Пленник и его обещания
Я вонзаю конец кинжала в ногу Микаэля до того, как он успевает сделать шаг в мою сторону. Рука до этого самого момента тянулась к моей голове, но теперь Змей падает на колени, опираясь ладонями на землю, и ревёт как девчонка.
– АХ ТЫ МАЛЕНЬКАЯ ДРЯНЬ! – кричит он от боли.
Керан делает шаг в мою сторону, но я оказываюсь за Микаэлем и хватаю его за рыжие волосы, потянув на себя. От боли он шипит, а я прикладываю лезвие к шее.
– Не шевелись, иначе я отрублю голову твоему хозяину! – зло бросаю я, глядя в янтарные глаза Керана. – Быстро бросай меч! Чтобы твои руки оставались пусты, и чтобы я это видела!
Дарки переводит дыхание, хватая свою флейту с земли, а потом и смахивая с неё пыль. Потом поправляет плащ, который съехал набок, и осторожно встаёт с земли.
– У вас ничего не выйдет, жалкая девчонка, – рычит Микаэль. Я крепче прижимаю лезвие к его горлу, будто хочу вырвать ему голос.
– Не тебе решать, что у нас выйдет, а что нет, – шиплю я в ответ, сжимая между пальцев его оранжевые волосы.
– Керан, – хрипит он. – Приказываю тебе не шевелиться.
А Керан послушно замирает на месте, зло глядя на меня. Его руки опускаются. У меня разрывается сердце видеть его в таком виде, как куклу, которую дёргают за ниточки, но я упорно не даю себе время на лишние раздумья. Бросаю взгляд на Дарки. Он смотрит на меня с восхищением, будто впервые сталкивается с чем-то подобным, хотя сомневаюсь, что это так.
Убийцы уже расправились с остальными Святыми: слишком пьяными и одурманенными изготовленным в Гривинсхаде напитком, так что нам никто не мешает.
– Убьёшь его ты или я? – спрашивает Дарки с усмешкой, будто готов к тому, что я с удовольствием пущу чужую кровь.
Я лезвием кинжала чувствую, как дёргается кадык Микаэля: он сглатывает от страха. Проклятый трус.
– Мне кажется, он пригодится нам живым, как бы грустно не было это осознавать, – произношу я.
– Посланник, – отвечает Дарки, догадавшись сам.
Я киваю.
Убийцы возвращаются к нам. Вид у ребят запыхавшийся, парочка из них – те, что имеют имена Бриана и Вильб – снимают свои повязки, скрывавшие их лица, другие возвращают луки за спину.
– Почему он всё ещё жив? – недовольно морщит нос Вильб.
– Отправим от нашего лица через него послание его Высочеству, – отвечает Дарки. – Мы ведь как раз не могли найти способ с ним связаться.
Он подходит ближе к Микаэлю, наклоняется к нему и почти злобно усмехается. Я продолжаю держать кинжал у горла Змея, а сама думаю: смогу ли действительно его прирезать, если вдруг он сделает резкое движение? Убивать безымянных людей или монстров – дело одно, но убить человека, с которым ты знаком с детства, даже если он и вызывал в тебе одну лишь неприязнь и отторжение, дело не из простых. Поэтому в каком-то роде я блефую.
Убийцы не сводят глаз с Керана, Бриана давно направила на него стрелу, готовая выстрелить, хотя сомневаюсь, что кто-то из них станет стрелять в него. Мы пришли за ним, чтобы привести в Гривинсхад живым и невредимым.
– Сообщи своему королю, что он не получит своего драгоценного наследника, – произносит Дарки. – А ещё скажи ему, что его народ, который ещё остался в своём уме, зол и требует справедливости. А насильственное получение этой самой справедливости не миновать, если на престоле будет сидеть он. Скажи, что мы готовы воевать, если потребуется, и пусть он выскажет свои условия. Если захочет войны – мы двинемся при первом же восходе луны, если решит избавиться от проблемы мирным путём – под этим будет принято только его изгнание. Нура Дарвиш и Керан сейчас у нас и будут у нас. Ему не победить. Сообщи ему наше послание слово-в-слово, и мы оставим тебя в живых ради этого.
Микаэль морщится от злости, я почти чувствую, как он дрожит от гнева. Я бросаю мимолётный взгляд на Дарки, чтобы понять, блефует ли он насчёт войны, простая ли это уловка, призванная напугать, или дело обстоит действительно серьёзное. Хотя я и слышала, что они готовятся к войне из уст Мистлока.
Но мне интересно ещё кое-что: зачем Дарки назвал и моё имя в послании?
– Хорошо, – сдаётся Микаэль. Я стискиваю кинжал сильнее, чтобы не дать ему своим согласием заставить меня ослабить хватку. – Только уберите нож.
– Уберём. А ты исчезнешь отсюда, – отвечает Дарки. – Тебя не будет видно на горизонте как можно скорей.
Он кивает мне, взглядом прося выпустить Змея. Я с великим разочарованием и сложностью выполняю его волю. Мне больше всего хотелось воткнуть лезвие в шею, но, видно, я и не была к этому готова вполне реально. Одно дело – просто фантазировать и совершенно другое – умышленно зарезать человека, даже если он и последний злодей на земле.
Я держу кинжал крепко, чтобы в случае чего воспользоваться им снова, потом делаю шаг назад. Убийцы, столпившиеся вокруг нас, внимательно следят за происходящим, их руки лежат на мечах, кто-то держит лук. Микаэль глядит на Керана глазами ребёнка, потерявшего свою любимую игрушку.
– Не забудь передать моё сообщение слово-в-слово, – напоминает Дарки, похлопав Микаэля по спине.
Тряхнув короткими рыжими волосами, тот выпрямляется. Злой, очень сердитый, смотрит на меня как на человека, которого в ближайшем будущем собирается жестоко прирезать собственными руками. Не сомневаюсь, что он бы на подобное решился без колебаний, дай ему чуточку воли.
Микаэль передвигается хромая, я ранила его в ногу, отчего ему сложно ходить ровно, но он легко взбирается на лошадь, которую ему предоставляет один из Убийц, а потом ускакивает прочь, теряясь среди высоких скал, пещерных стен и камней. Цокот копыт отдаляется, пока совсем не исчезает в воздухе.
– Собираемся! – Дарки крутит двумя пальцами, как бы рисуя небольшой круг: жест, означающий скорее спешить.
Убийцы хватают Керана с обеих сторон, напяливая на его запястья прочные металлические кандалы. Мне хочется столько ему сказать, но, боюсь, сейчас он не в состоянии трезво оценить мои слова. Они, вероятно, даже не дойдут до его разума.
Дарки направляется в сторону, проконтролировав процесс взятия Керана в плен, я спешу за ним.
– Почему ты упомянул моё имя, когда говорил с ним? – спрашиваю я.
– Ты им нужна равно также, как и нам. Но в иных целях. Они знают, что ты – дитя основателей Убийц.
Я мотаю головой.
– Но Сэнах говорил, что Верховные не знают о моём происхождении.
– Верховные не знали, но Тидда узнала. Наверное, благодаря Керану. А, может, и Микаэль в итоге проболтался. Подозреваю, он не сделал этого раньше по просьбе Хилларка Сотианы.
– И что же они собираются делать со мной? Для чего я им понадобилась?
Дарки нехотя отвечает:
– Они хотят сделать тебя рабыней Эдорна-Норта. Ведь ты – дитя их главных врагов.
Я сглатываю. Девочку, поклоняющуюся Одному ад-Дарру, собираются сделать рабыней какого-то языческого бога. Звучит до безобразия нелепо для возможной участи.
– Вы готовитесь к войне, верно? – спрашиваю я. – Намерены так серьёзно действовать?
– Конечно. Мы усердно готовились к масштабным нападениям по всей Шиэнне. Мы их совсем скоро уже осуществим.
Нахмурив брови, я решаю уточнить:
– Вы уверены, что у вас достаточно сил для этого? Есть чёткая стратегия? Есть ли достаточно людей?
Дарки останавливается и поворачивается ко мне. На его губах появляется лёгкая улыбка, означающая, что мои вопросы сравнимы для него с детским лепетом или глупыми расспросами неразумного малыша.
– У нас есть шпионы, лучники, рыцари, разведывательные воины, изготовители всяких ядов и прочего. Каждый из нас оттачивал свои умения столько лет, что шанса на промах быть просто не должно… У нас есть Мастера и Лекари, одни из лучших. – Он обводит меня рукой: – Теперь ещё и девочка, у которой может быть кое-что интересное для нас, учитывая, что Дарвиши хотели, чтобы ты прочла ту записку.
– Ты забыл, что я совершенно пока бесполезна и ничего не поняла с тех слов, – горько напоминаю я.
– Отнюдь нет. – Он прижимает правую руку на свою грудь и уверенно выдаёт: – Даю тебе слово, krasya, когда всё это кончится, ты будешь великой, такой, какой ещё не видывал свет. Я в тебя верю. Мы все в тебя верим, поэтому-то ты и с нами.
Слова, которые я могла бы есть каждый день на завтрак вместо еды и не подавилась бы. Слова, в которых я нуждаюсь каждую Луну с того самого момента, с которого впервые начался мой путь.
Я с искренней благодарностью смотрю на Дарки, а он в ответ улыбается, одаривая меня кивком головы, потом поворачивается к ребятам и отдаёт приказы. Похоже, я начинаю ощущать себя также, как до неудавшегося посвящения в Охотницы – уверенной в своих силах.
Гривинсхад ожидает нас с почестями. Мы возвращаемся как раз к готовящемуся на костре супу в железном чане. В воздух поднимается пар, до ноздрей добирается аппетитный аромат варящихся овощей со сладковатыми пряностями.
Дарки ведёт связанного Керана к дальнему шатру и наставляет у входа двух крупных мужчин из числа Убийц малой группы. Потом обращается ко мне, поправляя на поясе свою флейту:
– Можешь зайти к нему, если хочешь. Но знай только, что он не в своём уме и вряд ли будет любезен.
– Я зайду, – говорю я. – Хочу видеть его.
Дарки понимающе кивает, а потом вручает мне небольшой шип со словами:
– Вообще он прочно связан, я проверял. Выбраться не сможет, но всё же на всякий случай проткни его этим, если вдруг вырвется.
– Проткнуть?
– Но не сильно… – Увидев в моём взгляде волнение вперемешку со страхом, Дарки спешит объяснить: – Шип не смертелен. Он обмазан настоем, который при попадании в тело человека просто ненадолго его вырубит.
Я выдыхаю. Парень хлопает меня по плечу и удаляется, на ходу выкрикивая какие-то приказы своим друзьям. Медленно иду в сторону шатра с Кераном внутри. По пути пытаюсь придумать, что ему сказать, и вообще нужно ли что-то говорить, когда он одурманен и находится не в себе.
Вспоминаю его угрозы, лицо обдаёт жаром, в крови плещется страх. Я едва не падаю, когда добираюсь-таки до шатра, сжимая в руке шип за безопасный его край, раздвигаю ткань в сторону и вхожу внутрь. Здесь нет ничего, кроме стула, нескольких свечек и подноса, на котором стоит стакан с водой.
И Керан. Здесь есть ещё и Керан. Любовь моя, которую я так долго храню в своём сердце безответно.
Закрыв за собой тканью проход наружу, я делаю слишком резкий вдох, когда Керан поднимает на меня опущенный до этого взгляд. Его глаза яркие, оранжевые с золотым ободком, горящие при свете свечи и блестящие… Сейчас они полны ярости, совсем чуждого чувства по отношению ко мне. Он никогда не смотрел на меня так. А ещё в них есть чёрный ободок – действующий яд.
– Как здорово, что ты пришла, – говорит он, но в голосе больше злости, чем я когда-либо слышала даже при разговорах с Микаэлем. – Пришла освободить меня, верно?
– Керан, ты меня видишь? – спрашиваю я, и вопрос кажется глупым даже для меня самой, хотя смысл я вкладывала в него совсем иной.
Он слегка наклоняет голову набок. Его чёрные волосы, волосы цвета самой тёмной ночи Шиэнны, слегка спадают на его лицо вместе с белоснежными локонами, прикрывая частично глаза. Его руки связаны за спиной прочными толстыми верёвками. Но я боюсь подходить ближе.
– Я тебя вижу и слышу, но я с удовольствием бы убил тебя прямо тем же шипом, с которым ты явилась, и больше ни видел и не слышал бы.
Я опускаю голову и сглатываю. Слова порой ранят сильнее, чем мечи и копья, даже если и знаешь, что сказаны они были не всерьёз.
– Освободи меня, – приказывает Керан. – Чего ты хочешь за подобную услугу?
Бросив взгляд в его сторону, я ловлю себя на мысли, что легко могу поддаться на его приказы. Могу с лёгкостью подчиниться его воле. Поэтому делаю шаг назад, стараюсь не слушать родного голоса, не слышать в нём Керана, которого люблю и ради которого всё могла бы сделать. Напоминаю себе о том, что он не тот, кого я знаю. Сейчас не тот.
– Ты хочешь быть Охотницей, – продолжает он, а меня шатает в сторону при этих словах. – Мы можем сделать тебя Охотницей. Только освободи меня.
– Нет, – отвечаю я, сделав над собой усилие. – Я тебя не освобожу, и никто из нас. Сперва мы тебя излечим.
Керан делает рывок вперёд, но верёвки удерживают его, равно как и стул, припаянный к полу. Я не двигаюсь с места, хотя сердце стучит так быстро, что готово умчаться прочь.
– Маленькая девочка, возомнившая себя избранной, – говорит он громко. Так громко, что голос ползёт по стенам шатра и бьётся о меня как тяжёлые камни. – Ты ничего не сумеешь, как не сумеют и твои жалкие друзья. А освободив меня, ты получишь шанс на жизнь, о которой мечтала. Ты же мне доверяешь? Ты доверяешь мне, Нура?
– Керану я доверяю, а тебе нет. – Я пытаюсь говорить хладнокровно. Не так, как на самом деле ощущаю себя внутри. Не так, словно меня действительно волнуют его слова.
– Я и есть Керан. – Его губы кривятся в пугающей ухмылке. – Твой ненаглядный братец.
Отрицательно качаю головой, пытаясь не смотреть на него. А в глазах вдруг накапливаются слёзы. Такие неожиданные, что я сама пугаюсь. Мне кажется, всё вокруг плывёт в каком-то сумасшедшем водовороте.
– Вы все погибнете. – Керан продолжает говорить. Продолжает резать моё сердце искусно заточенным ножом из слов. – А ты можешь уцелеть, если отрежешь эти верёвки и пойдёшь со мной. Мы о тебе позаботимся. Быть во власти Двора Полнолуния прекрасно, Нура, и ты сама поймёшь это. Шиэнна будет целиком принадлежать нам. И ты будешь одной из Охотниц, к чему ты готовилась столько лет.
– Замолчи, прошу тебя, – хрипло выдаю я.
– И все падут к твоим ногам. Все те Охотники, что смеялись над тобой, будут поклоняться тебе. Ради тебя, Нура, я могу убить и Микаэля, если твоей душе это будет угодней, чем оставлять его кланяться тебе, подобно богине. Освободи же меня, и я всё сделаю. Ведь я будущий Лорд.
Его голос постепенно превращается в тот самый, что я слышала за завтраками, обедами и ужинами, а губы расплывались в улыбке, потому что я всегда любила его слушать. Тот самый, что неожиданно раздавался за спиной и заставлял моё тело покрываться мурашками, пока я оборачивалась, чтобы встретиться взглядом с этими янтарными глазами.
Сейчас он говорит как настоящий Керан. Керан, которого я люблю больше жизни.
Шип в моей руке едва не падает, когда я разжимаю крепко сжатую до этого ладонь. Я поднимаю голову, позволяя себе взглянуть на него. На связанного, пока безвредного и не опасного.
– Я не хочу всего этого больше, – говорю я. – У меня теперь новая мечта.
Чёрные брови Керана хмурятся, выражение лица меняется, и он снова становится тем, кем никогда в самом деле не являлся.
– Какая же у тебя мечта, глупая девочка? – раздражённо спрашивает он.
– Спасти тебя и вернуть домой.
И развернувшись, стараясь не сомневаться в себе, я покидаю шатёр прежде, чем в сердце вновь загорится что-то такое, что толкает меня на безрассудные поступки. Потому что я думаю, если бы я провела рядом с ним времени чуть больше, вполне позволила бы себе глупость.
Я бы его освободила.