Суворовец. Том 1

Глава 14

Фото: https://www.mos.ru/news/item/116710073/

И без того маленькие глазенки будущего "полкана", а ныне — "старшака" еще больше сузились. Губы тронула презрительная усмешка. Потом губенки Тополя шевельнулись — точно изрыгали беззвучные ругательства. В мой адрес, разумеется. Материться вслух мой конкурент за сердце дамы, конечно, не стал. Хоть он и туп — но кто ж так станет подставляться перед барышней?

Мы с Тополем неприязненно уставились друг на друга. "Старшак", навостривший лыжи, то есть коньки к юной симпатичной крале, и подумать не мог, что на его пути возникнет препятствие в виде желторотого "первака". А вишь ты — возникло.

— Слышь, молодой... — едва слышно процедил давний знакомый. Так, чтобы девушка не слышала. — Ты...

Но закончить фразу он не успел.

— Настя! Настя! — окликнул чей-то голос, звонкий и тоненький. — Еле нашел!

Все обернулись.

К девушке со всех ног, точнее, со всех коньков, несся какой-то пацаненок, лет десяти. Катался он, надо сказать, лихо. По мастерству этот шкет не уступал старшим ребятам.

— Чего тебе, Деня? — вздохнув, спросила девушка.

Она почему-то совсем не удивилась, увидев его.

Я нахмурился, пытаясь понять, кто они друг другу. Дворовые приятели? Да вряд ли. Слишком большая разница в возрасте. И не одноклассники точно. А может, соседи?

Я вдруг заметил, что Настя с этим шкетом были очень похожи. Тот же чуть вздернутый носик, те же пухлые губы. И волосенки, выбившиеся из-под шапочки, тоже вьются.

Лихо тормознув прямо возле девчонки, маленький Деня затараторил:

— Короче, Настек! Топай домой. Сейчас какие-то мужики должны прийти. Из службы быта. Мама с работы позвонила.

— Из службы быта? — удивилась девушка. — Прям сегодня? Мы же их целый месяц не могли дождаться!

— Ага! — пацаненок снова лихо крутанулся на коньках. — Вроде кран в ванной чинить припрутся. Мама говорит, заколебалась уже тряпочку подкладывать...

Ясно. Настя с этим Деней — брат и сестра.

— Деня! — строго прикрикнула старшая сестра, которой надоели выкрутасы братца. — Да погоди ты вертеться! С тобой разговариваю! Не со шкафом! А ты-то куда?

"Не со шкафом"...

Что-то знакомое.

— А я в гастроном! — Настин брат, не реагируя на окрик, продолжил выписывать фигуры на катке. — Очередь занимать. Мама говорит, там апельсины выкинули...

И он показал пустую авоську.

Я снова (уже в который раз) словил приступ ностальгии. Казалось бы, самая обычная вещь. А столько воспоминаний!

Советский союз. Никакого ужасного вреда для природы и разлагающегося десятилетиями пластика. Все очень экологично. Вместо пакетов для еды — авоськи. Пирожки — в бумаге. Семечки — в газетке. А вместо одноразовых мешков для мусора — вечное ведро. Выложил на дно газетки — и валяй! Потом вытряхнешь — и новые положишь! Ну и что, что вонять со временем начнет! Помыть же можно!

— Апельсины? — обрадованно переспросила Настя. — Ого! Вот это да!

— Ага! — шкет наморщил веснушчатый носик. — Вроде как уже до остановки очередь стоит.

И он обреченно вздохнул.

А я его понимал.

Апельсинов пионеру Дене явно хотелось. А вот стоять не час и даже не два в толпе унылых, хамоватых и вечно ругающихся взрослых — не хотелось вовсе. Но что ж поделать — "дефицит". Слово, знакомое каждому советскому ребенку. Я и сам, будучи совсем мелким, успел в очередях постоять. Что поделать — пионер помогать старшим. Так нас учили.

А еще... А еще где-то я, кажется, видел этого мелкого шкета. Как пить дать — видел. Только пока не пойму, где. Вроде вертится в голове какое-то воспоминание. А на ум пока ничего дельного не приходит.

— Ла-а-дно! — без особо энтузиазма вздохнула Настя. — Надо так надо... Сейчас тогда домой пойду.

Попыталась было поправить младшему братишке шарф, но он, сделав крутой вираж на коньках, лихо увернулся от сестры.

— Вот, держи ключи, Настек! Пока!

Пионер, снова подкатив, сунул связку в руки сестре и, размахивая авоськой, врубил максимальную скорость и полетел к выходу. Не хотел, видимо, чтобы к его приходу в гастроном вместо апельсинов осталась только кожура, которая разве что как средство от моли сгодится.

Я продолжал неотрывно смотреть на девчушку, забыв о своих приятелях. Краем глаза я заметил, что Тополь, отъехав чуток подальше, сделал безразличный вид. Но уходить он явно тоже не собирался. Просто лениво накатывал круги, время от времени посматривая на девушку.

Точно не отцепится. Время выжидает.

А вот и снова подкатил.

— Барышня! — вальяжно начал было гундеть Тополь, когда Настя, надежно спрятав в карман спортивных брюк связку ключей, вслед за младшим братом собралась на выход. — Позвольте...

Но красавица резко осадила его, взмахнув полуметровыми ресницами:

— Прошу прощения! Я спешу!

Ура! Тополю не обломилось!

Но обрадовался я рано.

Не успел я моргнуть, как моя новая знакомая уже исчезла в толпе катающихся. Я ринулся было за ней, но ее и след простыл! Даже номер телефона не успел спросить. Починил бы я Насте сам этот злосчастный кран, разлучивший нас! Долго ли умеючи...

Обломавшийся Тополь, кажись, не особо расстроился. Только разочарованно хмыкнул, дернул узким плечом и покатил к толпе "старшаков", не обращая на меня внимания. Где-то там, вдалеке, своей, отдельной компанией катались второкурсники: Сема Бугаев, Саня Раменский и другие опытные и уже наученные жизнью суворовцы.

Делать нечего. Я тоже покатил к своим. Я был уверен, что еще обязательно разыщу свою новую знакомую. Как говорится, нет таких крепостей, чтобы большевики не брали.

Пусть я и знаю о Насте всего ничего, но обязательно ее найду! Ну и что, что в мире, куда я попал, нет навигаторов с электронными картами, камер на улицах и сотовых телефонов? Не зря же говорят: Москва — большая деревня. А в деревне завсегда всех разыскать можно. Да и человек — не иголка в стоге сена...

Подкаты Тополя меня ничуть не волновали. Я был уверен: будущему пузатому "полкану" с Настей ничего не светит. Разве что дырка от бублика. В этом я был абсолютно уверен. Хоть Настя и держалась с ним вежливо, однако смотрела, как солдат на вошь. Этот хлыщ ей явно не по нраву пришелся.

А я ее встречу. Обязательно встречу.

Весь остаток увала я наслаждался компанией ребят, которые всего за три месяца стали мне настоящими друзьями. Даже не друзьями — братьями.

Хохотал на кривлянием близнецов Белкиных, которые вздумали снова разучивать вальс — только уже прямо на льду. Закончилось это тем, что братья просто кубарем повалились на лед.

Беззаботно трепался с пацанами о том о сем: о том, что Леха Пряничников, оставшийся в увале нести службу, кажись, всерьез запал на нашу "русичку" по прозвищу "Красотка", о том, что препод "Утка" на огневой подготовке никому не дает спуску, о безопасных тайниках и надежных и способах покемарить в увале...

Катался, катался, катался, вспоминая давно забытые ощущения.

И балдел, балдел от своих новых чувств... Точно впервые в жизни влюбившийся школяр.

— Ну что, пацаны? — наш бывший вице-сержант снял шапку и пригладил взмокшие от долгого катания на льду волосы. — Пора бы мне уже шевелить булками! Домой надо! Еще барахлишко собрать успеть... А вечером — на поезд...

Уже совсем стемнело. До конца увала оставалось всего ничего. Вон и "старшаки" уже куда-то испарились.

Настал грустный момент прощания... Мы, мужики, конечно, друг другу этого не показывали, но на душе было как-то паршиво... За три месяца мы уж привыкли, что рядом с нами всегда серьезный и степенный "Батя", который любую ситуацию разрулит. С его бы навыками — да в МГИМО, на дипломата учиться. Такой любой международный конфликт мигом уладит.

Но Егор еще с пеленок выбрал стезю военного и уверенно шел к своей мечте.

— Слышь, Андрюх! — сказал мне "Батя", когда мы уже прощались. — Погоди секунду... В общем, я тут за тебя словечко...

— Леночка! — раздался вдруг знакомый баритон.

Голос, который я не слышал давным-давно. И который никогда не забуду.

— Леночка! — продолжал тот же самый голос. — Елочкой, елочкой надо ехать. И скользить, скользить... Коленки сгибаешь, а ножки — под углом друг к другу...

Я обернулся, мигом позабыв, что только что, нахмурившись, говорил мне вице-сержант.

Я, конечно же, сразу узнал обладателя голоса.

И снова все будто остановилось. Будто Егор, ребята и все остальные люди будто куда-то пропали.

Мой отец. Не грузный, и седой, как лунь пенсионер, каким я его видел в последние годы жизни, в нулевых. А вполне себе бодренький мужик. Катится себе по льду, улыбаясь во все тридцать два. Довольный и резвый.

Да еще и не один! А в компании. И в очень даже приятной компании, судя по его довольной улыбке! Девицу какую-то под локоток мой батя придерживает. Годков двадцать пять ей, не больше. Как нашей "Красотке" — Ирине Петровне из училища. И довольно симпотная.

Я сразу определил, что девчушка на коньки впервые встала. Едет неуклюже. Ножки длинные заплетаются. Того и гляди — каток носом и объемистой грудью пропашет. А батя хорош! Время зря не теряет. То за талию мадаму придержит, то за локоток. То глазенками еще пониже куда стрельнет. Этакий ловелас! А на пальце еще след от обручального кольца не прошел.

А как же мама?

Я вспомнил ее грустное, опухшее от слез лицо, абсолютно ничего не выражающие глаза. Вспомнил, как мама сидела на кухне во время моего первого увала, уставившись на стену пустым взглядом. Вспомнил, как мы с бабушкой пытались ее развеселить. И тут же внутри меня забурлило отвращение.

Так вот оно что!

А история, оказывается, стара, как мир... Седина в бороду, как говорится...

Я наскоро попрощался с Егором и ребятами и подъехал к сладкой парочке.

— Андрей... ! — ошарашенно глядя на меня, сказал батя. — Привет... Какими судьбами? В увольнении?

Батя так удивился, что на мгновение даже свою ненаглядную Леночку из объятий выпустил. Красотка пошатнулась и едва успела схватиться за бортик катка.

— Привет! — небрежно сказал я, не обращая на девицу никакого внимания. Будто ее и не было вовсе. — Ага, в увольнении. А ты?

— Антон! — надув губки, недовольно протянула Леночка. — Кто это?

Но батя тут же остановил ее жестом руки.

— Погоди....

Подъехал ко мне вплотную и сбивчиво затараторил:

— Слушай, Андрей... Тут дело такое... Я, в общем, сам тебе собирался...

— Отличное дело! — кивнул я.

И указал подбородком на ожидавшую его симпатичную деваху, которая, кажется, не далее как пару лет назад гуляла на школьном выпускном.

— Фигуристое такое дело.

Отец еще мгновение молча смотрел на меня, а неохотно процедил:

— Так бывает...

— Бывает что? — перебил его я, не скрывая отвращения. — Что муж налево смотрит от законной жены? Вы ж не развелись еще даже?

Отвращение внутри меня все нарастало и нарастало. Но я старался держаться спокойно.

— Да что ты знаешь о семейной жизни, сопляк? — рявкнул вдруг батя. — Только вчера вылупился и учить меня вздумал?

— Кое-что знаю! — холодно сказал я. — Не вчера вылупился. Что, опостылела семейная жизнь? Бытовуха заела? Как в анекдоте, да? "Меняю сорокалетнюю жену на две по двадцать?"

Отец вскинул в удивлении брови, посмотрел на меня, но промолчал. А я продолжил, совершенно не боясь. Рубил правду-матку прямо отцу в глаза:

— Учти: ваши конфетки-баранки с Леночкой очень быстро закончатся. И настанет та же самая бытовуха. Как и с мамой. Только мама с тобой еще с Суворовского — и в огонь, и в воду. А Леночка твоя, как только ты начнешь станешь стареть да охать, мигом свинтит от тебя к молодому, роняя тапки. Нафига ей за стариком горшки выносить? К ней толпа молодых парней мигом выстроится!

Лицо отца налилось кровью. Глаза потемнели. Изменщик явно не готов был слушать правду-матку.

— Чего? — рявкнул он. — Да ты, щенок, учить меня вздумал? Ремня давно не получал? Сейчас как дам по голой ж... И не посмотрю, что на людях.

— Попробуй! Если получится! — холодно сказал я. Снял с себя ремень и протянул бате. — На! Ну? Чего ждешь?

— Зай! — осторожно подъехавшая к отцу Леночка осторожно тронула его за рукав.

Отец еще пару секунд смотрел на меня а потом, отвернувшись, взял свою спутницу за руку и поехал куда-то вдаль.

"Ну и катись себе!" — подумал я, снова вспомнил бледное, опухшее от слез мамино лицо и подавил в себе вновь нахлынувшее отвращение к отцовскому поступку.

***

— Пацаны! — воскликнул Тимур Белкин перед отбоем. — А неплохо наш Андрюха карьеру делает! Скажите, а? "Батя" правильному кенту по наследству лычки передал!

— Ну дак! — поддакнул брату Тимошка, с восхищением смотря на мою аккуратно сложенную у кровати форму с лычками вице-сержанта. — Андрюха — свой человек!

— Молодца! — с деланной важностью кивнул я. — Прогиб засчитан, суворовец Белкин!

Только что я стал вице-сержантом. Приказ зачитали прямо на вечернем построении. Так вот, оказывается, о чем хлопотал за меня перед начальством "Батя". Ну и сюрприз он мне перед отъездом устроил!

— Нехилое наследство! — продолжал Тимошка. — Не зря же ему пацаны дворовые на день рождения генеральские погоны подогнали... Кстати, Андрюх! Ты бы спрятал их... от греха подальше. А то если "Синичка" найдет...

— Ты б помалкивал, Белкин, от греха подальше! — с напускной строгостью сказал я близнецу, придирчиво осматривая себя в зеркале в комнате досуга. — Кто сейчас вице-сержант?

— Ладно, ладно! — близнец сделал вид, что испугался. — Уж и пошутить нельзя.

Лычки на погоны сели идеально. И шестнадцатилетний Андрюха Рогозин был этому рад донельзя. Но вот "вечный" майор Рогозин, давно справивший сорокалетие, понимал, что новое звание — это груз. И ответственность. А посему не особо спешил прыгать до потолка.

В тот вечер после отбоя я долго лежал на своей скрипучей кровати, ворочаясь без сна и вспоминая сегодняшнюю встречу на катке с отцом.

Хэппи-энда в истории моих родителей так и не случилось. Они развелись по обоюдному согласию.

А мне, подростку, впарили легенду о том, у папы с мамой просто "разные характеры". Тогдашний шестнадцатилетний я поверил. Я и не хотел особо вникать в проблемы родителей. Просто пожал плечами и сказал: "Ну ладно". В моей пубертатной голове тогда крутились совсем другие мысли...

Уже под утро, устав от бесконечной круговерти мыслей, я провалился в тяжелый, вязкий, липкий сон.

***

Я сидел в управлении. Только что закончилось какое-то очередное и нафиг никому не нужное совещание.

— Слышь, Андрюх! — окликнул меня майор Качалов. — Надо б рублики поменять. Говорят, рубль скоро... того...

— Было б что менять, Санек, — равнодушно отозвался я.

Слова вырвались непроизвольно. Будто кто-то заранее дал мне инструкцию.

— У меня ж, как у латыша... — так же автоматом продолжил я. — Да, кажется, враки все это, Саня. Рубль — самая надежная валюта...

Я вскинул глаза и с удивлением увидел на стене календарь. И судя по нему, сейчас на дворе стоял август девяносто восьмого.

Кажется, так и есть.

Душно. Невыносимо душно.

Мобил ни в руках ни у кого нет. На столе - старенький проводной телефон. Пузатый телек, который только что включил Качалов, тут же же заорал что-то про приехавшую тетю Асю.

— Твою ж за ногу! — выругался майор и раздраженно переключил кнопку. — Заколебала эта Ася. Изо всех щелей лезет.

Картинка сменилась.

— Вы все еще кипятите? — вопрошал телек. — Тогда мы идем к вам.

Качалов снова выругался и опять щелкнул кнопкой.

Реклама пропала. На экране появился рослый седой мужик, уверяющий, что девальвации не будет — твердо и четко. Слушающие его дамы, развесив уши, уважительно кивали.

— Ну вот! — подытожил молоденький капитан Розов, сидевший в уголке. — Сказали же: не будет деваль... ну этого, короче, не будет.

— Мужики! — влетел вдруг в кабинет майор Дорохин. — А "Фигуриста"-то повязали, знаете?

Вот это новость!

Я чуть не обварился гадостным растворимым "Jacobs" , с которого обычно начинал рабочий день.

***

— Рота, подъем! — раздался зычный голос.

Я разлепил глаза. Девяносто восьмой год остался в моем сне. Я снова был в семьдесят восьмом. И тут же понял, кем был тот самый "Фигурист"!