Ба!.. Знакомые все лица…
— Вот он, красавец! Явился не запылился… — протянул знакомый голос. То ли с насмешкой, то ли с неприязнью… — Тебя-то я и жду!
Прямо на лавочке у подъезда, развалившись, восседал не кто иной, какой батя!
Ха! Вот так встреча! Прямо таки сюрприз за сюрпризом!
А я, признаться, и не ожидал, что неверного супруга потянет когда-нибудь в родные пенаты! Тем более что на радушную встречу с хлебом-солью мой родитель явно мог не рассчитывать. За такое с пирогами не встречают и новых кисловодских тапочек не подают.
— Ежели еще разок эта гнида усатая сюда хотя бы на порог заявится — я ему башку его лысую расшибу сковородкой! — крикнула обычно тихая и интеллигентная мама, когда я будто невзначай спросил ее про отца. И уже мягче добавила: — Ты ешь, ешь рассольник, Андрюшенька…
Бабушка, бывшая свидетельницей нашего с мамой разговора, ничего не сказала. Молча продолжила молотить на кухонном столе отбивные. Только долбала молотком с такой силой, будто вместо куска говядины представляла себе отцовскую голову…
Сейчас я был согласен только с первой частью характеристики, выданной мамой отцу.
Усы мой папаша начисто сбрил. Даже когда я встретил его на катке под ручку с юной Леночкой, колоритной пушистой поросли, делающей отца немного смахивающим на Буденного, уже след простыл. И я, кажется, понял, почему. Молодится мачо. Хочет рядом с юным созданием, даже не умеющим кататься на коньках, тоже выглядеть двадцатилетним студентом.
— Явился… — повторил отец, уставившись на меня осоловелым взглядом и протягивая в мою сторону полупустую бутылку сорокаградусной. — Павлик… Морозов…
Я подошел ближе. Подвыпивший батя сидел на лавке не один. Только вместо дворовых сплетниц, которые обычно дислоцировались на этом месте, компанию ему составили…
Да это же… как их там… «Сивый» и «Лань»… А, не, «Лама»! Да, точно, «Лама»! Гопники со двора, в котором вырос мой будущий неприятель по кличке «Макруха». Те самые кенты, которые отказались играть с Тополем в карты, когда он, отчаявшийся, заявился к ним, в надежде поднять хоть сколько-нибудь баблишка.
И чего это вдруг они тут оказались?
Пацаны расселись на лавке верхом, по обе стороны отца, развалившегося на сиденье. Точно бодигарды. Только эти явно не охраняли моего батю.
И зачем он им сдался?
Глянув на них, я немного поежился. И вовсе не от страха. Просто не представлял себе, как можно в такой мороз так легко одеваться. Легенькие шапки, сдвинутые на затылок для форса, спортивный костюм, в котором еще осенью, в ноябре, можно дуба дать… И туфли. Даже не кеды. А туфли с острым носком. Чтобы пендаль больнее получался.
— Это с чего это я вдруг Павлик Морозов? — с неприязнью поинтересовался я, подходя к родителю. — И зачем ты меня ждешь? Ты, кажется, не живешь тут уже вовсе. Иди-ка к своей Леночке…
Пацаны переглянулись и насторожились. Но ничего не сказали. Просто молча сидели верхом на лавке и постукивали по сиденью замерзшими ногами в осенних туфлях.
Я, не обращая на них никакого внимания, продолжил с тревогой смотреть на отца, попутно соображая, что же делать. А батя-то уже знатно нализался! Начал, так сказать, заранее Новый Год отмечать…
На пургу, которую он нес, я внимания не обратил. Мало ли что пьяному в голову придет. Важно было другое: куда мне его сейчас девать? Оставлять его тут точно нельзя… Замерзнет же! И домой нельзя…
Но подвыпивший отец, в отличие от меня, ничуть не переживал о своем будущем. Он уселся на лавке поудобнее, запахнув полы пальто, одна из пуговиц которого уже куда-то делась, и сдвинул набекрень меховую шапку. А потом с наслаждением сделал глоток водки «Московская» и ехидно протянул:
— Потому что сдал меня… вот! Ик… Ты, Андрюха, Ленке настучал? Что я женат? Ну и на хрена ты это сделал?
— Ни фига! — отрезал я. — Я с твоей ненаглядной вообще не разговаривал. Зачем она мне сдалась?
«Сивый» с «Ламой» молча наблюдали за нашей беседой и курили, поставив ноги в туфлях прямо на заснеженное сиденье.
— Ага! — пьяно засмеялся батя. — Щас! Держи карман шире! Все я знаю! А откуда она тогда узнала? Наорала на меня… Вот — он показал фонарь под глазом — кружкой даже запустила, которую я ей подарил. — Убирайся, говорит, подобру-поздорову… Не хочу я с женатиком ля… лямуры крутить! Хочешь сказать, ты тут не при делах?
— Не при делах! — коротко подтвердил я. И добавил: — Лена твоя, видать, сама не дура, и в паспорт втихаря заглянуть догадалась.
Помятое лицо родителя омрачилось. Он явно мне не поверил.
— Тебя кто просил, а? — заорал он и внезапно швырнул бутылку, да так, что я едва успел отскочить.
Ну хоть в стену засадил, а не в окно. Уже хорошо.
Скучающие гопники внезапно оживились.
— Да хорош трепаться с этим щеглом, Тоха! — вмешался в разговор «Сивый», кинув на меня презрительный взгляд.
— О! — батя пьяно улыбнулся и многозначительно поднял палец. — И правда! Хорош трепаться! Золотые слова! Вот кто мои друзья! Пацаны, вы вот такие… вот такие мужики!
Ни фига себе! А у бати-то моего, оказывается, не только девушка на двадцать лет моложе, но и друзья новые ей под стать. Взрослый дядька Антон Сергеевич уже для них просто Тоха… Что ж, как говорится, скажи мне, кто твой друг…
— Может, еще накатим? — будто невзначай предложил «Лама». — Новый Год же! О! Уже без десяти…
Я взволнованно посмотрел на желтые квадратики окон. Ешки-матрешки! Без десяти! Мама с бабушкой, наверное, уже все извелись. А я им даже Настиного номера не оставил…
Но уходить было никак нельзя.
— Только, Тоха… — «Сивый» счел нужным кое-что добавить: — С «лавэшкой» у нас напряг…
И он выразительно потер заскорузлыми пальцами… Позолоти, мол, ручку, отец… Помоги молодежи.
Отец хрипло засмеялся. Даже привстал на лавке и попытался обнять своих новых «друзей». Ни «Сивого», ни «Ламу» такая фамильярность явно не обрадовала. Но чего не стерпишь ради «беленькой»? А посему гопники, конечно, поморщились, но возражать против дружеских объятий новоиспеченного приятеля не стали.
— Ой, мужики, да это вообще не проблема! — отец широким жестом выудил из пальто «лопатник» и протянул «Ламе» целый красненький червонец. — Берите на все, мужики! Вы вот такие классные! Как я рад, что вас сегодня встретил!
— Ого! — гопник аж присвистнул, показывая приятелю новенькую хрустящую бумажку. — А ты, Тоха, сегодня щедрый… Это ж у нас теперь и «беленькая» будет, и пивас, и колбас… И даже «конина»!
— Погодите-ка, друзья! — отец поднял упавшую на снег шапку и пригладил взлохмаченные волосы. — А куда же мы пойдем? Магазины-то уже закрыты.
«Сивый» хрипло засмеялся.
— А это уж, Тоха, наша проблема! — сказал он. — Знаю я тут один магазинчик. Там круглосуточно наливают. И закусь есть.
Слушая беседу собутыльников, я стоял чуть поодаль. Уходить я, разумеется, никуда не собирался. Внимательно следил за каждым движением бывших коллег Тополя по карточным играм.
Я вдруг заметил, как он быстро стрельнул глазами на кошелек, в котором явно было еще штук пять таких червонцев, и красноречиво подмигнул «Сивому».
Ну теперь ясно, почему давние знакомые Тополя увязались за моим подвыпившим родителем.
Скорее всего, дело было так. Глупенькая влюбленная Леночка оказалась не такой уж и глупенькой. Видать, втихаря залезла отцу в карман, выудила бордовую книжечку и увидела там штамп о заключении брака. А после — тут же дала горе-любовнику от ворот поворот.
Что ж, если так, то я Леночку даже зауважал!
А вот дальше…
А дальше проще пареной репы. Оставшийся не у дел батя пошел заливать горе в рюмочную, прихватив все, что нажито непосильным трудом. И там, его, видать, и срисовали «Сивый» с «Ламой». То да се, здорово-здорово, «угости кружечкой»… А батя мой, радостный, что нашлись свободные уши, на которые можно присесть с рассказом о несостоявшейся любви с молоденькой нимфеткой, разливался соловьем.
И, конечно, щедро угощал новых знакомых…
Гопники мигом прочухали, что у мужика, уныло примостившегося за столиком с тремя кружками пива, сегодня водятся деньжата. А посему слезать с него не собирались. Так и «пасли» мою батю до самого подъезда, куда он заявился на разборки с сыном-суворовцем. И не отстали бы от него ни «Сивый», ни «Лама» точно, пока не вытрясли бы всю наличность…
А потом… а потом зазевавшемуся новому «другу» можно и битой по башке дать… И оставить, где лежит. А там уж не их заботы.
Знавал я одну такую банду. В восьмидесятые. Я тогда еще даже капитаном не стал. И до анти-алкогольной кампании в Советском Союзе было, как до Китая пешком.
Барной культурой в СССР еще и не пахло. Вместо бармена-качка в татуировках, сочувственного выслушивающего клиента и время от времени предлагающего «повторить» виски, за прилавком торчала суровая гражданка с кулаками размером с дыню.
У такой поплакать на груди и пожаловаться на жену-стерву, которая запилила до смерти и жить не дает, точно не получится. Мигом отошьет. Оно ей нафиг не надо. Своих забот полно. Только успевай пиво разливать, воблу подносить, столы протирать, да в участок звонить, если кое-кто из посетителей уж совсем раздухарился.
А вот среди посетителей жаждущий поделиться душевными страданиями очень даже мог найти собеседника. А если этому собеседнику пива с воблою возьмешь — так он у тебя и личным психологом поработает. Всего за пару кружек.
Дело, в общем-то, безобидное. Но не всегда.
Какие-то малолетки «с района» просекли, что в пивнушку по соседству ходят не только местные алкаши, но и вполне себе приличные люди. И даже не напиться — просто ради разговора по душам. Выговориться хочется.
Взрослая жизнь — она такая. То на работе начальство выговор влепит. То премии лишат. То спиннинг себе новый хочешь купить, а жена сапоги требует… То сосед в «хрущобе», который уже три года своей дрелью в выходные спать мешает. Мрак, в общем.
Вот и устроили сообразительные ПТУ-шники групповые консультации. Замутили, так сказать, свой советский «стартап».
Идея стартапа восьмидесятых была проще пареной репы. Гопники вдвоем (большими компаниями не ходили, чтобы не вызвать подозрений) собирались у пивнушки в условленное время, сканировали толпу посетителей взглядом и цепляли кого-нибудь. Да ни абы кого, а обязательно поприличнее. Так, чтобы пальтишко, портфель, часики на руке и все дела. И начинали «сеанс психотерапии».
А что? Богатые тоже плачут… как мы узнаем попозже, из телевизора…
— Что, отец? — будто бы невзначай спрашивал один из гопников, подходя к столику. — У тебя свободно? А то тут яблоку негде упасть. Я уж на весу собрался пить.
— А? — мигом велся недалекий «клиент». — Да-да, конечно… Вставай рядом. Чай, не барин, потеснюсь…
И со вздохом двигался, освобождая место.
Далее в игру вступал второй «консультант по личным проблемам».
— Что-то ты, отец, сегодня грустный… — включив участливый тон голоса, спрашивал он. — Ты б поделился, не держал в себе… Высказанная беда — уже полбеды.
Сраженный житейской мудростью «отец» мигом заглатывал крючок и начинал свой плач Ярославны. Мол, достала его в край семейная жизнь. Эх, и зачем он, дурак, женился в двадцать лет, сразу после армии. Мог бы до тридцати гулять… А теперь она, злыдня-супруга, на рыбалку его не пускает, к мужикам в гараж не пускает… Даже на хоккей в субботу не отпустила. А так хотелось на игру Третьяка посмотреть!
А шпана тем временем сканировала «клиента» более пристально. Гопники будто невзначай, мимоходом, просили страждущего угостить их кружкой пива, а сами зорко глядели, сколько наличности осталось в кошельке.
Ну а после все шло по накатанной. «Стартаперы» провожали ничего не подозревающего бедолагу до ближайшей подворотни, вычищали карманы, раздевали и отправляли подобру-поздорову. В условиях дефицита в стране не только деньги представляли ценность. Новое пальтишко и хорошие кожаные боты в придачу — целое богатство! А если еще и часиками поживиться — вообще красота.
Но на простой игре в «раздевание» ничего не соображающего клиента горе-стартаперы не остановились. Не вовремя протрезвевший «клиент» внезапно резко протрезвел и попытался было отнять у гопников обратно свои часы и обручальное кольцо, которое они с него насильно сняли в подворотне недалеко от пивной. Делать было нечего — пришлось достать биту…
С тех пор гопники изменили тактику «личных консультаций». Доходили с жертвой до ближайшей подворотни, сразу давали ей по голове, по-быстрому обчищали доверчивого лоха и давали деру…
Дело начало принимать серьезные обороты. Стало ясно, что все эти нападения — не простая случайность… И в органах начали разрабатывать план по поимке банды «психологов».
Взяли в итоге «психологов» на живца. Сухонький лысоватый очкарик в пенсне, пальто и с большим пухлым портфелем, уныло жалующийся гопникам на жену в пивнушке, оказался одним из наших. А еще неплохо владел разными приемами. И выписал «лекарство» гопникам еще до того, как один из них на «прогулке» успел зайти со спины и достать биту. Так они и валялись в отключке, со связанными за спиной руками — до приезда подкрепления.
А может… А может, «Сивый» и «Лама» и есть те «психологи»? Просто, так сказать, на ранней стадии. Когда идея «стартапа» еще не окончательно сформировались.
— Пойдем, Тоха, пойдем! — похлопал отца по плечу «Сивый». — Я тут один магазинчик знаю. За углом…
Ага. Магазинчик, торгующий битами.
Из дома раздались радостные вскрики. А потом из окна кто-то бомбанул хлопушкой. А потом еще одну. И еще…
И меня, и «Сивого», и «Ламу» мигом осыпало конфетти. Даже на отца, который все так же осоловело улыбался, попало чуть-чуть.
Стало быть, Новый Год уже настал!
— Что такое? — спросил батя заплетающимся языком, стряхивая с плеч разноцветные кружочки. А потом глупо улыбнулся:— Ой! Уже куранты, получается, пробили…
Шатаясь, отец встал со стола и, с трудом держась на ногах, сказал:
— Пацаны! Пойдемте! Я с вами… ик… и огонь, и в… эти… как их… трубы…
— Стой! — резко сказал я и, сделав быстрый шаг вперед, схватил его за рукав. — Стой, говорю! Не пойдешь никуда с ними! Грабануть тебя хотят! Слышишь?
Отец засмеялся.
— Ха! Грабануть! Сказки он мне тут будет рассказывать!
И, встав по стойке «Смирно», обратился к гопникам:
— Парни! Я иду! Готов! Всегда готов!
Батя рванулся было вперед. Но я держал его железной хваткой.
— Стой, говорю!
Гопники переглянулись. А потом резко соскочили со скамейки, решив, что хватит играть в друзей.
— Слышь, пацанчик! — лениво сказал «Сивый», будто невзначай засовывая в карман правую руку. — Короче… С этим нам поговорить надо. А ты… топал бы ты на… Целее будешь.
В глазах отца промелькнула искра сознания. Он, кажется, начал что-то понимать.
А где же второй? Я как-то упустил его из виду…
А дальше…
А дальше все случилось за несколько секунд!
Из подъезда, откуда ни возьмись, вылетел Илюха «Бондарь». Я заметил, что он, несмотря на каникулы, был в суворовской форме. Только ремень держал в руках, наготове. Даже заранее на руку намотал!
Илюха мигом сделал подкат «Ламе», который уже хотел было садануть меня со спины битой по голове. Тот, поскользнувшись, замахал руками, жестко приложился темечком о скамейку и больше не двигался.
Значит, в куртке «Лама» биту припрятал, гаденыш. Ясен пень, почему гопники такие широкие куртки носят.
Молодец Илюха!
Я, в свою очередь, метнулся к «Сивому» и в последнее мгновение успел заломать ему за спину руку с ножом. Повалил его наземь лицом вниз и уткнулся коленом в спину, сильно прижав к земле.
— А-а-а! — завопил не ожидавший отпора гопник. — Пусти! Пусти, говорю, падла!
— Заткнись! — сплюнул я и крикнул приятелю: — Ремень, Илюха, живо!
Понятия не имею, откуда он тут взялся. Но очень даже вовремя!
«Бондарь» мигом протянул мне свой ремень, который заранее успел снять. Я наспех замотал «Сивому» руки за спиной и на всякий случай затолкал его голову под лавку, все так же сидя сверху и упираясь коленом в спину.
— Это че у вас там деется, а? Мужики?
Окно на первом этаже распахнулось, и из него высунулся какой-то пузатый мужик в майке. В руках у мужика был «пузырь», а на плечах тоже лежали кружочки конфетти. Тоже, видать, хлопушку бахнул.
— В участок звони! — заорал я. — Быстро!
Мужик мигом кивнул и исчез.
Тем временем «Лама», лежащий на снегу мордой вниз, очухался и зашевелился.
— Илюха! — заорал я, увидев, как он тянется к ноге приятеля, чтобы сбить того на землю. — Сзади!
«Бондарь» резко крутанулся и отпрыгнул в сторону. А потом, прыгнув на «Ламу» с размаху, связал и ему руки за спиной. Уже моим ремнем, который я наспех выдернул из штанов.
Отец тем временем так и стоял нетвердо, разинув рот, пошатываясь и с удивлением глядя на происходящее.
— И че с этими делать будем? — с отвращением спросил приятель, глядя на валяющихся на земле гопников.
— Щас все сделают, «Бондарь»! — успокоил я приятеля. — Выдохни… И мне бы выдохнуть не мешало…
Мы плюхнулись на лавку, вытирая шапками взмокшие лбы.