Суворовец. Том 2

Глава 17

В тот вечер нам с моей ненаглядной так и не удалось побыть наедине. Мы с Настей планировали, раз уж не получается устроить романтическую свиданку в квартире, просто прогуляться после катка по столице, которая уже готовилась к Олимпиаде-80. Погулять по Красной площади, поглазеть на Царь-пушку, побродить по московским улочкам, забрести в пирожковую, слопать там по паре пирожков с ливером, запивая все это дело обжигающим чаем из граненых стаканов…

А потом, согревшись, свернуть куда-нибудь в тихий московский переулочек со старыми двухэтажными домами и, скрывшись от посторонних глаз, заключить друг друга в объятия…

Но все пошло не так. А если быть точнее, то совсем не так. Не по плану. И добрую половину моего воскресного увольнения мы провели в совсем не увеселительном заведении.

— Чего сюда-то пришли? В ближайшую «травму» ехать вам с ней надо было! — коротко велела нам суровая тетенька из регистратуры, когда мы гурьбой ввалились в холл Института скорой помощи имени Склифосовского. В «Склиф», как его издавна называли в народе.

— Мы к Николаю Вадимовичу! — ничуть не смутившись, сказала Настя, подходя к регистратуре уверенной походкой.

Брови служащей регистратуры поползли вверх.

— Николай Вадимович занят! — сухо бросила она, с неприязнью глядя на нашу компанию. Равнодушно взглянула на нашу травмированную подружку и отвернулась.

— А мы его тут подождем! — все так же уверенно отчеканила моя девушка. И, погладив нежно меня по руке, шепнула: — Я уже позвонила с автомата папе. Нас примут, не сомневайся! Только не сразу, конечно. Вроде там какая-то операция…

А я и не сомневался. С такой девушкой, как моя Настя, нигде не пропадешь!

Я осторожно усадил болезную посетительницу катка на скамейку. Маринка снова охнула и осторожно пошевелила поврежденной ногой в шерстяном носке.

— Больно? — встревоженно спросила ее подружка Леля, присаживаясь рядом.

— Ага… Да уж не щекотно! — ответила Маринка, разглядывая конечность, которая на глазах еще больше отекала.

Ботинок мы надевать ей не стали — нога распухла моментально, и он просто бы на нее не налез.

— В травму ступайте, говорю! — повысила голос полная служащая, снова неохотно отрываясь от вязания. — Операция у Николая Вадимовича! Натащили тут грязи. Опять после Вас техничке полы мыть. Ходят тут, ходят… Поганой метлой не выгонишь!

Операция — дело важное. Но тетка — все равно зануда!

— Вам же девушка сказала! — вмешался я. — Нас ждет врач! И мы отсюда никуда не уйдем! Он, как освободится, к нам выйдет!

— Где ждет? — усмехнулась полная служащая и поковыряла в ухе спицей. А потом передразнила: — «Когда выйдет»! Чушь не мели! Ждет он ее, как же! Кто ты такая, чтобы тебя ждать?

И едва слышно что-то пробормотала про «этакого сорванца».

Настя моментально вскочила, уперла руки в боки и открыла рот. Пожалуй, сейчас она даст отпор этой вязальщице…

Я тоже напрягся.

— Мы никуда не уйдем! — отчеканил я, вставая и подходя вплотную к окошку. — Будем сидеть тут столько, сколько потребуется.

— Андрей! — окликнула меня со скамейки Маринка. — Да не надо тут сидеть. Вы идите с Настей… Я ж все понимаю.

И она красноречиво указала глазами на мою спутницу. Мол, понимаю, свиданка, все дела…

— Даже не вздумай! — за меня ответила Настя. Подошла к Маринке и обняла ее. — Все в порядке! Мы вас с Лелей тут одних ни за что не оставим! Будем сидеть, сколько потребуется!

Только часа через два, не раньше, в холл «Склифа», широко ступая вышел худощавый, лысоватый и высоченный мужик в очках — едва ли не на голову выше нашего Егора Папина по кличке «Батя».

— О! Настёк! — по-свойски он обратился к моей девушке. Снял очки и, моргая от яркого света, протер их о рукав белого халата. — Как ты выросла-то! С лета, почитай, тебя не видел! Папа звонил, сказал, что у тебя тут ЧП всесоюзного масштаба!

— Здравствуйте, дядя Коля… — тоже по-приятельски поздоровалась с ним Настя, как с давним знакомым. И указала на охающую и бледную Маринку. — У нас тут вот… проблема…

— Ух ты какая красивая проблема! — восхитился доктор, потирая руки и с интересом глядя на Маринку. — Юная и очаровательная… Тэк-с, тэк-с… Ну что ж, сейчас попрошу нашу сестричку привезти каталку…

В училище я влетел за минуту до конца увольнения. Еле-еле успел проводить Настю до ее дома на Кутузовском проспекте. Ну и, разумеется, без прощальных поцелуев у нас не обошлось. Так я забылся, что спохватился, когда уже надо было брать ноги в руки и лететь со скоростью метеора к ближайшей станции метро.

Маринку нам пришлось оставить в «Склифе». Оперативно сделанный рентгеновский снимок показал перелом со смещением. Так что моей бывшей попутчице еще недели три минимум придется куковать в больничке. Такой у нее получился первый опыт катания на коньках.

— А кто этот Николай Вадимович? — спросил я, стоя у Настиного подъезда и наслаждаясь последними минутами свидания. — И почему он тебя зовет «Настёк?»

Настя уткнулась личиком в мою шинель, а я, обняв ее, положил свой подбородок прямо на ее голову в милом беретике.

— Ревнуешь, что ли? — она рассмеялась, нежно обдав мою шею в шарфе своим теплым дыханием.

— А то! — я улыбнулся и прижал девушку крепче. — Мало ли! Вдруг тебе нравятся мужчины в белых халатах!

— Мне нравится мужчины только в черных шинелях! — Настя покрепче стиснула руки, обнимавшие меня за пояс. И пояснила: — Я же тебе говорила, Андрюш: дядя Коля с моим папой — друзья детства. В одном дворе жили, учились в параллельных классах. Потом дядя Коля в «Сеченовку» пошел, отучился и переехал куда-то… А через несколько лет они на встрече выпускников снова увиделись и стали семьями дружить. Я тогда еще мелкая была. Он к нам в гости частенько приходил. Так и звал нас дядя Коля с Денькой всегда — «Настёк», «Денёк». Сейчас тоже иногда заходит, но редко… Дел много в «Склифе».

Я глянул на часы и сожалением снял со своего пояса нежные ручки в варежках.

Опаздывать мне сегодня в училище никак было нельзя. На КПП дежурил всесоюзный чемпион по занудству. Этот ни за что не прикроет. А посему опоздание даже на минуту внеочередному наряду подобно.

— Ноль одна уже! — сухо сказал он, кидая взгляд на часы, висящие на стене, и беря у меня увольнительную.

— Да ни фига! — возмутился я. — Пятьдесят девять еще. Я каждый день часы сверяю! У меня все точно! Не нуди, Лобанов! Отметку ставь давай!

Сейчас, пока этот чудик занудный треплется, и впрямь «ноль одна» настанет! А это уже залетом попахивает! А мне залеты сейчас ни к чему!

Выручка пришла, откуда не ждали.

— Лобанов! — окликнул дежурного внезапно подошедший к КПП майор Курский.

— Товарищ майор! — Лобанов мигом вскочил и одернул на себе форму. — Суворовец Лобанов…

— Я знаю, что ты суворовец Лобанов! — взводный явно был чем-то недоволен. — Почему я от прапорщика, а не от дежурного по КПП узнаю, что машина с обмундированием приехала? Ты тут дежуришь или ушами хлопаешь? Тебе же было сказано: как только машина появится, сразу же звони!

Дежурный стушевался.

— Так это… Она же днем должна была…

— А приехала вечером! — прервал оправдания Лобанова взводный. — Извини, что тебя забыли спросить, когда следует приезжать. А сейчас чего глазами хлопаешь? Ставь отметки в увольнительных. Очередь уже собрал!

Сзади меня и впрямь уже собралась толпа суворовцев, боящихся опоздать из увольнения.

— Слышь, «Лоб»! — хмуро сказал Тимур Белкин, когда раздраженный майор Курский, ругаясь, пошел к себе. — Имей в виду: мы тебе финт с параграфом еще не забыли. Так что ставь давай «без одной минуты», если не хочешь узнать, что такое «темная»…

Лобанов кинул на близнеца свой фирменный презрительный взгляд и молча поставил нужную отметку в моей увольнительной. Очередь двинулась дальше. А я, довольный тем, что взводный нежданно-негаданно объявился на КПП так вовремя, почесал в расположение.

Однако уже вечером того же дня я понял, что урок, преподанный мной новенькому недавно, так и не был окончательно усвоен.

— Слышь, Рогозин! — Лобанов, точно гонщик, влетел в расположение. — Я сейчас Марине звонил!

— Поздравляю! — равнодушно ответил я, наводя порядок в тумбочке. — А я Джимми Картеру, в Штаты… И что?

Да куда же мои шпоры-то по алгебре подевались? Завтра же контрольная! Я их целую неделю готовил. Листочков десять, не меньше, исписал мелким бисерным почерком, чтобы побольше уместилось!

— Ты чего не сказал мне? — Лобанов, как и в прошлый раз, налетел на меня.

Однако, памятуя недавнюю аварийную посадку на пятую точку, хватать за форму меня новенький не решился.

— Что не сказал-то? — я усердно рылся в тетрадях, лежащих на полках.

Да где же моя писанина? Я, конечно, все, что мог, выучил. Но со шпорами оно как-то всегда спокойнее и надежнее.

— Что ты на катке Маринку мою видел! — заорал Лобанов, останавливаясь на безопасном расстоянии. — И что она в «Склифе» с переломом лежит! Мне мать ее только что сказала! Когда я Маринке домой звонил!

Глаза новенького снова потемнели от ярости и превратились в двух черных жуков. Даже черные, как смоль, волосы, казалось, почернели еще больше.

— Ну видел, и че? — так же равнодушно бросил я, разворачиваясь. — А про «Склиф» ты и сам сейчас узнал. Нафига тебе я сдался в качестве информатора? Все ж обошлось! Поправится твоя ненаглядная! Дело молодое, кости срастутся!

Илюха с Михой оторвались от своих книжек и журналов и на всякий случай подошли ближе.

— А что? — подал голос любопытный Тимошка. — Девчонка твоя… эта… как там ее… Марина… в больнице? Да?

— Не твое дело! — прошипел красный от злости Лобанов, поворачиваясь к близнецу. — Ты куда лезешь? Ты…

— А Белкин никуда и не лезет! — перебил его я.

Я и сам, бывает, поругивал Тимошку, когда он частенько выступал, когда не надо, и лез не в свое дело. Но сейчас счел нужным заступиться за однокашника перед разъяренным «Отелло».

— Лобанов! — обратился я к новенькому. — Ты слышал поговорку: «Больше двух говорят вслух»? Так вот, если ты орешь на всю казарму, стало бы, все слышащие — участники беседы. И любой может сказать, что хочет. И Белкин в том числе. Понял?

Лобанов покраснел от злости настолько, что практически сравнялся по цвету с огнетушителем, стоящим в углу.

— Следил за ней, да? — выкрикнул он, забывая о мерах предосторожности. Подлетел ко мне вплотную и заорал: — Ты ж знал, Рогозин! Знал, что меня в наряд по КПП поставили, и я сегодня «невыездной». Воспользовался этим «в крысу», да? Проследил за ней? На катке решил подъехать к чужой девчонке, пока я тут в четырех стенах торчу? Знаешь, кто ты…

— Знаю! Я — вице-сержант! — громко сказал я.

Вокруг нас уже сгрудились пацаны, с неприязнью смотревшие на Лобанова. Из-за него некоторые, спешащие в училище из увала, сегодня чуть не получили неприятную «ноль одну» в увольнительной. А посему особой симпатии к этому зануде никто не испытывал. Все присутствующие были на моей стороне.

— Я — вице-сержант! — повторил я громко и четко. — А ты, Лобанов, помимо того, что зануда, каких свет не видывал, так еще и параноик. На катке я был со своей девушкой. Я не султан, мне гарем не нужен. И Маринку твою я случайно встретил. Как и тогда, у забора. Ее валенок какой-то с ног сбил на катке, и она ногу сломала. Мы с моей девушкой ее в «Склиф» отвезли. И благодаря тому, что у моей Насти там знакомые имеются, Маринке твоей быстренько сделали все, что нужно.

— Случайно? Ха! Какая-то череда «случайностей»! — недоверчиво уставился на меня новенький.

— Случайно! — подтвердил я. И посоветовал: — А ты б, Лобанов, сейчас не пену от бешенства пускал, а следующий увал себе зарабатывал, чтобы свою болезную в «Склифе» навестить. А мне ты еще «спасибо» сказать должен. Ну? Где спасибо?

— Слушай, «Лоб»! — выступил вдруг Тимошка.

Лобанов повернулся к нему. А Тимошка бесстрашно вышел вперед и посмотрел параноику прямо в глаза. А паренек-то осмелел! Видать, надоело парню бесконечно бояться лобановских припадков.

— Ты б и впрямь Андрюхе нашему спасибо сказал! — простодушно сказал близнец Белкин. — Он то посылки от твоей любезной тебе носит, то теперь ее в больничку отвез со сломанной ногой… А ты, Лобанов, обурел.

— А то! — громко поддержал брата Тимур. — Ты, Лобанов, прямо не пацан, а какой-то генератор неприятностей. На ровном месте в «бутылку» лезешь. Достал ты уже всех. Тут, конечно, «темные» не любят делать. Но если кто-то очень борзый, то можно. В качестве крайней меры.

— Смотри, Лобанов! — закончил беседу Колян Антонов. — Мы мирные люди, но наш бронепоезд… Как бы тебе не усложнить себе жизнь в училище… Бойкот захотел?

Пацаны усмехнулись. А Лобанов, кинув на всех нас взгляд, полный ненависти, пулей вылетел в коридор.

— М-да! — подытожил Димка Зубов, садясь на тумбочку. — Непростой чувачок этот новенький…

— А по-моему, он на самом деле не такой уж и плохой, Кирюха этот! — неожиданно вступился за Лобанова Илюха «Бондарь». — Неглуп явно. И почти отличник. Вот с алгеброй тут на днях мне помог… И на уроках по делу говорит. Даже знает иногда больше наших преподов! Говорят, он там у себя в Ленинграде даже в городской олимпиаде по алгебре какое-то место занял! Пообтесать бы его хорошенько, парни… Вдруг выйдет толк? Уж во всяком случае он лучше того… Тополя…

— Пообтесать, говоришь?… — задумчиво переспросил я. — Ладно, папа Карло! Как говорят в Одессе, «будем посмотреть!». Там видно станет… Может, и сам пообтешется…

— О-ба-на! Не понял на! — воскликнул Тимошка через три дня. — Это как такое может быть?

Я, честно говоря, и сам не понимал. Да и остальные пацаны — тоже.

Сегодня объявили результаты контрольной по алгебре. Я получил свою заслуженную четверку и был очень доволен. В отличники по алгебре я никогда не стремился, а посему оценка меня вполне устраивала. Старательный Колян и вовсе получил «пятак». Близнецы Белкины тоже отстрелялись неплохо — получили по четверке. Хорошо написали контрольную и Миха с «Бондарем». Из нашей компании облажался только Димка Зубов. Решил одну задачу из трех, а посему больше, чем на «трояк», не смог рассчитывать.

А вот у Кирилла Лобанова, который легко щелкал олимпиадные задачки и вообще слыл во взводе местным Лобачевским, в журнале теперь красовался жирный «лебедь».

— Ни фига себе! — шепнул за обедом «Бондарь». — Я в шоке! Что это с Кирюхой? Он же такие задачки щелкал, как семечки. Для него их решить — плюнуть и растереть!

Я кинул взгляд на новенького, который сидел через стол от нас.

Лобанов сидел, угрюмо насупившись, и молча водил ложкой в тарелке, полной супа.

— Да и фиг с ним, с этим Лобановым! — равнодушно сказал Тимошка. — Было бы о ком переживать.

И неожиданно улыбнулся: — О, фрикаделька попалась! Класс!

В четверг мы писали сочинение по русскому языку.

Выглядела наша любимица Красовская все так же замечательно. История с нападением у метро «Бабушкинская» осталась в прошлом. Ирина Петровна окончательно выздоровела. Будто и не было никакого ранения. Осталась красавица такой же худенькой, только с лица ее исчезла болезненная бледность. Кожа порозовела и снова приобрела здоровый оттенок.

Выглядела выздоровевшая «Красотка» просто замечательно! Я то и дело замечал, как влюбленный в нее Колян делает вид, что смотрит в учебник, а сам будто невзначай бросает на учительницу нежный взгляд. Да и другие ребята нет-нет, да и поворачивали головы вслед, когда Красовская ходила по рядам…

На этот раз учительница остановилась у парты новенького. И с удивлением воскликнула:

— Суворовец Лобанов!

Кирилл нехотя встал.

— В чем дело, суворовец? — снова нарушил тишину ее звонкий голос.

Лобанов молчал, уставившись в парту невидящим взглядом.

— В чем дело, суворовец Антонов? — повторила Красовская и взяла с парты тетрадь. — Где сочинение?

Новенький все так же молчал. А потом нехотя пробормотал:

— Не могу ничего написать. Ничего в голову не приходит. Настроения нет.

Красовская удивленно подняла брови. А потом спокойно сказала:

— Суворовец! Даже если у Вас что-то случилось, это не повод отлынивать от учебы. Вы же будущий офицер, Лобанов! И в жизни Вас ожидают тяготы посложнее сочинения…

— Вам то откуда знать? — выпалил вдруг Лобанов. — Не женское это дело — рассуждать о тяготах военной жизни! Без те… без Вас разберусь!

«Красотка», не ожидавшая такого хамства, от изумления открыла рот, не зная, что сказать. Воцарилась мертвая тишина. Мы с ребятами молча переглядывались. Колян, весь белый от злости, повернулся к новенькому.

Я с тревогой посмотрел на приятеля. Весь его вид говорил о том, что он за оскорбление своей любимой готов был зубы пересчитать!

А Лобанов тем временем молча вырвал тетрадку из рук учительницы и вышел из класса, громко хлопнув дверью.