Соколиные перья и зеркало Кощеевны

Глава 7. Деревня Зорянка

Прибравшись вместе с Ксюшей в комнате, Ева набрала номер Михаила Шатунова. Но абонент оказался недоступен, а отец чуть позже написал, что его старого друга сейчас нет в Москве. По словам коллег, он по каким-то делам уехал в Наукоград и предупреждал, что эту неделю проведет на биологическом стационаре и в тайге. Подавив вздох разочарования, Ева еще раз перезвонила маме, уверила, что у нее все порядке и иначе быть не может, и легла.

После предыдущих нескольких почти бессонных ночей заснула она сразу и спала до самого утра без сновидений. И Ксюша, кажется, тоже. Проснувшись от привычного звука пионерского горна, подруги поспешили в медпункт, чтобы успеть до планерки если не увидеться с Филиппом, то хотя бы узнать о его состоянии. Но на полдороге лазарета их встретил он сам, бодрый и оживленный. Видно, что крепкий сон и полеты на соколиных крыльях пошли ему на пользу.

— Ты что, сбежал от тети Зины? — с подозрением глянула на него Ксюша.

— Почему сбежал? — пожал плечами Филипп. — Она меня сама отпустила. Сказала, что здоров и могу вернуться к работе.

— А как же ожог? — удивилась Ева, помнившая, как еще вчера выглядел след от электрического разряда.

— Все зажило, — просиял Филипп.

Видя на лицах подруг недоверие, он повернулся и задрал майку, обнажая спину. Под загорелой кожей красиво бугрились мышцы, в местах, где крепилась повязка, виднелись следы от пластыря. Ожог исчез, не оставив даже воспоминания.

— Вот этот номер! — присвистнула Ксюша. — Зажило быстрее, чем на собаке.

«Или на птице», — с теплотой подумала Ева, вспомнив проплешину на спине сокола.

— Это потому что я опять летал во сне, — бесшабашно по-мальчишески улыбнулся Филипп, обжигая Еву взглядом жарче солнечных лучей.

Он протянул руку, якобы чтобы снять с ее платья принесенный ветром липовый цвет, и прикосновение его пальцев напомнило исполненный нежности взмах крыла сокола. Ей показалось, что заветное перо, которое она по-прежнему держала у сердца, тоже затрепетало, приятно щекоча кожу.

— Хорошо поохотился? — решила подыграть, а заодно проверить, совпадут ли их воспоминания, Ева.

— Неплохо, — посерьезнев, кивнул Филипп. — Сначала видел двух интересных девушек и одну ведьму, затем нагнал обнаглевшую сороку, но воровка от меня ушла. Потом, пока совсем не стемнело, мышковал, а когда солнце село, видимо, заснул где-то на ветке, — добавил он, беззаботно улыбаясь Ксюше, которая на всякий случай проверила его лоб, а потом слегка покрутила у виска.

Ева не выдержала и, прикрыв рот ладошкой, прыснула.

— Да ну вас обоих, — сделала вид, что обиделась, Ксюша. — Идемте. На планерку опоздаем.

Когда они в прекрасном расположении духа переступили дверь директорского кабинета, на них словно повеяло не охлажденным сплит-системой воздухом, а дохнуло ледяным дыханием могилы. В кресле руководителя на председательском месте сидела Карина Ищеева. Татьяна Ивановна суетилась рядом, предлагая важной гостье сваренный секретаршей кофе и бутерброды с добытой явно из личной заначки икрой. Похожий на быка телохранитель о чем-то беседовал с подобострастно заискивающим Николаем Федоровичем.

Вожатые и другие сотрудники жались у двери, словно опасались, что дочь аффинажного короля обратит их в золотые статуи или сделает что похуже. Ева услышала, как Филипп и Ксюша у нее над ухом в один голос крепко выругались.

— Представляю вам нашего нового инвестора, — натянув на пухлое лицо самую приторную из своих улыбок, начала Татьяна Ивановна. — Да что там инвестора, нашу благодетельницу Карину Константиновну. Она готова не только вложить средства в развитие инфраструктуры района, но и сделать в нашем лагере современный ремонт!

Татьяна Ивановна хотела по своему обыкновению продолжить и разразиться панегириком, заодно заклеймив позором безынициативность и безалаберность сотрудников лагеря, словно у кого-то из них имелись припрятанные миллионы. Но Карина Константиновна, бесцеремонно ее перебив, взяла слово сама и достаточно кратко и четко, без перехода на личности обрисовала перспективы.

Она уверила, что слухи о том, что на месте лагеря планирует построить коттеджный поселок, сильно преувеличены. А организация детского отдыха тоже может стать прибыльным бизнесом, тем более что в «Окских зорях», судя по отзывам детей и родителей, собрался уникальный коллектив, способный сделать лето в Средней полосе незабываемым. А если отремонтировать корпуса и провести давно назревавшую реконструкцию здания клуба, то в межсезонье лагерь может стать прекрасной площадкой для бизнес-тренингов и других мероприятий.

На этом планерка завершилась, и слегка сбитые с толку сотрудники разошлись.

— И зачем мы, спрашивается, от журналистов отбивались? — разочарованно нахмурилась, выходя на свежий воздух, Дина. — За нашей спиной все уже решили.

— Взяли Татьяну Ивановну на слабо, — скривилась Ксюша. — А она и уши развесила при словах про инвестиции. И доллары в глазах крутятся!

— Интересно, по какой же цене сюда будут продаваться после ремонта путевки? — по дороге до корпусов попытался прикинуть Вадик.

— Ты вправду веришь, что лагерь останется? — с сомнением глянула на него Дина. — Средняя полоса — это тебе не Турция и даже не наши субтропики. Желающих платить большие деньги за лес и комарье не так уж много.

— Ну не у всех же есть бабушки и дачи, — не сдавался Вадик. — Нынче в моде всякие языковые и просто тематические лагеря, к примеру, в стиле школы чародейства и волшебства.

Ева подумала о том, что, может быть, наследница Бессмертного и в самом деле хочет открыть в «Окских зорях» школу ведьм: надо же растить смену и передавать опыт таким, как Танечка Еланьина. Хотя та со своей гнильцой, кажется, родилась. Нет, дело, видимо, в другом. Похоже, Карине по большому счету все равно, что тут строить. Она заинтересована в том, чтобы любыми путями завладеть именно этим местом. Так же, как ее отец, владевший не одним десятков более прибыльных свалок, не говоря о деятельности на аффинажном заводе, не опасаясь угрозы для репутации, упорно держался за нелегальный полигон на территории заповедника.

Своими соображениями она поделилась с Ксюшей и Филиппом.

Подруга лишь недоуменно пожала плечами, отыскивая в мессенджере контакт приятеля из органов. При этом на ее суровом лице появилось выражение, какое Ева у себя пару раз замечала в зеркале, когда думала о Филиппе. Она не стала допытываться у подруги, при каких обстоятельствах та познакомилась с офицером следственного комитета, чья аватарка в Соцсети выглядела впечатляюще. Круг приятелей Ксюши и раньше поражал разнообразием.

Филипп стоял под сенью сосен, притихший и задумчивый, видимо, что-то сопоставляя и вспоминая.

— Я тут подумал, — наконец решился он поделиться с Евой, пока Ксюша, надковывающая своему знакомому голосовое, отошла в сторону. — Мой прадед Филипп Семенович, о котором мы вчера с тобой вспоминали, был родом откуда-то из этих мест. После войны перебрался в соседнюю область. Поступил на оружейный завод. Он же, как и почти все мужчины у нас в роду, владел кузнечным делом, ведовства даже стеснялся, денег за него не брал. Так ему отец завещал. А тот, говорили, хоть блох и не подковывал, а иголки толщиной с волосок для белошвеек делал.

Ева вспомнила фотографии шаманских оберегов, которые изготавливали не просто мастера, но ведуны-хранильники. Неужели один из предков Филиппа как раз к ним принадлежал? И почему предание семьи Балобановых сохранило воспоминания именно про иглу?

— А ты помнишь, как называлась деревня? — спросила она вполголоса

— Зорянка, — ностальгически улыбнулся Филипп и тут же нахмурился. — А лагерь назвали «Окские зори», — добавил он, спешно открывая поисковик.

Ева собиралась к нему присоединиться, думая о том, что советская власть, прошедшая по старой деревне огненным перстом, еще оказалась милостива, если отдала обжитую землю под детский лагерь. Но тут ей неожиданно позвонила Татьяна Ивановна.

— Евангелина Романовна, не могли бы вы зайти ко мне в кабинет по одному личному вопросу?

Ксюша с Филиппом переглянулись и, не сговариваясь, двинулись было за ней, но Ева их остановила.

Судя по припаркованному возле административного корпуса стильному немецкому внедорожнику черного цвета, в котором скучал водитель, Карина Константиновна еще не уехала. Да и могучий телохранитель теперь подпирал стены директорского кабинета. Сама дочь олигарха по-прежнему совсем уж по-хозяйски сидела за столом и, прихлебывая кофе, показывала Татьяне Ивановне какие-то сметы. При этом ее ухоженные пальцы с достаточно длинным французским маникюром неприятно напоминали Еве загнутые хищные когти.

— Евангелина Романовна, тут такое дело, — начала было Татьяна Ивановна, но Карина опять ее перебила.

— Мне рекомендовали вас как квалифицированного лингвиста с педагогическим образованием и знанием нескольких языков, — кивнула она Еве, оценивающе разглядывая ее со своим ведьминским прищуром. — Сказали, что вы в совершенстве владеете французским и португальским.

— Португальский я изучаю всего пять лет, французский знаю на уровне свободного владения, английский — где-то в районе порогового продвинутого или чуть лучше, — уточнила Ева.

— Язык Гюго и Бальзака — это, конечно, замечательно, — одними губами улыбнулась Карина, продолжая в упор глядеть на собеседницу. — Но, к сожалению, на нашем рынке французские компании представлены достаточно слабо. Во всяком случае, в интересующей меня сфере. Зато экономические связи с Бразилией крепнут год от года, и, хотя наши партнеры из Рио, конечно, знают английский, хотелось бы иметь возможность для упрощения переговоров и контроля за документооборотом говорить на их языке. А квалифицированных педагогов португальского, к сожалению, не так уж много.

— Вы хотите брать уроки? — не сдержала удивления Ева. — Сразу предупреждаю, что за короткий срок овладеть языком в достаточно большом объеме не получится.

— Я быстро учусь, — усмехнулась Карина. — И к тому же какое-то время жила в Рио и на бытовом уровне язык знаю. Я готова платить по профессорской таксе. Если вы согласны, мы могли бы начать уже завтра во время тихого часа, чтобы не совпадало с вашими основными занятиями. Ваш отец, кажется, работает на телевидении? — поинтересовалась напоследок она. — Видела его репортажи, посвященные нашему предприятию.

Ева не знала, стоит ли расценивать этот пассаж как угрозу. Последние отцовские материалы по аффинажному заводу и мусорной империи, особенно сделанные после исчезновения Василисы Мудрицкой и снятые по просьбе ее отца, носили разоблачительный характер. Впрочем, отказываться, показывая слабость, Ева не собиралась.

— Мы тебя одну не отпустим, — в один голос воскликнули Филипп и Ксюша, узнав суть беседы.

— И как вы себе это представляете? — глянула на друзей Ева.

Она, конечно, предпочла бы не иметь с Кариной никаких дел, но, судя по выразительному взгляду Татьяны Ивановны, отказ означал бы автоматическое увольнение из лагеря и, возможно, какие-то еще неприятности. К тому же Ева рассудила, что врага надо получше изучить. Дабы себя обезопасить и избежать обвинений в надувательстве и уклонении от уплаты налогов, она договорилась, что Карина деньги переведет на счет лагеря, а Ева их получит уже в зарплату.

— Насчет Зорянки выяснить что-то удалось? — спросила она Филиппа, когда Ксюша ушла к своим экологам.

Ева тоже уже опаздывала, но могла сослаться на уважительную причину.

— Стояла на месте лагеря, — сдвинул брови на переносице Филипп.

— Вот бы узнать еще, где находились дом твоего прадеда и погост, — задумалась Ева.

— Может быть, поспрашивать местных? — предложил Филипп. — Я же бывал в деревне. Даже помог одной бабушке донести до дома продукты и навесил покосившуюся дверь.

— Давай сегодня наведаемся, пока тихий час у меня свободен, — предложила Ева.

— Надеюсь, Карина Ищеева больше ничего не придумает, — покачал головой Филипп.

Ему и в самом деле каким-то образом удалось до обеда отделаться от дотошной дочери олигарха, которой приспичило узнать пожелания специалиста по поводу ремонта зала и закупки оборудования.

— Я просто спихнул все на Николая Федоровича. Он и так все время рядом крутился и намекал, чтобы просил побольше, — обрисовал ситуацию Филипп. — Я, конечно, старался, но Карина, судя по всему, не из тех, кто позволит себя облапошить.

— Да еще такому деревенскому лоху, как наш завхоз, — хохотнула Ксюша, поднимаясь в комнату вслед за Евой, которой требовалось переодеться.

— Ты там смотри, — проговорила подруга, помогая выбрать такой прикид, чтобы, не вызывая дискомфорта во время поездки на мотоцикле, помог произвести благоприятное впечатление на деревенских бабушек. — Байкерские обычаи знаешь? Села — дала.

— Упала — женись, — кивнула Ева, остановив выбор на джинсах, майке и свободной рубашке.

Ксюша одолжила ей в качестве защиты косуху. Хотя деревенские гоняли едва ли не с голым пузом и босиком.

Надевая шлем и устраиваясь на сиденье железного коня, Ева испытывала понятную робость. Она и на велике-то ездила только у бабушки на даче. А байкеров среди ее знакомых доселе не водилось. Однако, едва она оказалась рядом с Филипом, обнимая того руками за корпус и прижимаясь к спине, чувствуя, как под косухой бьется, разгоняя горячую кровь, сердце, все волнение куда-то улетучилось.

Хотя пыльный разбитый проселок не позволял по-настоящему разогнаться, Ева сумела оценить мастерство вождения, когда Филипп аккуратно огибал выбоины, убавляя газ на рытвинах и прибавляя скорость на относительно ровных участках, хотя таковых оказалось немного. Неудивительно, что во время увеселительных прогулок богатенькие, вроде Карины, предпочитали яхты.

— Ну как поездка? — поинтересовался Филипп, притормаживая посреди деревенской улицы, чтобы не задавить сонно копошащихся в пыли кур. — Не совсем я тебя растряс?

— Как на машине представительского класса, — улыбнулась ему Ева, спешиваясь и с наслаждением снимая шлем.

Деревня, которую они по дороге в лагерь оставляли слегка в стороне, при ближайшем рассмотрении производила не такое уж удручающее впечатление. Кроме нескольких заброшенных покосившихся изб с провалившимися крышами, большинство домов выглядели ухоженными и радовали глаз новым шифером и недавно покрашенным кружевом наличников. Да и техника на дворе бывшей колхозной усадьбы хотя и не блистала новизной, но не производила впечатление заброшенности. На некоторых участках, куда на лето приезжали дачники, стояли недорогие иномарки.

Хотя оставшиеся в Наукограде представители старшего поколения семьи Коржиных и родные по материнской линии поголовно имели высшее образование, а кое-кто даже научные степени, продолжая преподавать в университете или работать в кое-как выживающих НИИ, опыт общения с деревенскими бабушками Ева все же имела. Пару лет назад вместе с учившейся на этномузыковеда Василисой Мудрицкой она ездила в экспедицию, помогая подруге детства собирать фольклор русского населения Сибири. Обнаружить в окрестностях Наукограда деревню староверов, бежавших от гонений в Польшу, а при Екатерине переселенных за Урал, оказалось не менее интересно, чем слушать фадо в португальском рыбачьем поселке.

Знакомая Филиппа, восьмидесятивосьмилетняя Екатерина Прохоровна, сразу их признала и пригласила на чай. Ева с Филиппом не стали обижать старушку отказом. Все-таки они еще имели определенный запас времени, а в случае опоздания на вечерние занятия Ксюша обещала их прикрыть.

Любопытное солнце, пробираясь в чистенькую аккуратную горенку сквозь выцветшие, когда-то веселые ситцевые занавески, разглядывало разноцветные полоски устилавших пол домотканых половичков, подбиралось к застеленному вышитой салфеточкой старинному комоду, на котором стояли пожелтевшие черно-белые фотографии в деревянных рамках. Екатерина Прохоровна уже десять лет как овдовела, дети из города приезжали нечасто.

— Конечно, я помню Зорянку, — наливая заварку из чайника с пестрыми цветочками и накладывая в вазочку ароматное малиновое варенье, кивала она. — Стояла на месте вашего лагеря аж до шестидесятого года. И кузнеца Филиппа помню. Он слыл сильным знахарем, как-то раз еще до войны кровь мне маленькой заговаривал. Отца его, Семена, я не застала. Но знаю, что на месте кузни и деревенского кладбища, где его похоронили, теперь у вас клуб стоит.

Еву аж передернуло. Вот тебе и пляски на костях. То-то ее что-то удерживало от походов на дискотеку. Филипп тоже поскучнел и помрачнел.

— Ты же не знал, — шепнула ему Ева.

— Мог бы и догадаться. Теперь бы еще понять, для чего Карине Ищеевой понадобилось старые кости ворошить!

Не допив чай, он спросил у Екатерины Прохоровны, не надо ли ей наколоть дров, и, получив согласие, не менее часа вымещал досаду на ни в чем не повинных сосновых и березовых чурбаках. Дело у него спорилось. Ева едва успевала подбирать и складывать в поленницу разлетавшиеся из-под топора ровные чурочки.

Обратный путь напоминал полет на крыльях демона. Вцепившись в Филиппа, который врубил форсаж, или как это называлось, и гнал всю дорогу, не обращая внимания ни на какие неровности, Ева прилагала титанические усилия, чтобы не свалиться и не прокусить насквозь язык или губы. О том, что они могут врезаться в дерево или вообще сверзиться в Оку, она старалась даже не думать.

Прибыли они почти без опоздания, пропустив только полдник. За всю дорогу Филипп не проронил ни слова. Вечером во время генеральной репетиции к фестивалю сидел за пультом с каменным лицом, а когда Ника Короткова и ее подруги вышли на сцену с идеально отрепетированной босса-новой, просто болезненно скривился, видимо, вспомнив их зажигательный танец. Ева его понимала. Она бы тоже вряд ли обрадовалась, узнав, что едва не занялась любовью на могиле прапрадедушки и, возможно, других предков. После отбоя Филипп, не попрощавшись, сел на мотоцикл и куда-то умотал.

— Вы что, поссорились? — подступилась к Еве Ксюша.

Пришлось все рассказать.

— Ну и с чего его так бомбануло? — не поняла подруга. — Подумаешь. Весь центр Москвы стоит на чьих-то костях. В районе Марьиной рощи вообще то ли холерное, то ли чумное кладбище было.

— Куда он мог поехать? — забеспокоилась Ева, пытаясь в приглушенных звуках засыпающего лагеря различить шелест крыльев или шум мотора.

— Да никуда, — нахмурилась Ксюша. — Небось просто гоняет по пустой трассе. Ближе к утру вернется.

Подруга оказалась права. Хотя мотоцикла Ева так и не услышала, на рассвете ее снова разбудил приветственный клекот и шум крыльев. На этот раз сокол в комнату не стал залетать, но положил на подоконник маленький букетик полевых цветов, составленный из мяты, зверобоя, иван-да-марьи, крапивы и клевера, ценимых в народной медицине в том числе и за способность отпугивать нечистую силу.

За завтраком и еще до этого в сети Филипп извинился за вчерашнюю вспышку и предлагал Еве отвезти ее на занятие в особняк Ищеевой. Но Карина предусмотрительно написала, что пришлет машину.

Знакомый уже «гелик» и в самом деле появился вскоре после обеда. Водитель, у которого в салоне лежал бейдж с подписью «Никита Добрынин», хоть и не тягался габаритами с могучим телохранителем, но оказался крепким чернобровым молодцем с короткой стрижкой и в строгим черном костюме службы режима.

Его не лишенное привлекательности лицо показалось Еве знакомым. То ли она видела его в ленте у друзей, то ли он засветился где-то на фотографиях рядом с Кариной. Впрочем, в отличие от развязаных таксистов, вышколенный сотрудник бизнес-леди свое общество не навязывал и за всю дорогу до моста и далее к коттеджному поселку не проронил ни слова, лишь изредка поглядывая на Еву в зеркало заднего вида.

Ева тоже изучала свое отражение, проверяя макияж и прическу. Она не пыталась тягаться с дочерью олигарха, да и пару брендовых вещей, купленных по случаю на распродажах, сюда не взяла. Но все же лохушкой выглядеть не хотела.

Дома и особняки коттеджного поселка ожидаемо прятались за высокими заборами, у некоторых хозяев облагороженными, затейливой кладкой, художественной ковкой ворот или зеленью палисадников. Один из домов и вовсе окружала живая изгородь, по своей высоте и толщине превосходящая любой забор.

Возле этой необычной ограды, придирчиво разглядывая разросшиеся ветви колючего можжевельника, прохаживалась очень красивая, рыжеволосая женщина, неуловимо похожая на Василису Мудрицкую. Хотя незнакомка не имела при себе никаких инструментов, от прикосновений ее рук побеги словно изменяли направление роста, образуя ровную стену, как во французском регулярном парке.

Ева вспомнила, что у Василисы Мудрицкой где-то в этих краях живет родная тетка по матери, жена какого-то крупного бизнесмена из металлургической сферы. Уж не она ли это?

Увидев гелик, женщина прервала свои занятия, строго глянув на Никиту, отчего тот нахмурился и прибавил газ.

Поскольку Ева на обширной территории настоящего поместья госпожи Ищеевой могла просто заблудиться, Никита, поставив машину, предложил ее проводить. Проходя по дорожке от гаража вдоль обрамленного барьерными цветами идеально подстриженного газона и огибая мрачноватый особняк в английском стиле, Ева услышала доносящийся из открытого окна голос Карины. Бизнес-леди кого-то явно распекала.

— Глупая ты никчемная кикимора! Не смогла отыскать одно завалящее перышко!

— Не такое уж завалящее, коли вы меня за ним уже второй раз гоняете, — раздался в ответ подобострастный, звенящий то ли льдом, то ли разбитым стеклом голосок, который мог принадлежать только Танечке Еланьиной. — Я на этот раз от вашего Финиста поганого еле живой ушла. Он сначала зеркальце мое разбил, теперь еще и лицо когтищами расцарапал. Как я людям-то покажусь?

— Молчи, дура! — сердито цыкнула на не Карина. — Скажи спасибо, что я тебя сразу не отправила к отцу на болото! Как тебя угораздило его в первый-то раз так бездарно уронить?

— На меня змея в лесу напала, когда я на ветку села передохнуть, — плаксиво отозвалась Еланьина.

— Кто тебя просил садиться на ветку? Небось, муж бабки Таисьи опять решил все карты мне спутать! — озабоченно проговорила Карина. — Когда до иглы доберусь, надо будет со всей этой семейкой Полозовых разобраться. Благодетели хреновы! И папочка мой не лучше! Но сначала добудь мне перо, и не какое-нибудь, а то самое, которое сейчас у девчонки! Не просто так мой папаша еще после истории с силками велел тебе за ней присматривать. А я-то понять не могла, почему на молокососа мой морок не действует. Я же тогда на почте и потом на яхте не знала, как перед ним раскорячиться, едва стриптиз не устроила, а он, телок, в системе все копался. Вот ведь чурбан! Попомнит он еще меня!

При упоминании пера Ева замерла, опасаясь, что шум дыхания ее выдаст. Она воровато покосилась на Никиту. Но водитель лишь молча доставил ее до дверей особняка и проводил внутрь, где ее встретила Танечка Еланьина, сделавшая вид, что они не знакомы. При этом от Евы не укрылось, насколько первая красавица класса подурнела. И это не считая пробороздившего правую щеку следа от птичьих когтей.

Обстановка рабочего кабинета, куда проводили Еву, как и все внутреннее убранство особняка, создавалась явно напоказ для того, чтобы подчеркнуть безупречный вкус хозяйки. Похоже, Карина тут не жила, а только приезжала ради деловых встреч и гламурных фотосессий. С другой стороны, дорогая, но без кричащей роскоши мебель и идеальный порядок еще сами по себе ни о чем не говорили.

Напротив массивного стола с элегантной инкрустацией и стеллажей, заставленных, словно в офисе, папками с документами, располагалась плазменная панель. Когда Ева вошла, там высвечивались какие-то графики и макеты, явно связанные с рекультивацией.

Карина оказалась ученицей куда более способной, нежели Ксюша и Филипп. Португальское специфическое произношение она схватила почти сразу, видимо, не просто так жила в Рио. Про грамматику сказала, что она куда проще немецкой. Уже через полчаса дочь олигарха сумела самостоятельно прочитать и перевести несложный текст на деловую тематику и ответить на вопросы.

— Я же говорила, что я быстро учусь, — с чувством превосходства заметила она.

Они собирались перейти к аудированию, когда Танечка Еланьина, которая принесла ароматный кофе домашнее печенье, спросила что-то у своей хозяйки про какие-то элитные кусты черной бузины.

— Ну что за люди! Ничего нельзя им поручить! — с притворным раздражением воскликнула Карина, выходя вслед за помощницей и предложив гостье пока наслаждаться выпечкой и кофе.

Хотя полдник, судя по всему, снова предстояло пропустить, Ева не торопилась следовать совету. Конечно, в гостях у Константина Щаславовича они с отцом вслед за Мудрицкими наслаждались барбекю и различными деликатесами, но от Карины можно было ожидать любого подвоха.

Ева размышляла, стоит ли ей хотя бы сделать вид, будто она воспользовалась приглашением, когда на плазменной панели неожиданно сменилась картинка. Вместо макетов и диаграмм там начало воспроизводиться видео самого откровенного содержания. Обнаженные мужчина и женщина занимались любовью на койке в каюте яхты под бдительным оком скрытой камеры. Когда пара достигла экстаза, в объективе появилось затуманенное страстью лицо Карины Ищеевой. Потом, словно специально позируя, голову поднял и ее партнер. Из-под длинной челки на Еву с экрана смотрел Филипп.