Стратагема несгораемой пешки

03 марта 2069 года. Ницца. 12−00

Ровно в полдень Мартин Данст впервые вышел на террасу лечебницы.

Сделал свои первые шаги за два месяца реабилитации. За его спиной, предупредительные и услужливые, на минимально-допустимом расстоянии следовали трое лучших врачей Сигэюки Такешиге. Данст не замечал тяжести сковывающих грудь каркасов, переплетения труб и тросов, веса медицинских датчиков на руках. Он шел, чтобы увидеть море.

Прохладный пол террасы, еще не успевший толком прогреться, приятно освежал. Ветерок ласкал потрескавшиеся губы.

Мартин тяжело спустился к мраморным ограждениям и осторожно оперся на них локтями. Взглянул на раскинувшуюся бухту. На убегающий к самой воде город и россыпи белоснежных реактивных яхт на глади Залива Ангелов.

Больше не будет кропотливых хирургических операций, вживления имплантатов и регенерации отмерших тканей. Теперь его ждут только тепло, хороший кофе, блаженство и покой.

Фактически, как единогласно твердили врачи, он вернулся с того света. Сделал то, что не удалось погибшему в «Фоертурме» азиатскому курьеру. И пусть почти что превратился в неохума, позволив японцам напичкать себя ненавистными биоусилителями, продолжать жить заставляло одно — больше на этом свете он никогда не встретится с человеком, на два месяца приковавшим его к больничной койке.

Мартин сухо рассмеялся, и низкорослые врачи обеспокоено переглянулись.

Затем Данст твердо ухватился за теплые перила и наклонился вперед, всматриваясь в ультрамариновую даль Средиземного моря. Он будет жить. И когда-нибудь вновь вернется к любимой работе, обновленный и зализавший раны. Вернется, потому что попал, все-таки попал теми двумя пулями, и не в бронежилет ирландца, а в его уязвимые ноги. И потому отныне и до самого конца существование Данста будет еженощно наполнено самым приятным из всех возможных снов — тем самым, где фигурка врага сползает с края небоскреба…

Доппельгангер рассмеялся, на этот раз уверенней и громче. И даже подмигнул весеннему солнцу, висящему над старинным городом.

Скоро он посетит Комитет. Примет поздравления с удачным окончанием партии, пообещает в самое ближайшее время вернуться к оперативной работе. И отправится в Нью-Йорк. Обналичит счет, свяжется с остальными членами группы и Бенджамином Молтоном. Заглянет к Лучано Черепахе узнать последние новости. А затем, с двумя тяжелыми сумками в руках, войдет в любимый подъезд на пересечении Фостер и Кони-Айленд. Потому что больше всего на свете Мартин Данст любил возвращаться домой.

В Квебеке, в строго засекреченной и надежно охраняемой лаборатории Транснационального Статуса «Хитоде» привыкал к своему новому гайдзинскому телу молодой японец — имплицитор, так до конца и не осознавший путь, по которому вернулся в этот непростой и жестокий мир.