Интересно, куда это он лыжи навострил?
Не успел я об этом подумать, как мне что-то прилетело сзади.
— Э! Что за дела?
Я обернулся.
Илюха «Бондарь», довольный своей меткостью, лепил еще один снежок.
— Слышь, Андрюх! — приятель хорошенько прицелился и снова запустил снежный комок, на этот раз — в Леху Пряничникова. И снова попал, точнехонько. — Айда вместе поедем! Ты же домой к себе, на «Юго-Западную»? Я тоже туда сейчас двигаю. Мы с Лилей договорились прямо у вашего дома встретиться.
— Да не! — отказался я, отряхивая снег с пятой точки. — Ты, «Бондарь», иди. Я сегодня по своей программе.
— А! Поня-я-тно! — товарищ понимающе подмигнул. — Небось твоя ненаглядная тебя уже где-то ждет?
— Угу! — не стал я вдаваться в подробности.
Для вида тоже слепил один снежок и метким броском залепил им Илюхе по шапке. Один-один.
Настя и впрямь ждала меня, в родительской квартире на Кутузовском. Только чуток попозже — к двум часам. Сказала, что сюрприз какой-то готовит. Прошептала об этом на ушко, когда мы с ней прощались у забора.
Что, надеюсь, это тот сюрприз, о котором я подумал…
— Ой! — воскликнул приятель, не успев увернуться. — Ни фига себе ты стрелок-ворошиловец! Ну держись, Андрюх! Я тебе щас…
— Хорош, хорош, Илюха! — осадил я его. — Сказал же: не играю. Вон «Пряника» возьми себе сегодня в компанию.
— Ну ладно! — великодушно согласился Илюха. — «Пряник»! Эй, «Пряник»! Стой, говорю! Вместе поедем! Куда попер?
И «Бондарь» побежал за однокашником, торопливо шагающим в сторону метро «Бабушкинская».
А я, сунув руки в карманы, огляделся вокруг — в поисках объекта слежки.
Но Тополя уже и след простыл. Будто и не было его вовсе. Вот зараза! Не успел я установить наблюдение, как объект в суворовской форме мигом куда-то испарился из поля зрения.
Я помнил, что объект, выйдя с КПП, двинулся совсем не к недавно открывшейся станции метро. А совсем в другую сторону. И это было весьма и весьма странно.
Что Тополю там понадобилось?
Обычно счастливчики, получившие увольнительную, бегом бежали к «Бабушкинской». Только пятки сверкали. А дальше пацаны, вырвавшиеся на свободу, ехали по своим делам. Кто домой, кушать бабушкины пироги и выслушивать оханья: «Как ты, Ванечка, похудел в этом своем училище!». Кто к приятелям — погонять в хоккей и вспомнить беззаботные времени дворовой юности. Кто — в центр, просто погулять. Поглазеть на царь-пушку и все такое. Особенно — не местные, те, кто в Москву из поселков приехал.
Ну а те, кому совсем уж повезло — в заранее условленное место, где будущего офицера, стуча каблучками и дуя на замерзшие пальчики, поджидала какая-нибудь прехорошенькая Маша или Даша…
Тополь же почесал совсем в другую сторону.
Ешки-матрешки! И где ж теперь его искать?
Снова включилась чуйка мента. Или «мильтона». Так нас называли в семидесятых. Нутром я чуял, что за Тополем-2М сегодня надо проследить. Никогда моя чуйка меня обманывала. Ни разу.
И я двинулся на поиски подлого «старшака». Готов был поспорить, что он не просто так решил вдруг пойти в увал. Хотя раньше намеревался отсидеться на закрытой территории училища.
Но, сколько я ни зыркал вокруг, пристально всматриваясь в прохожих, ни одной фигуры в суворовской шинели не было видно. Шла, опираясь на клюку и бормоча что-то себе под нос, какая-то бабулечка. Размашисто прошагал высоченный усатый дядька с портфелем. Пробежала стайка пионеров с клюшками в руках. Торопились, наверное, на какой-нибудь дворовый чемпионат.
Степенно прошла мимо парочка: парень лет восемнадцати и круглолицая девчушка, удивительно смахивающая на актрису Надежду Румянцеву. «Румянцева» держала парня под руку. А тот глядел на нее с нескрываемым восхищением.
Эх, очарование юности… Небось первое свидание у парочки…
А Тополь будто в воду канул. Впервые в жизни, наверное, я хотел его увидеть. А «полковника» все нет и нет…
Я не сдавался. Прочесывал улицу за улицей, тщательно вглядываясь в любую фигуру, хотя бы издали напоминающую суворовца в зимней форме.
И, наконец, когда я уже прошагал фиг знает сколько, вдалеке вдруг замаячила знакомая узкоплечая фигура.
Тополь! Ну точно он! Чешет куда-то, по привычке сильно размахивая руками, будто ветряная мельница на минималках.
Уф-ф!
Наконец свезло!
Я остановился, снял шапку и пригладил взмокшие волосы. Передохнул чуток, стараясь не терять объекта из виду. А потом бодро продолжил слежку, стараясь не привлекать к себе внимания.
Тополь меня не видел. Он шел торопливо, то и дело озираясь вокруг и поглядывая на часы. Он явно не гулял, не зырил по сторонам. Даже не останавливался — газетку там купить в «Союзпечати» или пирожков перекусить.
У влипшего по уши в проблемы суворовца явно намечалось какое-то дельце. И, судя по всему, дело было важное.
В конце концов «старшак» остановился у какого-то дома. Постоял чуток, вскинув глаза наверх, на квадратики окон. А потом нырнул во двор.
Ба! А я ведь знаю это место!
Да это ж тот самый дом, где когда-то жил товарищ полковник!
Точнее, не полковник. Полковник Тополь коптил потолок комфортабельной стометровой трешки в элитном районе Москвы. А в этой «хрущобе» жил когда-то молоденький капитан советской милиции Тополь.
Я кое-что вспомнил.
Шли восьмидесятые. Сколько точно мне было лет, я не помню. Но помню, что я тогда уже окончил институт и начал службу в милиции.
Мы с Тополем тогда… нет, не то что бы дружили. Друзей у него отродясь не бывало. Скорее, временно не грызлись. Служили себе и служили вместе. Могли даже иногда пивка попить в общей компании и потрепаться на отвлеченные темы, вроде: «Кто из вратарей „ЦСКА“ лучше — Горбунов или Новиков?» или «Где купить хорошую блесну»?
Я, тогда еще совсем молоденький «летеха», не нюхавший жизни, малость расслабил булки и подумал: а может, ну их, эти суворовские обиды? Мы с Тополем повзрослели, похужали… ну, и все такое. Теперь оба — взрослые люди. А юношеские стычки пора забыть.
Но не тут-то было. Неспроста Тополь ко мне подобрел.
Это уж потом я сообразил, что хитрый «старшак» меня просто прощупывал. Думал, можно ли меня в свою когорту взять. Ну, в число своих… помощников. Или, попросту говоря, шестерок.
Друганами мы с Тополем, конечно, не были. Ни в суворовском, ни в восьмидесятых, ни позже. Но и портить отношения с сослуживцем не особо хотелось. А посему, когда Тополь пригласил меня домой, чтобы в компании других мужиков из отдела отметить получение капитанских звездочек, я не стал отказываться.
Тогда-то я и появился в его «хрущобе» в первый раз в жизни. И в последний.
Отмечали получение очередного звания мы чисто мужской компанией. Решили устроить мильтоновский мальчишник. Темы для разговоров были обычные. Служба, футбол, хоккей, рыбалка… Ну, и конечно, дамский пол… Куда же без этого?
Где-то через час после начала сабантуя, обсудив с капитаном Савиным округлости какой-то там тетки-майора из другого отдела, Тополь окинул стол скучающим взглядом. А потом его маленькие глазки, уже заблестевшие после выпитого, вдруг уставились на меня.
— Что, Андрюх? — подмигнул мне осоловелым глазком новоиспеченный капитан.
А потом растянул жирные губы в подобии улыбки.
— Небось жаба-то душит?
Я глянул на его глупо улыбающуюся физиономию.
Ясно. Поплыл товарищ капитан.
И дело даже не в спиртном. Водочки-то мы все в тот вечер приняли. Как-никак, звание сослуживца обмывали. Антиалкогольная кампания в СССР еще не началась, и проблем с тем, чтобы достать спиртное, не было. Только вот на неприятные разговоры из всех выпивших понесло одного Тополя.
— Че молчишь, Рогозин? — докапывался до меня новоиспеченный капитан. — Ну признайся, хочется уже тоже капитанские звездочки?
Дорохин (тогда еще не майор, а молоденький безусый лейтенант), сидящий напротив, посмотрел на меня, закатил глаза к потолку и красноречиво покачал головой. «Не связывайся, мол, Андрюх… Оно ж, если не трогать, то и не воняет».
— Угу! — коротко ответил я Тополю. Даже глаза на него не поднял. — Не отказался бы…
Может, отвяжется?
Как бы не так!
— Так вот! — поддатый Тополь хлопнул по столу уже начавшей жиреть дланью. — Тогда слушай сюда, Андрюх! Дам тебе, лейтенанту, так сказать, ценные указания. Очень уж ты прямой. У тебя что на уме, то и на языке. Тебе, Рогозин, похитрее надо быть…
И Тополь многозначительно поднял вверх пухлый палец-сосиску.
— А зачем это? — я сделал вид, что не понял.
— Что зачем?
— Зачем хитрее быть? Если мне это поперек глотки?
На самом деле я все, конечно, понял. Хоть и был тогда молоденьким лейтенантом.
Тополь сделал, как ему казалось, многозначительную паузу. Плеснул себе еще полстакана водки «Столичная» из бутылки с красно-белой этикеткой и сказал с видом старца-аксакала:
— Ты, Рогозин, слушай старших… Я тебе советы дам…
Ой, ля, смотри, какая цаца! Жизни меня решил поучить! А всего на год-то старше!
— Каких таких старших? — бесцеремонно перебил я старшего по званию.
И, перейдя на «Вы», с неприязнью громко продолжил:
— Вы, товарищ капитан, какого года рождения? Шестьдесят второго? Ну, а я — шестьдесят третьего. У нас с Вами разница всего год. Так чем же, товарищ капитан, Ваш жизненный опыт, от моего-то сильно отличается?
Сослуживцы, слушая, мои речи, понимающе усмехнулись…
Возникла неловкая пауза.
Лейтенант Дорохин, который понял, что дело запахло жареным, решил сыграть в тамаду, схватил стоящую на столе бутылку «Московской» и бодро произнес:
— Мужики! «Столичная» уже все, а вот «Московская» еще есть. А давайте-ка еще по одной! Звездочки мы уже обмыли. Колбаски я сейчас еще подрежу…
Но Тополя уже понесло.
— Погоди, Дорохин! — рявкнул он. — Сядь ты со своей «Московской»! Успеется!
И, глядя на меня злобными прищуренными глазками, капитан завелся:
— Слышь, Рогозин…
— Слышу, пока не жалуюсь! — громко сказал я. — Медкомиссию регулярно прохожу, товарищ капитан!
Глазки Тополя сузились еще больше. Теперь они напоминали узенькие щелочки.
— Ты, Рогозин, со своей упертостью так ползти и ползти будешь… Не тем путем идешь… — прошипел он.
— Да и хрен с ним! — оборвал его я. — Зато своим путем!
Молча встал и с чувством глубочайшего отвращения вышел из квартиры.
И вот теперь я снова стоял здесь, во дворе, в котором бывал всего разок в жизни. Этот краткий, но насыщенный визит этот я хорошо запомнил. Потому что именно с того дня и началось наше с хитрым и изворотливым Тополем глобальное противостояние.
Противостояние, которое закончилось только в далеком 2014-м, который здесь еще даже не наступил.
Я ускорился, не выпуская Тополя из виду. Двигался короткими перебежками, прячась то за дерево, то за припаркованные рядом «Жигули». Какая-то бдительная старушка, выгуливающая дрожащую от холода лохматую болонку, даже зыркнула на меня подозрительно и подтянула поводок поближе.
Объект двинулся к подъезду — тому самому, в которую когда-то, в восьмидесятых, мы заходили большой шумной компанией молодых «мильтонов», держа в руках авоськи со «Столичной», «Московской» и нехитрой советской закусью.
Неужто он сейчас просто к себе домой пойдет?
А может, и нет никакого дела? Может, Тополь просто взял да и двинул в увале к себе домой? Поест сейчас «старшак» домашнего борща, натрескается котлет, да завалится на диван до вечера — смотреть телевизор. Пока время чапать обратно в училище не подойдет…
Нет. Чуйка подсказывала мне: тут что-то не то.
Тополь не просто в увал намылился.
Так и есть.
«Старшак», не заходя в свой подъезд, почесал дальше. Я тихонечко проскользнул вслед за ним.
— О-ба-на! Не понял «на»! — раздался чей-то насмешливый голос. — А ну, пацаны, встать, смирно! Перед вами будущий офицер, етить-колотить!
Раздался хриплый ржач. Я прижался к углу дома, стараясь не высовываться, и продолжил вслушиваться в разговор.
Видать, и тут не любили «Макарона».
Тополь, что-то неразборчиво бормоча, о чем-то болтал с незнакомой компанией. И, судя по говору, это были явно не интеллигентные посетители шахматного кружка и музыкальной школы.
Старушка, выгуливающая болонку, снова опасливо покосилась. Только уже не на меня, а в сторону — на Тополя и компанию. И, подхватив на руки свою драгоценную замерзшую псинку, засеменила к подъезду.
Беседа Тополя с завсегдатаями местных пивнух продолжалась.
— Че те надо, «Макруха»? — спросил чей-то сиплый голос. — По старым друзьям соскучился? Так у тебя вроде ж теперь свои друзья… Ну, в шапках и шинелях…
«Макруха»… кличка, наверное. От имени «Макар».
Забавная кликуха. Не «Макарон», конечно, но тоже ничего.
Тополь что-то неразборчиво пробормотал.
В разговор вступил другой голос — мощный и натужный.
— Слушай, «Макруха»! — спросил он, так же насмешливо. — А говорят, вы там все время строем ходите. Даже в гальюн? Правда?
Компания снова загоготала.
Тополь снова что-то неразборчиво вякнул.
— Чего-о? — протянул первый голос. — Да ты что, Макруха, белены объелся? Или вам там в вашем Суворовском бошки отбивают? Кто с тобой в карты играть сядет? Мы ж тебя в прошлый раз на мухлеже словили. Или мало наваляли? Добавить?
Я осторожно выглянул из-за угла.
Компания, с которой Тополь вел малоприятную беседу, вальяжно расположилась на лавочке, спиной ко мне. Тополь же не сел на скамейку. Понуро стоял возле нее с виноватым видом — будто школяр, не сделавший домашку.
Я вгляделся в пацанов, которых Тополь нежданно-негаданно вдруг решил навестить.
Со спины не разглядишь, конечно. Просто трое каких-то пацанов. Но, судя по разговору, шпана шпаной. И уже вполне подросшая. Такая не только мелочь, выданную мамой на мороженое, отжать может. За этими и темечко в подворотне проломить — не заржавеет…
Я, кажись, понял, о чем речь. И почему Тополь вдруг решил не отсиживаться в казарме, а пойти в город.
Домой он не собирался. Не до мамкиных борщей ему сегодня было. Пацан искал деньги. Причем срочно. И много. Деньги, которые он должен был отдать «шипиловской» гопоте во главе с будущим криминальным авторитетом по кличке «Ризотто».
Взять деньги «Макрухе» было негде. И он решил сыграть со шпаной в карты. Только вот репутация у него, как пить дать, даже в среде шпаны уже была подмочена. Посему и не хотели с ним играть дворовые. Словили его, видать, на крапленой колоде, или еще на чем-нибудь. А у шпаны разговор коротких. Дали несостоявшемуся карточному шулеру хороших люлей и пообещали впредь, если сунется, отрезать все выпирающие части тела.
Но Тополю деваться было некуда. И даже ожидаемая страшная кара его не испугала. Жить захочешь — еще не так раскорячишься.
— А я знаю, пацаны, зачем «Макруха» к нам приперся! — вступил в разговор третий, который до этого момента не принимал участия в беседе. — Сивый, Лама, я вам ржаку щас расскажу!
— Да ну? — весело отозвались остальные. — А ну давай, трави!
— Он «шипиловским» торчит! — победоносно сказал третий пацан и посмотрел на Тополя. — Он их нанял, чтобы кента какого-то стопануть… Обещал хорошо так «смазать». И бортанул пацанов! Мне сам «Ризотто» рассказывал… Теперь щемится от них…
— «Шипиловским»? — присвистнул первый гопник. Это он, походу, носил кличку «Сивый». — Интересно девки пляшут, по четыре сразу в ряд! Ха! А я и не знал…
И он продолжил, обращаясь к Тополю, который все так же понуро стоял у скамейки.
— Слышь, «Макруха»… Если ты бабок хочешь намастырить, то зря пришел. Играть с тобой никто не сядет. Так что вали, пока мы тебе физиономию не поправили. Ну?
И пацан вдруг резко соскочил со скамейки и замахнулся.
Тополь мигом отскочил назад, но неудачно. Запнулся ботинком за какую-то кочку и рухнул прямо в снег, на спину. Даже шапка с головы слетела.
Троица загоготала.
— Реакция есть! Дети будут! Не грусти, «Макруха»! — сказал первый гопник — Сивый, вдоволь насмеявшись. И, похлопав себя по коленям, сказал, обращаясь к своей компании: — Чет я совсем околел, пацаны! «Лама», «Серый», пойдем… У меня мамка с бабкой уехали. Погудим малехо… Я там кое-где пару фуфырей припрятал.
Шумно галдя, компания удалилась, вся в предвкушении потребления содержимого «фуфырей», даже не глядя на лежащего в снегу униженного Тополя.
А я тем временем продолжал за ним наблюдать.
Тополь полежал еще чуток. Потом встал, отряхнулся, надел шапку и, достав из кармана сигареты, закурил… Курил он долго. Одну сигарету, потом вторую, потом третью… Молча злобно глядел куда-то вдаль, а потом двинулся к дому. Я отбежал подальше и спрятался.
Когда я снова выглянул, Тополя уже не было. Краем глаза я успел лишь заметить кусочек шинели, который скрылся в подъезде.
В другом подъезде. Не в том, в котором он жил…
И зачем, интересно, Тополь намылился в чужой подъезд?