Стратагема несгораемой пешки

01 января 2069 года. Гамбург. 08−03

В круглосуточно освещенном городе очень трудно определить, когда начинается рассвет.

Первый луч небесного господина легко перепутать с бликами от голографической рекламы. Помогают лишь таймеры уличных фонарей, настроенные на время восхода. Тогда и становится ясно, что в мегаполис, неохотно продираясь сквозь пики небоскребов, приходит солнечный свет. Приходит, чтобы грустно заглядывать в окна, насыщать накопители на крышах, и знать, что его роль в жизни людей уже не является основополагающей…

На нижних уровнях большого города приход рассвета можно лишь почувствовать. Или понаблюдать в прямом эфире через инфоспатиумные камеры, установленные на вышках. Отмирающие романтики могут попробовать застать его, несколько минут поднимаясь на крышу ближайшей высотки.

Мартин Данст не хотел ехать на лифте. И входить в инфоспатиум он тоже не хотел. А потому, застыв у окна и наблюдая за серой, погруженной в полумрак улицей, мужчина пытался почуять приближающийся рассвет.

Поднял к губам бокал, покачав маслянистый напиток, сделал крошечный глоток виски. На Европу обрушивался новый год — суетливый, злой и бескомпромиссный в не меньшей степени, чем ушедший. В Гамбург приходило первое утро января, оставляя за спиной разоренные праздничные столы, недопитые фужеры и ощущение упущенных возможностей.

Мартин размышлял. Впервые за долгое время почувствовав себя в безопасности. Если не отдохнувшим… совсем не отдохнувшим… то хоть частично-умиротворенным.

Позволить эйфории малой победы затопить себя всецело он не мог — это было бы непростительной роскошью. Но и хладнокровно отринуть достижение, не глотнув его сладкой горечи, не мог.

Не без помощи Бенджамина и Годара ему удалось вскрыть крота. Вынудить девчонку на отчаянный, истеричный шаг, сути которого Данст и сам до конца не понимал. Вывести группу из-под очередного подлого удара, не понеся потерь и покрошив немало врагов. Удалось дать под зад Киллиану Финукейну, еще даже не оказавшись с тем на одном акре земли Альянса.

Впрочем, теперь — оказавшись. Новую базу Доппельгангер устроил под самым боком противника, в каком-то часе лета на соратобу от Кей-Джи-8621, также известного, как «Фоертурм». Также известного, как склеп, в котором лежит имплицитор, чье сознание они должны будут вынудить к копированию при помощи Найджела Карима…

Остальные спали.

Варгас, в чьи обязанности входила утренняя смена охранения, в полглаза. Кольт — его перспективный австралиец, сумевший перестрелять посланных на башню турков и спасти жизнь командира, — крепче мертвого, раскидав руки и опасно свесившись с койки. Вчера Мартин позволил парню поддать жару. Напиться вдрызг, не прибегая к блокираторам алкоголя. Тот определенно заслужил.

Аль-Арманд спал, все еще постанывая, когда переворачивался на больную ногу. Карим — чутко и нервно, подрагивая и что-то бормоча. Сантейро — неподвижно, будто труп. Годар уснул, сидя в кресле, и по стакану бренди, до сих пор зажатому в его руке, было невозможно определить, действительно ли юрэй заснул, или лишь притворяется, смежив веки.

Мартин Данст смотрел на огромный, шумный, людный сверх меры город, готовящийся проснуться и встретить первый январский рассвет. Подобно полководцам древности, по утру рассматривавшим поле предстоящей битвы, он изучал похмельный город, разорванный на куски вездесущими Статусами и их цитаделями. Взирая на мир с высоты, Доппельгангер раз за разом прокручивал в голове составленный план, дополняя его последними штрихами…

Вскинувшись, проснулся Тайпан. Все еще обиженный, что ему не позволили выпить даже шампанского. Потер лицо, прокурсировав в туалет. Долго шумел водой, заставив Карима всхлипнуть и перевернуться на другой бок. Наконец нарисовался на пороге, вытирая лицо старым полотенцем, найденным в шкафах съемного кондоминиума. Уставился на командира, уже приготовившись повторить гневную речь о запрете на выпивку, но вдруг прищурился. По его отражению в оконном стекле пронеслись два курьерских соратобу. Данст сделал крохотный глоток виски, заметив, что лед окончательно растаял.

— Ты что, совсем не спал? — осторожно поинтересовался Исмаэль, отчего Найджел снова забормотал на неразборчивом диалекте всех тревожно-спящих.

— Нет. — Мартин улыбнулся и повел плечом.

— Пойми меня правильно… — резюмировал Варгас, набрасывая влажное полотенце на дверную ручку, — но ты идиот.

— Не хотел.

— Принял важное решение? — Тайпан на цыпочках пересек комнату, больше напоминавшую казарму. Взял с журнального столика пакет с сокосодержащим напитком, присосался к горлышку. — Ведь я прав?

— Прав, — одними губами произнес Доппельгангер, рассматривая город и наслаивающееся на него отражение просторной гостиной. — Этой ночью.

— Брифинг?

— Пакеты с индивидуальными директивами вы получите за три часа до выхода на объект…

Исмаэль поставил пустую картонку на стол, подошел и замер рядом.

— Он ведь ждет нас, да? — пробормотал мексиканец, с недовольством косясь на глыбы небоскребов, обступившие жилую высотку, где обосновалась группа. — Ждет и жаждет поквитаться…

— Ждет, — снова признал Мартин. Но тут же добавил, жадно вдыхая дегтярный запах скотча: — А еще я надеюсь, что он напуган. Смертью своего информатора. Смертью пенетратора, из которого наверняка намеревался выкачать планы штурма. Появлением в наших рядах настоящего юрэя. Нашей удачливостью, позволившей не понести потерь после нападения его китайско-турецких друзей. Нашей терпеливостью.

— Как ни крути, бойцов у лепрекона меньше не стало. — Исмаэль почесал нос, а другой рукой — зад. — Семеро в обороне против шестерых в нападении. Даже не так… против пяти с половиной.

— Перевес в численности не всегда решает исход сражения, — туманно ответил Данст, покачав стаканом. В его голове приятно шумело, а мышцы налились томной усталостью. Даже гелевый корсет, намазанный на перебитые ребра, уже не так затруднял дыхание. — Страх скует его сознание, Исмаэль. Страх заставит его делать ошибку за ошибкой. А затем из пламени битвы появимся мы, неотвратимые и нежданные, и окажемся за его спиной. Он дважды пытался остановить нас еще до начала партии. Ему не удалось. Такое невезение пугает и сильнейших…

— Спорить не стану, — Тайпан вздохнул и оглянулся на комнату, полную спящих мужчин. В углу громоздились ящики с оружием и оборудованием, замаскированные под контейнеры для перевозки антиквариата. — Как ты умудрился отыскать Годара, Доппи?

— Всегда приятно держать наготове козырь? — вопросом на вопрос ответил тот, загадочно улыбнувшись. — Я не планировал использовать его для обнаружения крота, буду честен. Но все сложилось удачно. Девчонка Киллиана не могла устранить меня при нападении азиатов. Затем мы замкнулись и перестали доверять друг другу. А потом я объявил «Флейту», и Маршалл поняла, что теряет нить.

— Ты ее подозревал?

— Конечно. Как и каждого из вас.

— А если бы она осталась в прикрытии… если бы не убедила Кольта в смене директив? — Варгас покачал головой. — Она могла перещелкать нас с башни. Если не всех, то уж нас троих…

— И навсегда запятнать репутационный лист, — прервал его Мартин. — Я вообще удивлен, что она лично стреляла в меня. При плане «таскаем каштаны чужими руками» это было безрассудным и отчаянным поступком. Может быть, мы чего-то не знаем о ее личных отношениях с Финукейном?

— Доппи, ты серьезно?

Варгас скривился, даже не подозревая о глубине заблуждений. Он никогда не позволял отношениям с противоположным полом помешать работе, и искренне недоумевал, когда такую ошибку совершал кто-то из высшего эшелона пешек. На этот вопрос Доппельгангер отвечать не стал. Покривил губу, будто размышляя, и сделал еще один глоточек.

Какое-то время они молчали, рассматривая пролетающие мимо соратобу. Движение становилось все более оживленным; слева по монорельсу с низким стоном пронесся пассажирский экспресс. Выходили на боевое дежурство летающие дроны с подвешенными к ним рекламными стягами Статусов. Выдвигались на работу клерки, менеджеры, бандиты, таксисты, повара, операторы инфоспатиума, банкиры и копы. Новый мир не знал выходных…

Озябшие за ночь небоскребы жались друг к другу. Среди их бетонных нагромождений, уже раскрасив верхушку первыми мазками зари, виднелся Кей-Джи-8621.

— А эту хреновину… — зевнув, уточнил Исмаэль, словно вспомнил что-то упущенное, — ну крипту, что сидит в башке раненого косоглазого — пойми меня правильно, но ее точно нельзя вырезать? Или унести вместе с головой?

— Я не большой спец в вопросах нейронного или квантового вмешательства в сознание человека, — Данст покачал головой, — но полагаю, что нет…

— Логично, — невесело вздохнул его собеседник. — С чего бы нам быть спецами в электронном мозгоправстве? Наше дело давить на гашетки… Но Карим? — Мексиканец все еще не был уверен в неженке-курьере, что отчетливо слышалось, стоило Варгасу произнести имя имплицитора. — Хоть он-то разбирается?

— Знаешь, Тайпан, у меня тут с ним недавно состоялся любопытный разговор. И после него мне кажется, что в наши дни вообще никто ни в чем не разбирается, — усмехнулся Мартин, уходя от прямого ответа. — Ни имплициторы, носящие в голове черт знает что… ни ученые, изобретающие для неохумов эти самые штуки. Я даже начинаю думать, что любопытство научных работников ТрансСтатов куда глубже их компетенции. Технопрогресс потерял лес за деревьями, и все современные достижения только подтверждают мои опасения. Эти умники открывают новые мощности одну за другой, изобретают новейшие поколения процессоров и мобикомпов, строят титанические подземные коллайдеры, но до сих пор не способны объяснить суть мирозданья. Ни одна открытая частица не приближает нас к откровению. К истине… Ни одна новая операционная система, промышленное химическое соединение или антибиотик. Подчас представляю картину Второго Пришествия…

— Не богохульствуй, пьянчуга…

— Нет-нет, ты только вообрази — уже завтра Иисус возвращается! — Доппельгангер отмахнулся от приятеля, расслабленно улыбнулся и едва заметно качнулся на пятках. — Ученые тут же делают ему сканирование, томографию, берут пробы крови. Но только для того, чтобы доказать, что облученные райским солнцем лейкоциты способны исцелять, скажем, рак. Или новую форму аминотифа. Это, конечно, нужно. Но это же и ужасно… Мы настолько наплевали на божественность мира, что теперь в ней нас не убедит и сын Божий. Только твердь науки под ногами! А затем над этой каплей крови начнутся триста лет научных споров, не имеющих никакого отношения к жизни простых людей. И никто, абсолютно никто не захочет спросить Назаретянина, как же на самом деле была сотворена суть всех вещей и разумов…

Мартин допил виски, с удовольствием поморщившись.

Вгляделся в многослойность фигур на стекле — в отражение комнаты с расстеленными по ней спальными мешками; в собственный безликий силуэт, прозрачный и неподвижный; в квадратные окна высоток, пробивавших этот силуэт насквозь. Вся картина казалась ему крайне символичной и отражающей жизнь второй половины XXI века. Контур прозрачного человека на фоне сотен светящихся окон и неряшливых мазков съемной квартиры…

— Варгас?

— Хм?

— А ты знаешь, кто такие саламандры?

— Ящерицы, не иначе…

Мартин улыбнулся. Подался вперед, утыкаясь носом в холодную плоть панорамного окна.

— Ящерицы… — задумчиво повторил он. — Можно сказать и так… — А затем вдруг произнес, причем плавно и ритмично, будто декламировал стихи: — Саламандры, друг мой, это алчные духи пламени. Мифические твари, живущие на огненных границах ада, родственники драконов… существа стойкие и бесстрашные. Плоть от плоти огня, они купаются в лаве и роют норы у подножья вулканов, презирают жар и всю жизнь сохраняют ледяное спокойствие. Лично для меня они — ожившее воплощение преодоления запретов, ибо лапа саламандры ступает там, куда заказан вход всему живому…

— Допустим, — осторожно признал Исмаэль, с тревогой прислушиваясь к словам командира. Речь того начинала заплетаться — это, наконец, сказывались усталость, ранение и выпивка. — Пойми меня правильно, hombre, но тебя, кажется, заело на мифологической теме…

Тайпан нащупал в кармане капсулу с личными лекарствами, начав отсчитывать на ладонь ударную дозу пилюль. Данст же снова расплылся в улыбке. Довольной и плотоядной, будто был котом, добравшимся до корзины с сырой рыбой. Покачал в воздухе указательным пальцем, подмигнул Тайпану в отражении.

— Скоро ты все узнаешь, — пообещал он и развернулся на пятках, чуть не потеряв равновесия. — А теперь я иду спать…