Святые и Убийцы

Глава 13

Одна из нас

К счастью, после появления монстров, меня отправляют в пещеру, практически сразу позабыв о намерении заставить меня убить одного из прибывших Охотников.

Так что сейчас я сижу в самой дальней пещере, обустроенной под небольшую тюрьму или скорее клетку, под охраной одного из тех гигантов с копьями, который стоит у оснащённого решёткой из железных прутьев входа, так что я, кажется, пленница, а не гостья или даже не просто корм тем уродцам, которых они держат над своими домами.

Чокнутые!

В пещере-клетке совсем ничего нет, кроме нескольких слоёв тусклой и бесформенной ткани на каменной холодной земле и подушка, набитая перьями. Это моя кровать. Брикард был более заботливым, позволяя мне спать в роскошной постели с тёплыми одеялами и сразу несколькими подушками. Я ужасно по ним скучаю. И по кровати, и по Брикарду.

Но винить некого. Я ведь сама выбрала этот путь, решившись пробраться в Каильту вместе с Охотниками. А теперь мне всё чаще кажется, что от меня зависит жизнь или же смерть сотен людей.

Глядя на каменные стены, исписанные странными узорами и символами, я считаю, сколько раз слышу шаги снаружи, сколько звуков проносятся в воздухе. Но ответов нет. Мне хочется узнать, где они держат остальных пленных, но для этого придётся высунуться и тайком пробежаться по всему их маленькому затхлому городку, а на это у меня нет никаких возможностей. Нужно убрать стражника.

Внезапно в щели показывается рыжая голова Микаэля. Он входит в пещеру, открыв решётку с помощью рычага сбоку и держа в руке свёрток ткани, а потом бросает его в меня со словами:

– Переодевайся, ничтожная! Переодевайся и выходи наружу. Тидда хочет с тобой поговорить.

А потом Змей уходит.

Я бросаю на стражника выжидающий взгляд, а этот кретин продолжает стоять на месте, вылупившись на меня своими скользкими маленькими глазами бледно-голубого цвета.

– Я не смогу переодеться, пока вы будете там стоять и глазеть.

И тогда мужчина наконец выходит из пещеры, пригрозив мне одним лишь взглядом, и я свободно вздыхаю: кто знает, может быть он отказал бы мне даже в такой простой просьбе.

Спешно снимаю шарф, потом платье. Волосы распускаю, и они бледно-золотистыми волнами падают на мои плечи. Затем я собираю их в пучок ниже затылка. На всякий случай пачкаю лицо грязью ещё раз, не забыв нанести немного и на руки, чтобы казаться темнее. Мой кинжал, привязанный к талии, сверкает при падающем на него свете луны, хотя и казалось, что в этой мрачной пещере не так много света. Я смотрю на лезвие и представляю, как могу им воспользоваться.

Керан учил меня не только схваткам с монстрами, проводя несколько долгих часов со мной в Корпусе тренировок. Мы множество раз сражались с ним и на мечах. Ведь только вступая в бой с разумным человеком, умеющим стратегически мыслить, можно овладеть искусством боя на достаточном уровне. Так что я знаю, что могла бы достать кинжал и вонзить прямиком в спину стражника, овладеть его оружием, спрятать тело и вылезти отсюда. Но всё это лишено смысла, ведь рано или поздно эти психи поймут, что не хватает одного из их людей. Все стрелки мигом падут на меня, а я не знаю, что ждёт тех, кто осмелится убить одного из них.

Поэтому так рисковать нельзя.

Я прячу кинжал в декольте, которое прячу под слоем длинного обмотанного вокруг шеи и головы шарфа, а потом иду к выходу. На мне теперь их лохмотья; бесцветная плотная рубаха, свободные штаны и плащ, закрепляющийся у горла пуговкой из серебра.

– Стой, – требует стражник. – Я должен тебя связать.

Он закрепляет на моих запястьях ржавые кандалы. Не совсем понятно, сколько этому металлу Лун, но по первому взгляду кажется, что все тысячи. А потом мужчина тянет за звенящие цепи, таская меня за собой, как пса на привязи. Мы спускаемся по небольшому каменному возвышению вниз, встречаем на пути играющих грязных детишек, глядящих мне вслед. Некоторые из них, более смелые, подбегают и тычут в меня пальцем, другие собираются вокруг, провожают. Я, видно, какая-то диковина для них.

Тидда сидит в своей пещере-дворце – кажется, самой большой в Святыне. По крайней мере, я пока не видела пещеры больше, а городок кажется мелковатым. Мы поднимаемся по небольшим ступенькам, проходя к сокрытой за деревянной дверью комнатке. Это чья-то спальня.

Я в удивлении оглядываю лежащего на кровати дряхлого тощего мужчину. Его лоб покрыт потом, плечи трясутся, а рот шумно выдыхает и вдыхает воздух. Стражник по приказу Тидды нас покидает. Женщина сидит возле мужчины, положив сложенные ладони на его дёргающуюся грудь. Вокруг неё – свечи, испускающие длинные нити дыма, в воздухе пахнет травами и всевозможными снадобьями.

Я стою у двери, не осмеливаясь пошевелиться. Понятия не имею, что происходит и что ещё произойдёт. Для чего меня сюда привели?

– Проходи, дитя, – заговаривает вдруг Тидда.

Я делаю шаг в её сторону, осматривая изрисованные стены. Везде этот странный символ, выведенный будто тёмной краской пальцами. А может это вовсе не краска, а кровь. От сумасшедших можно всё ожидать.

Мужчина, лежащий на кровати, прокашливается, из его рта брызжет кровь, попадая на руки Тидды, однако она продолжает держаться рядом с ним и совершенно не брезгует. Я же стараюсь не смотреть на тёмные сгустки, которые остались на её коже.

– Это мой муж, – поясняет мне она. – Его отравили. Те, с кем ты, как мне кажется, можешь быть в сговоре. Предосторожность не помешает.

Меня сбивает с толку это её странное заявление о возможности моего сговора с кем-то, но я стараюсь пока сосредоточиться на вежливости и обмане.

Я прижимаю ладонь к грудной клетке и отвечаю:

– Клянусь всем, что у меня есть, я совершенно не знаю, о ком идёт речь.

– Мы зовём их Убийцы, – говорит она настойчиво. – Неужто и в самом деле не слышала о них?

Отрицательно качаю головой.

Прямо сейчас я не притворяюсь и не вру. Пока что. Но закладываю в голове новый термин, который мне ещё предстоит изучить – некие Убийцы.

Тидда нежно проводит рукой по щеке своего мужа, потом встаёт. Я вдруг только сейчас понимаю, насколько она высокая. Почти как Эфра. Плечи хотя и худощавы, но выглядят крепкими, словно она чаще использует руки, чем ноги. Отхожу назад, не зная, чего от неё ожидать.

– В самом ли деле ты та, за кого себя выдаёшь, дитя? – спрашивает Тидда, направляясь к длинному камню, исписанному символами. В углу горит огонь в камине и что-то варится. – Хилларк поручился за тебя. Сказал, что ты можешь нам пригодиться.

– Могу, – отвечаю я уверенно. – Я могу быть полезна. Только скажите, что мне делать… Я не хочу умирать.

Она задумывается, но всего на миг.

– Какая жажда, дитя. Но Святые не терпят чужаков в своих рядах. Ты должна доказать свою пользу и верность Эдорну-Норту и его питомцам.

Вероятно, питомцами она называет хищных тварей, которых они держат на повадке над домами.

Однако я смиренно киваю, какое бы мнение у меня насчёт этого не возникало.

– Микаэль сказал, что ты, лишь одним глазом глянув на мёртвого дусара на дороге, определила, что его убила рука человека. Гораздо раньше, чем все остальные.

Ах вот оно что! Микаэль всё время держал связь с ними. Интересно, как долго он служит им? И в чём его выгода?

– Да, – подтверждаю я её слова, делая вид, что совсем не заинтересована причиной появления того монстра посреди дороги. Ожидаю, что она сама расскажет.

– Но как ты очутилась в карете Охотников в ту Луну?

И в этот момент я понимаю, что совершила кошмарную ошибку.

Я подтвердила то, что была в карете вместе с Охотниками, совсем позабыв о своём намерении притворяться королевской служанкой.

– Я должна признаться, – спешу разжалобить её. – Я не королевская служанка. На самом деле я… пыталась…

– Ты одна из учениц этой проклятой школы, в которой вас обучают вредить нашим Священным Зверям.

У меня всё холодеет внутри.

Но тяну время, молчу, решаюсь обойтись без лишних расспросов и разговоров со своей стороны.

– Тот дусар… – заговаривает снова Тидда, дав мне всего несколько мгновений тишины, и она уже не кажется рассерженной, – Кто убил его? Ты знаешь?

Я моментально вспоминаю о следе от лезвия, оставленном на шее чудища. На занятиях по Искусству Орудия Тристэн Фоггер уделял не мало внимания клинкам. У Охотников они всегда изготовляются по одному образцу: мечи, ножи, кинжалы схожи по типу сплава и форме. И поэтому я точно знаю, что того дусара убил вовсе не Охотник, а кто-то другой. Я могла бы предположить о том, что это были Святые.

Решаю продолжить её обманывать, потому что не знаю, могу ли говорить о том, что это сделал неизвестный мне человек:

– Кто-то из Охотников. Я так думаю.

У неё сужаются глаза, превращаясь в тонкие щёлочки, а в углах собираются морщинки.

– Ты в этом уверена, дитя? Ты ведь не стала бы мне врать, правда?

– Конечно, нет. Я ведь сказала, что готова примкнуть к вам.

– Каковы же причины твоего предательства?

Звучало бы уместно, если бы я рассказала ей всю правду, и придумывать даже ничего бы не пришлось. Например, о том, что меня к подобному побудило поведение Охотников в мою сторону, их несерьёзное отношение к неудачнице, так и не получившей шанса пополнить их ряды на своём Испытании Наездника.

– Они никогда меня не любили, – говорю я. – Всегда издевались. Считали никчёмной девчонкой.

Тидда слушает меня молча и внимательно вглядываясь в моё лицо. Я только надеюсь, что оно ничего ей не сообщает. В особенности, никакой правды.

Я стараюсь контролировать даже своё дыхание, чтобы ничто не дало ей поводов усомниться в моём подчинении ей. У сумасшедших есть одно преимущество – они сумасшедшие. Их должно быть легко убеждать и обманывать.

– Ты готова на все приказы? – спрашивает она. – Чтобы я убедилась в твоей верности.

– Да, – киваю я.

Её глаза снова прищуриваются, словно таким вот образом ей хочется поглубже пробраться в мою голову, выведать каждый секрет.

Но я непоколебима.

– Святые с благодушием принимают в свои ряды новых последователей, верных им во всём, – говорит Тидда. – Но наше благодушие нужно заслужить.

– Я готова.

Она улыбается, но улыбка у неё жуткая. Несколько передних зубов распилены для заострения, образуя настоящие клыки, а язык, как мне показалось, разделён на две части.

– И ты готова убить одного из тех, кого считала своими друзьями? – спрашивает Тидда. – В прошлый раз наш разговор касаемо этого был прерван возвращением Священных Зверей.

Я продолжаю хитрить:

– Никогда не считала их друзьями, равно как и они меня. Похоже, судьба подарила мне шанс стать чем-то большим и отомстить им.

Я полагаю, что Микаэль трепался обо мне. Наверняка рассказывал о моём неудавшемся Испытании Наездника, о моём тайном побеге из деревни вместе с Охотниками в их карете, о том, что мне не были рады. Поэтому моя уловка должна сработать.

– Хорошо. Когда Священные Звери снова буду выпущены и вернутся в следующий раз, ты убьёшь одного из Охотников и бросишь им его мясо. Если сумеешь, мы примем тебя в нашу семью, дитя, и будем рады.

Я едва подавляю желание в ужасе сглотнуть. Игра должна продолжаться. Я должна быть той, кому хочется доверять. Кого можно впустить внутрь своего круга самых близких людей. Ради благополучия Ордена Когтей.

Ради Керана.

Прочистив горло, спрашиваю:

– Когда же это должно произойти?

– На следующую Луну. А пока ступай и подкрепись как следует. Убивать – дело нелёгкое. Раггоб!

В пещеру входит плотный замалёванный разноцветными красками мужчина в меховом плаще, на котором висят человеческие черепа. Он хватает меня за локоть своими огромными ручищами и тянет в сторону выхода.

– Отведи дитя поесть и глáза пока не спускай с неё, – говорит Тидда. Продетая в её нос кость вздрагивает. – Но относись уважительно. А мне нужно помолиться.

– Слушаюсь, Тидда.

Меня почти выволакивают из пещеры, за нами закрывается шторка из длинных лиан, листьев и шерсти.

Факелы горят ясным огнём, освещая путь оранжевым мерцающим светом. Дети сектантов играют с самодельными игрушками из гнилых кусков дерева и соломы, мужчины и женщины разводят костёр, собравшись возле большого камня, исписанного непонятными символами. Меня ведут прямиком к ним. В воздухе пахнет жареным мясом, и я даже знать не хочу, из чего оно было добыто.

– Садись, Нура, – вдруг заговаривает подошедший ко мне сзади Хилларк. Его красные глаза при свете факелов кажутся вдвое ярче.

Я вспоминаю о своём обещании слушаться его, поэтому делаю вид, что буду поступать только так и никак иначе. Сажусь на плоский кусок дерева, накрытый тонкой тканью. Ужасно неудобно, но приходится терпеть и обдумывать дальнейший план действий. Возле меня на землю плюхается Микаэль, уже переодевшийся в одежду местных жителей. Пытаться глядеть на него безразлично всё равно, что игнорировать пожирающего тебя вживую монстра. Змей отрезает кусок мяса с вертела и бросает в свою деревянную миску.

– Ешь, Нура, – приказывает Хилларк.

– Я не буду это есть, – говорю я. – Я не ем мяса.

– Совсем не ешь?

– Да. Совсем.

Мне не хочется распинаться перед ними о своей вере, о том, какое мясо разрешено, а какое нет, поэтому с моих губ сорвалась ложь. К тому же, я ведь вроде как скоро переметнусь на сторону их вероисповедания. Стану поклоняться их богу наравне с ними, кем бы они его не считали, и считать монстров Священными Зверьми, как они их называют.

Они так думают и пусть думают дальше.

– Что ж, – ухмыляется Микаэль, смахивая с глаз рыжую прядь волос, – тогда, раз тебе всё равно делать нечего, моя рабыня, подойди сюда.

У меня всё чертыхается внутри от злости. Его взгляд вот-вот вынудит меня врезать ему по лицу тем куском мяса, которое он собирается есть, а затем можно было бы и зубы выбить, чтобы есть он больше никогда не смог, особенно мясо. Но я согласилась быть их рабыней, так что мне стоит продолжить вести себя соответствующе.

Я встаю и подхожу к нему.

Микаэль берёт в руку деревянную чашу с горячим напитком из редких трав, добываемых с разных точек Шиэнны, протягивает мне.

– Напои меня, рабыня, – говорит он.

Я стискиваю зубы, но послушно сажусь на колени возле него, беря в руку чашу, затем подношу к его губам. Он не сводит взгляда с меня, пока пьёт, явно наслаждаясь моим унизительным положением, упивается возможностью затоптать меня в грязь. А я про себя молюсь, чтобы напиток встал у него поперёк горла. Если бы он поперхнулся и умер у меня на глазах, я бы даже не сдвинулась с места, пялясь на его ничтожный труп и улыбаясь.

– Умница, – произносит Змей, хищно сверкнув глазами. – Какое же наслаждение видеть, как ты мне прислуживаешь, мерзкая девчонка. Ух, сколько же передо мной встанет возможности тебя ещё унизить!

– Микаэль, полегче, – с нажимом произносит Хилларк.

Я кладу чашу на землю, вытираю руки об свою рубаху, будто мне омерзительно было даже держать её, пока с одного края отпивал Микаэль. Потом перевожу взгляд на Хилларка, спрашивая с усмешкой:

– А вы оба что, вроде как пара?

Я затылком чувствую, как Микаэль от возмущения задыхается, как воздух с шумом выходит из его ноздрей, и с таким же шумом он вдыхает его, как огромный злой макарт.

– Lu sgilope! – вскрикивает он, хватая чашку, чтобы, видимо, облить меня своим цветочным напитком, но рука друга его останавливает.

– Выбирай выражения, Нура, – сердито заявляет мне Хилларк. – Я ведь могу и передумать сохранять тебе жизнь.

– Нет, не станешь передумывать. Ведь ты влюблён в меня с самого нашего первого знакомства.

Он больше не говорит ни слова, а я понимаю, что нашла его слабую сторону. Нашла себя в его сердце. И радости моей нет предела. Ведь теперь я могу хорошенько на этом и отыграться.

– То, что Хилларк влюблён в тебя, не значит, что тебя не трону я, – шипит Микаэль. – Я зарежу тебя, и на следующем ужине лежать на нашем столе будешь уже ты.

– Хорошо, – киваю я. – Буду с нетерпением ждать этого момента,

И вырву тебе сердце перед тем, как ты попытаешься проткнуть меня своим ножом.

Ужинающие Святые вдруг делают поклон прямо на своих местах, повернувшись к чему-то, находящемуся позади нас. Я с интересом поворачиваю голову в сторону проходящей мимо нас группы Святых. Они одеты иначе: вполне приличные штаны, рубахи и плащи, достигающие земли. На шеях висят настоящие золотые цепочки, пальцы украшены кольцами. Они… Ох, они похожи на жителей Каильты.

Я хмурюсь, пытаясь рассмотреть их детальнее, даже приподнимаюсь, пытаюсь не видеть и не слышать ничего вокруг, кроме них. Но я едва не падаю обратно от удивления, когда вижу среди них нашего короля. Короля Шиэнны, шагающего наравне с Тиддой и о чём-то переговаривающегося с ней. А затем за их спинами я различаю знакомые черты лица, знакомые чёрные волосы с белыми прядями и чёрную с золотыми узорами одежду.

Мне кажется, что Керан мне мерещится.

Ведь он – пленный, наравне со всеми остальными. Его проткнули ядовитой стрелой, связали, принесли его сюда как будущий корм своим Священным Зверям. Не может же он…

Но его янтарные глаза невозможно спутать ни с чьими другими. И когда Керан бросает в мою сторону взгляд, я всё же понимаю, что это он и есть.

Вот он, идёт с нашими врагами, полностью свободный.