихся из-за шарфа волос. От последовавшей боли я вскрикиваю, а затем стискиваю зубы.

– Угомоните её! – рычит Микаэль, и мои руки оказываются в ещё более крупных и крепких ладонях.

Мне не хочется этого видеть, но против моей воли глаза направляют своё внимание на Керана. На Керана, у которого забрали всё, что у него оставалось. У него опущен взгляд. Мёртвый, пустой, полный отчаяния взгляд. Чёрные ресницы скрывают янтарь, в котором я так надеюсь увидеть хоть отголоски старшего брата, который горит ненавистью за смерть младшего. Я боюсь увидеть слабость и уязвимость.

Но это они и есть. В его чертах. Прямо сейчас.

– Керан… – шепчу я, сгорая дотла. – Мне так жаль…

Он меня возненавидит. И я заслужу это, когда он отвернётся от меня. Всё это по моей вине.

– Нет, тебе не жаль, дитя, – заговаривает Тидда. – Этого можно было избежать, будь вы благоразумнее. Если бы вы только примкнули к нам… Зажили бы как короли. Вы были избраны нами. Но вы выбрали иной путь. Путь страданий, отрицания и смуты. И сейчас у своих ног вы видите результат своего неподчинения и только.

Я теперь не чувствую ярости. Её смыли слёзы. Всё, что я ощущаю – опустошение, сожаление и вину. Острую, как клинки, вину, торчащую из моей груди, словно меня пронзили тяжёлым мечом со стальной рукоятью. Я обречена истекать кровью вечно.

Мне хочется упасть на колени до унижения и гореть пламенем от чувств, которые вскоре превратили бы меня в обугленные угольки. Чтобы ничего от меня не осталось.

– Это ещё не всё, – продолжает Тидда. – Вы должны заплатить кровью. Пройти миры и оказаться на трапезе Эдорна-Норта. А для этого вам придётся отправиться в путешествие к самой Смерти.

Её слова слабо доходят до меня. Не уверена, что я вообще придаю им хоть какое-то значение.

Мне всё равно даже в тот момент, когда меня начинают куда-то везти. Мне всё равно даже когда вокруг раздаётся что-то похожее на неразборчивые проклятья на древнем языке.

Мне связывают руки. Тугими и прочными верёвками и ведут к обрыву, к которому никогда никого не подпускали за всё то время, что я жила в доме Атталей. Он всегда был ограждён железными прутьями, и можно было лишь издалека услышать, как плещутся волны где-то там внизу. Моим глазам ничего не было видно, но Мистлок… он всегда описывал любопытной Нуре всё, что видел в водах.

Слёзы снова текут по щекам.

Сейчас никакого ограждения нет. И когда рядом со мной появляется и Керан, которого толкают вперёд, я понимаю, чего Святые хотят. Они хотят сбросить нас вниз. Вероятнее всего, мы просто разобьёмся.

Я слышу своё дыхание, волны, бьющиеся о скалы, и чувствую морской воздух, который проникает внутрь меня. Ощущаю холодный ветер, летящий снизу. А открыв глаза, вижу пучину под ногами, бездонную тьму, поглотившую землю.

– Я убью тебя.

Только этот голос возвращает меня обратно.

Я поворачиваю голову вправо и различаю лицо Керана, стоящего рядом. Огонь с зажжённого факела одного из Святых позволяет мне увидеть отражающуюся на его лице злость. Но голос у него спокоен.

– Что ты сказал? – доносится до нас откуда-то сзади раздражённый голос Микаэля.

– Я убью тебя, – повторяет Керан ровно с той же интонацией. Затем медленно поднимает голову и слегка поворачивает её в сторону, чтобы добавить, обращаясь к Тидде: – И тебя… Тебя тоже… Потом и тебя… Всех вас.

– Глупец. Неужели всё ещё надеешься на то, что проживёшь ещё хоть Луну?

– Мы переживём всех вас. Я обещаю.

Смешки, возмущения, вскрики с предложениями поскорее покончить с нами летят в нас точно камни со всех сторон.

И не успевает всё затихнуть, как раздаётся щелчок. Я замечаю, как в свете Луны на мгновение блеснул металл в области колен Керана, а затем раздаётся звук треснувшей верёвки, которая тут же падает с его рук.

– Нура, вперёд, – доносится до меня голос Керана, и я без промедлений бью коленом держащего меня слева мужчину ниже пояса и делаю резкий выпад вперёд, дёрнувшись с такой силой и неожиданностью для всех, что легко выскальзываю из рук второго мужчины.

И следующее, что я чувствую, это то, как Керан крепко хватает меня за талию и разворачивается, отталкиваясь от земли.

Мы прыгаем с обрыва.

Полёт вниз совсем не такой, как полёт на макарте. Чувства опоры совершенно нет, нет гарантии того, что мы выживем.

Летя вниз, я слышу лишь громкий свист ветра в ушах. Шарф слегка отбрасывает вверх, но он продолжает держаться на голове. А затем я начинаю ощущать никуда не девшиеся ещё руки Керана на своей талии. Он прямо в воздухе поворачивает нас так, что сам оказывается снизу и крепко обнимает меня, прикрыв обеими руками мне голову и прижимая её к своей груди. И я в миг понимаю его намерения.

Охотники учатся падать в воду определённым образом. В полёте с их макартом может произойти всё, что угодно, и во избежание смертельных падений Орден Когтей обучает Охотников правильным позам, которые помогут избежать сильных травм.

Я должна была научиться этому сразу после выбора своего макарта.

Сейчас я не вижу ничего, кроме тьмы, не ощущаю ничего, кроме груди Керана, к которой прижат мой лоб. Не чувствую ничего, кроме его заботливых рук, защищающих меня от смерти, возможно, поджидающей нас внизу. Весь удар придётся на него, но он точно знает, что делает.

Резкий порыв ветра обрывается в мгновение, заменившись ледяной водой, охватившей всё моё тело. Я даже не успеваю крикнуть, когда оказываюсь под ней – в тёмной пучине холодного моря.

Паника накрывает меня с головой. Я никогда не плавала на глубине. Бывало, что мы с Брикардом, Мистлоком и Кераном отдыхали на берегу этого самого моря, но всегда придерживались определённого расстояния. Ноги должны были касаться поверхности.

Я совсем не умею плавать.

От силы удара нас с Кераном отбросило друг от друга, так что я совсем не вижу и не чувствую его в этой кромешной тьме. Слышу лишь шум воды, поглощающий все посторонние звуки. Я дёргаю связанными руками, пытаюсь тщетно всплыть вверх, прежде чем понимаю, что что-то коснулось моей ноги. Это может быть Керан, а может… какое-нибудь чудище. Плащ отяжелел от воды и теперь тянет меня вниз, так что я судорожно пытаюсь найти заклепку у горла, чтобы снять и дать ему утонуть. По крайней мере, либо я, либо он. Но с каждым моим движением я понимаю, что не сумела совладать собственным телом. Я заглотнула много воды, я вдохнула её в лёгкие. Да, определённо я…

Голова у меня затуманивается, а учитывая то, что я ничего и не вижу, тьма лишь сильнее наваливается, будто вместе с этим ещё решив пробраться мне под кожу, спрятаться в моей голове, руках, ногах, беспощадно тяня меня вниз.

Мне кажется, я умираю.

И вместе с последней мыслью мрак поглощает меня бесповоротно, затаскивает в свои необъятные просторы, приглашает в гости к самой Смерти.

У меня слабеет тело.

Я только помню, как расслабляюсь, а затем отдаюсь свободному течению моря, понимая, что теперь стану его частью навечно.

Когда я решаю, что умерла, я вижу родителей. И Брикарда. Ещё вижу Мистлока.

Стою на неустойчивой почве. Мои ноги будто проваливаются в какой-то тяжёлый песок, из-за чего я не могу шевельнуться. Но я будто бы и не против этого.

Папа с мамой едва различимы. Мне не видно их лиц, вижу лишь очертания фигур и слышу голоса. Но не разбираю никаких слов. Просто неразборчивое бормотание, хотя вокруг так тихо, что я слышу колотящееся в груди сердце.

Надо же. Стук сердца. Неужели я ещё не умерла?

Может, попала наконец в иной мир? Поэтому сейчас вижу тех, кто уже покинул меня в той жизни?

Одна из фигур делает шаг вперёд, и я проваливаюсь ещё глубже. При этом она молчит. В воздухе ощущается металлический запах, похожий на запах крови.

– Тупица, только не смей уходить.

Я вздрагиваю от голоса Мистлока. Он неожиданно появляется за моей спиной и кладёт руку мне на плечо.

– Мистлок, – хрипло отзываюсь я, жмурясь.

– Ещё не пришло время.

– О чём ты?

– Ты не должна оставлять его одного. Ты – всё, что у него осталось.

У меня хмурятся брови. Песок сильнее засасывает меня куда-то вниз, будто я тону.

И вдруг передо мной возникает женщина, которая являлась когда-то моей матерью. Я смутно её помню, но точно знаю, что это она. Красивая, белолицая, с чёрными волосами, доходящими до её поясницы. Около неё появляется мужчина повыше. С чёрной бородкой и кудрявыми волосами. Весь в белых лохмотьях, похожих на одежду Лекарей. Это мой отец.

Они просто смотрят на меня. Не говорят ни слова. А я всё ухожу вниз, ничего при этом не делая.

– Уходи, – говорит Мистлок. – Возвращайся обратно. И спаси его.

На глаза наворачиваются слёзы.

– Ты здесь в порядке? – спрашиваю я полушёпотом.

Мистлок улыбается.

– Я здесь в порядке.

Я продолжаю ощущать его руку на своём плече, и мне так не хочется уходить. Так не хочется снова потерять его, когда подвернулся такой шанс побыть с ним хотя бы ещё немного. Почувствовать то, что всегда было для меня дорого. Наше отношение друг к другу. Вот, что было ценно.

А теперь этого не будет, как только я очнусь и вернусь в мир, полный хаоса и раздора.

– Я не хочу уходить, – говорю я с ощущением сжимающегося от страха сердца. – Мне хочется остаться.

– Ещё чего! – возмущённо восклицает Мистлок. – Нет уж!

Поднимаю глаза и смотрю на непроницаемые лица родителей, уходя всё глубже под землю.

– Почему они молчат? – спрашиваю я.

– Они ждут.

– Чего?

– Когда ты оправдаешь их ожидания.

Чувствую, как злюсь. Потому что вспоминаю то, что они сделали по отношению к Дарки. То, что сделали по итогу по отношению ко мне. Касим и Камари Дарвиши оказались не самыми хорошими родителями.

– Пусть они катятся куда подальше! – кричу я.

– Но они даровали тебе возможность победить всех наших врагов.

– Что они…

– Тебе и Дарки.

– Мистлок! Я не понимаю!

Он кивает, оставляя меня без ответов.

– Мне не дозволено говорить о будущем даже в этом мире. Нельзя рассказывать о том, что вас ждёт и что именно нужно сделать. Дурацкие правила, которые придумали какие-то тупицы!

У меня голова идёт кругом от недосказанностей и его попыток обеспечить меня уверенностью, в которой я так нуждаюсь.

Но его умалчивание делает ситуацию хуже.

А потом я ощущаю, как сжимается грудь. Как воздуха начинает не хватать, а внутри меня словно собирается вода. И поэтому я решаю, что это просто время наконец пришло. Моё время. Пора всё же умирать. Этот глупый непонятный сон просто то, что выдал мой мозг перед смертью. То, о чём я думала. О ком я думала.

Брикард стоит дальше остальных, но делает небольшой поклон мне, положив руку на свою грудь, будто прощаясь со мной.

– Мы ещё обязательно увидимся, но не скоро, – говорит Мистлок. – Пожалуйста, только помни, что я тебе тут сказал, тупица.

– Мистлок… – задыхаясь, пытаюсь произнести я. – Что…

Песок засасывает меня глубже, и…

Моя грудь дёргается, и я резко подскакиваю вверх, чувствуя, как вода выплескивается из моего рта, стекая по щекам. Чувствую, как чьи-то руки поворачивают меня так, чтобы я лежала на боку. Чтобы я не захлебнулась вырывающимися с моих губ остатками моря, которые я так опрометчиво впустила в себя, пока тонула. Я чувствую на языке солоноватый привкус.

Я не умерла. Ещё нет.

Мне снова дали шанс на жизнь.

Но я не знаю, что хуже: открыть глаза и снова понять, в каком ужасном мире живёшь, или умереть, обратившись в пыль и оказавшись в совершенно ином мире.

– Нура, – говорит голос около меня.

Рука придерживает меня за плечо, пока я пытаюсь прокашляться. Песок около моего лица мокрый.

Песок.

Я пытаюсь сосредоточиться на лице Керана, когда он снова зовёт меня. У меня дрожит нижняя челюсть от холода. Мы лежим на берегу. Да, верно. Я слышу волны, бьющиеся о скалы и прибывающие на песок.

– Ты вернулась, – облегчённо выдыхает Керан, роняя голову рядом со мной. Он закрывает голову руками, и я слышу сперва неразборчивый разговор с самим собой, пока он не поднимает глаза снова.

Они полны слёз.

О ад-Дарр.

– Они у нас всё забрали, Нура, – говорит он. – Всё. Я… боялся, что…

Керан недоговаривает. Вместо этого морщится, будто от боли, падая возле меня на спину и обращая лицо к небу. К небу, полному ярких звёзд, которые отражаются в его мокрых глазах. Он выглядит очень уставшим и обессиленным, его рука лежит на дрожащей груди. И сейчас я наконец вижу на его коленях скрытые под штанами, но немного выглядывающие наружу заострённые лезвия. Именно ими он разрезал свои верёвки. Изобретение Убийц.

Я уже прокашливаюсь и беру контроль над собственным телом. Пытаюсь встать, чтобы оглядеться. Но я ничего почти не вижу дальше Керана.

В Шиэнне есть лишь одно единственное место, не требующее никакого света.

Костяной Остров.

От растерянности мне хочется зарыться в этот самый песок. Мы сейчас находимся в самом опасном месте во всём Ночном Королевстве. В месте, на которое никогда не ступала нога человека. В обиталище самых кровожадных из тварей.

В жилище сирдов.

Я вся дрожу, когда пытаюсь привстать на локтях. Мне так холодно, что нижняя и верхняя челюсти стукаются друг о друга. Я совершенно лишена зрения, мне здесь точно не выжить.

Мистлок сейчас посмеялся бы и сказал, что я тупица, раз не взяла с собой что-нибудь светящееся. Ту же воду с рек в Гривинсхаде. Сказал бы, что это было очень глупо и что я неуклюжая задница.

Мистлок…

Воспоминания о произошедшем вихрем уносят меня обратно в Сальшан. Теперь я снова сижу на коленях возле его тела, смотрю на кровавый след на шее, в мёртвые глаза.

Он собирался жениться. По прилёте домой. Он хотел связать свою жизнь с Сириной и жить счастливо, как все остальные. Мистлок был бы хорошим мужем для неё. Любящим и заботливым. Обо мне он всегда заботился. Он любил заботиться о людях и помогать им, и по-настоящему горел своей работой. Имел мечту.

Я не сразу понимаю, что всхлипы вырываются из моего горла раньше, чем я успеваю прикрыть руками лицо. Мне так больно всё это вспоминать. И думать тоже больно. Поэтому я позволяю затем плечам трястись, вздрагивать грудной клетке, стекать слезам крупными каплями до тех пор, пока не заболела голова.

Не могу даже представить, каково Керану. Он лишился всех. По очереди.

И при всём этом мне хочется попросить у него прощения. Ведь это моя вина. Я погубила их жизни.

Не знаю, как я должна ощущать свою беспомощность в этом случае. Когда ничего вернуть уже нельзя. Когда поздно поворачивать назад и не поступать так, как уже поступил из-за своей глупости.

Но как бы мне не было тягостно, Керану в сотни раз тягостнее будет нести это бремя.

– Прошу, не плачь, – умоляет меня его голос, слабо доносящийся до моих ушей. Тихий. – Ты жива. Я очень рад, что мне удалось… вернуть тебя.

Смысл сказанного доходит до меня не сразу.

Я ведь тонула, наглоталась воды. Был только один способ вернуть меня обратно, спасти мне жизнь. Я знаю какой.

Стараюсь об этом не думать. В другом случае я обязательно сгорела бы от стыда. А может обрадовалась. Реакция могла быть любой. Но сейчас у меня нет сил ни на что из этого.

У меня вырывается очередной всхлип, как вдруг раздаётся громкий рокот, заставивший нас вздрогнуть от испуга. Я ощущаю, что от прогремевшего рыка зашевелился песок под моими руками.

– Сирд… – говорит Керан.

Я вижу, как он встаёт и хватает меня за руку.

Рёв повторяется. Вместе с ним будто дрожит сам воздух. И моё сердце.

– Нура! Нам нужно прятаться!

Керан не терпит замедлений, неожиданно подхватывает меня на руки, поднимая с земли. Я хватаюсь за его шею обеими руками, пока он ускоренным шагом ведёт меня куда-то. Бежит, как будто точно знает в каком направлении нужно бежать, чтобы спастись. Воздух здесь такой холодный, что я ощущаю, как с моих губ вылетает облачко пара.

И вновь чудище рычит, заставляя дрожать весь остров, вынуждая Керана ускорить шаг насколько это ещё возможно. А я ненавижу в эти моменты свою беспомощность.

Понятия не имею, как мы выживем в этом кровавом месте. У нас нет оружия, нет еды и воды. Всё, что мы здесь сможем – убегать и прятаться. Но этого будет недостаточно. Так или иначе, мы умрём либо от голода, либо от обезвоживания, либо от лап свирепого зверя, жаждущего обглодать наши кости.

Керан в момент наклоняется, и я чувствую, что воздух стал ещё холоднее, а вместе с тем влажным и пахнущим мокрым камнем. Кажется, мы оказались внутри пещеры.

Мне по-прежнему не видно ничего. Керан был моими глазами в крепости для тренировок в Каильте и снова стал ими здесь. Без него я обречена. А он сейчас делает всё, чтобы спасти меня.

Как благородно и глупо – спасать виновницу в смерти брата.

Керан опускает меня на землю, кладя на холодный камень. Ощущаю влажную поверхность, чувствую мокрый песок. Мы ещё ближе к морю.

Сальшан находится далеко от Костяного Острова. Ближе всех к нему расположена деревня Лирнагор. Но течение моря Восия такое сильное, что точно сумело бы унести нас прочь прямо к острову, кишащему сирдами. Но вот Туча… Где она? Неужели Керан не может позвать её? Макарты чувствуют своих хозяев и преданно исполняют их волю.

– Он совсем недалеко, – шепчет Керан почти у самого моего уха. – Будь тихой. И не бойся. Он должен улететь.

Я не хочу говорить, что боюсь вовсе не сирда. Я боюсь увидеть, как погибнет Керан. Это непременно произойдёт, если мы отсюда не уберёмся.

Соображать, когда ты дрожишь от холода, оказывается сложнее, чем я думала. А ещё у меня почему-то болит правая рука, будто я ударилась обо что-то. Может, это на мне сказалось падение в воду. Или неудобное положение из-за тех тугих верёвок.

– Что мы будем делать? – спрашиваю я темноту.

Она отвечает голосом Керана:

– Я что-нибудь придумаю. Обязательно.

– Веришь ли ты сам в то, что мы не погибнем здесь?

Он какое-то время молчит, и я успеваю решить, что ответ отрицательный, пока Керан не заговаривает снова:

– Если мне и суждено умереть, я не допущу того, чтобы ты ушла со мной. Ты нужна этому миру.

Качаю головой, потому что он не прав. Мне хочется кричать о том, что он ошибается, и снова винить себя во всех бедах, что навалились на нас. Но не успеваю. Потому что Керан хватает мою руку.

– Не спорь со мной. Ты будешь жива, даже если я умру. Я всё для этого сделаю.

– Ты такой глупец, Керан, – раздражаюсь я. – Такой глупец!

Его хватка ослабевает, и я вырываю руку.

– Мы проиграли, – с горечью признаю я. – Они победили. Гривинсхад был единственным местом, полным настоящих воинов. Тех, кто был готов действовать. Убийцы не ожидали бы нападения. Я уверена, их всех уже убили, а может убивают прямо сейчас… Давай смотреть правде в глаза, Керан. Мы бесполезны. Мы проиграли.

Сейчас я благодарна своим раксираховским глазам. Из-за того, что они не позволяют мне увидеть лица Керана. Наверняка, моя речь не возымела должного эффекта. Он меня, может, возненавидит из-за этих слов. А возможно он меня уже ненавидит. Просто ловко это скрывает.

– Ты хочешь сдаться? – спрашивает голос.

– Я всегда была слабой. Мне не нужно было с самого начала во всё это ввязываться. Я по глупости своей решила, что смогу сделать то, во что люди вокруг меня не верили. Меня не принимали всерьёз, поэтому я взбунтовалась. Вот, что стало виной всему! Теперь они все погибли… Те, кого мы любили. Из-за меня. Из-за моей глупости!

И снова горло болезненно сжимается, снова трясутся в агонии мои плечи, потому что я пытаюсь сдерживаться изо всех сил. Правда, пытаюсь снова не разреветься, словно это имело бы хоть какой-то смысл. Но этих сил совсем недостаточно. У меня всё внутри ноет, как будто кто-то решил поселиться под моей кожей вместе с острым ножом и вырезать всё, что попадалось ему на пути.

– Мистлок был моим братом, – с горечью произносит Керан. – А Брикард – отцом. И я любил их. Возможно, я и кажусь сильным, но… я напуган. Как и ты. Потому что никогда не думал, что потеряю их вот так… Словно это в норме вещей.

Я закрываю лицо руками, чтобы он не видел, как сильно его слова заставляют меня убиваться от сожаления.

– Я не знаю, что ждёт меня, – продолжает он. – Понятия не имею. Может, умру. Может, присоединюсь к ним. Я напуган, вот что я знаю точно. Но ещё я знаю, что не могу позволить себе опустить сейчас руки. Они бы этого не хотели. Их жертва не должна стать напрасной, Нура. Пожалуйста, выслушай меня.

И следующее, что я ощущаю, это рука Керана, схватившая моё запястье. Так резко, что я встрепенулась. Он вынуждает меня отцепить ладони со своего лица и взглянуть вперёд – туда, где, как я думаю, находится сейчас его лицо.

От того, что я не вижу его, дышать становится сложнее. Потому что он меня наверняка сейчас изучает, видит каждую мою эмоцию, а вот я его не могу.

– Я никогда не считал тебя слабой, – твёрдо выдаёт Керан. – Кто бы что ни говорил, для меня ты всегда была самой сильной девушкой, какую я когда-либо знал. Ты никогда не отчаивалась и доходила до конца. Я восхищался тобой, прелесть, каждую Луну, когда наблюдал за твоими достижениями. Я любил смотреть, как ты тренируешься, любил смотреть на тебя на занятиях в Школе. Любил видеть твоё упрямство после ваших с Мистлоком очередных выходок. Ты говорила, что перестанешь делать то, что тебе запрещали, и будешь слушаться в следующий раз, но… всегда по итогу поступала, как хотела сама. Нура, всегда стремящаяся стать лучше. Нура, желающая всем добра, кто бы что ни говорил. Нура, искренне любившая помогать и мечтавшая защищать даже тех, кто был против неё. Я всегда говорил, что тебя ждёт нечто большее, и я не ошибусь, прелесть. Потому что…

Керан неожиданно замолкает, а у меня сердце бьётся в груди как сумасшедшее от всех слов, что я только что услышала. Слов, которые легли на свежие раны целительной силой. Совсем неожиданно для нашего подавленного состояния.

Он всё ещё держит моё запястье, я ощущаю его холодные пальцы, а потом чувствую, что он шевелится. Что-то делает, а я не вижу. Потом пальцы перемещаются к Нити Сердец, которая всё ещё висит на моей руке, как горькое напоминание, о котором я временами забываю, потому что мне совершенно не до этого.

– Потому что, возможно, только благодаря тебе я остаюсь сейчас в здравом рассудке. Благодаря тебе я не превратился в безвольное животное, которым они могли управлять, сколько им вздумается. Руками которого они убивали бы невинных людей.

Я делаю резкий вздох, потом пытаюсь вытереть слёзы свободной рукой.

– Знаешь, почему я очнулся тогда? – спрашивает Керан, имея ввиду нашу борьбу в крепости в Каильте. – Из-за тебя. Из-за этого браслета.

– Я не понимаю… – шепчу я, желая взглянуть ему в глаза сейчас же. Но не могу. Не получается. Здесь совсем нет света. Освещением служит лишь блеклая луна в небе, которую загораживает пещера, где мы находимся. Вижу отсюда только немного песка снаружи.

– Когда ты собралась избавиться от него… Попросила уничтожить… Я думаю, именно твои слова тогда повлияли на моё сознание. Привели в чувства.

Я всё ещё не могу связать его слова в единое целое. Для меня они звучат как беспорядочный набор букв.

– Помню, что пришёл в ужас. Помню какой-то страх или что-то наподобие… А затем кто-то словно окатил меня ледяной водой. И я очнулся.

– Я ничего не понимаю, Керан, – отрицательно качаю головой, понятия не имея, к чему он ведёт. – Причём здесь эта Нить Сердец?

Керан вместо слов дотрагивается до камней браслета на моей руке и перебирает их пальцами.

– Ты ведь знаешь, что это александрит. Драгоценный камень, который можно добыть только в богатых городах Шиэнны. И он меняет свой цвет. Впервые, когда он у тебя оказался, цвет был зелёный – подаривший браслет тебе человек высказал этим то, что ты ему нравишься. Сейчас Нить Сердец жёлто-оранжевая – значит, он хочет познакомиться поближе.

– Откуда ты знаешь? – дрожащими губами интересуюсь я, понимая, что он прав. Камни действительно изменили цвет со временем.

Керан делает вздох.

– Просто её подарил тебе я, прелесть, – в завершение произносит он.