Суворовец. Том 1

Глава 17

"У Брежнева"... "У Брежнева"... Где же это может быть? Что имел в виду майор Дорохин, когда сказал, что "Фигуриста" взяли "у Брежнева"?

Я ехал в вагоне метро рядом с какой-то бабулей, которая, кивая седой головой с кичкой на затылке и ловко перекидывая петли со спицы на спицу, вязала цветастый шарфик.

— Лицевая! — бормотала она едва слышно себе под нос. — Потом изнаночная! Лицевая! Или изнаночная? Тьфу-ты ну-ты! Две лицевых, две изнаночных! Опять перепутала, старая тетеря!

Я и сам не знал, куда еду. Но твердо был уверен: не вернусь обратно в училище, пока не обтяпаю то, что задумал. Я должен был, просто обязан найти ту, которую так неожиданно встретил. И так быстро потерял.

Я доехал до пересадочной станции и перешел на кольцевую. Примостился в вагоне на сиденье рядом с выходом и оглядел окружающую меня публику. Вроде выходной, а в вагоне — полно народу!

Хоть я вроде бы уже и освоился в СССР семидесятых, а порой было все еще непривычно. Никакой тебе навязчивой рекламы на стенах вагонов, никаких ряженых "ветеранов", просящих подаяние... Да и в телефоны никто не утыкается. Кто книги читает, кто "Работницу" листает, кто "Бурду"... И газеты, само собой. "Правда", "Известия", "Советский спорт"... Словом — самая читающая нация в мире.

Советская газета — вообще универсальный предмет. Пригодится и как источник информации, и как кулек для семечек. И на скамейку подстелить, и банки заворачивать, и в мусорное ведро подложить. И коту в лоток, разумеется. И не только коту.

Чуть поодаль от меня, развалившись на целых два сиденья, храпел какой-то колоритный грузный дед — с торчащими седыми вихрами, заклеенным глазом, в поношенном пальто, которое, кажется, еще до войны шили, и валенках. Еще подальше беззаботно болтала какая-то стайка пионеров.

А в углу читала толстенную книгу какая-то солидная дама лет пятидесяти, в норковой шубе. Дама аккуратно переворачивала страницы "талмуда" толстыми пальцами с нанизанными на них перстнями и время от времени бросала на храпящего деда укоризненный взгляд.

А тому — хоть кол на голове теши! Храпит громче перфоратора. Еще и губами во сне причмокивает.

Краем глаза наблюдая за советской публикой, я едва заметно улыбался. А сам снова и снова прокручивал в голове события из далеких девяностых...

Ностальгировал я не по "Балтике" № 3. И даже не по по "Балтике" № 9. Не по альбому "Любэ" "Песни о людях", кассету с которым я купил сразу после выхода и до дыр заслушал на своем дешевеньком плеере с "Горбушки". Не по концерту "Чижа" в БКЗ "Октябрьский", на который я поперся аж в Питер в июне девяносто восьмого...

Не до ностальгии мне было.

Я отчаянно пытался найти хоть какую-то зацепку.

Елки-палки... И не спросишь ведь ни у кого: "У Брежнева" — это где?" Тот самый Дорохин, с которым я работал в отделе больше двадцати лет, сейчас — не майор никакой, а всего-навсего старшеклассник. Нет ему дела ни до каких криминальных авторитетов. Он даже и не думает о том, что когда-то станет опером. Гоняет, наверное, шайбу сейчас с парнями во дворе своего дома в Свиблово. А может, и вовсе на этом же поезде едет в центр, на каток. Просто в соседнем вагоне.

"Брежнев"... "Брежнев"... Я наморщил лоб, снова пытаясь вспомнить. Ешки-матрешки! Ну ничего не ум не приходит! Никаких зацепок!

Может, у другого какого нашего "клиента" кликуха такая была? "Брежнев"? Понял "Фигурист", что его срисовали, и решил на время схорониться у кого-то из знакомых?

Столько лет прошло! Всего и не упомнишь! В то время таких "знакомых" было пруд пруди. Только успевай разрабатывать! А некоторых и вовсе трогать нельзя было. Солидная у них крыша была. Прямо "там", наверху.

"Брежнев"... "Брежнев"... Не было, кажись, такого.

Вот кент с кликухой "Берия" в девяностых точно был. То ли на "ореховских" бандитов он работал, то ли на "измайловских". А "Брежнева" не помню.

Да где ж тогда повязали-то этого "Фигуриста"?

— Хр-р-р! Х-р-р! Х-р-р!

Дед, затихший немного, внезапно дал такого храпа, что даже я, здоровенный парень, вздрогнул. Вот это мощь!

А дама с "талмудом" так и вовсе терпение потеряла.

— Гражданин! — хорошо поставленным голосом диктора центрального внутрисоюзного радиовещания сказала она, громко захлопнув книгу. — Будьте любезны! Можно ли потише?

— А? — встрепенулся дед. — Чиво?

Аж на месте подскочил. Да так резво, что очки упали.

— Таганская! — объявили в динамик.

— Ек-макарёк! — рявкнул дед, не обращая на даму с "талмудом" никакого внимания. — Таганская! Проспал, старый одер!

Кряхтя, дедок нагнулся, поднял с пола очки, нахлобучил их на усатую морду с заклеенным глазом, схватил потрепанный кожаный портфель и двинулся к выходу, горделиво откинув голову. Точь-в-точь полководец какой-нибудь. И одноглазый, как Кутузов...

Кутузов!

Кутузовский!

Точно! И как мне раньше в голову не пришло?

***

Кутузовский проспект, дом 26. "Дом генсеков". "Дом Брежнева".

Так его называли в народе. Дом, который у всех на слуху. Там и "взяли" авторитета по кличке "Фигурист" — "у Брежнева" то бишь.

В памяти снова всплыли слова довольного майора Дорохина, который ввалился к нам в отдел аккурат после длинного и тягомотного совещания, устроенного руководством:

— По прописке его взяли! Этот "Фигурист" лет десять, почитай, дома по прописке не объявлялся. А сейчас туда наведаться решил. Думал, домашний адрес и не догадаются проверить! Его ж там тыщу лет не было! Поэтому и схоронился там. А вот хрен! Взяли и проверили!

А ларчик-то просто открывался! Ответ на поверхности лежал!

"Кутузовский, 26... Кутузовский, 26" — лихорадочно повторял я снова и снова. Будто боялся, что внезапная догадка, озарившая меня, куда-то исчезнет.

Спасибо колоритному дедуле и его храпу! Без него бы я, как пить дать, не вспомнил! Навел ненароком на верную догадку! Пусть храпит себе на здоровье!

Я тоже подорвался с места и успел выскочить на перрон, едва не наступив впопыхах на ногу бабуле с вязанием.

Я теперь точно знал, куда мне идти! Чуйка, которая у меня выработалась за долгие годы службы в органах, явно подсказывала: найдешь, Андрюх, искомое. Полдела, считай, сделано! А там и за второй половиной дело не станет!

Сейчас "Фигурист" точно живет по прописке — в доме на Кутузовском! Он пока — никакой не авторитет. А самый обычный пионер. Ходит себе в школку, дерется на переменках, получает замечания в дневник от учителей и потом людей — от родителей. И на коньках катается.

А в одной квартире с ним, ясен пень, живет и та, которая мне так нужна!

У дома на Кутузовском я оказался в мгновение ока. Долетел на метро, кажись, даже быстрее, чем на ковре-самолете. И заступил на вахту. Бродил туда-сюда, пока не стемнело. Туда-сюда все время зыркал: не появится ли где на горизонте милое личико с выбивающимися из-под беретика локонами?

Я хотел было вначале подождать Настю у подъезда. Мало ли, к подружке в гости выйдет. Или в продовольственный с авоськой — за булкой хлеба и молоком в пакетах-пирамидках...

Но, видимо, в семье Корольковых сегодня пополнение продовольственных запасов не планировалось. Да и поход в гости — тоже. А подъездов в этой огромной домине — штук пятнадцать, не меньше. А то и больше. У какого ждать?

В конце концов я замерз, как цуцик, и оголодал здорово. В животе заурчало. Пора б что-нибудь закинуть в топку! Картошечки жареной, да с лучком, да с укропом! Ну или макарон по-флотски! А то, кроме завтрака да пирожков с ливером, которые я наспех перехватил у полной тетки-продавщицы, торгующей у метро, в моем суворовском желудке не было.

Но я, как стойкий оловянный солдатик, не покидал свою вахту у "дома генсека". Даже когда исходил улицу вдоль и поперек, перестал чувствовать пальцы на руках и ногах, и на меня уже начали искоса поглядывать обитатели дома. Я был уверен, что сегодня я обязательно увижу Настю.

Когда до конца увала оставался всего час, я мало-помалу занервничал. Пора бы уже шевелить батонами!

Вдали показалась какая-то фигура.

Я зажмурился.

Пусть повезет!

— Андрей! — раздался вдруг мелодичный голосок. — А я думаю, ты это или не ты...

Будто рассыпались тысячи мелких хрусталиков.

Я обернулся. И сразу будто потеплело. Даже пальцы мои, которые уже почти превратились в ледышки, мигом отогрелись.

Ну вот! Не зря почти все себе отморозил! Было ради чего!

— Я! — радостно выдохнул я. — Привет!

— Привет! — удивленно сказала Настя, подходя ко мне. — А ты... а ты чего здесь?

В руках у нее я заметил спортивную сумку.

— Да так... начал я...

А потом решил не мямлить и не изворачиваться. И сказал, как есть:

— Я к тебе пришел. Увидеть очень хотел. Ты же в прошлый раз так быстро исчезла...

— Ко мне? — заулыбалась красавица. — Ничего себе! А адрес мой как нашел? Откуда знаешь, что я тут живу?

— Секрет фирмы! — нашелся я. — Я же в Суворовском учусь!

Настя нахмурилась. Переложила сумку из одной руки в другую, поправила рукой в пушистой варежке волосы под тем самым беретиком, в котором я впервые увидел ее на катке, и недоверчиво спросила меня:

— Вас там в Суворовском и разведке учат?

— Конечно! — с готовностью подтвердил я. — А как же! И разведке, и тактике, и маскировке... И дальнему, и ближнему бою...

Девушка засмеялась.

А я мельком глянул на часы на руке и понял, что пора завязывать с рассказами про дальний и ближний бой. А то, как пить дать, пролечу за опоздание со следующим увалом, как фанера над Парижем. Набрался смелости и спросил:

— А можно твой телефон узнать? А то я ведь так в прошлый раз тебя мороженым и не угостил! А у меня увольнение скоро заканчивается. Бежать надо! Давай тогда в следующий раз?

Девчонка взмахнула полуметровыми ресницами, глянула на меня и задумалась. Ох какой вечностью показались мне эти секунды! А потом сказала:

— Ладно, записывай...

Ура!

— Не взял блокнот! — развел я руками. — Но ты так диктуй! Я запомню!

Настя продиктовала мне заветные семь цифр, которые сразу же намертво врезались мне в память. И записывать нигде не надо было! Я бы и так их ни за что не забыл!

А потом спросила, снимая варежку и подавая на прощание маленькую теплую руку:

— Тогда... до следующего "увала" или как там у вас говорят?

— До следующего! — с готовностью отозвался я. Потом так нежно и ласково, как только мог, пожал крохотные женские пальчики и со скоростью чемпиона мира по бегу припустил к метро "Кутузовская".

В училище я влетел за десять минут до окончания увала. И вовремя! На КПП сегодня дежурил мой давний знакомый — второкурсник Тополь. Опоздай я хоть на секунду — залета не миновать. Этот точно по дружбе "без пяти минут" в увольнительной не поставит.

Залезая в койку, я заметил, что Миха Першин, лежа на спине на своей кровати и глядя в потолок, довольно и мечтательно улыбается. Видать, удачно прошла свиданка у парня с той самой Верой!

И я, уютно устроившись на своей подушке, в тот вечер не мог думать ни о ком, кроме своей новой знакомой.

***

Несмотря на все мои старания, заветный "следующий раз" наступил только через две недели. Ох как я ждал его! Даже дни зачеркивал в маленьком карманном календарике!

Спустя неделю после встречи с Настей, которую я, отморозив пальцы, все-таки добился, меня поставили в наряд — дежурным по роте. Прямо в воскресенье. Вместо однокашника Тимошки Белкина, который временно выбыл из строя. Во время прошлого увала Тим (от большого ума, естественно), простившись со мной, решил навестить старого дворового приятеля, заболевшего ветрянкой.

— Я в детстве болел! — уверенно сказал Тимошка приятелю. — Кажется... Да ты не кипишуй! Зараза к заразе не пристанет! Все будет в ажуре!

Друзья попили чайку у приятеля дома, сожрали по пачке ирисок "Кис-кис", намертво склеивающих зубы, вдоволь вспомнили старые деньки: как пуляли из рогатки, как ели гудрон, как шныряли по чердакам и стройкам...

А уже к вечеру у Тимошки поднялась жесточайшая температура. Ответственные родители засадили отпрыска дома, несмотря на все его попытки "вернуться в училище вовремя". Выперли Тимура за порог, не дав попрощаться с братом, а болящему отроку вызвали врача. Прямо сегодня с утра позвонили в училище с "веселой" новостью.

И теперь Тимошка, пятнистый, как леопард, валялся дома. Свободный от подъемов, нарядов, построений, уроков, беготни на зарядке и всего прочего.

— Лафа теперь ему! — с завистью сказал Тимошкин брат — Тимур. — А мне теперь за этого суслика в нарядах отдуваться! И в увал домой не пойдешь — карантин!

Тимура поставили со мной в наряд — дневальным.

— Ну и что? — пожал я плечами. — Пойдешь в порядке очереди!

— Может, все-таки слиться как-то из училища да чай с Тимом попить из одной кружки? — близнецу пришла вдруг в голову "гениальная" мысль. — Глядишь, и меня положат! А то на следующей неделе контрольная у "Маркуши" по химии. А я ни в зуб ногой... А так в кровати поваляюсь, книжки почитаю...

— Че за бред? Не городи ерунды, Тимур! — осадил я приятеля. — Знаешь, как хреново, когда взрослым ветрянкой болеешь? — счел я нужным предостеречь приятеля.

— Как? Так же, как и дети! Ну в кроватке полежал, зеленкой там помазали...

— А вот ни фига!

Я вспомнил, как, уже будучи майором, цапанул где-то эту "детскую" хворь. Приятного, по правде говоря, было мало.

— Температура шпарит, перед глазами все плывет. Сдохнуть, словом, хочется! — живописал я течение "детской" болезни у подросших. — И так несколько дней, пока не спадет. А еще, зараза, чешется все. А почесать нельзя. Так что давай, Тимур, швабру в руки и шуруй умывальник мыть!

— Ладно! — отверг близнец идею "ветряночного чаепития". И смиренно вздохнул: — Иду, дежурный по роте!

***

Только через две недели я исполнил свою мечту — снова лихо катил по льду вместе с Настей. Только уже не в парке Горького, а на катке ВДНХ.

Фото: https://worldpodium.ru/news/legendarnyy-katok-i-novogodnie-ekskursii-kakie-tradicii-zimnih-prazdnikov-vdnh-sohranilis-do

Все то время, что я торчал в казарме, мы с ней созванивались. Каждый день, едва выдавалась свободная минутка, я бежал к телефону и мужественно выстаивал очередь из изголодавшихся по общению с внешним миром суворовцев. И все ради того, чтобы услышать в трубке голос — самый приятный и красивый во всем СССР семидесятых.

За время телефонных разговоров узнал я о ней немного. Жила моя ненаглядная и правда в доме на Кутузовском. Маменька ее, как и наша Мария Федоровна, в молодости была балериной. Успела даже за кордоном потанцевать в составе балетной труппы. А теперь учила детишек балетному искусству. А отец — вроде как в институте преподавал.

А вот ни Настя, ни ее брат Дениска пока за кордон ни разу не выезжали. Да что там за кордон? Они, кажется, и за пределы маршрута "дом-школа-тренировка" ни разу особо-то не выходили. И сестра, и брат Корольковы жили одной и той же мечтой — стать классными фигуристами.

Настя сегодня была в том самом красно-белом свитере, в котором я ее увидел. Юная, стройная, с хорошо тренированной фигуркой. Веселая и звонкая. Совсем не та усталая и измученная проблемами младшего брата женщина, какой я ее видел всего раз — в той жизни, которая закончилась схваткой с тремя ушлепками во дворе.

Я снова хотел, чтобы время замедлилось. Чтобы каждая секунда, проведенная в обществе этой красавицы, ловко крутящейся на льду, растянулась на час... нет, на месяц! Я пил и пил этот увал, смакуя каждую его капельку. И не хотел, чтобы он заканчивался.

— Смотри! — Настя отпустила мою руку и крутанувшись, подпрыгнула на месте... Разок, другой, третий... — Здорово?

— Здорово! — с готовностью согласился я. — А это какой прыжок? Четверной?

— Тройной пока... — нахмурившись, девушка затормозила возле меня. — Четверные я пока не умею делать... Хотя пора бы!

— Всему свое время... — поспешил я ее успокоить! — Да, кстати! Ты мороженого-то хочешь?

— Слушай, Андрей! — Настя озабоченно посмотрела на часы. — Мне бы домой уже. Скоро репетитор по английскому должен прийти.

— Ноу проблем! Эз ю виш! Провожу? — предложил я.

И галантно предложил даме руку.

— Конечно! — охотно согласилась красавица. А потом, заигрывая, стрельнула глазками: — Можем ко мне зайти, если хочешь... Угощу тебя чаем! Как раз останется еще немного времени!

Еще как хочу!

До самого дома я не выпускал из рук Настину теплую ладошку в варежке. И все проблемы будто разом улетучились. Я кайфовал, наслаждался каждым мгновением своей второй юности. И свидания.

Однако, едва переступив вместе со своей новой знакомой порог ее квартиры на Кутузовском, я понял: кирдык приятному вечеру!

— Ба-бах! — раздался грохот откуда-то из комнаты.