Стратагема несгораемой пешки

28 декабря 2068 года. Гамбург. 20–42

Раньше было не так.

Раньше Земля не казалась чумазым шариком, окруженным мириадами злых светящихся глаз. Раньше она была небесно-голубой, достойной и требующей восхищения, величественной родиной племени землян, уверенно плывущей среди звезд. Теперь стало по-другому…

Стоит приблизиться к планете из глубин космоса, и вам откроется отнюдь не тот прекрасный вид, что демонстрирует персональный хранитель экрана на экране мобильного терминала — пред брезгливым взором предстанет лишь блеклый шар, покрытый белесой дымкой. Клубок дыма и заводских испражнений.

Его окутывает плотная пыльная пелена, словно кто-то решил замотать шар в старую, заношенную шерстяную шаль. Она не позволяет увидеть, что творится под завесой. Разрывов почти нет, и если, кольцуя по орбите, наблюдателю посчастливится найти хоть один, открывшееся зрелище понравится едва ли.

Больше нет ярких красок — ослепительных пятен пустынь или режущей глаз синевы океана. Все полиняло и потускло, выцвело под беспощадно сверкающим оком гневного Ра. Солнце насмехается, высокомерно осматривая планету, спрятавшуюся за пеленой смога — рано или поздно оно все равно доберется до живущих под ней…

И вот наблюдатель проваливается вниз. Сквозь толщу грязного воздуха и дыма, разрывая в клочки липнущий к лицу покров. Падать тяжело, завеса будто не пускает, но сила притяжения продолжает тянуть вниз, к ослепительно-багровому ядру в глубине планеты. Прямо в ад. В него так долго не верили. Теперь уверовали вновь…

Падение продолжается. И когда пелена неохотно лопнет, пропуская, наблюдающий тоже начинает верить, что попал в преисподнюю. Серая планета горит — ее изможденная шрамами кожа покрыта сверкающим лишаем мегаполисов; она сияет и мистически переливается косметикой из стекла, полированного железа и белоснежного бетона. Люди под урбанистической косметикой следуют древним заветам — они плодятся и размножаются, не зная ни пределов, ни мер.

Наблюдатель стремится вниз, к Европе, усеянной старческими кляксами городов. Темное пятно материка резко приближается, заполняя все вокруг. Шпили небоскребов и вышек прицелены в лицо, создавая иллюзию падения на покрытое шипами дно ловушки. Ловушки, из которой никогда не выбраться, о чем бы ни твердили упертые колонизаторы Марса.

Небоскребы повсюду — убогие и подавляющие воображение роскошью; готично-классические, похожие на древние языческие монолиты, и совершенно невообразимые — фигурные, изломанные фантазией современных архитекторов. Высотки приближаются, грозя ударить. Наблюдатель рвется прочь, сворачивая к северу — к блестящей, хоть и потерявшей лоск водной глади. Почти на подлете, в считанных шагах от Альбиона, он все же рушится в бездну одного из городов, похожего на своих собратьев-близнецов, такого же яркого и неживого.

Теперь башни мелькают со всех сторон.

Окружают, сжимаются, подобно рукотворным Сциллам и Харибдам, готовые стиснуть, придавить и не отпускать. «Будь с нами», говорят они, «хочешь увидеть небо — мы поднимем тебя прямо к облакам; захочешь спрятаться от него — ныряй в лабиринты улиц, где тебя не отыщет и сам Карающий Создатель». Это интригует, это манит. Словно мотыль, уловивший смертоносный сигнал ночного огня, наблюдатель больше не повинуется себе. Мчится к одному из гигантских сталактитов. Четыре сотни метров роста, холодный огонь сверкающих стекол, ажурность тонн металла, массивность форм — все это надвигается вплотную, порабощая…

Близятся огромные железные буквы. Каждая размером с небольшую виллу — это на ледяной груди гиганта сияет величественный логотип Статуса «Конро». Темные, почти непрозрачные окна неохотно пропускают взгляд внутрь. Там, в самом сердце муравейника, кипит жизнь ради спасения жизни.

Широкие залы наполнены людьми. Их десятки, они одеты в белое и суетливо перемещаются меж гудящих машин. С первого взгляда кажется, что они в панике. Но это не так. Здесь идет работа, отлаженная, словно швейцарские часы, быстрая и выверенная. Каждая фигурка в белом отлично знает свое место, каждая делает именно свое дело.

Взгляду наблюдателя предстает просторный центральный зал. Его пространство кажется огромным, потому что этаж совмещен из 66-го и 67-го. Массивная генераторная установка величественно вертит огромные, в три человеческих роста, диски, возвышаясь над полом и снующими вокруг людьми, словно королева племени жалких букашек. За установкой виднеются вспомогательные машины, построенные и смонтированные еще в момент доработки самого небоскреба. Это одно из семи сердец башни — один из наиболее крупных и автономных медицинских центров ТрансСтата.

Генератор негромко гудит, крутит огромные колеса без спиц и мигает терминальными экранами. Установка не одинока — здание питают еще четыре аналогичных гиганта. Но этот этаж нынче самый важный — зона ограниченного доступа ведет беспрерывную борьбу за жизнь одного единственного человека.

В стороне от силовой установки, там, где широкий коридор уводит к пропускному пункту и лифтам, изогнулся длинный полукруг терминалов — здесь осела вычислительная и медицинская техника, мощнейшие машины, опутанные змеиными клубками проводов. Там тоже есть люди, все в белом, все чем-то заняты…

Еще несколько человек можно найти на балконе, наполовину окольцевавшем зал — там спрятан цифровой мозг лаборатории, хранится информация, документы, оружие, сервера систем безопасности и пульты аварийной зачистки комплекса. Под балконом разместились контрольные машины, пункты наблюдения, узел внешней связи и менеджерские отделы контакта с периферией. Белые фигурки спускаются по лестнице, поднимаются, куда-то идут. Гудят лифтовые кабины, мерцают дисплеи, сотни ламп дневного света наполняют залу прохладным рабочим светом.

На северо-запад от генератора уводит еще один коридор. Там разместились кухонные агрегаты, столовая, вентиляционные системы, пункт контроля над отоплением и водоснабжением этажа. Сейчас там безлюдно…

На юго-восток ведет очередной коридорный аппендикс — на другом его конце склады, жилые помещения, камеры миниатюрного зоопарка с подопытными людьми и зверьми, и даже карцер. Здесь хранятся опытные образцы многочисленных экспериментов. Тайны Статуса. Доступ исключительно для персонала категории «А-5».

Наблюдатель скользит вдоль четырехкольцового генераторного тела, сворачивает на север — здесь расположен проход в «белую» полуоткрытую зону. К кабинам физиорегенерации, пультам и очередным терминалам. Прямо по курсу раскинулось море медицинских приборов — переносные и стационарные, они тут повсюду. Носилки, колбы, камеры. Новейшие кабины погружения и целый ряд порталов подключения к инфоспатиуму. Блестят яйцеобразные капсулы, ползут по серому полу провода. Тут тоже людно, белизна царит безраздельно, но суеты меньше, как меньше и работников с правом доступа. Тут только лучшие, рабочая элита.

Если взглянуть направо, можно заметить широкий, обнесенный стеклянными стенами помост.

Он выстроен у панорамного окна, раскинувшегося во всю внешнюю стену. Широкие ступени с четырех сторон поднимают в хрустальную комнату. Доступ категории «А-0», несколько уровней контроля и дезинфекции. Ряды стеклянных дверей, камеры, шлюзы. К белым халатам работающих тут сотрудников Статуса добавляются специальные костюмы и шлемы. Распластанные по стенам терминалы установлены совсем недавно, за ними — проход в центральную кабину. Раненый молодой человек лежит именно там…

В похожей на кокон герметичной камере, наполненной приглушенным светом. Под неусыпным оком датчиков, терминалов и врачей; опутанный проводами и капельницами. Раскосые глаза закрыты, грудь едва приподнимается от слабого, неуверенного дыхания.

Курьер обнажен, лишь легкая накидка прикрывает бедра. На бледной, желтоватого отлива коже страшный, хоть уже и обработанный специалистами «Конро» шрам, словно парня на левом боку проволокли за грузовиком по зубастому щебню. Приборы осторожны в оценках и прогнозах — сознание азиата сейчас находится там, куда им заглянуть невозможно.

Суета не стихает ни на миг.

С раннего утра до позднего вечера.

Человеческий поток вливается на этаж, миновав несколько искусственных «речных порогов». Первым является лифтовой терминал, перед подъемом кабины на этаж считывающий отпечаток ладони и данные индивидуального чипа. После того, как персонал минует массивные двери лифтов, он попадает на внутренний контрольно-пропускной пункт, способный разоблачить лучшие творения современной пластической хирургии. На нем крепкие, но неумелые парни из местечковой службы безопасности Статуса сверяют сетчатку и венозный рисунок тыльной стороны руки.

Затем разношерстный поток медиков вливается на этаж, минует казармы охраны, кружит недолгим водоворотом в зоне раздевалок и превращается в белый, словно по мановению волшебной палочки. Вечер стабильно приносит отлив, зал погружается в полумрак. Оставленный под контролем приборов и немногочисленной ночной смены, раненый имплицитор остается один на один с тьмой и прохладой пустых помещений. Остается, чтобы утром вновь рвануться в бой за собственную жизнь. Ведь он же намерен вернуться?.. Еще больше этого желают бхикшу «Конро».

Текущие проекты ТрансСтата заморожены, дополнительные исследования приостановлены, все силы лаборатории сейчас брошены только на одного человека. Если бы не соображения безопасности и фактор усталости, работы могли бы идти круглые сутки. Впрочем, в этом нет особой необходимости — за последние несколько суток состояние раненого не изменилось ни на йоту, а деятельность лучших медиков компании можно оценить одним словом — пробуксовка. От этого лаборатория фактически простаивает, огромные деньги вылетают в трубу, вызывая гнев корпоративных господ, но отступать не намерен никто.

Бхикшу все же идут на минимизацию затрат: штат временно сокращен, большинству сотрудников урезан рабочий день, повышена сложность доступа, часть разработок перенесена в другие филиалы Статуса. Но коматозного имплицитора это не волнует. Он все еще за гранью. И ему плевать, что в самом преддверии нового года вокруг него выплясывают пятьдесят два ученых и одиннадцать сотрудников службы безопасности. В ближайшую ночную смену число наблюдателей снова сократится до девяти нейрохирургов и… полного отсутствия личных гвардейцев «Конро», потому что…

Потому что прошлой ночью буйство белого было нарушено. В светлых потоках замелькали черные силуэты. Словно демоны, явившиеся в райские сады. Словно трубочисты или золотари, нахально завалившиеся на светский бал. Сутки назад на этаж поднялись семь теней, затянутых в укрепленную кевларом наносинту и искусственную кожу, вооруженных и вездесущих.

Они не стали мешать.

Начали беззвучно перемещаться среди ученых, с затаенной тревогой дожидаясь вечернего часа, когда погаснет центральный свет и залы наполнятся приглушенным красным. Они стали наблюдать, оставаться настороже и ждать хищников, словно сторожевые псы, запущенные в курятник.

В главном зале на серый пол уже легли плоские длинные ящики с армейскими маркировками самых разных Статусов; к порталам внутреннего спатиума подключено несколько новых терминалов и мобикомпов; на расстеленном возле камеры с имплицитором спальном мешке постоянно восседает одна из теней. Наплевав на предупредительные надписи, тени иногда курят. К запахам медикаментов и новенького пластика постепенно примешивается запах оружейной смазки, таббабинола и чего-то еще, чуждого этому стерильному Эдему.

Ученые терпеливо молчат.

Боятся, понимают, работают.

Тени повсюду. Тени наблюдают, не мешая.

Утром одна из них стоит на входе — принюхивается, всматривается, словно живой физиосканер. Так надо. Ночную охрану отныне распускают по домам — наемные псы не видят в ней никакого проку. А еще они продолжают налаживать системы обороны — монтируют, варят, устанавливают. Промеряют залы шагами, метрами и секундами. Раз за разом бегают от поворота к повороту, по условному сигналу рассредоточиваются по лаборатории и занимают заготовленные позиции.

Псы ждут.

Потому что скоро за раненой дичью должны прийти волки.

— Каким бы это не казалось стереотипом, но вентиляционная система современных городских строений часто является слабым местом любого укрепленного пункта, созданного внутри здания…

Бесарт повертел в воздухе рукой, облаченной в нежно-голубую перчатку управления — трехмерная схема этажа повернулась, подчиняясь жесту. Радольский подавил кашель и продолжил, стараясь не обращать внимания на тревожный взгляд со стороны.

— Что это за лабиринт? — спросил его командир.

— Система нагнетания чистого воздуха из парниковых ферм, расположенных на 14–16 этажах «Фоертурма». Здание самодостаточно, имеет массу активных систем генерации и переработки кислорода, энергии и отходов, а также потребления углекислого газа. На внутренних фермах в основном выращивают генно-селектированные герань, лимоны, самшит и кипарисы.

— Габариты воздухотоводов?

— По меркам вентиляционных систем — настоящий хайвэй. Вот, смотри… Зеленым обозначены основные ответвления и шахты «нашего» блока «Фоертурма», — продолжил пенс, глотая приступ. — Вот тут и тут они перекрыты базовыми защитными механизмами, что делает этаж действительно автономным. Но при проникновении сверху и вот отсюда, — проекция снова наклонилась и поплыла вперед, приближаясь, — противник с высокой вероятностью может получить доступ в основные воздухоочистительные узлы.

Киллиан кивнул, внимательно всматриваясь в план. Положив ладонь на трекбол, он лично завертел карту в воздухе. Изображение зарябило, покрылось пленкой. Выбрав нужный ракурс, Финукейн остановил вращение.

— Отлично, chara… — Вожак наклонился вперед, опуская подбородок на сжатый кулак. Скосил глаза на специалиста по обороне. — Варианты?

— Несколько, — Радольский привстал, подтягивая по белой столешнице еще один отрядный мобикомп, — вот… Установка сигнализации и датчиков слежения не займет много времени. Также мы в состоянии элементарно заблокировать проходы, как поступили с баррикадированием аварийных лестниц. Однако такой ход, хоть он и является самым простым решением, снизит работоспособность комплекса в целом. Такой план необходимо согласовать с руководством «белого» блока — ветку, идущую на раненного, полностью перекрыть мы все равно не сможем, так что…

— Еще? — Рыжий нетерпеливо заерзал на стуле, осматривая зал.

Еще несколько минут, и окружающие их суетливые людишки наконец-то потянутся домой. Медики уже закрывали программы и сворачивали оборудование, готовясь к окончанию рабочего дня. Радольский, уловивший настроение командира, ничего не сказал. Усмехнулся, маскируя подступавший кашель.

— Дополнительные варианты предусматривают минирование, газовое минирование, засады на возможных подступах неприятеля и…

— Вот это… — неожиданно резко перебил его Финукейн. Палец ирландца уперся в схему, разрывая голографический чертеж. — Что здесь?

— Где? — Бесарт нахмурился, мимолетно сверился с данными. — Это и есть основной очистительный узел. Колена шахт и ответвлений в этом месте концентрируются. Вот тут расположены машины стабилизации давления, после чего каналы разбегаются по системе здесь и здесь. — Он покачал головой. — Намекну еще раз, Киллиан, перекрыть этот узел мы не в состоянии — этаж элементарно задохнется…

Негромкий мелодичный перезвон наполнил лабораторию, оповещая об окончании смены.

— Закончим позже. — Киллиан отодвинулся от тактического стола и встал. — Собери группу через четверть часа, после того, как этот белохалатный сброд вытряхнется прочь…

Бесарт кивнул и поднялся вслед за командиром.

Ученые чаячьей стайкой потянулись в генераторный зал. Было весьма забавно наблюдать, как вокруг плотной группы служащих Статуса, словно не позволяя стаду разбрестись, неторопливо прогуливаются Байн и Порох. Словно пасущие овец собаки…

Наконец зал опустел, гомон смолк, и на лабораторию опустилась тишина. Вставали в режим ожидания умные машины, отключались ненужные. Одна за одной, пощелкивая, гасли системы центрального освещения. За ними на пост взошли ночные огни — приглушенный редкий свет. Величественный кольцевой генератор замедлил работу.

Леандро, Алексей и Марго вежливо, как делали это каждый вечер, проводили сотрудников вон. Приняли вахту от офицера службы безопасности, заблокировали этаж и быстро вернулись к камере имплицитора. До заступления на ночную смену новой группы медиков оставалось еще почти полчаса.

Разбрасывая шуршащее эхо по опустевшим помещениям, группа Финукейна разбилась на пары. Быстро, повторяя заученный маршрут, прочесала лабораторию. На запястьях пешек виднелись тонкие электронные браслеты, гарантирующие доступ в любое помещение оберегаемого объекта.

Этаж оказался пуст. Датчики слежения молчали; Радольский, восседавший на боевом посту за рядами мониторов, судорожно сдерживал душивший его кашель.

Огромные залы, еще десять минут назад такие шумные и оживленные, теперь населялись лишь горсткой людей. И еще одним, сейчас принадлежавшим этому миру лишь наполовину…

Суеверный страх, порой посещающий и самого отважного, приходящий из потаенных глубин сущности, незаметно наполнял души. От него не спасали ни автоматические винтовки на животах, ни мощные фонари, способные проткнуть любую тьму — покинутые помещения напоминали древние пещеры, в которых небезопасно, особенно с наступлением ночи.

Проверив территорию, наемники собрались в зале имплицитора.

Подтянув кресла ушедших медиков к тактическому столу, расселись полукругом, едва слышно переговариваясь. По пустынной лаборатории неслись неторопливые обрывки фраз и скрип амуниции.

Киллиан, приказав Анджею прикатить с кухни здоровенный аппарат для варки кофе, хлопком в ладоши привлек внимание группы. Развернул голографическую панель в полный размер. Разговоры поутихли, все обратились в слух. Вне круга остался только Радольский, издали прислушивавшийся к словам командира и старавшийся лишний раз не кашлять.

— Внимание, — рыжеволосый поднял руку, прекращая ленивый треп Порханова и Байна, — брифинг будет коротким, так что прошу не отвлекаться.

Ирландец повернулся в сторону Бесарта, сделал знак рукой. Радольский кивнул и укрепил на лбу ободок наушников, а Киллиан натянул на запястье пульт дистанционного управления. Звонко лопнув — будто кто-то проткнул великанской иглой огромный воздушный шар, — сидящих бойцов накрыла непроницаемая волна акустического блокиратора.

— Итак… — начал Финукейн, покосившись на Радольского. Тот поднял руку, подтверждая, что слышит хорошо и четко. — Итак, каждый из вас знает, что превентивный удар по группе противника окончился полной неудачей наших сомнительных союзников, к помощи коих мне все-таки пришлось прибегнуть…

Проекторы мигнули. Выплеснули в воздух несколько парящих экранов, на которые поступала одна и та же картина, снятая с разных ракурсов — дымящийся склад на окраине промышленного квартала.

— Провокация не удалась, — невесело продолжил старший пенс. — Противник мало того, что отбил нападение, но и умудрился разгромить штурмовую бригаду китайцев, любезно предоставленную нам в обмен на некоторые… выгодные условия. Еще вчера для многих из вас эта акция оставалась тайной. Что вполне логично, — Киллиан пожал плечами, словно говорил о само собой разумеющемся. — Привлечение посторонних сил в войне пешек не лучшим образом влияет на чистоту репутационного листа. Но спешу заверить, вся ответственность лежит только на мне…

Он замолчал, покачнулся на пятках и вздохнул, будто смиряясь с неизбежным.

— Увы, но теперь мы имеем в наличии противника, сорвавшегося с крючка. Наш осведомитель пока тоже не имеет возможности сообщить ничего определенного. Данст ушел в тину, и где объявится в следующий раз, пока загадка. Что же мы имеем в остатке?

Киллиан взмахнул рукой, свободной от браслета управления, словно собирался дирижировать оркестром. Пешки напряженно молчали. Тяжело дышал Аметист, Зентек стрелял глазами по сторонам. Ландау и Байн оставались внешне спокойны, улавливая каждый жест командира; и лишь Порох, казалось, вот-вот задремлет, по-хозяйски развалившись в кресле.

— Данст оказался готов, — с горечью признал Киллиан, и присутствующие также услышали в его голосе откровенное восхищение. Команда переглянулась, но украдкой, без комментариев. — Подготовлен в большей степени, чем я ожидал. Четок и дисциплинирован. Отстрелялся, не понеся потерь, перескочил на новую базу. Рельсы, по которым движется американец, нам подорвать не удалось. Это минус… Но есть и плюсы — во-первых, теперь мы знаем, что группа Данста насчитывает не четыре-пять бойцов, как это было определено моим поверенным ранее, а несколько больше. Мы не потеряли никого из своих, это второе. Также щепетильно планируемая подготовка к визиту в «Фоертурм» демонстрирует необычайно осторожную стратегию наступления Доппельгангера. Медленную, упорную и не рассчитанную на неожиданный прорыв или раш-атаку. Свежий анализ предстоящей партии указывает, что нападения можно не ожидать как минимум трое-четверо суток. Но не думайте, что отсрочка предоставлена нерешительностью. Мартин слизняк и плохой напарник, но не тугодум — полагаю, он просто готовит апперкот…

Киллиан обернулся к терминалу и голографической пушке, сменив файл. Теперь в воздухе повисли различные таблицы, планы и схемы.

— Сегодня ночью люди моего поверенного доставят в башню последнее индивидуальное оборудование, — произнес он, вызвав общий вздох облегчения. Пешки оживились, потирая руки, и от Финукейна это не укрылось. — Да-да, малыши, совершенно верно, совсем скоро можно будет вышвырнуть штатные «Геклеры» и «Беретты», которыми нас любезно снабдили интенданты Статуса.

По летающим экранам поползли строчки ожидаемого оборудования — медикаменты и портативные роботизированные медкомплексы, противогазы, тактические шлемы, бронежилеты на основе тканей из углеродных нанотрубок, более тяжелые средства защиты, радиостанции и средства связи, системы оповещения и сигнализации…

Братья и сестры по оружию, сидящие перед ирландцем, заерзали в предвкушении. Словно малые дети, узнавшие о неожиданном подарке. На лицах появились улыбки, и даже Анджей Зентек на миг перестал быть занудой, отведавшим гнилых слив, и проявил неподдельный интерес.

Впрочем, веселье выглядело напускным — по лицам было заметно, что члены группы весьма неоднозначно оценили поступок командира по привлечению посторонних сил. Может быть, даже подумывали, что стандартная партия превращается в сведение личных счетов. Впрочем, высказывать опасения вслух никто не решался…

— Взрывчатки почти нет, — продолжил ирландец, бегло просматривая список поставок. — Есть шоковые гранаты, осколочные ограниченного радиуса поражения, дымовые. Аналоговые системы прицеливания и ночного виденья. Вследствие низкой надежности и по понятным причинам — а я полагаю, что Данст в состоянии обеспечить свою группу средствами электромагнитного подавления, — от умной электроники я почти отказался. Никаких суперсовременных синхронизированных комспатов, только самые простые системы общей координации плюс старые добрые УКВ. Что тут дальше?.. Шесть персональных пистолетов «Вальтер Р2040», пять пистолет-пулеметов «МР-9 А4» с боеприпасами повышенной бронепробиваемости. Системы бесшумного ведения огня, холодное оружие по спецзаказам. Запасная амуниция, белье, средства личной гигиены с расчетом на несколько недель.

Вдруг заметив в списках что-то интересное, Порох встрепенулся и подался вперед.

— Совершенно верно, Алексей, — с улыбкой подтвердил Финукейн, — в этой таблице индивидуальные заказы. Твоя неизменная СВДС «Перун». Приклад, правда, прилагается по умолчанию, но я уверен — ты знаешь, как его отстегнуть. С прицелами, однако же, вышла заминка, так что придется довольствоваться простеньким «Триджиконом». «Ремингтон», кстати, тоже доставят…

Русский расцвел, а на его лице не осталось ни тени сонливости.

— Байн, — Киллиан перевел взгляд, — я все же смог достать твою «Л-960-А6». Такие игрушки на берегах Альбиона стоят бешеных денег, так что поверенный обратился к арабам. Прицел тоже будет стандартный, хоть и не самый дерьмовый. Аметист — твой «Миними-М-3900» и боеприпасы… Скажи, Эджиде, ты же не собираешься пулеметным огнем попортить Статусу его бесценное оборудование?

Темнокожий криво улыбнулся, оценивая шутку, но командиру благодарно кивнул.

— Зентек, твоя «Тавор МТАР-54» тоже нашлась, — с удовлетворением от проделанной работы продолжал отчитываться рыжеволосый, — как ты просил, иудейка приедет в комплекте с подствольным гранатометом. Надеюсь, ты не присоединишься к Аметисту, если он решит тут все уничтожить — если мы повредим этажный генератор и оборудование начнет выходить из строя, отключив объект от системы жизнеобеспечения, заказчики этого не оценят… Так, дальше… мой заокеанский коротыш «Кел-Тек ХФБ», прицелы… Марго, твой «Браунинг», собранный по личному заказу. В общем, все довольны, Санта никого не обидел. А вообще, друзья, на будущее советую брать пример с Бесарта. Неприхотлив, скромен, не тратит командирских денег впустую и согласен убивать из любого оружия, что ему дадут.

— Вот пусть он и воюет со штатным «Геклером» Статуса… — беззлобно проворчал Порох, отчего Байн и даже сам Радольский улыбнулись.

— Впрочем, на этом экономия на нашем технике заканчивается, — с шутливым укором продолжил Киллиан. — Охранное снаряжение, заказанное все тем же Радольским, окончательно подорвало семейный бюджет. Камеры, физиосканеры, датчики, сенсоры… Когда будете получать премию, знайте, кому обязаны ее ничтожностью…

Напряжение, скопившееся после вестей о провале китайцев, окончательно рассеялось.

— После получения подарков заступайте на стандартное дежурство, — продолжил командир, сворачивая таблицы. — И помните, что с этой минуты мы начинаем настоящую работу. Партия ведется по известному плану, никакой самодеятельности. Каждый шаг отработан множество раз, каждый пенс знает свое место. Графики смен вызубрить, с автоматическим оружием не расставаться вообще даже в отхожих местах. Еще кое что… Теперь мы тут — хозяева. Любой подозрительный сотрудник или ситуация всецело отдается на ваш откуп. Не теряйте головы и держите ухо востро. Передатчик УКВ вам отныне лучший друг, но не забывайте координироваться через нашего волшебника, — Киллиан коротко мотнул головой в сторону Радольского. — Он разошлет график смены частот и циклы сканирования этажа. Еще я хочу, чтобы каждую свободную минуту вы уделяли изучению «Фоертурма» и разработкам вариантов возможного штурма. Жду любых мыслей. Против нас воюют профессионалы. Но они тоже люди, а это означает, что у них есть свои слабые места. Нащупаем их — победим. Вопросы?

Порох лениво поднял руку.

— Когда уже Санта доставит посылки?

— Все свободны, — ирландец проигнорировал дурашливый вопрос, снимая с запястья браслет. Вынул из нагрудного кармана пачку сигарет, дезактивировал купол аудиальной блокировки. — Действующей двойке приготовиться к встрече посылки и ночной смены. Остальным разойтись!

Скрипя подошвами, наемники разбрелись. Порох, подчиняясь расписанию, направился на пост к капсуле имплицитора. Остальные — к лифтам, с азартом обсуждая скорую доставку персонального оружия…

За тактическими терминалами остались двое. Один — лихорадочно-напряженный, взведенный, азартно-возбужденный, готовый думать даже во сне и принимать непростые решения. Второй — заживо сжигаемый недугом, едва сдерживающий рев кашля, словно приклеившийся к экранам камер наблюдения. Наступила тишина, нарушаемая лишь стуком пальцев по спроецированной на столешницу клавиатуре. Закуривший ирландец старался выдыхать так, чтобы дым не попадал на Радольского…

Грузчики Шлейзинга прибыли за пять минут до ночной партии ученых. Сбросили в спатиум обновленные пароли, прошли все необходимые стадии сканирования, получили доступ на этаж. Разгружали умело и быстро, не глядя по сторонам и, особенно старательно, в лица пешек. Оставив длинные плоские короба возле лифтовых дверей, так что шустро погрузились в кабину и отбыли.

Зентек первым вскрыл ящик, промаркированный его индивидуальным кодом. Оскалился, пригладил блестящие волосы, похожие на шкурку выдры, и стал еще сильнее похож на прямоходящего хищного зверька. Бережно провел рукой по металлу, поблескивающему сквозь фабричную упаковку.

Помещение поста охраны наполнил треск вскрываемых замков — пенсы торопились заполучить долгожданное оружие. Аметист с легкостью, обеспеченной механическими кистями и оксид-ванадиевыми мышцами предплечий, вертел в руках пулемет. Марго бережно перебирала детали разобранного пистолета. Русский с необъяснимым остервенением отстегивал приклад от массивной снайперской винтовки.

— Эджиде? — Анджей неторопливо разворачивал упаковку, осторожно откладывая в сторону пенопластовые прокладки. Покосился на широкоплечего Дрейфуса. — А почему огнестрел? Мы что, до сих пор в семнадцатом веке?

Темнокожий, пересчитывавший короба с пулеметными лентами, покосился на поляка. Приподнял бровь, молча демонстрируя легкое недоумение. В тоскливой иллюминации ламп ночного освещения его смуглая кожа мертво блестела, словно некачественный синтетический дубликат.

— Почему никто в группе не заказал энергетическую пушку? — развил свою мысль Зентек, заметив его непонимание. — Мы имеем доступ к богатейшим арсеналам Статусов, к лучшим образцам ручного оружия, разработанного в наши дни… и продолжаем стрелять из образцов двадцатилетней давности…

Выразительно взглянув на винтовку государства, еще в середине века прекратившего свое существование, которую держал в руках Анджей, здоровяк лишь хмыкнул.

— Ненадежно.

Довольствовавшись этим коротким, но предельно информативным ответом, Эджиде вернулся к подсчету боеприпасов. Вскрыл соседний ящик, изучая упакованные в полиэтилен бронежилеты. Мимо, скуля подошвами армейских ботинок по полированному полу лаборатории, прошел Байн. Демонстративно постучал кончиком пальца по торчащему из уха наушнику, кивнул Дрейфусу.

— Ночная смена на подходе, впускаю. Убирайте добро, чтобы не шокировать высоколобых, и заступай. Частота 17−7…

Мавр кивнул, укладывая «Миними» на плечо. Свободной рукой подхватил сразу три сменных магазина, удалился в сторону открытого поста охраны. Леандро, о чем-то болтая с безопасниками на нижних этажах, принялся распечатывать бронежилет. Под потолком прокатился мелодичный перезвон, означавший начало ночного дежурства ученых.

Ящики оттянули прочь, подальше от любопытных глаз. Пешки спешно разобрали доставленные богатства, разбрелись по постам. Русский, подложив под голову короткое четырехзарядное ружье, растянулся на спальнике возле кабины имплицитора. Марго возилась с застежками брони, подгоняя панцирь по фигуре. Зентек, рассовав запасные магазины по подсумкам на боках, зарядил винтовку и теперь проверял подствольный гранатомет. Поцокал языком, выражая высшую степень довольства, отстегнул со слинга штатный «Геклер» и привесил новое оружие на грудь.

Аметист, регулирующий гидравлические шарниры под столом встречающего охранника, взглянул на него снизу вверх. Притянул к себе ящик, в котором громоздились инструменты и портативный сварочник. И вдруг:

— Шесть лет назад, — неожиданно сказал Эджиде, как ни в чем не бывало продолжая прерванный разговор, — отделение австрийского Статуса «Штайер» разработало летальный излучатель «Вультура». Емкость аккумулятора: три сотни полновесных залпов; убойная дальность — семьдесят метров; вес не более пятисот грамм. Отклонений выстрела нет, входное отверстие при попадании с пятидесяти шагов равно сантиметру, выходное — почти тридцать. Обугливает, запекает, отрезает. Собран из современных материалов, не обнаруживается сканерами и детекторами, размеры позволяют прятать его даже в трусах.

Звериное лицо Зентека сменило сразу несколько противоречивых эмоций. Теперь пришла его очередь недоумевать, и он застыл возле стола, превращенного в оборонительный рубеж. Куснув губу, пешка несколько секунд наблюдал, как темнокожий снаряжает пулемет. Системы наблюдения сообщали, что лифт уже везет в лабораторию десант ночных работников.

— Так чего же ты не купишь себе такую игрушку? — осторожно спросил он.

— А ты? — Дрейфус с неоднозначной улыбкой вернул ему вопрос.

— Нравится запах пороха, — прищурился поляк.

— Мне тоже, — кивнул Эджиде, прилаживая пулемет на станину и занимая место напротив лифтовых дверей. — Просто обожаю. А теперь уберись с линии огня…

Зентек повиновался, все еще сбитый с толку странным комментарием пулеметчика. Бросил настороженный взгляд на лифты. Машинально провел рукой по амуниции — ножу на груди, пистолету на бедре, компактному пистолет-пулемету на другом, подсумкам и, наконец, — по своей новенькой израильской винтовке. Все еще кусая губу, зашагал вглубь лаборатории, расслышав, как Эджиде дает Байну добро на запуск ученых.

Пенс побродил по залу генератора, перешел в медицинский блок.

С любопытством покосился на командира и Радольского, прилипших к терминалам. Хотел было завязать разговор с Ландау, но та всем своим видом демонстрировала, что на товарищеские беседы не настроена. Тогда поляк направился к капсуле раненого японца. Возле нее, сунув под бочок плоский лист музыкального проигрывателя, полулежал Порох, ковыряясь в устройстве ненаглядной СВДС.

Анджей подошел, нависая.

Какое-то время молча наблюдал за необычным таинством — открыв матовую шкатулку из легкого серебристого сплава, русский бережно вынул из нее съемный винтовочный приклад. Эргономичный, раздвижной и настраиваемый в нескольких различных плоскостях. Его покрывали тонкие лакированные пластинки из красного дерева, и почти каждая из них была украшена тонкими линиями засечек. Алексей бережно протер артефакт, осторожно прилаживая на новое оружие.

— Тоже предпочитаешь запах настоящего пороха? — с легкой усмешкой осведомился Зентек, склонив голову.

— А? — Порханов словно очнулся от транса, как будто только сейчас заметив стоящего рядом пенса. Пожал плечами. — Не то, чтобы очень. Наверное, я просто слишком стар, чтобы переучиваться на всякое новомодное дерьмо… Вот те, кто придут за нами, — он многозначительно покивал, — вот они уже будут жарить друг друга, что в твоей фантастике…

— А за нами придут? — Зентек, искренне обрадовавшись завязавшемуся разговору, легко опустился на ступени постамента, увенчанного регенерационной кабиной. — Думаешь, профессия пенса будет существовать в следующем поколении?

Из плоского проигрывателя, тоже внесенного предприимчивым русским в смету, неслось повествование о нелегкой судьбе вора, которому еще сидеть долго-долго, а на воле сейчас так хорошо.

— Война никогда не меняется, — Порох задумчиво озвучил старинный афоризм, продолжая колдовать над прикладом. — Да, сейчас нет необходимости в многомиллионных армиях — залежи полезных ископаемых контролируются Статусами, границы стали фикцией, сражения выигрывают группы в совершенстве экипированных пешек. Да, государства и нации растворились в ТрансСтатах. Но война никуда не делась. А вот экономическую эффективность бойни на запугивание, уничтожение ценностей или истребление живой силы бхикшу просекли куда раньше иных. Им даже удалось склонить на свою сторону большинство радикальных религиозных формирований. А на этом благостном фоне мы остались фактически единственной эффективной силой по мускульному решению коммерческих разногласий. Думаешь, такое положение позволит профессии утонуть? Сомневаюсь… Останется она, что твои пирамиды Хеопса, зуб даю. Со всеми ее профсоюзами, Комитетами, надбавками за вредность и страховками… Мы уйдем, придут другие. Моложе, злее, активнее. Вооруженные бластерами, как об этом мечталось в детстве.

— А ты когда-нибудь жалел о своем выборе? — спросил Анджей. Вздрогнул, осознав, что излишне близко подобрался к той черте, за которой начиналось нарушение этических запретов и условностей их необычного промысла. — Ну, то есть… Это ведь странная работа, — торопливо признал он. — Мы ничего не знаем друг о друге. Не имеем семей, детей, родни. Не знаем привычек, увлечений, запретных тем. Тебя никогда не тяготил такой подход к ремеслу?

Против его ожиданий, русский не замкнулся, а охотно, хоть и увлеченный наладкой оружия, поддержал разговор. Поерзал на мешке, вздохнул.

— Да я как-то не заморачивался, знаешь ли… — Он наконец пристегнул к винтовке персональный приклад, любуясь проделанной работой, будто заправский ювелир. — Ну и что с того, что мы безликие шестеренки гигантской машины, копящие на сытую пенсию. Думаешь, рабочие корпоративного завода много знают о привычках и семьях друг друга? И если такое положение дел устраивает их, отчего должно не устраивать нас?

— А у тебя есть семья? — вдруг спросил Зентек, и на этот раз Порох посмотрел на него с откровенным предостережением.

— Была… — скупо ответил он, вернувшись к настройке талисмана. — Добро пожаловать в современный мир, наполненный уникальной индивидуальностью инфоспатиумных аватаров и обезличенный в реальности, несмотря на массу возможностей, прогресс или колонизацию Марса и Луны…

Анджей, пожалевший о нарушении негласных границ, какое-то время молчал. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, взялся проверять устройство подствольника. Затем все же спросил:

— А угрызения совести тебя никогда не мучили?

— Угрызения совести? — Порох удивленно вскинул голову и вдруг искренне рассмеялся. — Ты шутишь, Зентек? Я, может, и не семи пядей во лбу, как наш огненногривый вожак, но недурно знаю человеческую историю, чтобы верить в совесть, душу или вселенскую справедливость. Да, когда мы рубим лес, летят щепки. Но когда бхикшу голубых кровей росчерком пера увольняет пару тысяч человек с предприятия в Сингапуре и рушит судьбы многодетных семей, чем это отличается от сопутствующего ущерба наших «шахматных партий»?

На это Анджей ничего возразить не смог. Потупился, уже не очень-то довольный тем, что поднял эту тему; потер висок, чувствуя на искусственной коже перчаток запах оружейной смазки. Пожал плечами.

Беседа, изначально задуманная для коротания времени, угасла, как огонек свечи. Порох продолжил возиться с винтовкой, Зентек бесшумно поднялся на ноги и вышел в генераторный. Осмотрел зал, по которому уже сновали ночные наблюдатели за приборами.

Заметил Ландау — развернув стул спинкой вперед, та сидела за одним из менеджерских столов под лестницей на балкон, поглощенная неторопливой чисткой разобранного пистолета. Перед наемницей деловито гудел портативный принтер трехмерной печати — аппарат распечатывал индивидуальные оружейные рукоятки, обработанные по слепкам ладоней каждой из киллиановских пешек.

Поляк подошел. Какое-то время молча наблюдал, как ловкие пальцы девушки порхают над деталями оружия, одобрительно хмыкнул.

— У тебя умелые руки, Марго, — игриво произнес он, поправляя на плече тактический ремень.

Та удостоила бойца косым взглядом, недоверчиво нахмурилась.

— Тебе говорили, что ты не умеешь делать комплиментов? — спросила она.

Проигнорировав прохладу тона, Анджей уставился в расстегнутый до пояса комбинезон, под которым виднелось утягивающее грудь термобелье.

— Намекали, — изогнув бровь, продолжил поляк. — А вообще ты в отличной форме, знаешь?

— Зентек, ты что, — изумилась Ландау, откладывая затвор с пружиной и поднимая голову, — клеишься?

— Ну отчего же сразу кле…

— Сходил бы ты лучше в подсобку, приятель, — не дав ему оправдаться, отрезала девушка. — Погоняй шкурку, сбрось напряжение. Или закажи у Финукейна сеанс инфоспатиумного порно. Потрясающая достоверность, сама проверяла. Выйдет дешевле.

— Эй, эй! — Тот примирительно поднял раскрытые ладони, демонстративно качнувшись назад. — Ты чего это? Я же не со зла, просто хотел поддержать беседу…

Глаза Марго превратились в щелки. Скулы заходили, словно она обдумывала какой-то важный вопрос, а затем Ландау вдруг плотоядно осмотрела пенса с ног до головы.

— Впрочем, есть способ раз и навсегда пресечь твои неловкие заигрывания, — шепотом произнесла она, томно облизав губы. — Мне не шестнадцать, Анджей, тебе тоже. Пойдем-ка на кухню. Я покажу, что руки у меня действительно умелые, а форма заставляет завидовать девчонок из групп спортивной поддержки. Согласен? Быстро и без поцелуев. Только потом не хныкать. Ну, так что?

Зентек откровенно опешил. Его подвижное лицо снова сменило сразу несколько эмоций, словно по заросшему травой полю пронесся своевольный и переменчивый ветерок. Он натянуто улыбнулся, медленно опустил руки.

— Не нужно заводиться, Марго… я отваливаю, — сдавленно пробормотал он, делая робкий шаг от стола. — Прости, что потревожил…

Победно оскалившись, Маргарита вернулась к сборке пистолета. За считанные секунды поставила на место съемные детали, осторожно примкнула магазин, щелкнула затвором. Выставив «Браунинг» на предохранитель, вынула из набедренной кобуры штатную «Беретту», брезгливо отложила и убрала новый пистолет на ее место. Наблюдая, как пешка меняет в подсумках запасные обоймы, Зентек попятился еще сильнее.

Сделал круг по залу, провожаемый настороженными взглядами ученых, вернулся к кабине имплицитора.

— У нее не совсем все дома, я верно понимаю? — с возмущенным фырканьем спросил он у русского, неспешно прилаживавшего винтовочный ремень. — Стерва…

— Ты про Маргошечку? — тот отвлекся, исподлобья взглянув на излишне разговорчивого коллегу. — Да нет, Зентек, если тут кто и спятил, так это ты.

— С чего это? — неподдельно изумился поляк. — Просто хотел узнать поближе…

— Не советую, — честно ответил Алексей. — Бесплатный совет: держись от нее подальше. Даже если она ничего тебе не оторвет своими имплантатами, это упущение с удовольствием восполнит Финукейн…

— Командир имеет на нее виды? — одними губами спросил Зентек, а глаза его вспыхнули. Как у крысы, учуявшей запах подгнившего яблока.

— Ты, погляжу, совсем слепой… — Порох отложил винтовку на колени и покачал головой.

— Вовсе нет, — его собеседник недовольно дернул узким подбородком и пригладил лакированные волосы. — Отлично вижу, что ополоумевшая девка таскается за рыжим, а тому на нее откровенно наплевать…

— Без обид, братишка, но ты идиот, — беззлобно улыбнулся русский. — Или совсем ничего не знаешь об ирландцах.

Словно прочитав их мысли, Киллиан вдруг поднял голову, глядя на поляка со своего места рядом со Радольским. Слышать беседу он не мог, как и обладать телепатией, но Анджей все равно вздрогнул. Рыжеволосый смотрел долго, оценивая, и было совершенно непонятно, разглядывает ли он своего бойца или задумчиво уставился на кабину раненого имплицитора.

— Пожевать не хочешь? — спросил Зентек внезапно пересохшими губами, но Порох только замотал головой. — Ну а я пойду, пороюсь в запасах…

Он в одиночестве потопал на кухню, все еще чувствуя на себе цепкий взгляд вожака.

В медицинский блок вошла Марго, на ходу вскрывая жестянку с лимонадом. Неторопливо подобралась к постаменту с противоположной стороны. Заметив ее, русский многозначительно улыбнулся.

— Попытка установить контакт провалилась? — все еще скалясь, спросил он, чуть заметно кивнув в сторону коридора.

— Скользкий тип, — недовольно пробурчала Ландау, присасываясь к напитку. Повела плечами и присела на ту же ступень, где несколькими минутами ранее сидел объект их беседы. — Откуда только Киллиан его откопал?..

— Зуб даю, у парня явные проблемы с головой. Но репутационный лист весьма недурен, — без особенного энтузиазма парировал Порох. — Хотя, признаю, мне от него тоже не по себе…

Мимо прошли двое медиков. С недовольством покосились на наемников, развалившихся перед входом, но все-таки пробрались мимо и скрылись в герметичных недрах капсулы. Марго проводила их оценивающим взглядом, не спуская свободную руку с пистолетной кобуры.

— Как думаешь, он вообще надежен? — спросила девушка, когда за учеными с тихим шипением закрылись прозрачные двери.

— Это пусть Киллиан решает… — Русский встал, разминая ноги, и привесил винтовку на живот. Покрутился, настраивая длину отдельных ремешков-слингов. — Я про Зентека совсем немного слышал.

— Выкладывай, — предложила Марго, сминая упаковку от лимонада.

— Достоверность невысокая, — предупредил Алексей, но от возможности поболтать не отказался. Сел на корточки, жестом подманив пешку поближе. — Вроде как года три назад это было, в подготовительных лагерях на Балканах. Говорят, Зентек проходил там подготовку к работе маневровых отрядов для действий на «выжженных землях». Ну, там искусственный иммунитет к отравляющим, повышенная устойчивость к радиации и так далее. Диверсионные отряды, способные действовать непосредственно после нанесения…

— Я знаю, что такое «выжженные земли».

— Ага. — Порох почесал кончик носа, машинально оглянувшись на коридор, в котором скрылся их коллега. — Вот значит, проходили учения у них. Повышенная сложность, условия боевые, отбор на выбывание. Зентек входил в основную учебную группу. Говорят, паренек подавал надежды. И немалые. И вот они ввосьмером или вдесятером. Из оружия только ножи и веревки, плюс аптечки и немного жратвы; кругом остекленевшая после налета натовцев ядерная пустыня и группа автоматчиков-инструкторов на хвосте.

— Жестко, — задумчиво обронила Марго.

Порох даже замолчал. В неожиданном приступе воспоминаний оба увидели себя — молодых, еще только готовящихся стать полноценными пешками; и образы эти были настолько яркими, что заставили матерых бойцов похолодеть.

…Она, собирающая пистолет за отведенные на это мгновения… за соседним столом напротив, давясь собственным языком от спешки и страха, собирает такой же ствол ее одногруппник. Въедливый запах пота и ружейной смазки бьет в нос… по металлу скользят пальцы… последний щелчок, патрон в ствол… он поворачивается первым, но она стреляет чуть раньше… не целясь, от живота, попадая в лицо. Оценки Комитета, аттестат…

…Он, идущий широким приставным шагом с тяжеленными болванками «Стечкиных» в обеих руках… сосредоточившийся на мишенях у дальней стены… Один шаг, один выстрел, шаг — выстрел. Руки трясутся и дрожат. Между мишенями и русским стрелком — расставленные в шахматном порядке курсанты, совсем еще безусый молодняк, его недавние товарищи. Лица, мелькающие лица и всплывающие в «пробелах» круги мишеней. Пистолеты тяжелы, а ноги так и норовят оступиться… пули проходят совсем близко от голов одногруппников, болезненно-бледных, со сжатыми губами, но широко распахнутыми глазами, иногда снящимися в кошмарах…

Порох хмыкнул, прогоняя морок, и Ландау поморщилась. Словно корила себя за этот ненужный всплеск памяти, способный повлиять на эмоциональное состояние и помешать текущей работе.

— Так вот… — хрипло продолжил Алексей. — Проходит отведенное на миссию время, и тут к лагерю возвращается Зентек. Одинешенек. Весь в крови, но даже не ранен. Что было? Курсанты Клуба устроили засаду — все четко, на пожухлом поле, в траве у тропы. Инструктора клюнули, пошли вперед, подставились. Но тут один из них замечает ловушку, начинается пальба. Пройди все, как задумано, щенки бы вырезали папашек одними железками, но… В общем, группа атакует, окружает стрелков, благо те уже втянулись, и начинают резню. Зентек был одним из тех, кто успел подхватить автомат и не был сразу подстрелен. Он откатывается и начинает крошить. И что ты думаешь? Говорят, с перепугу наш друг начал мазать. Отстрелялся и по своим, и по чужим, а затем ушел в степь. Охотники после этого свернули операцию, но раненых Зентек тащить до лагеря отказался…

Подбрасывая на ладони смятую жестянку, Марго молча покусывала губу. Из проигрывателя на спальном мешке неслась негромкая примитивная музыка. Внутри капсулы с японцем двое ученых изучали показания приборов, остальные притихли на своих рабочих постах. Ирландец и Радольский по-прежнему о чем-то спорили, не отрываясь от голографических панелей тактического стола. В какой момент командир включил над терминалами звуконепроницаемый купол, Ландау не заметила.

— Каждый из нас — непрочитанная книга, — наконец вздохнула девушка, поднимаясь на ноги.

Алексей только хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли подвергая сомнению…

Перед лицом Финукейна крутилась трехмерная схема здания.

Крутилась яркой юлой, бросая на высокий лоб вожака зеленоватые блики и полосы; кружилась перед внутренним взором, затмевая весь остальной мир.

Спокойнее, Киллиан, спокойнее. Профессионалы не потеют.

Финукейн промахнулся с китайцами и не боялся признать это. Хотя бы самому себе. Теперь главное, чтобы оплошность не подорвала его общий рабочий настрой. А уж повторный выход на Данста был лишь делом времени. Например, с помощью стамбульских «Серых волков». Если к этому моменту бывший товарищ сам не выйдет на ирландца…

Рыжеволосый стиснул кулаки.

Когда вспышки боевого азарта сходили на нет, он с запоздалой объективностью начинал видеть, как близко подобрался к той грани, за которой простиралась не работа — личная месть. Вендетта, способная обрушить любой, даже самый продуманный план. Этого он допустить права не имел. Как бы рыжий ни мечтал вцепиться в глотку американца, партия была превыше иных целей.

Впрочем, раз вступив на скользкую дорожку, дело стоит довести до конца. А это означало, что турок подключать все же придется…

Киллиан достал сигарету, размял в пальцах. Покосился на Бесарта, многозначительно отодвинувшегося подальше, убрал обратно в пачку.

Сосредоточиться и все рассчитать — вот как должен поступить Финукейн. А с китайцами они разберутся позднее. Сейчас важно сосредоточиться. Узреть картину издали, во всех ее мелочах и глобальных фрагментах.

— Как ты поступишь, Доппи? — пробормотал рыжий, задумчиво вращая перед собой схему «Фоертурма». — На что осмелишься, куда ударишь?..

Киллиан знал этого пенса. Воевал рядом с ним, командовал им, слушал его мысли.

Как ты поступишь, Доппельгангер?

Внутренний голос, способный ответить за Мартина Данста, молчал.

Осознав, что уже через несколько часов будет знать куда больше, Киллиан едва не вскочил. Снова потянулся за сигаретой, вздохнул, опустил руку. Внезапно положил пальцы на трекбол и раздробил голограмму на несколько фрагментов.

План. Схема. Карта.

Черточки, линии и пунктиры, на которые в этот же самый момент смотрит его персональный враг.

Как он войдет?.. С улицы? Сверху? По стенам? Внедрит человека в штат местных работников? Пробурится из-под пола? Ударит газом, вырубая целое крыло? Запустит клеща, отключая генераторы?

Несмотря на неприязнь, ирландец знал Данста, как умного стратега и расчетливого бойца. Он станет готовиться максимально — пока позволяет время, — долго и тщательно. Приведет свое войско под стены замка, только если будет абсолютно уверен в правильности следующего шага. Скорее всего, не станет рыть подкопов — просто пойдет на продуманный и быстрый штурм.

— И если, Кромвель, ты тогда падешь, — одними губами пробормотал Финукейн, разглядывая трехмерный план так, словно хотел одним взглядом вскрыть цифровой мираж и проникнуть в кодировку виртуальной модели, — ты примешь смерть, как мученик святой…[33]

Они оба читали Лиддел Гарта. И Сунь Цзы читали. И «36 стратагем». Мемуары Луция Корнелия Суллы и учебники Гари Джексона, боевого офицера «морских котиков» и одного из директоров «Черной воды» — праматери Шахматного Клуба. И множество иных мудреных рукописей, раскрывающих дилетанту таинства боевых столкновений. А потому в сознании Киллиана продолжала крепнуть мысль, что Доппи ударит его в лоб. Разумеется, не бездумно, а с созданием железного перевеса. Войдет, потеснит, будет бить тактикой. Людей для этого, увы, у него вполне хватает…

Но полагать, что Данст не воспользуется резервным вариантом, означало не думать вовсе.

Он увидит, где его ждут.

Позволит заметить себя и раскроет намеренья.

Сделает вид, что направляется в ловушку.

Ударит в неожиданном месте.

И продолжит давление по фронту.

Вот его тактика, и иного ждать неразумно…

Где будет нанесен отвлекающий? Стекла, занимающие северную стену лаборатории, непробиваемы, выхлестнуть их можно лишь изнутри, ударив по ключевым местам мощным тактическим зарядом. Шахты лифтов ведут к охраняемому пропускному пункту. Остается вентиляция и перекрытия, местами полые и способные пропустить человека.

Здесь, здесь, еще вот здесь.

— Радольский, что это?

Тот отвечает.

— Понятно.

Отвлекать будут со стороны вентиляционных колодцев. Но главный удар американец нанесет именно там, где его будут ждать. Ждать недостаточно сильно. Как в боксе: противник поднимает руки, и целиком прикрывает голову; а затем чуть-чуть приопускает заслон, выманивая на длинный затяжной выпад. Конечно, некоторые проигнорируют откровенную ловушку. Но не Марти… Тот воспользуется тем, что соперник приоткрылся, пусть даже намеренно и едва… и ударит на опережение. В самую трудную и защищенную из мишеней.

Это означает…

— … необходимо внушить противнику, что мы ожидаем равносильных атак сразу с нескольких направлений, — Киллиан неожиданно осознал, что говорит вслух, а Бесарт внимательно слушает, стараясь не сорваться на кашель. — Однако с центрального — одного из труднейших, — в меньшей степени. В меньшей настолько, чтобы это напоминало нашу легкую оплошность. Излишнюю самоуверенность. Недооценку. И тогда прямолинейность Данста сыграет против него… Впрочем, фланговую группу блокировать тоже придется сюрпризом. Полагаю, именно в их задачу войдет захват мозгов раненого имплицитора.

Финукейн встал, вынимая сигареты и теперь-то уж точно собираясь закурить.

— Мы не станем гадать, откуда вынырнет дублирующая группа Данста, Бесарт, — сказал он, вертя на запястье пульт управления акустическим куполом. — Мы сами укажем ему позицию, с которой нужно появиться. По той же логике. Выброси из головы все варианты подхода. Все, кроме одного. Сконцентрируйся на нем… и Доппи станет думать, что отныне остальные защищены надежнее, чем Форт-Нокс или резиденция МИ5. Но поставь в последнем, нужном тебе коридоре единственный пулемет, вполне преодолимый, и Данст появится в его прицеле, словно вызванный заклинанием демон. Здесь…

Палец ирландца проткнул голограмму.

— Именно здесь. Мне срочно нужна информация о давлении и температурных режимах этих вентиляционных шахт. И, пожалуй, придется все же прикупить кое-какое дополнительное оборудование…