— Ты чего? — с неприязнью спросил хмурый незнакомец.
— Ничего! — коротко отбрил его я. — Скулы свело.
А потом спросил, обращаясь к приятелю:
— «Бондарь», ты как насчет «Чайковского» перед сном бахнуть? Есть желание?
— О! Чайку я бы с удовольствием хряпнул! — потер руки Илюха. — Чайку — это очень хорошо! Согреюсь хоть! А то замерз, как цуцик. Пальцы еле гнутся. Задубели прямо. Интересно, в Ленинграде такой же дубак?
— Походу, да… — предположил я. — Бананов на деревьях точно нет…
— Погодь, Андрюх! — поднялся Илюха. — Я сам сейчас к проводнице сбегаю!
Приятель, аккуратно обойдя парня с крючковатым носом и незнакомую девушку, вышел в коридор. Хмурый парень, что-то недовольно буркнув себе под нос, присел на освободившееся место. Весь его вид упрямо говорил: «Фиг вы меня отсюда сдвинете!»
Но как только девчушка в пальтишке снова схватилась за сумку, «крючковатый» ожил.
— Позвольте! — живо подскочил он и резво, будто боясь, что я его опережу, чуть не выдернул у нее из рук сумку. — Я помогу!
Девица улыбнулась и милостиво разрешила помочь. Черноволосый незнакомец с крючковатым носом закинул сумку наверх и галантно предложил даме:
— Садитесь!
— Благодарю! — снисходительно улыбнулась красавица. И, пошуршав в сумке, выудила оттуда стопку одежды. — Я только отлучусь на минутку… Сейчас вернусь.
Я снова усмехнулся, на этот раз — про себя.
Эх, хорошо все-таки быть девчонкой! Только наведи марафет, стрельни смущенно глазками «в угол, на нос, на объект», да улыбнись поласковей — и все тебе будет! И «сумочку поставить», и «мороженку купить».
«Бондарь» тем временем уже вновь нарисовался. В руках у него были три стакана чая. В тех самых граненных стаканах в подстаканниках.
Вот она, поездная романтика во всей ее красе! Сейчас бы курочку в фольге развернуть, яйца вареные почистить, помидорчики-огурчики…
Но ничего подобного у нас с собой не было. Собирались мы с «Бондарем» второпях. А посему решили не брать с собой тонны продовольствия. Просто перед отъездом на Ленинградский вокзал до отвала набили пузо новогодними салатами, коих было огромное количество.
— Угощайтесь! — «Бондарь» радушно предложил девушке чайку.
Попутчица уже вернулась. Сменила свою кофту с юбочкой на милую пижаму в «мишках» уютные пушистые тапочки. И косу толщиной в руку расплела. Убрала свои шикарные волосы в простой хвост. Так она выглядела еще милее, по-домашнему.
Я тоже был не с пустыми руками.
— Да! Угощайтесь! — подхватил я и выудил из своей сумки кулек с конфетами. — Вот, взял в дорогу.
Черноволосый, увидев, как я угощаю девчонку сладким, еще больше нахмурился. Его темные кустистые брови теперь казались сведенными в одну сплошную линию. Губы парня беззвучно зашевелились. Видимо, парень изрыгал ругательства в адрес и меня, и конфет, и обскакавшего его с чаем Илюхи.
Я сразу понял: приглянулась ему милая незнакомка в шапочке с помпоном.
А что? Очень даже симпатичная. Будто Аленушка из сказки «Морозко». Светловолосая, коса до пояса. И глазенки синие, размером с блюдце… Хоть сейчас на картину Васнецова…
Сам небось хотел ей за чайком к проводнице сгонять. Но «Бондарь» оказался быстрее.
Илюха, ясное дело, на юную попутчицу никаких видов не имел. Так, дань вежливости. Да и я, собственно, не собирался за ней ухлестывать. Просто отметил про себя, что симпатичная, и все. И у меня, и у приятеля на личном фронте пока все было тип-топ. Просто не будешь же сам конфеты с чаем трескать, не предложив даме. Невежливо это. Некультурно. А мы все-таки в культурную столицу едем!
«Крючковатый» сам виноват. Резвее надо было шевелить батонами, если девчонка понравилась. Ковать, так сказать, железо, не отходя от кассы. А теперь пусть сидит и дуется.
— Ребят! — я решил маленько поработать поездным тамадой. — Предлагаю всем познакомиться! Я Андрей!
— Илья! — неразборчиво ответил приятель. Его рот был занят конфетой. Сделал огромный глоток чая с сахаром и добавил: — Учусь в Суворовском.
— А я Марина… Так стало быть, вы, ребята, из Суворовского училища? — оживилась девчушка в пижаме: — Надо же! Это так интересно! Я в Москве часто суворовцев вижу… Я живу недалеко, на «Бабушкинской». Форма у вас такая… интересная. А вот штучки такие на погонах… Это что?
— Эти штучки называются «лычки». Значит, что «вице-сержант»! — пояснил я и пододвинул к Марине горсть конфет. — Да Вы не стесняйтесь, угощайтесь! Я, кстати, вице-сержант и есть…
— Вы вице-сержант? — искренне восхитилась Марина. — Здорово!
— Я Кирилл! — подал вдруг голос «крючковатый». И будто нехотя добавил: — Тоже в Суворовском учусь…
Ух ты! А тут, кажись, однокашник нашего Егора!
— Ого! — с удивлением воскликнул Илюха. — В Ленинграде? Слушай, здорово как! Так ты наверное, нашего «Батю» знаешь?
— Какого батю? — процедил сквозь зубы черноволосый.
Он вовсю смотрел на новую знакомую и явно не горел желанием отвечать на расспросы попутчика.
— Да к вам там один из наших недавно перевелся! — пояснил Илюха. — Егор Папин. Знаешь такого?
Кирилл нахмурился, не глядя на Илюху.
— А… Папин… Ну да, вроде слышал… — равнодушно протянул он. — Но он, кажется, в другом взводе… Не в моем.
Взгляд парня не отрывался от девчонки в пижаме.
Маринка вдруг воскликнула:
— А знаете, ребят, я как-то фильм смотрела… Называется: «Счастливого плавания!». Очень интересный… И песни там хорошие поют.
— Отличный фильм! — с готовностью подхватил «крючковатый». — Про суворовцев. Просто замечательный!
— Про нахимовцев! — поправила его Марина, с удивлением подняв брови.
Илюха, отвернувшись и глядя в окно, покрытое снежными узорами, негромко гыгыкнул. Он, видать, тоже понял, что черноволосый запал на Маринку. Вот и старается изо всех сил. Так старается, что даже в лужу топнул.
Я подавил усмешку. Не стал троллить парня при даме. Он, конечно, лажанул… Но это простительно. Из благих побуждений все-таки. Очень уж хотел понравиться парнишка симпатичной попутчице.
А фильм «Счастливого плавания» с юным Мишей Бойцовым — и впрямь отличный. Я его сам раз десять пересмотрел когда-то. Даже песню выучил.
Парень смутился и покраснел. Прямо пятнами пошел. А потом, что-то пробормотав себе под нос, встал и вышел.
— Может, в города поиграем, ребят? — предложил я. — Чтобы, так сказать, поездку скрасить. Спать вроде как еще рановато?
— А что? — охотно откликнулся «Бондарь». — Я — за! Меня батя еще в детстве приучил в города играть. Я как-то «парашу»… ой, прошу прощения, Марина, не то хотел сказать… то есть «двойку» по географии принес. Я Австралию с Австрией на контрольной перепутал… Вот географ наш и влепил мне пару. А батя ругаться не стал, просто сказал: «Играй, Илюх, везде, где можно, в города, в страны… С пацанами во дворе, с одноклассниками, в лагере… Так и запомнишь все названия!». И, кстати, помогло. Я потом даже на «пять» в году по географии вышел.
— Здорово! — поддержала его Маринка. — Так давайте скорее начинать! «Москва»… Тебе, Илья, на «а»…
— Анадырь! — бодро предложил Илюха.
— Рыльск! — тут же откликнулся я.
— Краснодар! — мигом нашлась Маринка.
— Роттердам! — внезапно услышали мы.
Это «крючковатый» по имени Кирилл неожиданно вернулся и вдруг решил вступить в разговор.
Ну ладно, фиг с ним. Пусть играет. Бука букой, но не выгонять же. Да и ехать нам недолго. Через восемь часов разойдемся, и поминай, как звали.
— Роттердам? — удивился «Бондарь». — Так это же не в СССР! Не по правилам!
— Ну и что? — пожал плечами новый знакомый. И напрягся, выпятив вперед впалую грудь: — Не по каким таким правилам? В условиях игры не было изначально сказано, что нельзя называть города, не входящие в состав СССР. Я не нарушил никакого правила.
Вот зануда-то! Говорит, будто судья на заседании!
В общем-то, парень прав. Мы не договаривались, что нельзя называть города не из СССР. Но нафига так занудствовать? С таким, как этот Кирилл, небось муха не пролетит. Тут же сдохнет от скуки и упадет.
Да уж. Повезло Егору, что он с ним не в одном взводе оказался!
— Ладно! — беззаботно рассмеялась Марина. Характер у нее, по всей видимости, был легкий. — Роттердам так Роттердам… Ничего страшного! Тогда… тогда… «Москва» уже была, да, ребят? Мне на «м»… Вот незадача! Ничего в голову не приходит!
— Молотов! — снова вклинился черноволосый.
— Ты чего подсказываешь? — возмутился Илюха. — Так неинтересно! Сейчас Маринина очередь!
Попутчик опять насупился и снова в «бутылку» полез. Вот неймется-то парню!
— Кому неинтересно? Тебе?
— Ну… — стушевался мой приятель, который всегда был довольно миролюбивым и не любил стычки на ровном месте. — Вроде так принято…
— Кем принято? — продолжал неуместный спор Кирилл. — Тобой?
— Стоп! — вмешался я в разговор. И вполне миролюбиво сказал, обращаясь к новому знакомому: — Ну чего ты на ровном месте бучу поднял? Сказали же тебе: не надо подсказывать. Марина и сама бы догадалась! Да, Марин?
Девчушка улыбнулась и весело тряхнула головой.
— А ты кто такой? — попутчика уже было не унять.
Похоже, пора заканчивать с этой нудятиной.
— Так! — я привстал. — Слушай, пацан! Мне все равно, кто ты, какой у тебя характер, и какие проблемы в жизни. Хочешь с нами в города играть — играй нормально. Не порть настроение ни нам, ни девушке. Нет желания — можешь спать лечь. Детское время уже наступило. А проснешься — уже Ленинграда будет. Разойдемся, и все.
Лицо нового знакомого налилось кровью. Брови снова сошлись в одну линию. Он напрягся еще больше. Даже засопел от напряжения.
Того и гляди, сейчас бросится!
Ладно. Если кинется — выволоку его в купе за шкирку, а потом силой выпихну в тамбур и там объясню, кто есть кто, и сколько вешать в граммах.
Однако драки не случилось. Черноволосый снова беззвучно выругался и просто встал и снова вышел в коридор. Видимо, не хотел подставляться при даме.
Я заметил, что Марина проводила его взглядом, когда он выходил.
— Ну и отлично! — потер руки Илюха. — Как говорится, баба с возу…
Я пихнул приятеля ногой под столом.
— Прошу прощения, Марина! — покраснев, мигом поправился «Бондарь». — Просто к слову пришлось… Ничего личного. Так продолжаем?
Новый знакомый так и не принял больше участия в нашей игре в города. Соизволил появиться только после полуночи, когда игра давно закончилась, и мы дружно решили идти «на боковую».
«Бондарь» уже похрапывал на верхней полке. Симпатичная попутчица Марина тихонько сопела, свернувшись калачиком на нижней, которую ей любезно уступил невзлюбивший нас попутчик.
Хмурый Кирилл молча забрался на верхнюю полку, стараясь не задеть Марину, и, повозившись там какое-то время, затих. А я тем временем, устроившись на своем месте внизу, под полкой приятеля, укрылся колючим одеялом и с улыбкой думал о завтрашнем дне…
Каким-то он окажется, Ленинград семидесятых?
Больше двадцати лет я там не был. Гулял по Невскому я последний раз, кажется… Ах, да, точно! Когда Коляна нашего «женил»! В тот день суворовского приятеля его будущая супружница отправила в парикмахерскую — наводить марафет перед свадьбой.
Ну а я, оставшись один, целый день шатался по зимнему Ленинграду… Побродил по Петропавловке. Постоял на ветреной набережной, отстукивая зубом… Побродил по Невскому… Прошел мимо бывшего знаменитого «Сайгона», который к тому времени уже закрылся…
Стоп! А ведь сейчас-то он не закрыт! Культовое место вполне себе работает, собирая кучу интересной публики!
И, получается, можно туда даже зайти? И даже увидеть кое-кого, кого я когда-то и не мечтал увидеть, но чьи песни знал наизусть?
— Тюк-тюк! — стучали колеса. — Тюк-тюк…
«Под небом голубым… есть город золотой…»
Кажется, и минуты не прошло с тех пор, как я провалился в сон, прокручивая в голове знаменитые строчки. А когда я открыл мутные ото сна глаза, между наших полок уже стояла полная суровая проводница в форме.
— Любань уже проехали! — зычным голосом, который, кажись, был еще громче, чем у нашей «луженой глотки» — прапора Синички из Суворовского, возвестила она. И произнесла коронную фразу: — Сдаем белье!
— Мужики! — раздался знакомый голос. — Мужики!
— «Батя»! — заорал Илюха и кинулся к высоченной фигуре, поджидавшей нас на перроне. Я еще вчера, как только взял билеты, тут же позвонил Егору и сообщил, когда мы будем.
— Егор! Сколько лет, сколько зим!
— Андрюха! — «Батя» взял меня в охапку и приподнял. — Илюха! Все-таки приехали! Молодцы!
Так мы и стояли втроем посреди перрона, обнявшись.
Тем временем из вагона вывалился Кирилл — не только хмурый, но и заспанный.
— А ты чего тут? — вдруг с удивлением спросил его Егор, когда мы наконец закончили бурные приветствия. — Ездил куда?
— Тебя забыл спросить! — хмуро ответил ему новый знакомый и, перебросив сумку через плечо, быстро зашагал к зданию Московского вокзала.
А потом, заметив Маринку, которая тихонечко шагала вдоль перрона, заметно ускорился…
Егор хмыкнул и отвернулся, по своей взрослой привычке мудро решив не цапаться.
— Вот зануда!
— Ну это мы еще в поезде заметили! — со смехом заметил я. — Когда чувство юмора раздавали, этот Кирилл, походу, в наряде был.
— Ты знаешь Кирюху нашего? — изумился Егор еще больше. — Откуда, интересно?
— Да так… — я решил не рассказывать приятелю о недоразумении в поезде. — Считай, и не знаю вовсе. Случайный попутчик. Рядом ночью ехали… Слушай, а кто он вообще?
— Да так… — тоже обтекаемо ответил Егор. — В четвертом взводе учится. Толковый парень этот Кирюха, кстати. Очень даже толковый. Но зануда. Отличником все стать хочет, да не получается. Мы его так и прозвали — «Без пяти».
— Вот умора! Почему «Без пяти»? — заржал Илюха.
— А над ним будто какой-то рок висит! — тоже засмеялся «Батя», когда мы неспешно двинулись к вокзалу. — У него уже второй раз в четверти одна четверка получается. Остальные — «пятаки». Но одна четверка всегда есть. В первой четверти по физике была, в этой — по химии. Преподы все время говорят: «Вот, без пяти минут отличник!». А отличником стать никак не получается… А как там, кстати, наш «Пи-пополам»? Чего не приехал?
— Вера не пустила! — коротко пояснил я. — На все каникулы Миху, кажись, к себе изолентой примотала… Ну, он вроде бы даже и не против…
— Жаль очень… — расстроенно сказал Егор. — Он же из детдома. Наверняка ни разу в Ленинграде не был…
— Так я не из детдома, и тоже ни разу тут раньше не был! — вставил Илюха, глядя вокруг широко раскрытыми глазами. — И Андрюха, да?
— Да, да! — согласился я, не став, разумеется, рассказывать свой секрет. — В первый раз тут…
— Да, пацаны! — спохватился Егор, когда мы уже заходили в метро, на станцию «Площадь Восстания». — Мы сейчас к родственнице моей тогда сумки закинем… И айда гулять, да?
— Погодь, «Батя»! — я выудил из кармана мятый клочок бумаги, на котором корявым неровным почерком был накарябан адрес: — Слушай, я подумал: а чего нам твою родственницу стеснять? Женщина в возрасте, наверняка покоя хочет… А тут двое пацанов завалятся…
Здесь я маленько покривил душой.
Планы по заселению я изменил не потому, что не хотел стеснять родственницу нашего «Бати». Просто очень уж хотелось мне посмотреть другую, неформальную сторону жизни некоторых ленинградцев.
Мой старый дворовый приятель — Санька «Левый», который у нас недавно примкнул к хиппи, узнав, что я еду в Ленинград на несколько дней, дал мне один адресок своего приятеля, тоже хиппи. Сказал, что тот готов будет нас любезно приютить. Денька на три.
— Короче! — неразборчиво сказал он, слюнявя огрызок карандаша. — Вот сюда припретесь. Ща, погоди, вспомню… Герцена… да, Герцена… Вот дом и квартира. Позвонишь три длинных, один короткий. Скажешь: «От „Санни“, двое!».
«Санни» — это вторая кликуха нашего Саньки «Левого». Только хипповская.
— Спасибо, Сань… Ничего себе! — удивился я, беря бумажку и пряча ее себе в карман. — Как все серьезно! А про славянский шкаф спрашивать не надо?
— Да не! — махнул рукой товарищ. — Так, для порядка. Хиппи всегда друг другу помогают. Вписаться проблем никаких нет. Просто этот «Гирза», хозяин хаты то бишь, абы кого не пускает. «Лягашей» боится. Только по знакомству. А так — добро пожаловать в наш мир!
Герцена… это, кажется, та улица, которая теперь Большая Морская… В самом конце Невского.
А ведь тут и ехать-то — всего ничего! На метро от «Маяковской» — одна остановка!
— Мужики! — предложил я. — А что, если прогуляться? Сумки вроде нетяжелые! Страсть как хочется город посмотреть!
— Я за! — поддержал Илюха, которому не терпелось увидеть Ленинград. — Погнали, мужики! Че в душном метро толкаться?
— Ну раз так, то погнали! — согласился Егор и добавил с видом коренного ленинградца-интеллигента: — Покажу вам наш Невский!
Мы вышли из метро обратно на заснеженную Лиговку и перешли на Невский проспект. И уже вскоре я жал «три длинных, один короткий» у двери на третьем этаже дома по улице Герцена.