Соколиные перья и зеркало Кощеевны

Глава 27. Пепел и лед

Глава 27. Пепел и лед

— А где Филипп?

Ева не сразу решилась задать этот вопрос, до рези в глазах вглядываясь в солнечный диск и надеясь, что лучи расступятся, выпуская ее любимого. Вот только в груди разрастался, ощерившись острыми краями, похожий на морского ежа ледяной кристалл тревоги. Словно часть осколка зеркала Кощеевны, отлетев, ужалила ее в сердце.

— Он должен соединиться со своим телом, — осторожно взяв Евину руку, пояснил Лева. — И сейчас самый лучший момент.

Ева только потрясла головой, еще раз бросив взгляд на разгоравшийся румяной и совсем не осенней зарею восход, в надежде увидеть там сокола-Филиппа. Она действительно в какой-то момент просто забыла о том, что тело возлюбленного все это время оставалось в клинике, а все мытарства и жуткие испытания проходила его душа. Хотя телу тоже доставалось. Сейчас в это просто не хотелось верить. Ведь Филипп только что ее обнимал, сидел рядом, теплый, дышащий, живой. А теперь на мохнатой спине мамонта словно образовалась жуткая лакуна, из которой, грозя унести последнюю надежду на счастье, дул ветер иных миров.

А что, если Филипп заблудится и просто не отыщет дорогу? Почувствовав силу и мощь Верхнего мира, не захочет ее терять. Уйдет в небеса, оставив ее одну в темноте, в жестком льде и хитине. Без надежды согреться, без желания сбросить корку проклятого льда. Ведь у нее не осталось даже пера.

Ева чувствовала себя едва ли не обманутой. Она проделала такой долгий, тяжелый путь, прошла через все препоны и преграды, обрела уверенность и снова сумела зажечь свет своей любви и лишь для того, чтобы все потерять?

— Он вернется к тебе, вот увидишь! — попыталась успокоить ее Маша. — Ведь перо — это свет вашей любви.

Ева только тихонечко всхлипнула, от всей души желая поверить. Как они проделали обратный путь, она запомнила смутно. Добравшись до впадающего в Заветное Озеро ручья, мамонт внезапно нырнул, а потом продолжил путь по каким-то невообразимым темным коридорам или тоннелям, похожим то ли на забытые пещеры, то ли на червоточины подпространства, как их описывали фантасты.

Ева остекленевшим взором смотрела по сторонам, не удивляясь тому, что они продолжают дышать, да и одежда на них во время погружения не намокла. Это сейчас не имело никакого значения, хотя само по себе путешествие выглядело необычным. Даже Ксюша притихла и только помогала Маше придерживать совершенно выбившегося из сил, но упрямо выводившего наигрыш Леву.

На какое-то время Ева просто отключилась, впав в странное оцепенение, на грани бреда, не дающее отдыха и покоя. Она видела дивные сады Ирия, где под сенью цветущих яблонь и раскидистых смокв Финист и его потомки общались с Филиппом. Потом ее возлюбленный плыл на ладье по подземной реке, сражался с чудовищами, рубил головы и щупальца унаследованным от предков огненным мечом. А в это время в клинике врачи, собрав консилиум, суетились возле его тела, и с надеждой смотрели на приборы две матери.

В какой-то момент видение показало Карину. С обожженными руками и обезображенным шрамом лицом, она, не скрывая ненависти, смотрела в зеркало, расставаясь с мечтой сделаться владычицей морской. Отделенный от дочери магической преградой Константин Щаславович насмешливо улыбался, а выглядывавшая из-за его плеча Елена Ищеева озабоченно качала головой.

На этом сон оборвался. Коридор междумирья уступил место вполне осязаемому сырому полутемному тоннелю, по дну которого бежала вода. Приглядевшись к старинной кирпичной кладке стен, Ева поняла, что они находятся в городе, и даже не удивилась, когда Лева назвал один из центральных районов Москвы, в котором располагалась клиника Даждьросы.

— Слезайте, приехали! — улыбнулся он, спускаясь со спины мамонта и помогая спутницам сойти.

Ева обратила внимание, что, хотя их проводник бодрился, он ощутимо прихрамывал и временами хватался за живот.

— А туда мы почему на самолете летели? — безжалостно спросила Ксюша.

— Так Баська не обладает способностями эхеле, а других духов у меня тогда не было, — пояснил Лева, отпуская мамонта, который растворился где-то во тьме тоннелей.

Ева в это время судорожно доставала смартфон. Увы, связь под землей отсутствовала.

— Чертолье, где мы сейчас находимся, вообще аномальная зона, — поддерживая мужа пояснила Маша. — Фактически граница миров.

— А еще тут всяких глушилок понатыкано! — с видом знатока добавила Ксюша, освещая фонариком тоннель.

Впрочем, на выходе, который Лева отыскал настолько уверенно, будто диггерством занимался, их ждал с машиной Велибор Яшин.

— Он очнулся, — предвидя вопросы улыбнулся Еве муж целительницы, отчего его помеченное шрамом лицо смягчилось и приобрело даже добродушное выражение. — И уже спрашивал о тебе.

Ева разрыдалась, не зная, как отблагодарить за добрые вести. Она запрещала себе об этом думать, но страх того, что Филипп просто потеряет память и не узнает ее, преследовал с самого начала мытарств.

Путь до клиники, занявший не более десяти минут, показался вечностью. Ева хотела сразу бежать в палату. Встретившая их внизу Даждьроса едва убедила ее в необходимости принять душ и переодеться, хотя бы из уважения к правилам санитарии и гигиены. Да и легенду о путешествии в Наукоград не стоило разоблачать.

— Я сказала вашим с Филиппом родным, что лекарство, сделанное из твоих стволовых клеток, привезли накануне курьером, и сегодня оно подействовало, — предупредила Даждьроса. — Впрочем, отец твой все равно знает правду, а что до остальных, то пускай верят, во что хотят. Но ты их все-таки лучше сразу не пугай.

Ева глянула на себя в зеркало и едва сумела узнать, точно мороки, которые на нее наложили Таисия, Водяной и Белая Волчица продолжали действовать и в этом мире. Как же хорошо, что путь до клиники они проделали на машине. В противном случае их бы задержала милиция как бомжей. Впрочем, стоило ли удивляться. Конечно, в волчьей пещере она искупалась в горячей купели. Но после этого пробиралась мимо застав, пластаясь по земле и чавкая в болотной жиже. Да и в тереме с утра до ночи возилась с грязью и пылью, едва успевая толком умыться.

Горячая вода, мыло и шампунь свое дело сделали. На щеках даже какой-то румянец появился, а синяки под глазами мама списала на переживания и на волосы внимания, кажется, не обратила. Впрочем, и маму, и остальных Ева воспринимала почти отстраненно. Под кожей словно бежала ртуть. Ноги не гнулись, руки тряслись. Хорошо, что кто-то из сопровождающих открыл дверь в палату, и Ева, забывая себя, утонула во взгляде карих соколиных очей.

После приключений в тереме Карины, путешествия на спине мамонта и полета огненного сокола ей было немного странно и даже больно видеть Филиппа, простертого на больничной койке в повязках и с рукой, закованной в жесткий каркас. Как он побледнел и осунулся. Кажется, к концу пути через лес он выглядел лучше. С другой стороны, почти ежедневные истязания, которые бедный пленник переживал в заточении, не могли пройти бесследно, да и колоссальный выброс энергии во время противостояния с выходцами из Нави наверняка забрал у сокола немало сил. Впрочем, неважно. Они справятся. Главное, что взгляд Филиппа приобрел осознанность, и в нем красноречиво читались обожание и бесконечная нежность.

— Ева, любимая! Ты вернулась!

Кто-то из родных или персонала успел подставить стул и подать руку. Иначе Ева бы осела прямо на пол, рыдая в голос или просто голося дурниной. Неимоверным усилием она все-таки сдержалась, наклонившись навстречу выпростанной из-под одеяла здоровой руке. Филипп притянул ее к себе, отыскивая губы и не думая стесняться родных. Этот поцелуй, почти повторявший тот первый в узилище, помимо соли имел отчетливый привкус лекарств.

— Мне сказали, что ты летала в Наукоград, чтобы принять участие в создании экспериментального лекарства, которое вернуло меня с того света.

Голос Филиппа пока плохо слушался. Приходилось растягивать слоги, делая лишние ударения и отдыхая после каждого слова.

Ева кивнула. Пусть пока верит в то, что говорят родные. Пожалуй, даже хорошо, что он забыл все ужасы, которые его заставила претерпеть безжалостная Карина. Главное, он снова рядом, вернулся, победил всех чудовищ в трех мирах. А славы избавительницы ей не надо. И так Дарья Ильинична смотрит на нее, как на святую.

— А я такой странный сон о тебе видел, — продолжал Филипп, завладев Евиной рукой. — Мы выбирались из подвала, потом ехали через лес на мамонте.

— Ну надо же! — решила подыграть Ева, чувствуя, что еще немного и сердце у нее, как у пушкинской царицы, просто разорвется от восхищения.

Хотя вроде бы от радости не умирают. Да и вообще, наверное, это неправильно, что она тут сидит, как барыня. Может быть, Филипп проголодался или ему еще что-нибудь нужно. Он же пока даже голову от подушки толком не может поднять. Но так не хотелось отпускать его руку, пусть не такую теплую, как прежде, но живую, готовую ласкать.

В это время в палату в сопровождении Ксюши вошли задержавшиеся внизу Лева и Маша, и на лицо Филипа вернулось озабоченное, почти страдальческое выражение, какое Ева у него помнила со времени разговоров о шаманской болезни. Он узнал кудесника и его жену-Жар-птицу, вместе с которой впервые осознанно поднялся в небо, обретя огненные крылья и ощутив всю их мощь.

— Так это был не сон! — проговорил он, пытаясь подняться.

Ева и подошедший Лева ему не позволили, уложили обратно. Даждьроса предупредила, что ему еще рано совершать резкие движения, если он хочет, чтобы восстановление прошло без осложнений.

— Ты был крут, приятель! — улыбнулся Лева. — Но тебе еще надо свою силу подчинить.

— Отдыхай, брат! — по-сестрински чмокнула Филиппа в щеку Маша. — Небеса немного подождут.

Их вскоре увела Даждьроса, которая что-то выговаривала Леве по поводу небрежения здоровьем. Похоже, после столкновения со Скипером ему требовалось лечение более серьезное, нежели вода из одолень-ключа.

Филипп проникновенно глянул на Еву, будто только увидел. Провел по исцарапанной щеке, поднес к губам ободранные руки с обломанными ногтями, покрывая поцелуями каждую царапину.

— Как же ты решилась проделать такой опасный путь? — со смесью ужаса и восхищения спросил он.

— Ну я же не могла отдать тебя Нави, — наклонилась к нему Ева, запечатлевая на губах поцелуй.

Когда к Филиппу пришли медики, чтобы взять анализы и провести какие-то необходимые процедуры, к Еве подошел отец.

— Ну и перепугались мы, когда эта кикимора тебя раскрыла! — проговорил он, безошибочно отыскивая в волосах неровно обрезанные пряди. — Но ты молодец! Быстро сумела ее приструнить. Я тобой горжусь!

— Так вы все видели? — не поверила своим ушам Ева.

— Только вмешаться не могли, — кивнул отец. — У Даждьросы есть такое особое зеркало. А Мишка Шатунов — врун. Убеждал меня, что у них с Левой все под контролем. Хорошо, что мама и Дарья Ильинична ничего не знают.

Ева с благодарностью обняла отца, кажется, впервые осознав, что она дома, и рядом есть люди, всегда готовые поддержать и помочь. Впрочем, эту ночь и последующие дни она провела в клинике рядом с Филиппом, которому предстояло еще учиться двигаться, ходить и говорить, и на этом пути новых чудес не ожидалось.

Конечно, профессор Павел Иванович из Склифов сам факт такого быстрого выхода из комы с восстановлением основных мозговых функций считал уникальным и только диву давался, недоумевая, куда делась опасная венозная опухоль, которая не могла разойтись за считаные дни. С ним полностью соглашались мама и Дарья Ильинична. Морально готовившиеся в дни тяжелых бдений к худшему, они с трепетом и радостью наблюдавшие за первыми шагами идущего на поправку пациента. Однако Даждьроса, осматривавшая Филиппа не только с помощью приборов, озабоченно хмурилась.

— Такое ощущение, что какой-то след проклятого осколка все еще там остался, — объясняла она, наблюдая за динамикой выздоровления фантастической для простого смертного, но слишком медленной для потомка вещих птиц.

— Или стоит какая-то невидимая преграда, — кивала Маша, безуспешно пытавшаяся поделиться с соколом магией.

— По всем приметам огонь еще теплится, но разгореться ему что-то мешает, — вносил свою лепту Горыныч, огненная природа которого была близка к дару Вещих птиц.

Ева невольно вспоминала, как легко ее любимый заживлял ссадины и порезы, как быстро оправился после удара молнии и невольно соглашалась с целительницей и ее близкими. А разговоры о преграде вызывали в памяти ощущения жесткого хитина, от которого сумел ее избавить Филипп. Неужели теперь ледяной панцирь сковал его?

— Может быть, следовало обработать рану водой из одолень-ключа или прижечь, — беспокоилась она, по десятому разу прокручивая события в узилище.

— Просто Карина задействовала слишком мощное колдовство, — качала головой Даждьроса. — К тому же все травмы твой сокол получил в Среднем мире, где магия действует несколько иначе!

Ева вспомнила жутковатый рассказ Маши о прошлогодних приключениях, во время которых Лева переломал почти все кости, а Иван вообще не менее суток пролежал мертвым. Но все происходило в Нави и на неведомых берегах. Поэтому обоих удалось быстро вернуть и вылечить.

— Зато следы от вроде бы пустяшных царапин после схватки с Кощеем в тоннелях на берегах Сивки у моего отца видны и спустя двадцать лет, — развел руками Лева. — А Скипер на редкость ядовитой тварью во всех мирах оказался, — добавил он, понуро ковыляя на перевязку.

Они с Машей первую неделю тоже провели в клинике, поскольку кудеснику требовалось лечение. Да и Еве после детального обследования, на котором, испугавшись ее измученного вида, настояли мама и Дарья Ильинична, прописали различные укрепляющие процедуры и отдых.

Но если врачебным рекомендациям Ева честно следовала, то отдыхала разве что телом. Ей все время казалось, что она, опьяненная успехом, что-то упустила, что-то сделала не так. Да и просто недостаточно хорошо о любимом заботится.

— Ну что ты себя понапрасну изводишь! — замечая ее напряженность, принимался успокаивать ее Филипп. — Если бы не ты, все закончилось бы гораздо хуже.

Ева кивала, наблюдая, как он встает и, придерживаясь за поручни или опираясь на ее руку, делает осторожные шаги по палате. Убеждая себя в том, что хочет слишком многого, если не сказать, всего и сразу и следует запастись терпением, она молча поправляла постель. Помогала любимому одеться и вывозила на прогулку в небольшой сад, где они каждый день сидели по нескольку часов в розарии или под старыми липами.

Лето все еще скупилось на тепло, поэтому в ветреные дни приходилось кутаться в пледы, а потом долго согревать Филиппу руки. Его поцелуи по-прежнему пронизывала нежность, но в ней ощущался легкий привкус горечи, как у отцветающих роз. А в объятьях даже после того, как сняли гипс, не ощущалось прежнего огня, словно, уничтожив порождений Нави, сокол исчерпал свою магию дотла, как первый Финист, крылья которого от горького разочарования обратились в пепел.

Филипп и сам понимал, что с ним что-то не так. Он не только не чувствовал в себе пламени Верхнего мира, но и перестал видеть шаманские птичьи сны. К Еве он в образе сокола тоже не прилетал. Ни наяву, ни во сне. Впрочем, из-за усталости она после возвращения спала без сновидений.

— А если я останусь обычным человеком, ты будешь меня любить? — робко пытаясь строить планы на будущее, как-то спросил Филипп.

— О чем ты говоришь? — пылко обняла его Ева. — Ты уже никогда не станешь обычным. Ты поднялся в такие небеса, куда не залетал доселе ни один сокол самого высокого полета. Возможно, тебе просто нужно какое-то время, чтобы восстановиться — продолжала она, воодушевившись и самая не ведая, кого больше пытается убедить. — Сопротивление козням Карины и противостояние с порождениями Нави отняли у тебя слишком много сил. Да и крыло одно у тебя сломано, — указала она на гипс, пытаясь все обратить в шутку.

— В любом случае я ни о чем не жалею, — согласился с ней Филипп. — Я видел небо Верхнего мира и использовал свой дар во благо.

— Как и во всех предыдущих случаях, — кивнула Ева, напоминая о спасении Кулешова и Рябова, родители которых, узнав обо всех обстоятельствах произошедшего, приходили благодарить.

— Не исключено, что тебе нужна какая-то встряска, — предположил Лева, тоже несколько озадаченный тем, как идут у спасенного сокола дела.

— Как в тот раз, когда кое-кто специально подставился под рога хтонического быка? — хмыкнул Филипп, который о сыне отцовского боевого товарища, конечно, отзывался исключительно как о человеке, с которым «можно пойти в разведку», но чувствовал себя обязанным и испытывал по этому поводу некоторую неловкость.

— Да за кого ты меня принимаешь? — возмутился Лева, старавшийся бывшего пленника по возможности подбодрить. — Думаешь, я совсем ненормальный? Просто силы оказались неравны. Ты же сам видел, сколько там погани Карина нагнала. Помимо Скипера.

— Вообще-то, он меня защищал, — призналась регулярно навещавшая друзей Ксюша. — Братьям пытался помочь, вот и подставился под рог.

— А еще у него профессиональный рефлекс — беречь руки, — добавила, обнимая мужа, Маша.

Ева разглядела в глазах Филиппа тоску и тоже поспешила заключить любимого в объятья. Еще до того, как сняли гипс, он начал канючить, выпрашивая ноутбук, и не мог понять, почему ему в этом отказывают.

— Потерпи, тебе пока нельзя напрягаться, — вслед за мамами и врачами увещевала его Ева.

— Я уже нормально себя чувствую, — пытался отстоять свои права Филипп. — Если небо для меня закрыто, программистом-то я быть могу? Я же даже в плену кодил и систему безопасности Фонда Экологических исследований взламывал.

Он замолчал, страдальчески нахмурившись, не до конца уверенный, что все, произошедшее с ним в заточении, ему не привиделось. Он, конечно, тоже не понимал, каким образом из тонких миров сумел добраться до компьютеров империи Карины. Да еще и с помощью носителя информации, доставленного таким неожиданным способом.

Ева же больше беспокоилась за флешку. Позвонив в один из первых дней бабушке Евдокии, она узнала, что Нелюб благополучно вернулся домой, но кулона при нем не оказалось.

— Да не переживай ты! — на этот раз успокаивал уже ее Филипп. — Дядя Миша новый сделает. Или я сам кузнечную премудрость освою. Надо же мне руку разрабатывать.

— Не к добру это, — вздыхала Ева, чувствуя, как тьма, не желая отпускать, клубится по углам. — Это же не просто безделушка, а обручальный подарок. Да еще и с носителем ценной информации.

Филипп обнимал ее, называя ее страхи пустыми домыслами, последствием пережитого. Но в душе, похоже, тоже понимал, что, вырвавшись из когтей Карины, они всего лишь получили передышку, и потому стремился скорее одолеть недуг и восстановить форму, хотя бы физическую.

А флешку им вернул Кирилл Боровиков сразу, как только Ксюша и Даждьроса разрешили ему увидеться с пациентом.

— Да ее наши умники из отдела вещдоков просто отдавать не хотели, — с порога пустился он в извинения. — Хотя информация вся скопирована и не на один носитель.

— Так она все это время была у вас? — обрадовалась Ева, возвращая кулон на законное место.

— Да вы понимаете, — посерьезнел Кирилл, стараясь говорить тише и вообще не занимать слишком много места. — Когда у нашего Дмитрия Степановича инфаркт случился, меня ж этот козел Званюк отстранил и досье все подчистил!

Ева кивнула, а Филипп болезненно передернул плечами, вспоминая, каким образом Карина организовала это «отстранение».

— Спасибо, пресса вмешалась, — продолжал Кирилл, имея в виду Романа Коржина и Михаила Шатунова. — Да и Дмитрий Степанович, спасибо здешним врачам, достаточно быстро в форму пришел. Хотя мы его агитируем сейчас в санаторий поехать. Но я к себе ничего скопировать не успел. Дескать, не положено с рабочего компьютера на личный данные переносить. А оперативные файлы как бы случайно удалять положено. Я, конечно, расстроился. Такой компромат, и все псу под хвост. А тут — прихожу в кабинет, а у меня на столе сидит здоровенный такой котяра, размером с рысь или даже пантеру, и держит вашу флешку.

Ева с Филиппом переглянулись. Маша, Лева и Ксюша понимающе кивнули. По поводу размеров Нелюба Кирилл явно преувеличил. Килограмм десять бабушкин любимец, конечно, весил, но до крупных сородичей явно недотягивал. Разве что держался не менее сурово.

— В общем, файлы мы восстановили, и теперь Карине не отвертеться, — с благодарностью глядя на Филиппа, заулыбался Кирилл. — И пускай ее Денис из юридического отдела даже не пытается запудрить нашему начальству мозги насчет превышения служебных полномочий и незаконной слежки. Проникновение было совершено с рабочего компьютера Фонда и частным лицом, а уж куда пошла информация — их не касается.

— Я готов и к дальнейшему сотрудничеству! — приосанился изнывавший от нетерпения Филипп. — Это дело надо довести до конца.

— Доведем, куда мы денемся! — оценив порыв, заверил Кирилл. — Аферу с УК «Экопереработка» мы раскрыли. Там сейчас идут проверки и обыски. Нескольких топов задержали, и им грозят реальные сроки. Но Фонд экологических исследований пока непотопляем, и Карина Константиновна, почти полностью свернув деятельность на поле «борьбы за экологию и чистоту города», сейчас занимается новыми проектами. Хотя на камерах фонда и УК она в эти дни засветилась, по документам она так и не вернулась из Бразилии. А там, судя по источникам, доступ к которым мы сумели получить благодаря кое-чьим действиям, — он выразительно глянул на Филиппа, — бизнес-леди занимается не сколько проблемами вырубки лесов, как говорится в официальных документах, сколько бактериологическими исследованиями. До этого она уже несколько раз посещала засекреченные лаборатории в ряде сопредельных с нами стран.

— Имеются в виду центры разработки биологического оружия? — вопросительно глянув на лучше разбирающуюся в теме Ксюшу, разом спросили Филипп и Лева.

Маша с Евой промолчали, но подумали о том же самом.

— Пока трудно об этом говорить, — помрачнел Кирилл. — Сбором данных об исследованиях в области боевых штаммов занимаются другие ведомства. А руководительница Фонда официально находится в Рио на лечении.

Ева кивнула, вспоминая обожженные руки и изувеченное лицо дочери олигарха. Похоже, на этот раз Карина даже не лгала. Но на душе как-то сделалось тревожно, особенно если вспомнить разглагольствования о войнах и эпидемиях, дающих подпитку проклятому зеркалу. Тем более что выведение боевых штаммов всегда можно замаскировать под нуждами фармакологии и благородным делом борьбы с опасными заболеваниями.

Ева глянула на Филиппа. Похоже, он думал о том же.

— Пожалуй, у нас есть шанс с госпожой Ищеевой встретиться, — подчеркнуто беззаботно улыбнулся Лева. — Мы с Машей на следующей неделе, если меня, конечно, отсюда выпустят, как раз в Бразилию на гастроли летим.

— А я со своей стороны готов подключиться к поискам информации! — встрепенулся Филипп.

— Я тоже, — кивнула Ева. — Заодно попрактикуюсь в португальском.

— Только там, без самодеятельности! — строго предупредила Ксюша, и Кирилл с ней поспешно согласился, хотя о чем-то успел перемигнуться и с Филиппом, и с Левой.

Когда, проводив друзей, они остались наедине, Филипп с неизъяснимой нежностью привлек к себе Еву, давая понять, что видит в их любви утешение и приют в череде потрясений и бурь. Конечно, пепел и лед, в которые пока обратился его дар, его тяготили, но он сдаваться не собирался, особенно понимая, как высоки ставки в борьбе.

— Даже если мне не удастся вернуть крылья, — с решимостью проговорил он. — Молот верхнего мира и наковальню я не отдам.

— А я больше никому не позволю причинить тебе вред, — прижалась к нему Ева. — И постараюсь тебя отогреть.