Суворовец. Том 2

Глава 3

Шрам.

Шрам на обветренной морде. Красный, рваный, уродливый.

В прошлый раз я его и не заметил как-то. Обратил только на хищные, злые глазенки длинного гопника, который в той компашке шпаны явно считался «основным». А сейчас вспомнил. Этот шрам начинался с середины лба, рассекал бровь и заканчивался у самой губы длинного.

Я вспомнил, кем был этот не по погоде одетый гопник лет восемнадцати. И был уверен, что не ошибся. Еще во время стычки на холодной заснеженной улице по дороге в училище мне эта морда со звериной ухмылкой показалась знакомой. Просто он был моложе… Лет на двадцать. Но все с тем же шрамом, презрительным взглядом и хищным оскалом. Про таких людей (точнее, нелюдей) моя бабуля говорила, что они гнилые от рождения.

«Ризотто».

Один из криминальных авторитетов, известных в лихих девяностых. Главарь местной ОПГ, которая орудовала в Москве. Организованной преступной группировки то бишь. Поначалу даже не ОПГ. Так, ОПГ-шечки. Собирал «Ризотто» таких же отморозков, как сам, и шел на дело.

Вырос «Ризотто» на юге Москвы: то ли на Шипиловской, то ли где-то рядом. Там, кажется, он и начал сколачивать свою банду — из местной гопоты.

Сначала его дворовая ОПГ-шечка совсем мелочевкой занималась. Так, у школьника, которого мама в магазин послала, мелочь отобрать. Да пригрозить, само собой, чтобы дома не смел жаловаться. Подвыпившего работягу, заснувшего на лавке у пивной, обчистить… С мажора какого, идущего домой по пустынной улице, куртку снять…

Дальше — больше. Сфера деятельности расширялась. Таксиста грабануть, избить и оставить на улице, угнав машину. У тетки-бухгалтера сумку с зарплатой, полученной на всю контору, вырвать да по башке дать, чтоб не запомнила. Это все «шипиловские».

Отморозки росли. Росли и их аппетиты. Росла и серьезность совершаемых им преступлений. Они давно уж перестали совершаться только на Шипиловской улице и в ее окрестностях. Вышли далеко за пределы.

А уж потом… А потом, в девяностых, «Ризотто» и вовсе начал работать по-крупному.

Имя этого авторитета я напрочь забыл. Оно и неудивительно: сколько лет минуло с тех пор, как мы его взяли! Фамилию, ясен пень, я тоже не помнил. А вот погоняло, то есть кликуху, не забыл. Оно и неудивительно! Уж больно чудная она была. «Ризотто» — это не какой-нибудь там «Мутный», «Рыжий», «Качок» или «Кулак».

Я даже не знал, что означает это прозвище — «Ризотто». Понял только, что что-то по-итальянски. Ну, Чиполино там, аллегро, фортепиано… И «Ризотто» туда же. Я, капитан милиции, ни разу в жизни не бывавший в Италии, и пиццу-то никогда не пробовал. А уж ризотто — тем более.

Паста — да, в моем меню была ежедневно. И в меню сослуживцев. Макароны то бишь. На растительном масле. Дешево и сердито.

Вот таким я был «итальянцем».

Да, если по честноку, почти все такими были…

Дни летели, время шло… И спустя лет пятнадцать обычные гопники с юга столицы превратились в одну из крупнейших криминальных группировок в Москве. Лучше и не представлять себе, на что теперь был способен «Ризотто». Убивали, грабили… ну и так, в свободное время крышевали наперсточников, тех, которые промышляли у магазинов «Польская мода», «Лейпциг», «Электроника»… В девяностые на игре в наперстках можно было нехило так подняться.

А еще члены из банды «Ризотто» уже на потоке вымогали деньги у водителей, которые «бомбили» у метро «Каширская». Потом, кажись, и заправки под себя подмяли… Почти никто уже и не помнил, откуда взялся «Ризотто», и откуда у него на морде этот шрам. Но знали про него все. Поговаривали,

А взяли мы «Ризотто» случайно — среди вещей арестованного «Фигуриста», то бишь Дени Королькова, была записная книжка с очень нужными нам адресами и телефончиками, в том числе и — мобильными. Нашли при обыске его жилища на Кутузовском.

Вот так вот просто открылся ларчик, который мы не могли открыть несколько лет…

К тому времени в группировке «Ризотто» дела шли уже не очень хорошо. Ее авторитет ослаб. Большая часть лидеров которой пала жертвами внутренних разборок. Да и сам «Ризотто» уже, что называется, сидел на «очке». Боялся подставы от своих же. Из тех, с кем он, будучи еще ПТУ-шником, щемил малолеток и ходил на гоп-стоп, никого уже в живых не осталось.

И «Ризотто» боялся. Боялся не столько тюрьмы, сколько мести других членов группировки. Постоянно переезжал туда-сюда, не жил больше недели в одном месте, имел несколько поддельных паспортов. Вроде бы он даже пытался внешность изменить, нося парики и неуклюже замазывая шрам на лице.

Но, как говорится, сколько веревочке ни виться… Вместе с авторитетом взяли и еще кое-каких оставшихся подельников. Так и закончила свое существование та самая местная ОПГ-шечка с Шипиловской улицы, во главе которой стоял «человек со шрамом».

«Ризотто» получил огромный срок и на свободу вышел, когда уже грянул тот самый финансовый мировой… Я о нем вспомнил, только когда увидел репортаж по телеку.

Что стало с бывшим «братком» из девяностых дальше, не знаю. Одни мужики в отделе поговаривали, что «Ризотто» исполнил давнюю мечту: сразу, как стало можно, рванул на Сицилию и дожил там остаток дней, поедая то самое итальянское блюдо, именем которого он сам когда-то назвался. Другие доказывали, что «Ризотто» и в Италии вернулся к прежнему роду деятельности. Сколотил, мол, и там какую-то мафию.

Я же предполагал, что гопника с Шипиловской, взявшего себе когда-то странную кличку, просто мочканули в Москве по-тихому. Может, «измайловские», может, «солнцевские»… А может, и «медведковские»… Много тогда развелось группировок. И ни до какой Италии «Ризотто» так и не добрался. По мне, так итальянским мафиози авторитет из далекой России нужен был, как козе баян.

Ну да фиг его знает…

Но сейчас никаким «Ризотто» и не пахло. Не пахло даже фетучини. Была компания юных гопников, которая нежданно-негаданно «встретила» нас с Илюхой и Михой по пути из увала.

— Ну ты будешь ходить, нет, Андрюх?

Мы с ним играли в шахматы в комнате досуга.

— А? — встрепенулся я. — Чего?

— Твой ход, говорю! — нетерпеливо сказал Миха, указывая глазами на шахматную доску. — Спишь, что ли? Отбой еще не скоро вроде.

— Ну… я тогда так! — я взялся за фигуру и сделал ход.

— Отлично! — обрадовался Миха, так и не догадавшись что я специально даю ему фору, чтобы побыстрее слить игру и вернуться к своим размышлениям. — Спасибо за ферзя, Андрюх!

— Всегда пожалуйста! — вяло ответил я, снова нарочито поддаваясь. — Все для Вас…

Радостный Миха поставил мне мат.

— Ну что, Андрюх? — бодро потер он руки. — Давай, отыгрывайся! А то нечестно получается…

— Не хочу, Мих! — сказал я правду. — Настроения нет. Да я не в обиде. Выиграл и выиграл… Ты здоровски играешь, спору нет.

Приятель нахмурился. Поставил добытого ферзя на место и внимательно посмотрел на меня.

— Ты все о них думаешь? — спросил он без обиняков. — Ну, о тех отморозках?

Я кивнул, понимая, что изворачиваться бессмысленно. Все равно догадается.

Мы с Михой уже научились понимать друг друга с полуслова. С ним всегда было легко, просто и понятно. Не нужно было притворяться. А еще я знал, что справедливому, храброму и честному «Пи-пополам» всегда можно доверять.

— Расскажешь? — предложил друг, расставляя фигуры на шахматной доске.

Я с сомнением посмотрел на него.

Я знал, что приятель меня никогда не подведет. И не выдаст. Только как я ему расскажу обо всем? Детдомовец, смело кинувшийся на гопника в два раза больше себя, и знать не знает, что перед ним — не шестнадцатилетний первокурсник, а майор Рогозин.

Ну и пусть не знает. Скажу, как есть.

— Давай, давай! — поторопил меня Миха и глянул на часы. — Как раз до ужина есть еще маленько времени. Ты ж сам мне как-то говорил: высказанная беда — уже полбеды!

— Было дело! — согласился я. И не удержался, чтобы не поддеть приятеля: — Склероз тебе пока не грозит!

— А то! — бодро продолжал Миха, ничуть не обидевшись на шутку. — А от себя добавлю: одна голова хорошо, а две…

— А в две больше плова поместится! — вздохнул я. — Ладно, Мих, слушай! Все равно не отвяжешься… Пойдем выйдем!

И рассказал приятелю, что знаю. Не все, конечно. Ограничился лишь тем, что я якобы где-то видел в городе, как «Ризотто» щемил кого-то из школоты, а теперь вспомнил его.

— Вот я и думаю! — высказал я свое предположение. — Если эта шайка ошивается в основном где-то на юге города, как их занесло на «Бабушкинскую»? Да еще аккурат в то время, когда мы из увала возвращались?

— Хм! — Миха взволнованно встал и заходил туда-сюда по коридору. — А ведь и правда! Ехать через весь город, чтобы мелочь у суворовцев пострелять! Странно это как-то…

— И заметь! — с жаром воскликнул я. — Мы не единственные, кто из увала возвращались. Одни из последних, но не единственные. Впереди нас куча народу в шинелях прошла! А тормознули они именно нас.

— Тогда, получается, они нас не обчистить хотели вовсе? — нахмурился детдомовец.

— В точку! — хлопнул я по подоконнику, возле которого мы с приятелем притулились, чтобы поговорить.

— А на фига мы им сдались? — удивился Миха. — Терок ни у кого из нас вроде с ними не было. Да я и вообще в этом районе до поступления в Суворовское ни разу не бывал. Детдом, где я вырос, вообще в Марьино находится. Илюха и подавно с гопотой дела никогда не имел. Он, походу, вообще никогда не дрался…

— В том-то и дело! — я решил раскрыть наконец карты. — Что, кажись, не «мы» им сдались. А я…

Миха удивленно поднял брови.

— Ты? А тебя-то что с этими утырками связывает? — удивление друга с каждой минутой росло все больше. — А ну колись! Рассказывай все!

— Слушай! — ловко съехал я с темы. — Вот как раз чтобы рассказать «все», мне кое-что надо выяснить. Ты часом за Тополем в последнее время ничего не замечал?

Михины брови еще больше поползли вверх — прямо к рыжей шевелюре.

— Тополь… Тополь, Тополь… А, погоди! Это чудак такой? На букву «м»? Ну, с которым ты в сентябре как-то поцапался, да в столовой? Ну, когда он еще ко мне, — тут лицо приятеля от смущения стало пунцовым, — прицепился? По мне, так он крайне неприятный тип. Такие, как у нас в детдоме говорили, не тонут.

— Да, да, — торопливо кивнул я. — Он самый. Макар Тополь.

И, видя, что приятелю неловко, быстро спросил:

— Ты за ним ничего в последнее время не замечал?

— Тополь, Тополь… — Миха наморщил нос… — А чего там замечать? Он же не барышня, чтобы я им интересовался! Ну, в наряды ходит, на уроки там… Вот и все. Знаю только, что свои его не особо жалуют. Не любят у нас, когда молодняк обижают. Но и в обиду не дают.

— Я не об этом! — перебил я приятеля. — Это я и сам знаю. Ты же полы у КПП мыл в ту субботу? В наряде?

— Ага! — подтвердил Миха. — Было дело! Раз десять мыл, если не больше! Заколебался уже с ведром туда-сюда бегать! Столько грязи наносили своими «сорок пятыми»… А на первом этаже еще сортир не работал. Так я с этим ведром по лестнице…

— Да погоди ты! — перебил я приятеля. — Ничего такого особенного не замечал? Ну, может базарил Тополь с кем о чем-то странном?

Миха задумался, барабаня по подоконнику тонкими пальцами.

— Базарил… Да не, не припомню… С Бугаевым о чем-то тер. Потом девчонке какой-то глазки строил… А, Люде! Да, точно, Люде! Она к Сене Королеву приходила. Только, как ты понимаешь, Люде этот Тополь на фиг не сдался… Они с Сеней еще со школы встречаются.

— Значит, ничего? — переспросил я.

Если приятель увлекся рассказом о чужих школьных любовях, значит, и впрямь ничего интересного на КПП не произошло.

А посему моя догадка оставалась только догадкой. И не более. А догадку, как известно, к делу не пришьешь.

Миха сделал еще несколько тщетных усилий что-либо вспомнить. Но потом был вынужден признать поражение.

— Вроде нет… — сдался он. И виновато посмотрел на меня. — Андрюх, ну я честно… Если бы я помнил, я бы обязательно сказал!

— Ладно! — я ободряюще хлопнул приятеля по плечу. — Нет так нет. На нет и суда нет. Пошли!

Спал я в ту ночь снова беспокойно.

Сначала мне снился «Ризотто». Только не тот гопник, которого мы с приятелями встретили в то злополучное воскресенье. А уже совсем взрослый «Ризотто». Криминальный авторитет. С перстнями на заскорузлых татуированных пальцах и с мобилой в руках, размером с кирпич.

— Училка-то пустая была… — зло сказал «Ризотто» и недобро ухмыльнулся, отчего его физиономия, обезображенная шрамом, стала еще более отвратительной.

А потом добавил:

— Зря только засветились… шороху навели.

И что было силы швырнул в меня мобилу.

Я автоматом увернулся и крикнул:

— Совсем сдурел, что ль?

А ну как сейчас с ножом кинется!

— Андрюх! — прошептал вдруг «Ризотто» уже совсем по-другому. — Андрюх, очнись!

Я разлепил мутные ото сна глаза. Надо мной нависла обеспокоенная физиономия Михи.

— Ты чего? — встревоженно спросил он. — По подушке мечешься, кричишь! Чуть всех не перебудил!

Я потряс головой, прогоняя остатки видения из лихих девяностых.

— Так, ничего. Кошмар приснился. А ты чего? Чего не спишь? Я тебя, что ль, разбудил?

Миха аккуратно присел рядом, на краешек моей кровати. Оглянулся, не слушает ли кто из пацанов, и тихонько шепнул.

— Андрюх! Я вспомнил!

— Чего ты вспомнил? — зевнув, спросил я. — Вспомнил, который сейчас час и что спать пора?

— Да не! — нетерпеливо перебил меня приятель. — Я вспомнил, что в субботу на КПП было! Ну, когда я полы мыл!

Вот это новость посередь ночи!

— Да ну! — я еще раз широко зевнул и, опершись на локоть на подушке, уставился на приятеля. — Валяй, жги! Только шепотом! Всем вокруг знать про это необязательно!

Миха наклонился и прошептал:

— К нему этот приходил… ну, третий…

— Какой третий? — не понял я спросонья. — Чтобы выпить? Мих, может, это ты бредишь, а не я?

— Да третий, который был с ними! — взволнованно шептал приятель. — Ну, мелкий такой… Чуть повыше меня. На тыкву похож! Да очнись ты! Я правду говорю, что он это…

Вот это новость!

А пазл-то, кажется, начал собираться!

Тимоха Белкин, зевнув, перевернулся и открыл глаза.

— Пацаны! — удивленно сказал он, зевая еще шире и уставившись на нас. — А вы о чем трете-то?

Я решительно встал и надел холодные шлепки.

— Ничего! Физику повторяем. «Тело, впернутое в воду»… Спи, короче.

И обратился к Михе:

— Пойдем в умывальник!

— Так! — нахмурился я. — Давай по порядку! Значит, «Тыква» на КПП к Тополю приходил? И они знакомы?

— Ага! — с готовностью подтвердил Миха. — Только я его не видел.

— Это как это? Приходил, но ты не видел?

— Я голос слышал только! — пояснил приятель, обхватив руками свою тощую грудь в майке. В умывальнике было зверски холодно. — Полы рядом тер, за стенкой. А они у КПП трепались.

— Так, так! — я напрягся, будто ищейка, почуявшая след. — И о чем же?

— Какие-то предъявы ему кидали! — наморщив лоб, вспоминал Миха. — Вроде как за ним должок имеется… И если не отдаст, то ему не поздоровится… А еще — что «мильтоны» невовремя нарисовались! Представляешь, Андрюх! До меня только сейчас дошло, чей это голос был! Вот же гнида этот Тополь!

О-пачки! Так вот, оказывается, почему гопники с юга Москвы внезапно нарисовались аж на «Бабушкинской»! И вот почему они, постукивая кедами и терпеливо морозя себе выступающие части тела, ждали именно нас…

Точнее, меня!

А у нас тут самая что ни на есть «заказуха»!

— Стало быть, история только начинается… — протянул я. — И Тополь тут, оказывается, при делах!

— Вот гнида! — зло вставил Миха.

— А я так и думал! — хлопнул я ладонью по холодному подоконнику. — Уж больно рожа у Тополя была довольная, когда мы в училище разукрашенными пришли. Помнишь? На ужине так лыбился, как будто ему внеочередной увал выписали. А я-то думал, что он просто рад, что мы «пистоны» за опоздание из увала получили…

— У нас бы за такое в детдоме мигом «темную» сделали! — категорически заявил Миха и снова зябко поежился.

— Ладно! — решил я. Мне тоже уже было отнюдь не жарко. — Пойдем подушку мять. А то околеем тут!

— Погоди, Андрюх! — попросил приятель, когда я уже был у выхода. — Я вспомнил! «Тыква» еще кое-что говорил…