Святые и Убийцы

Глава 14

Предатель

– Неожиданно, правда? – шепчут почти у самого моего уха.

Я вздрагиваю, резко оборачиваясь. Микаэль ухмыляется и скалится одновременно. Его лицо сейчас почти такое же, какое бывает у монстров, собирающихся обглодать кости убитой жертвы.

– Брат оказался предателем, – продолжает он. – Предал друзей, и тебя.

Не желая его слушать, я опускаю голову. Внутри у меня взрывается пустота. Сочетание опасное, способное свести с ума, но я лишь крепче сжимаю кулаки.

Передо мной кладут деревянную миску, наполненную зловонной густой массой. Но я почти не чую этого аромата, потому что все мои чувства нацелены на одно: выяснить, что происходит, и почему Керан сейчас свободно шагает наравне со Святыми. И что здесь делает король Триадан Торн?

– Ешь! – приказывает Микаэль. – Давай. Тебе понравится.

Я щурюсь, глядя на миску. Содержимое напоминает суп грязно-коричневого цвета с кусочками каких-то овощей, но запах отвратителен. Я беру ложку. Сектанты вокруг меня активно лопают принесённое блюдо, с их ртов стекает жидкость, они пачкают и свою одежду. Только дикарями назвать их и получается.

До этого самого дня я свято верила в то, что именно Муттан – самая неблагоприятная деревня во всём Ночном Королевстве. Что их участь и их удел с приходами монстров страдали с каждым восходом луны всё больше и больше. Что они бедны и с трудом выживают. Оказалось, с другой стороны, в том месте, которое даже не отмечено на картах, происходит нечто более зловещее и ужасное. Люди, сошедшие с ума, едят отбросы и едва ли не поклоняются тем, кто может с радостью убить их близких и друзей. И их самих.

Я выхватываю ложкой светлый квадратный кусочек. Решив, что это, должно быть, картофель, я подношу ложку ближе к лицу и внимательно всматриваюсь в её содержимое. И вдруг я вижу в жидкости волосы и фрагменты человеческих зубов. Ужасаясь, я тем не менее лишь крепче сжимаю губы, словно ничего и не произошло, и возвращаю ложку на место.

– Хочешь, я покажу тебе кое-что забавное? – скалится Микаэль.

Я не успеваю ответить, как он щёлкает пальцами и громко подзывает к нам Керана.

Я оборачиваюсь к подходящему парню, совершенно игнорируя желание забросать его бесконечной чередой вопросов. Он одет в свой чёрно-золотой костюм, слегка волнистые волосы как всегда блестят при свете луны, а ярко-оранжевые глаза светятся. Три длинные царапины, оставленные на его лице монстром с последней его охоты с отцом, уже затянулись, образовав шрамы.

– Скажи, сын Брикарда, что произойдёт через несколько Лун? – спрашивает Змей.

– Я женюсь на Вессе, – отвечает Керан спокойно.

Удивительно, но теперь факт о его скорой помолвке с принцессой Вессой уже меня почти и не волнует. Гораздо интереснее понять, к чему это странное поведение.

– А кем я являюсь для тебя? – продолжает Микаэль.

Ответ Керана меня потрясает:

– Господином.

Микаэль расплывается в довольной ухмылке. Он косится в мою сторону, вздёргивает рыжими бровями, почти гордо расправляет плечи.

– Вот, кем мы его сделали, – цедит он.

Со стороны до нас доносится громкий возглас. Кто-то зовёт Микаэля. Он окидывает нас всё тем же ужасно самодовольным взглядом и уходит, на моё удивление совершенно не испугавшись оставить нас вдвоём.

Я всё ещё сижу на земле на коленях, хочу подняться, чтобы дойти до уровня Керана, но он вдруг толкает меня обратно, надавив на плечо.

– Не стоит делать лишних движений, прелесть.

Прелесть!

– Что происходит, Керан? – спрашиваю я, и голос у меня предательски дрожит. – Почему ты… с ними?

– Будь тише, и с тобой всё будет в порядке.

Теперь я уже всерьёз злюсь.

– Нет! Скажи мне, что происходит!

Керан тяжело вздыхает, но лицо остаётся непроницаемым, когда он отвечает:

– Скоро вся власть над Шиэнной перейдёт к рукам Двора Полнолуния. Они работают над этим.

Я хмурюсь при упоминании этого Двора. Ни один из Трёх Дворов не держит власть в руках единолично, они всегда работают сообща и управляют страной на равных частях.

На занятиях Истории Ночного Королевства нам рассказывали о создании этих Дворов.

В те далёкие времена Шиэнной управляло три брата, каждый из которых считал достойным правления только себя и не признавал остальных братьев, вследствие чего между ними разражались споры и несогласия, которые скоро переходили в целые бои и сражения. Народ страдал от нескончаемых убытков, ведь катты безвозвратно тратились на снаряжения своих войск каждого брата, у которого были свои солдаты и армии. С другой стороны, на людей нескончаемо нападали монстры, ведь правители были заняты своими ссорами и совсем не замечали настоящих проблем.

Так что скоро недовольный народ решил восстать против трёх братьев. Люди бросались под копья, мечи и стрелы лишь бы добраться хотя бы до одного из них и казнить, ввергнув жизни правителей в пучину и отомстить. Испугавшись своего народа и их уверенных наступлений и убийств, три брата решили заключить перемирие между собой и образовать Три Двора, на каждом из которых будет сидеть один из них, чтобы власть была поделена поровну.

Одного из братьев звали Элрик-Фэрн. Он стал Лордом Двора Звёзд.

Второго звали Дариус-Мэйх. Он принял правление над Двором Полнолуния.

А третьего – Гарион-Риган. Он сел за трон Двора Месяца.

Но несмотря на то, что проблему вечных ссор смогли уладить, должен был быть один человек, который стоял бы на верхушке всех Трёх Дворов и контролировал всех их. Только у одного из братьев – самого старшего, у Лорда Двора Полнолуния – был взрослый сын, и было принято решение, что он, покинув место принца, должен стать королём. Человеком, который возглавит Шиэнну. Конечно, Лорд Двора Полнолуния с великой радостью использовал свою связь, однако после назначения принца Дирриона-Мэйха, молодой правитель начал отвергать все родственные связи и относился к своему отцу и дядям как к подчинённым, не более.

Так первый король Ночного Королевства принёс за собой порядок. Он основал несколько каст – Верховных, в число которых входит вся правящая верхушка, назначил первых Охотников для борьбы с нападающими чудовищами, Лекарей, которые должны были лечить людей и изготавливать различные яды и противоядия в целях безопасности в случае войны, и Мастеров, чьи умения очень пригодились для постройки домов, дворцов, создания оружий и прочего.

Жизнь в Шиэнне с приходом Дирриона-Мэйха наладилась. И по сию Луну народ благодарен ему.

Но от услышанного от Керана я содрагаюсь.

Неужели новый Лорд Двора Полнолуния решил пойти по стопам своего предка и попробовать перенять всю власть в свои руки, приведя в хаос установленный Диррионом-Мэйхом порядок, и уничтожить остальных Лордов и Леди? Но какова роль короля Триадана Торна в этом деле? Какова роль Керана и Святых? Что они все здесь делают?

– Что ты такое говоришь? – шепчу я, не желая привлекать излишнего внимания.

– Просто веди себя тихо, и ты получишь свободу. И останешься в безопасности. – Взгляд Керана обращается за мою спину, и он спешно добавляет: – Вся власть будет в их руках. И ты в том числе.

Мне не хочется больше его слушать. Он несёт бред, подобный тому, что несут люди, находящиеся между сном и явью. Мистлок всегда бормочет что-то во сне, с кем-то говорит, его рассказы и слова лишены всякого смысла. Вот и сейчас я абсолютно не понимаю, что за дурость Керан ляпнул.

– Ты не в себе. – Я отшатываюсь назад. Потому что я не узнаю в чертах говорившего человека парня, в которого отчаянно влюблена с самого детства. Сейчас он воплощает в себе нечто иное. Совсем иное. – Керан, ты спятил. Что ты такое говоришь? Я просто не по…

– Довольно с ней разговаривать, – прерывает мою речь возникший из ниоткуда Хилларк.

Он становится между мной и Кераном, словно боясь, что мы можем говорить о вещах, о которых не следует говорить с пленницами. А я, как помнится, всё ещё их пленница.

– Керан, давно ты не пил наших вкусных напитков, – говорит он.

И я только после этих слов замечаю в его руке небольшой кубок с тёмно-красной жидкостью, похожей на вино.

Керан хватает предложенный кубок без лишних слов, и я лишь на мгновение замечаю его колеблющимся, когда Хилларк приказным тоном велит ему выпить напиток.

И вдруг я вижу это. Этот взгляд. Янтарные глаза будто посылают мне какое-то сообщение, которое я, увы, не в силах разгадать. Он словно намекает на нечто, что я должна понять лишь по глазам. Его губы сжимаются в тонкую линию, челюсти стиснуты.

Я пытаюсь прочесть этот безмолвный язык, но мне не удаётся, потому что рука Хилларка вдруг кладётся мне на плечо и дёргает назад.

– Хотя погоди, – говорит он голосом, полным подозрения. Его красные глаза щурятся, а потом он забирает кубок и говорит: – Лучше сорви этот шарф с её головы.

У меня содрогается сердце от услышанных слов. Внутри что-то глухо падает, и, наверное, я собираюсь делать вид, что ничего не слышала, однако нет смысла приукрашивать действительность и игнорировать сказанное.

В глазах Керана на этот раз не читается ничего, что дало бы мне подсказку о том, что он не будет этого делать. Но я поспешила с выводами. Потому что стоит мне опустить глаза, как я вижу его сжимающуюся ладонь – явный признак того, что приказ кажется ему трудным для исполнения.

И тогда я понимаю, что должна бы действовать сама, чтобы Хилларк ни о чём не догадался, чтобы он не заметил сомнений у Керана. Чтобы у меня была возможность расспросить у него о том, что происходит.

Я пойду на жертву, священную для меня и моего народа.

– Вы хотели доказательство моей верности, – говорю я громко, привлекая внимание Хилларка. Теперь он смотрит только на меня, позабыв о Керане.

Хватаюсь за свой шарф, крепко сжимая пальцы, и срываю с головы прикрывающую мои волосы ткань. Впервые в жизни я позволяю людям вокруг увидеть их во всей красе. Каждый мой бледно-золотистый локон.

И при этом не могу шевельнуться от ужаса. От осознания в каком-то смысле предательства по отношению к ад-Дарру.

В ушах стоит протяжный злобный шум, голова кружится от осознания всего кошмара, я перестаю дышать, забывая о том, что это человеческая потребность.

Срывая символ своей веры, люди от неё отказываются. Только в таких случаях происходит подобное в Раксирахе.

А потом я поднимаю взгляд.

Керан опустил взор, отвернулся от меня.

И вот он, явный знак того, что он в своём уме и всё это время притворялся в угоду Святым. Он что-то затеял, что-то придумал.

Но несмотря на это осознание, мне губительно плохо и мерзко от самой себя. Мне пришлось отдать священную жертву, сорвав с головы шарф – один из важнейших атрибутов моего народа. Впервые за множество лет я вдруг осознаю, что хочу умереть. Прямо здесь и прямо сейчас. Потому что происходящее страшнее смерти.

– У тебя прекрасные волосы, – говорит Хилларк. – Я доложу о твоей жертве Тидде.

А затем уходит, развернувшись, словно ничего не произошло.

Я падаю на колени, прикрывая руками голову, и сгибаюсь в немом крике. Унижение, боль, страх смешиваются воедино. Все попытки дышать ровно с треском проваливаются в бездну отчаяния.

– Прелесть, – говорит любимый голос.

Поднимаю заплаканные глаза. Керан, сжав зубы и отводя всё ещё взгляд, стоит на месте.

– Мне очень жаль, но я должен идти, пока они не догадались. Я тебя найду. И они пожалеют о том, что заставили тебя сделать это.

И после сказанного он исчезает.

Я вижу Микаэля, жующего яблоко, в стороне возле нескольких Святых. Он с ухмылкой глядит на меня, и понимаю, что он видел то, что произошло. У меня сводятся вместе брови, а челюсть стискивается от гнева, который я готова превратить в настоящее торнадо и унести весь этот глухой городок вместе со всеми его жителями в ад. Но, тем не менее, я встаю. Ветер откидывает мои волосы назад, они танцуют и резвятся сами по себе. Я киплю, кипит и кровь в моих жилах. Мне никогда ещё не доводилось испытывать и долю той ненависти, которая полыхает во мне сейчас.

Но я не подаю вида. Не склоняю головы, пытаюсь сохранить хладнокровие, когда вытираю скатившиеся по щекам слёзы, потом уверенно встаю. Это ужасно – чувствовать это унижение и своё предательство, но я пытаюсь игнорировать неприязнь. Потому что для них всех это станет лишь началом конца. И конец этот настанет быстрее, чем они думают.

* * *

Ночь сияет бледно-голубым цветом, луна показывается в небе большим круглым шаром. В воздух поднимается дым с костра, через который, вопя песни, прыгают Святые. На музыкальных инструментах задорно играют старики, словно вокруг происходит какой-то праздник. Вероятно, они и в самом деле празднуют что-то. Может быть, даже нашу поимку.

У меня дрожат пальцы, у меня дрожит тело. Я хочу поймать взглядом Керана, но его нигде нет. Как нет и надежды с ним встретиться и поговорить, чтобы понять, что происходит.

Короля тоже уже не видно.

Я щупаю кинжал через свою одежду. Он по-прежнему на месте, и мне кажется, я почти готова и в самом деле проткнуть им кого-нибудь из близстоящих мужчин, разукрашенных победными татуировками. Они исполняют роли стражников, а значит в первую очередь именно они – моё большое препятствие на пути к долгожданной свободе.

Микаэль не отходит от меня ни на шаг, жадно следя за каждым моим движением, будь то просто лёгкое поднятие руки или же вполне нарочная попытка его отвлечь, к примеру, бросив камень в кого-нибудь, и устраивается неподалёку. Взгляд Змея прикован ко мне, однако руки тянутся к мискам с пряностями и мясом. Я не исключаю такого варианта, что это может быть человеческое мясо, учитывая то, что мне попалось в супе совсем недавно. Но потом вдруг Микаэль опускает лицо к своей еде, и я решаю не медлить.

Я судорожно хватаю лежащий на камне нож, запачканный мясным соком, потом прячу его в рукав рубахи, пытаясь держать запястье ровно. Он понадобится мне хотя бы на первое время. На тот самый момент, когда необходимо будет действовать быстро, а времени на доставание кинжала из-под одежды не останется.

Пошёл к мариду весь этот план с прислуживанием этим уродам! Не хватит у меня терпения всё это делать!

Я всё слышу и слышу громкую музыку и вопли пьяных сектантов, пока они медленно не переходят в свистящий звук откуда-то со стороны. Только потом я понимаю, что это вовсе не свист, а игра на инструменте – флейта. А играет на ней парень, показавшийся среди толпы танцующих детишек. Он весело движется, пока музыка течёт по внутренней стороне флейты и выливается наружу, образуя красивую быструю мелодию. Я собираюсь на него не отвлекаться, всё помня о запрятанном ноже, пока вдруг не вижу его глаза. Очень-очень знакомые глаза.

Я прищуриваюсь, но он словно назло мне, будто не желая быть узнанным, опускает голову к девочке у своих ног, вследствие чего капюшон скрывает его и без того слабо виднеющееся лицо. На нём короткий плащ со шнурками, торчащими из-под ворота, свободная коричневая рубаха, того же цвета штаны, заправленные снизу в лёгкие сапоги с узорами. А на груди… два цветочка.

И я быстро вспоминаю его.

Парень поднимает взгляд, продолжая играть на флейте. Его пальцы движутся по поверхности инструмента, образуя музыку, звучащую достаточно весело, чтобы люди позабыли обо всём и пошли танцевать пьяные.

Но что-то идёт не совсем так.

Музыкант втягивает больше воздуха в лёгкие, на заметных из-под капюшона его плаща губах показывается усмешка, а потом из флейты вдруг вылетает шип.

Я не уверена, что кто-то кроме меня видел, как шип влетел и вонзился в шею одного из татуированных мужчин, следящих за происходящим, и тот падает без сознания, лишь на мгновение схватившись за шею. Музыка не прекращается. Никто и не повернул головы в сторону странного явления. Даже детишки, продолжившие беззаботно танцевать вокруг парня. Может, все решили, что он просто слишком пьян.

Один глаз парня голубой, второй – карий. Они находят меня среди ужинающих сектантов в мгновение.

Я открываю рот от удивления, роняя нож обратно на землю, в полной мере убедившись в том, что это действительно тот самый воришка из Каильты. Парень крепче хватается за трубку, которую мы все ошибочно приняли за обычную флейту, изготовленную исключительно в качестве музыкального инструмента. А потом из деревянной флейты снова вылетает очередной шип, вонзаясь в шею второго из здешних стражников. Он падает, и я надеюсь, что замертво.

И кто-то всё же спохватывается, когда поворачивает голову в сторону продолжившего пулять шипами словно стрелами юношу, а затем смотрит и на валяющегося товарища.

– Убийца! Один из них здесь! Ловите его! – начинают рычать отовсюду. – Живее!

Меня вдруг тянут к земле за руку, заставляя упасть на колени. Я в злости оборачиваюсь к возникшему Хилларку, решившему, что он может меня прикрывать и изображать доблесть.

– Не высовывай голову! – кричит он.

Вот он. Мой шанс.

Пользуясь потерей его бдительности, я сую руку под рубаху, осторожно хватая кинжал за рукоять. Едва наружу выглядывает лезвие, как я со всей силы сжимаю зубы, готовая пронзить кинжалом человека, сидящего рядом. Я могу воткнуть его прямо в сердце, а могу растянуть удовольствие за унижения, на которые он меня обрёк. Что было бы лучше?

Вне всякого сомнения, без вреда он отсюда не уйдёт. И я не уйду, не оставив на нём свои следы.

Хилларк резко хватает мою руку, и я решаюсь в полной мере, не желая больше тянуть. Лезвие сверкает при свете луны, когда я достаю кинжал и возношу над ним, с силой замахиваясь. А потом кинжал проносится по открытой коже его руки. От боли Хилларк весь зашипел, дёрнувшись в сторону, пока из раны полилась на серую землю алая кровь.

Я отлетаю в сторону, когда его здоровая рука пытается схватить меня за ногу.

– Ты… – начинает он, но я уже не слышу продолжения. Я выбегаю и мчусь куда подальше от него.

Мимо меня проносятся тревожные жители городка вместе со свирепыми стражниками, готовыми разорвать наглеца в клочья. Я крепко держу свой кинжал в руке, потом вырываю кусок ткани с растянувшегося покрывала, слетевшего со стола. Я использую его как новый шарф, в спешке закидывая на голову и прикрывая волосы. Моё дыхание сотрясает воздух. Я паникую, но продолжаю путь. Не знаю, куда меня ведут ноги. Не знаю, что делать потом, даже если мне улыбнётся удача и удастся выйти отсюда живой.

Я не знаю, где находится Святыня и что находится за её пределами. Может быть, вокруг шныряют опасные монстры. Может, худшие из них.

– Хэй! – вдруг окрикивает кто-то меня.

Я оборачиваюсь.

Воришка из Каильты, держа в правой руке свою смертельно-опасную флейту, сидит верхом на откуда-то взявшейся белой лошади и глядит на меня довольным взглядом сверху-вниз. Я вспоминаю его имя. Дарки.

– Руку давай! – говорит он, протягивая мне левую ладонь. Но внезапно, когда его глаза вдруг направляются на что-то, что находится позади меня, он ловко прокручивает флейтой в воздухе, готовясь использовать её снова.

Я слышу дыхание за своей спиной, и замираю, когда слышу шаги, а потом и вижу Керана, когда оборачиваюсь. В его руке его любимый меч, глаза горят оранжевым.

– Нура! – кричит он. – Отойди от него!

Я не двигаюсь с места.

– Krasya поедет со мной, – выдаёт Дарки. – А вот ты останешься, но у тебя есть выбор – остаться целым или покалечиться.

Лезвие меча Керана сверкнуло в воздухе. Он выставляет его перед собой. Я видела, каков он в действии. Видела, на что способны его руки, окажись в них меч. Только в такие моменты Керан Атталь превращается в Тень, кем его прозвали в Ордене Когтей. Потому что даже клинок замолкает, следует ему пронзить им сердце очередной твари. Три шрама, вырисовывающие три линии от века до нижней части глаза, придают ему ещё большей свирепости сейчас.

– Керан, что происходит? – спрашиваю я.

– Ты сейчас же вернёшься сюда! – рычит он в ответ.

Я делаю шаг назад. Я больше не узнаю в чертах его лица человека, ради которого была готова на всё. Даже на смиренное принятие смерти. Его янтарные глаза кажутся тусклее, словно на оранжевом ободке вдруг появилось что-то чёрное.

– Я убью тебя, – цедит он, обращаясь к воришке. – Убью самым жестоким способом.

– Не утруждайся, приятель, – усмехается Дарки в ответ. – Сперва приди в себя.

Керан подлетает ко мне так быстро, что я не успеваю даже осознать того, что выставляю вдруг руки и отмахиваюсь от него своим кинжалом, целясь ниже. Он полоснул его по ноге, из-за чего Керан, зашипев, падает на колени передо мной. Его чёрная одежда мигом намокает, рука, касающаяся образовавшейся раны, окрашивается в красный.

Я отшатываюсь в сторону, не веря в то, что причинила ему боль. Что я действительно атаковала его. В других обстоятельствах за смелость мной гордился бы и он, и Брикард. Но сейчас, увы, приятного в этом мало.

Дарки протягивает мне руку:

– Ну давай же!

Его лошадь топчется на одном месте, нетерпеливо бьёт копытом по каменной земле. У меня кружится голова. Но почему-то мне кажется, что опасности от Дарки не исходит совсем. Никакой. Он не желает мне сейчас зла. Именно так говорит чутьё. Именно подчинения затем требует и сердце.

Я делаю шаг вперёд, готовясь схватиться за протянутую ладонь, но что-то вдруг резко дёргает меня назад. Ноги чуть не подкашиваются.

– Нура! – кричит Керан за моей спинной, хватая край плаща. – Вернись! Не смей уходить!

Я быстро оборачиваюсь назад. Его янтарные глаза гневно блестят, и я не припомню, когда в последний раз видела его в такой злости и бешенстве. Его пальцы сжимают ткань моего плаща и с силой затягивают обратно. Я едва не падаю на землю, когда он резко дёргает меня в свою сторону снова, пытаясь повалить.

– Нура! – почти рычит он как настоящий зверь. – Иди сюда! Немедленно вернись!

Я отцепляю плащ, державшийся на одной лишь пуговке. Мне удаётся вырваться.

Я хватаюсь за руку Дарки, он тянет меня наверх, помогая взобраться на лошадь. И я даже не успеваю взглянуть на Керана вновь, как животное, подскочив на месте, уже уносится прочь, оставляя на каменной земле разве что поднимающиеся клубы пыли.

Я лишь слышу крик, образующий угрозы. Голос Керана, чётко выкрикивающий:

– Когда я найду тебя, Нура, я убью тебя! Помяни моё слово!

Вот, что стало последними словами моего возлюбленного.