Суворовец. Том 2

Глава 20

Темный кинозал. Яркий прямоугольник большого экрана…

Незнакомые люди с огромными ведрами попкорна, которые, чавкая, с наслаждением его уплетают. Странно… Откуда попкорн в СССР семидесятых? И почему вместо старого доброго советского кино на экране показывают какую-то рекламную чушь?

А еще — рука, нежно держащая мою руку. Не Настина. Другая. Рука прехорошенькой следачки, которую я в далеком будущем позвал вечером на свидание. С чего это вдруг она мне снова привиделась?

Я повернул голову и увидел мужика, вальяжно развалившегося на сиденье. Челюсти его мерно двигались, жуя жвачку. Заботится парень о соблюдении кислотно-щелочного баланса. А в левой руке мобилу с «яблочком» держит, словно невзначай. Будто боится, что пропустит важнейший звонок на свой айфон от совета директоров Газпрома. На самом деле никто ему из Газпрома звонить, конечно, не станет. Понтуется мужик просто. И все равно, что за этот кирпич с «яблочком» потом три года кредит платить.

Девки-то ведутся! А это — самое главное!

То-то и оно… Не зря мужик раскованно и даже чуть небрежно правой рукой обнимает ярко накрашенную юную дурочку с шеллачными ноготками, которая смотрит во все глаза не на экран, а на него…

Да это ж старый знакомый! Из того самого памятного дня 2014-го! А девчонка, которая сейчас пожирает мужика своими глазками, даже не подозревает, что ее ждет совсем скоро…

Не успел я даже моргнуть, как картинка резко сменилась.

И вот уже передо мной — не теплый уютный кинозал с нагретыми местами для поцелуев, а чужой двор, через который я в тот вечер хотел срезать путь к метро…

— Пустите! — надрывно заорал чей-то голос.

Как и тогда…

— Да чего ты? — пробурчал другой голос, мужской. — Хорош ломаться!

И тут же грязно выругался трехэтажным матом.

Помню. Все помню.

— Пустите, говорю! — снова пискнул кто-то испуганно.

Девчонка. Та самая девчонка, которую трое незнакомых упырей пытались прикончить, чтобы замять случившееся.

Я почувствовал, как Настина ладошка, которую я держал в своей руке, напряглась. Усилием воли я попытался открыть глаза и вернуться в реальность. Туда, где мне снова семнадцать. А на дворе — 1979-й.

Но картинка мгновенно снова сменилась.

Этих уродов больше не было нигде видно. Не было и девчонки, которую я когда-то спас. Теперь моим глазам предстала худенькая фигурка парня в суворовской форме. Фигурка сосредоточенно куда-то топала по заснеженной улице. А потом завернула прямо в этот двор…

Я не видел ее лица. Видел только белобрысые волосы, чуть-чуть выбивающиеся сзади из-под шапки.

Паренек явно куда-то спешил. К кому-то.

— Андрей! — раздался откуда-то издалека знакомый и родной голос.

Усилием воли я разлепил веки.

Фигурка суворовца куда-то пропала. Вместе нее я увидел встревоженное лицо своей девушки.

— Все в порядке, Андрей? — озабоченно спросила она и коснулась губами моего лба. А потом, нахмурившись, спросила: — Сидел, сидел и вдруг раз — и вырубился! Ты не заболел ли часом? Температуры вроде нет. Хочешь, померяю?

— Нет, нет, не заболел, Настюш! — заверил я девушку. Обнял ее и твердо сказал: — Не нужно ничего мерять. Устал просто после наряда. Прости, но мне, пожалуй, надо бежать!

— Куда? — надула чуть подкрашенные губки красавица. — Андрей!

И кокетливо поправила локоны, которые наверняка не один час накручивала специально к моему приходу.

— Папа, кстати, тут магнитофон принес… — кокетливо стрельнув глазками, вкрадчиво сказала Настя. — Можем, если хочешь, музыку включить в комнате… И потанцевать…

Уф-ф-ф! Спрашиваешь! Да я бы с удовольствием! Подорвался бы сию секунду на реактивной тяге! Если бы не…

— Настюш! — усилием воли я высвободился из объятий девушки и мягко сказал: — Не сегодня. Надо бежать! Прямо сейчас!

— Да куда ты вдруг подорвался-то? — Настя насупилась, видя, что ее уговоры не действуют.

— Надо! — твердо сказал я. Хоть и уходить капец как не хотелось! — Я тебе потом все расскажу! Честное пионерское!

— Комсомольское… — нехотя пробурчала красавица, смирившись. — Мы уже комсомольцы. Забыл?

— Тем более! — сказал я и потянул Настю за руку в прихожую: — Ну что, проводишь? Или так и уйду, не попрощавшись?

— Погоди! — попросила девушка и, подойдя ближе, обняла меня. — Еще секундочку!

— Ну ладно! — благодушно согласился я, склоняясь над ее губами. — Но только секундочку…

Выйдя из подъезда дома на Кутузовском, я быстро почесал к метро.

Успеть, скорее успеть!

Я ни о чем не думал в этот момент. Просто безоговорочно и слепо доверял своему чутью. Чутью, которое, к слову, еще ни разу в моей жизни меня не подводило. Надо, значит, надо. Эх, такое бы чутье, да мне во время моего первого прихода в Суворовское!

Доверилась моей чуйке, кажется, и Настя. Хоть и надула снова губки, когда я внепланово закончил наше свидание. Ну ничего! Следующий увал я точно выпью до дна вместе с ней!

Я чувствовал, просто чувствовал, что мне снова позарез надо попасть в тот незнакомый двор. Туда, где в 2014-м, на холодной земле окончилась жизнь майора Рогозина, так и не получившего звездочки подполковника.

По дороге чуть не случился облом. Торопясь, я и забыл совсем, что станция, рядом с которой находился кинотеатр, где мы со следачкой Ритой провели чудесные два часа, сидя в обнимку, еще не открылась. Пришлось вылезать на холодную улицу раньше, спрашивать у прохожих дорогу и еще целых полчаса трястись в автобусе. Я был весь на иголках. Прилип лбом к холодному стеклу и думал только об одном: «А ну как не успею?».

Наконец лупоглазый «ЛиАз» с грохотом раскрыл двери, и я, весь взмыленный, вывалился из автобуса и на полных парах влетел в арку того самого дома, где когда-то оборвалась моя прежняя жизнь.

А двор-то сам на себя не похож! Все по-другому!

Стены — чуток обшарпанные. А вместо аккуратно оборудованной спортивной площадки с мягким покрытием, через которую спасенная мной тем вечером девчонка ломанулась к метро — какой-то заросший травой скверик с покосившейся лавочкой.

Вместо модных стеклопакетов — обычные окна с деревянными рамами. А вместо домофонов на дверях — написанное от руки объявление: «Тов. жильцы! В связи с аварией ведутся ремонтные работы. Отопление временно не работает». Ниже кто-то приписал: «И че нам теперь, мерзнуть?». А надпись, которая следовала ниже, и вовсе была непечатной.

Я огляделся. Так вот, оказывается, как выглядел этот двор в конце семидесятых…

А лавочка-то в скверике не пустовала! На ней сиротливо примостилась одинокая фигурка. Та самая фигурка в суворовской форме, которая явилась мне в видении, разрушившем мои планы на романтический вечер в компании любимой девушки…

Я спрятался за угол. Совсем как тогда, когда «пас» суворовца Тополя от самого КПП до дома. И чуть было не потерял его из виду, случайно отвлекшись. Решил пока не выдавать себя и понаблюдать.

На этот раз я старался быть повнимательнее и ни на секунду не терять из виду объект слежки. Не зря же я сюда летел со скоростью метеора, оставив дома расстроенную Настю совсем одну!

Интересное кино… Что же тут понадобилось моему приятелю Коляну Антонову? Жил он, насколько я помню, совсем в другой стороне. До квартиры в новостройке, которую когда-то получили его родители, отсюда чесать почти через весь город. Прямо и в понедельник направо. Что же наш «Антоныч» тут забыл? Сидит сиднем и двигать, судя по всему, никуда не собирается…

Может, девчонку какую ждет?

Да не, это вряд ли. Колян, судя по всему, после нашей беседы сделал единственно правильный для него выбор — походить в одиночках до самого окончания училища, а потом начать завоевывать сердце своей принцессы русского языка и литературы.

Тогда кого?

Я осторожно высунул голову из-за угла и пригляделся.

Озябший приятель поежился, встал, нарезал несколько кругов вокруг скамейки, побил одним ботинком о другой, чтобы согреться, попрыгал на месте и снова устроился на свой наблюдательный пост. Я заметил, что Колян несколько раз кинул взгляд на желтые квадратики окон, в которых горел свет. Потом приятель пару раз взглянул на часы, зло сплюнул, но никуда не пошел.

Вслед за Коляном я тоже с тревогой посмотрел на часы.

А время-то поджимает!

Ну, допустим, где-то полчаса или около того я еще смогу в сыщика поиграть. А вот потом уже надо шевелить булками! Влад Морозов из четвертого взвода, который сегодня дежурит на КПП, конечно, наш слоняра, и если что, всегда прикроет. Но только в случае, если я опоздаю минуты на две-три. А не на час… Я, помню, еще как-то в свой первый приход в Суворовское «прикрыл» «Бондаря,» опоздавшего на полчаса из увала… Потом мы с ним вдвоем во внеочередном наряде по кухне тусили.

Время шло. Колян мерз, стучал зубами, но не уходил. Я вслед за ним тоже почти что околел. Уже, стоя за углом, и на носках попрыгал в тщетных попытках согреться, и руки в перчатках растер так, что чуть дырка в шерсти не образовалась. Все равно мороз пробирал до костей. Но я не выдавал себя.

Наконец наступило время «Ч». Или сейчас врубать четвертую передачу и в училище двигать, или готовиться получать на орехи от взводного. И я решил: «Баста, карапузики!». Хорош играть в следака. Сейчас выйду из-за угла и за шкирку потяну приятеля в училище. Пора заканчивать воздушные февральские ванны!

Только-только я собрался демаскироваться, как подъездная дверь скрипнула. Колян подпрыгнул, точно пружинка, и соскочил с лавки.

Я сразу узнал хмурую фигуру, вышедшую из подъезда.

Наш новенький — Кирилл Лобанов. На удивление — вовсе даже не хмурый. Наверное, день, проведенный дома, и мамин борщ оказал на вечного буку положительное влияние, и парень чуток подобрел. Даже улыбался.

Колян, увидев его, оживился и мигом соскочил со скамейки.

Вот, стало быть, кого он тут так усердно поджидал!

Теперь все понятно. Не зря моя чуйка сработала. Ни разу она меня не подвела за всю жизнь. Махач, значит, у нас намечается. И судя, по всему, серьезный.

Приятель, оказывается, только прикинулся паинькой. Сделал вид, что забыл про свою месть Лобанову за оскорбление своей дамы сердца. Дождался ближайшего увала и проследил за новеньким. Так же, как и я когда-то за Тополем. Выяснил, где живет. Не решился, видать, поговорить днем. Или не успел моргнуть, как Лобанов уже скрылся в подъезде. Не будешь же по квартирам ходить, виновного разыскивать!

Вот и решил, видать, Колян назло бабушке «отморозить уши». Просидел на лавке сиднем все увольнение. Вот дурень-то! Вместо того, чтобы поразвлечься, выйдя за казарменные стены, на катке покататься, пирожков с ливером поесть или хотя бы просто дома поваляться на кровати, этот чудик устроил себе внеплановое дежурство по КПП у подъезда. Поработал консьержкой за бесплатно.

Да что ж он такой упертый-то? Даже сама «Красотка» уже обо всем забыла и живет себе дальше. И «четыре» за ответ у доски благосклонно поставила нашему новенькому… А этот все в свою дудку дует! Кажись, зря я ему в умывальнике ночью доклад о последствии дуэлей читал. Походу, мой рассказ о трудностях молодой вдовы Пушкина Натальи Николаевны его вовсе не впечатлил.

Что ж, если разборок Коляна с Лобановым не миновать, то придется вписываться. Авось и сумею их растащить, пока они друг другу фингалы не нарисовали…

Однако тут произошло кое-что неожиданное.

— Ки-и-рилл! — окликнули вдруг новенького.

Лобанов обернулся.

Вслед за ним из подъезда, улыбаясь, вышел незнакомый паренек лет двадцати.

Я воспользовался тем, что Колян на секунду отвлекся и, бесшумно скользнув, переместился за ближайшее к подъезду дерево. Так будет удобнее наблюдать.

Меня так никто и не увидел. Лобанов смотрел на вышедшего из подъезда паренька. А Колян, в свою очередь, не отрывал глаз от новенького.

— Чего тебе, Сань? — произнес Лобанов.

Он говорил совсем по-другому. Мягко, по-доброму. Не буркал, как обычно всем нам в училище. И смотрел на паренька с искренней теплотой и сочувствием.

А еще я заметил, что говорить незнакомому парню было явно трудно. Будто с челюстью у него что-то. И одет он был явно не для зимних прогулок… Криво застегнутая рубаха в клетку и синие рейтузы с пузырями на коленях. А на голых ногах — резиновые шлепки. Будто на минутку мусор парень выбежал выкинуть.

Только вот никакого ведра с отходам и постеленной газеткой в руках у него не наблюдалось.

— Ки-и-рилл! — повторил паренек и улыбнулся.

Будто ребенок, который не хотел, чтобы любимая мама уходила на работу.

Паренек подошел поближе к Лобанову и взял его за рукав шинели.

— Не уходи! — грустно попросил он.

Лобанов ласково улыбнулся.

— Саня! — суворовец аккуратно взял парня под локоток и направил обратно к двери, будто неразумного дошкольника. — Ты чего раздетый-то выбежал? Даже рубашку не застегнул! Простудишься! Давай, иди домой! Иди!

— Ки-и-рилл! — грустно сказал парень. — А ты еще при-идешь? Я буду ждать! Очень буду ждать! Буду считать, сколько дней останется!

И посмотрел на Лобанова, все так же улыбаясь. Улыбка у него была хорошая, светлая. Только вот странно было очень видеть двадцатилетнего парня, который вел себя, как пятилетка.

Меня внезапно пробрала дрожь. И вовсе не от сурового мороза. Просто я, кажется, начал догадываться, кем был тот парень из части, про которого нам недавно рассказывал новенький, хмуро повернувшись к окну.

Родственник нашего новенького. Скорее всего, старший брат. Такой же черноволосый. И нос такой же, крючковатый. Лицо только чуток пополнее, и ростом он пониже будет.

Да уж, нечего сказать. Не подфартило семье Лобановых. Не обо всем, видать, новенький нам поведал, когда рассказывал о самосуде над неким провинившимся солдатом. Там, походу, все оказалось гораздо хуже, чем сломанная челюсть.

Глядя на парня, я даже проникся сочувствием. И к самому Лобанову, и к его братцу. Такого, конечно, и врагу не пожелаешь… Теперь я, кажется, понял, почему наш новенький все время таким хмурым ходил. Немного у него поводов для веселья в жизни.

— Ха! А вот и дурачок! — раздался насмешливый, хриплый голос.

Кирилл мигом развернулся. Лицо его налилось кровью. Кулаки сжались. Совсем как тогда, когда он из-за ревности на меня кинулся.

Во двор, гогоча, ввалилась незнакомая компания ребят разбитного вида. Точь-в-точь гопники «Сивый» и «Лама», которые чуть батю моего недавно не обчистили. Только на вид чуток помладше. Четверо.

Компания была явно навеселе. Новогодние празднования у пацанов, судя по всему, еще не закончились.

— Эй, дурачок! — повторил все тот же голос, явно обращаясь к Сане.

Он принадлежал коренастому прыщавому парню с бутылкой в руках, в расстегнутом пальто и шапке, сдвинутой на затылок.

Кирилл не замечал ни меня, ни Коляна, который удивленно хлопал глазами, не зная, что делать. Он моментально загородил собой брата и попытался было запихать того в подъезд. Но Саня неожиданно начал сопротивляться. Уперся и не двигался с места. Как его не толкал Лобанов обратно, ничего не вышло.

— Привет! — весело махнул он рукой ребятам. И потянул брата за руку: — Кирилл, смотри! Это мои друзья!

Гопники загоготали.

— Слышали, мужики? — гоготнул второй из компании, сутулый и дрищеватый. — Мы его друзья! Ну тогда сюда иди, друг! Хочешь компотику? Нам для друзей ничего не жалко!

И он протянул Сане бутылку, на дне которой плескалась мутноватая жидкость.

— Садани компотику! — радушно предложил брату Кирилла дрищеватый. — Сразу веселее станет! Хороший компотик, плодово-ягодный!

Саня согласно кивнул и двинулся к компании. Те заржали еще больше.

— Пацаны! — подал голос третий, на вид — самый младший. — Ща бесплатный концерт будет! Мы ему когда в прошлый раз «компотика» налили, такой цирк ходячий начался! Он нам прямо тут танцевал вприсядку, а потом армейские песни пел… Все дворовые сбежались! Эх, жалко у меня кинокамеры нет… Дорогая штука. А так я бы заснял!

Кирилл побагровел еще больше.

— Домой иди, говорю, Саня! — рявкнул он, обращаясь к брату. — Замерзнешь! Не вздумай у них ничего брать!

Пацаны переглянулись.

— Слышь, Кирюх! — первый лениво обратился к Лобанову. — Да ладно тебе! Ну чего ты серьезный такой? Мы ж так, по доброте душевной. Угостить хотели парня.

— Я говорил вам: ему нельзя пить! Он на таблетках! — заорал Кирилл, снова сжимая кулаки и с ненавистью глядя на ухмыляющуюся компанию. — Уроды вы! Нелюди!

Гопники снова переглянулись. А потом ухмылка потихонечку стала сползать с их лиц.