Суворовец. Том 1

Глава 3

Ба! Да это же старый знакомый!

Я пригляделся повнимательнее.

Точно он.

Те же крохотные глазки. Правда, пока еще не заплывшие. Та же мерзкая привычка смотреть на всех, кто ниже тебя по статусу, как на пыль и грязь под ногами. Только вместо почти квадратной пухлощекой "будки" — остроносая мальчишечья морда с прыщами на подбородке.

Узкие вздернутые плечи. Совсем не та косая сажень, которую я привык видеть почти каждый день на работе в отделе. И не в офицерских, а в суворовских погонах. Много лет спустя на эти плечи лягут полковничьи звездочки, обмытые в стакане с водкой.

Пришлось мне тогда переться на пьянку по случаю присвоения начальству звания полковника. Без особого, правда, удовольствия. Но делать было нечего. Субординация, ёшкин кот. Никуда не денешься.

— Ну, будем, мужики! — поднял в своем кабинете стакан новоиспеченный и дофига важный по этому поводу полковник Тополь, довольный по самые... ну, в общем, очень довольный.

Мужики из нашего УМВД, включая меня, тоже вежливо подняли стаканы и, натянуто улыбнувшись, чокнулись. Вчерашнего "подпола", а ныне — полковника — недолюбливали почти все. За беспринципность, за мелочность, за презрение к подчиненным... Короче, в разведку с ним пойти желающие вряд ли бы отыскались.

Но это случится еще не скоро. В мире, в котором я очнулся всего около часа назад, после стычки в подворотне, этот остроносый пацан с презрительным взглядом — никакой не "полкан". Не подполковник и не майор. И даже не безусый "летеха".

Он — вообще не офицер. А просто суворовец. Точнее — суворовец второго и последнего курса Макар Тополь. Пока без клички "Тополь-2М".

Сейчас Макар Тополь — один из "старшаков". Так было принято называть в нашем суворовском училище пацанов второго курса. Когда я поступил в Суворовское, программу уже до двух лет сократили. А вот раньше аж семь лет надо было отрубить суворовцу!

"Старшаки", которые, как и мы, набегались на зарядке, работали ложками, вальяжно рассевшись за своими столами. И тоже нет-нет, да и посматривали на нас, на мальчишек, которые всего пару дней назад надели погоны и простились с гражданской жизнью. Смотрели не как Тополь, с презрением. А просто снисходительно. Как на бедовых младших братьев, которых еще учить и учить.

Для них мы, первокурсники, — не кто иные, как желторотые малыши. Хотя и сами они не такие уж они и взрослые. Солидные второкурсники еще несколько месяцев назад ходили под "старшаками". Разница у нас с ними — всего в год. Почти ровесники. Будь мы обычными дворовыми ребятами, могли бы в одной компании в ножички играть и мяч в ворота с "пыра" пробивать.

Но тут не двор. Тут казарма. Почти армия. Со своим уставом и традициями, которые складывались несколько десятилетий. И которые нарушать нельзя. Согласно этим традициям, старшекурсники для нас — почти что преподы. Учителя жизни, так сказать.

Меньше, чем через год эти "учителя" окончат двухгодичное обучение в Суворовском, отметят выпускной и навсегда снимут суворовскую форму. Кто-то, как я когда-то, просто поменяет ее на другую — пойдет служить дальше. Пойдет в армию на "срочку" или поступит в военное училище. А кто-то навсегда простится с казармой, нарядами, подъемами и разговорами после отбоя и начнет обычную, гражданскую жизнь.

Любой суворовец, перейдя на второй курс и став "старшаком", мигом забывал, как сам трясся, будучи абитуриентом, а потом неуклюжим и растерянным "перваком", мечтающем о внеочередных увалах. Забывал он, конечно, и то, как за свои косяки получал "втыки" от "старшаков", и считал себя уже опытным, повидавшим жизнь. "Дембеля" никогда не помнят, как сами "духами" ходили.

Так было и в случае с моим давним оппонентом. Только к "старшаковским" понтам, которые, в общем-то, сами по себе были довольно безобидными, если не заигрываться, у него добавлялся еще и "такой себе" характер.

Если не знать, то в жизни не догадаешься, что этот мальчуган — тот самый ерзающий в протертом кожаном кресле не по размеру его объемистого зада полковник, пойти на сделку с которым ради ускорения получения долгожданного звания я отказался еще совсем недавно.

Только презрительный взгляд — один в один. А больше — никакого сходства. Не разжирел еще Тополь-2М. И не полысел. Такая же стриженная башка, как у всех нас — от "перваков" до "старшаков".

— Чего уставился, малой? — снисходительно повторил Макар Тополь, подмигивая своим товарищам. — На мне узоров нет, и цветы не растут. Аль со слухом проблемы? Как же ты тогда медкомиссию прошел?

"Малой" Миха порозовел и скуксился. Но сказать ничего не посмел.

Я нахмурился.

Рисуется Тополь. Живет по принципу: "Толкни ближнего, плюнь на нижнего". Что в Суворовском, что потом, в отделе. Те же яйца, только в профиль.

Будущий "полкан" был чрезвычайно доволен собой. Будто сейчас уже полковником себя чувствовал. Хотя был всего-навсего шестнадцатилетним суворовцем. На его прыщавой морде будто было написано: "Посмотрите, мужики, на представителя "молодого поколения". Понабрали в этом году. Жрет, как кашалот. Будто с голодного острова!".

— Шею вывихнешь! — продолжал Тополь, раскорячившись за столом, будто у себя в личном кабинете, и буравя глазками Миху. — Что уставился? Я тебе не барышня.

Сидящий рядом с Тополем второкурсник гоготнул и тоже кинул на моего приятеля насмешливый взгляд. Остальные же "старшаки" сделали вид, будто ничего не заметили. Молча смотрели в свои тарелки. Их эта мышиная возня не интересовала.

Я пригляделся и, кажется, даже вспомнил кое-кого из них.

Нормальные пацаны, хоть и "старшаки". Понимают, что весь этот "старшаковский" гонор — больше для порядка. Просто потому, что так издавна пошло. Традиция, так сказать. А не для того, чтобы гнобить молодняк.

Я заметил, что один из "старшаков", рослый и темноволосый, кинул взгляд на мое будущее начальство, потом посмотрел на какого-то своего приятеля и покачал головой. "Вконец, мол, обурел этот Тополь".

Этого рослого старшекурсника, кажется, Саней Кличут. Бугаевым... А нет, Раменским. Да, точно, Раменским. Отличник и вице-сержант, который мечтал служить на флоте. В Нахимовское ему надо было идти. Но Саня малость ошибся с выбором — пошел в Суворовское и только на втором курсе понял, что бредит морем, когда прочитал "Одиссею капитана Блада".

Я уже заранее знал, что его мечта сбудется. Встречал я как-то в Москве, прогуливаясь по Арбату, кавторанга Раменского..

А Бугаев — это Сема, его приятель, который рядышком сидит. Коренастый и плотненький. Этакий богатырь. Первое место в училище занял в соревнованиях по тяжелой атлетике. Гирю тягает не хуже чемпиона СССР. Оправдывает свою фамилию.

Я уж и забыл почти, кто есть кто. Лет-то сколько минуло! Своих-то еле вспомнил. И то пока не всех. Вот Колян Антонов, вот Димка Зубов... А этот, длинный и серьезный, кажись, Егор... Да, точно. Егор со смешной фамилией "Папин". Мы его сразу же "Батей" прозвали. А Димку — "Зубило".

Кажется, даже "старшаки" Тополя не особо жалуют... И поделом. Но вмешиваться, конечно, не станут. "Перваки" сами должны учиться за себя стоять. Иначе какие же из них потом "старшаки"?

Крошечный детдомовец Миха густо покраснел и ничего не ответил на колкость Тополя. Он как раз доедал вторую тарелку каши. Свою порцию ему отдал Илюха Бондарев. Илюха чувствовал, видимо, за собой вину за то, что на зарядке случайно ляпнул невпопад что-то про мамины пироги. Забыл спросонья, что рядом с ним приседает детдомовский сирота, вот и задел ненароком больную тему.

А сейчас, видать, добрый парнишка решил вину загладить. Отдал сироте свою порцию овсянки. А сам довольствовался на завтрак только стаканом чая и бутером с маслом и сыром. Что ж, молодчина. И не жадина. Недаром мы с Бондаревым сразу подружились. Как и с Михой.

Миха же в ответ на наезд Тополя смутился так, что его оттопыренные уши сравнялись по цвету с суворовскими погонами. Он отодвинул вторую порцию каши, которую так и не доел, и взялся за стакан с чаем.

— Правильно, малой! — фальшиво "поддержал" его Тополь, все так же гадливо подмигивая однокашникам. Те, кроме одного, все так же игнорировали его перформанс. — У нас тут много жрать не принято! Ты... это... за фигурой-то следи! А то жирных у нас не любят. Подтянуться на перекладине не сможешь. Пузо перевесит, и мигом вытурят! Вас, мелюзгу, и так в этом году понабрали больше, чем надо.

Его сосед за столом громко заржал. Так громко, что остальные пацаны обернулись. Воспользовался тем, что прапор Синичкин, который еще минуту назад мерял шагами столовую, время от времени гаркая луженой глоткой: "Отставить разговоры!", куда-то испарился.

Тополь, уверенный, что осадить его некому, продолжил стебаться над детдомовским парнишкой. И пофиг, что тот даже не отвечает.

— Скучаешь небось уже по мамке-то, малой? — продолжался спектакль одного актера. — Привыкай. Увалы тут нечасто.

Миха снова ничего не ответил. Уткнулся в свой стакан. По его лицу, которое стало уже свекольного цвета, прямо в чай потекли злые слезы. Будущий "полкан", сам того не понимая, задел больную тему. Пора вмешаться. А то старый знакомый, кажись, совсем обурел.

— Слышь! — громко сказал я, поворачиваясь к зарвавшемуся Тополю. Кое-кто из парней перестал есть и уставился на меня. — Тебе-то что? Своей тарелки мало? Сколько хочет, столько и ест! Или ты голодным останешься?

Нависла звенящая тишина. Взгляды почти всех суворовцев в столовой были прикованы к нашей с Тополем перепалке.

Обуревший "старшак" от неожиданности осекся. А потом, сделав, как ему казалосcь, выразительную паузу, сказал, будто в пустоту, даже к окну столовой нарочито повернулся:

— Не всосал... Это кто там гавкает?

О-пачки! Знакомый приемчик. Узнаю "брата Колю".

Логика манипулятора проста: брякнуть что-то, будто бы не кому-то конкретному, а в пустоту, чтобы, так сказать, унизить оппонента. Тополь-2М этим приемчиком до сих пор активно пользуется. Уже не в Суворовском, а в нашем УМВД. В мире, который пару часов назад навсегда покинул.

Не на того напал.

— Гавкают собаки во дворе! — спокойно сказал я, чуть было по привычке не добавив: "Товарищ полковник". — А я разговариваю. Хорош цеплять!

Саня Раменский удивленно поднял брови и кинул меня взгляд. А потом едва заметно одобрительно кивнул. Молодец, мол, так держать. Кое-кто из второкурсников, глядя на Тополя, хихикнул. Даже "перваки" за соседним столом заулыбались и зашептались между собой.

Тополь порозовел.

— Эй, мелюзга вшивая! — зашипел он, обращаясь ко мне. Его лицо по цвету уже почти сравнялось с Михиным. Не стерпел унижения. Это ж ему только других стебать. можно. — Давно леща не по...

— Да хорош тебе трындеть, Макарон! — вдруг подал голос его визави за столом — Саня Раменский. И, зевнув, он лениво добавил, дернув подбородком в сторону: — Прапор идет. Закрой лучше варежку. Он сегодня что-то не в духе. Шлея под хвост попала.

И почти сразу же из-за моей спины раздался хриплый натужный окрик прапорщика Синичкина, повествующий о том, что прием пищи окончен.

— Повезло тебе, шкет! — злобно прошипел "Макарон", когда мы выходили из столовой. — Наш разговор не окончен!

Я никак не отреагировал. Будь мне по-настоящему пятнадцать, все было-бы по-другому. Взорвался бы, скорее всего, и тоже сказанул что-нибудь этакое. А там — слово за слово — и до стычки рукой подать. Заработал бы себе еще парочку нарядов вне очереди. А то и вовсе форму снял.

Тополь, конечно, бредятину нес за завтраком. Но сказал и кое-что правдивое: к первокурсникам сейчас действительно особое внимание. Шанс вылететь в первый же месяц — очень высок. Лучше судьбу не испытывать.

Но у вечного майора Рогозина пубертат уже давно закончился. Хоть и нахожусь я сейчас в теле себя пятнадцатилетнего. Посему хрена с два у Тополя получится меня вывести на конфликт.

Я сделал вид, что вообще не заметил давнего знакомого, и заговорил с Михой о какой-то ерунде, двигаясь к выходу. Как говорится, не тронь, и вонять не будет.

Будущее начальство оскорбилось отсутствием реакции и вознамерилось толкнуть меня своим узким плечом, но я вовремя увернулся. И Тополь по-дебильному впечатался в косяк двери, чем вызвал усмешку двух близнецов-перваков — Тимохи и Тимура Белкиных. Эти двое были похожи друг на друга еще больше, чем две капли воды.

Севший в лужу Тополь мигом ощерился и, набрав воздуха во впалую грудь, снова хотел было разразиться гневной тирадой. Но другой "старшак" — всегда спокойный и рассудительный Саня Раменский — был начеку.

— Пойдем, Макарон! — сказал он однокашнику, будто невзначай оказавшись рядом. — Слушай, я тебе тут хохму одну рассказать хотел. Короче, химичка наша...

И он увел Тополя вниз по лестнице, мимоходом дружелюбно подмигнув Михе Першину, цвет лица которого только-только начал приходить в норму.

— Пойдем и мы, пацаны! — позвал я приятелей.

Конфликт, разумеется, не исчерпан. Все еще только начинается. Будто я и не выходил из кабинета Тополя! Я и предположить не мог, что, попрощавшись в отделе с "товарищем полковником", я всего через несколько часов снова сойдусь в стычке... только теперь уже с товарищем "старшаом".

— Гайз! — вклинился в разговор местный полиглот — Илюха Бондарев. Решил продемонстрировать нам свое знание английского. — Гайз! А нам куда идти-то? Я посмотрел в расписании: первым уроком русский... Где химия знаю, где физика, знаю... Ты не помнишь? Экскурсию вроде по училищу водили в первый день.

— Не-а, не помню! — сказал я чистейшую правду. — Да зачем тебе русский? Ты вроде и на "инглише" неплохо шпаришь!

Это у тебя, Бондарь, экскурсия по училищу пару дней назад была... А в моем мире, почитай, тридцать годков прошло, как я простился с родными стенами. Да и рокировку кучу раз делали. За столько-то лет. И на месте кабинета русского, кажись, давно уже уже кабинет информатики. С этими вашими "интернетами".

Русский, русский... я напряг память, пытаясь освежить в голове давно забытую "карту" училища.

Долго вспоминать не пришлось.

— В двух соснах потерялись, гаврики? — раздался хриплый окрик прапорщика Синичкина. — На урок строиться!

***

— Интересно, пацаны, кто у нас "русичкой" будет? — громко спросил мой новый однокашник Колян Антонов с третьей парты. Он мастерил самолетик из тетрадного листа.— Что-то мне как-то очково.

Мы уже добрались до места дислокации и сидели в классе в ожидании "училки". Тридцать совершенно одинаковых тощих фигурок в новенькой форме, которую то один, то другой парень то и дело поправлял с непривычки.

— Фиг его знает! — лениво сказал Илюха Бондарев. Он сидел рядом со мной, за второй партой. — А что?

— Небось тетка какая-нибудь жирная, — обеспокоенно сказал Колян. — Будет на нас орать и указкой лупить!

— С чего ты вдруг так решил? — насторожился Илюха. — Почему "тетка" и почему "жирная"?

— Не знаю! — пожал плечами юный авиамоделист.

И философски добавил тоном всезнающего гуру, повидавшего жизнь:

— Училки — они все одинаковые, пацаны! Что в обычной школе, что в Суворовском, что в Нахимовском... Нутром чую, пацаны. Спорим, зайдет сейчас бабец лет пятидесяти? Ростом — как тот второкурсник здоровенный... Раменский, кажется.

— Да ну? — усомнился я. Но раскрывать все карты, разумеется, не стал.

— Вот тебе и "да ну"! — с жаром сказал Колян. Он уже закончил делать самолетик. — В моей школе такая "русичка" была. Прикиньте, пацаны, она один раз даже десятиклассника за шкирку взяла и пинком под зад из класса выперла! Так у нее на уроке потом такая тишина стояла — было слышно, как комар жужжит!

— Да чего ты гонишь, Колян? — упорно не соглашался Илюха. — Ну хочешь поспорим? Нормальная придет!

Я решил не вмешиваться.

— Спорим! — оживилась жертва сурового школьного советского воспитания. — На что?

— Эм-м... На билет в кино? — предложил Илюха. — Лады?

— Не, не пойдет! — отверг пари Колян. — К чему мне сейчас твой билет? Увал фиг его знает когда будет. Давай на буфет! Три коржика и два компота!

— Лады! — оживился второй спорщик и повернулся ко мне: — Разбей, Андрюх!

Я, улыбнувшись, выполнил просьбу. Довольный Колян запустил в воздух свой бумажный самолетик. А всего через пару секунд скрипнула классная дверь.

Воцарилась мертвая тишина. А потом кто-то едва слышно присвистнул.