Соколиные перья и зеркало Кощеевны

Глава 18. Переярка

Глава 18. Переярка

Ева проснулась в растрепанных чувствах. С одной стороны, Нелюб помог ее любимому противостоять чарам коварной злодейки. С другой, мстительная Карина ведь придумает новые мытарства. И почему в самом деле нельзя перенестись одним махом в ее терем?

— Если не останется иного выхода, мы так и поступим, — заверил Еву Лева. — Но пока Филипп держится, попробуем следовать намеченному плану, поскольку открытое противостояние может стоить ему жизни.

— Дочь Хозяина Нави хитра и жалости не знает, и вызволить ее пленника будет непросто. Тут надо действовать не силой, а хитростью, — поддержал Леву Водяной, наблюдая, как его дочери собирают для гостей на берегу озера завтрак.

В свой подводный терем он приглашать не стал, позволив поставить палатку на берегу, и Ева была этому, пожалуй, рада. Ей вполне хватило впечатлений и от пляски над озерной гладью.

— Мне бы только в темницу пробраться и осколок этот проклятый вытащить, — всхлипнула она, вспоминая безвольно обмякшее под влиянием злого колдовства тело Филиппа.

— В этом перо заветное поможет, — кивнул Водяной. — Как доберешься до терема, в служанки к Ведьме наймешься. Знакомая тебе Елань и другие кикиморы девки ленивые да неряшливые. Лишний раз за тряпку и метлу не возьмутся, поэтому помощнице обрадуются. Но ты уж не чинись, и от работы не отлынивай. Вечером, как закончишь, достанешь прялку, а если не поможет, то и пяльцы, которые тебе Таисия и твоя бабушка дали. Будут приставать сменяться, никаких их даров не бери, требуй разрешения провести ночь с Филиппом. Если с первого и второго раза способ вытащить осколок не отыщешь, пустишь в дело мой дар, — добавил он, протягивая небольшое зеркальце в серебряной раме, в котором вместо похожего на огромную лягушку старичка отражался добрый молодец. — Самое то, чтобы тщеславие кикимор тешить.

— Но ведь для окружающих они все равно останутся уродливыми, — засомневалась в ценности этого архаичного волшебного аналога фотошопа Ева.

— А им это не важно, — улыбнулся Водяной. — Они и сами в наведении морока горазды. Елань, сцыкушка, вон у вас, помнится, ходила в первых красавицах класса. Но для этого им требуется человеческая кровь.

А как же Карина? — забеспокоилась Ева. — Она же сразу меня признает. Да и Танечка, в смысле, Елань тоже.

— А для чего, спрашивается, мы с Таисией ворожили, чары накладывали? — с легкой обидой напомнил Еве Водяной. — К тому же когда ты придешь, Карины в тереме не будет.

— Да куда же она денется? — по-простому удивилась Ева.

— А вот это уже дело Кудесника, Горыныча и двух моих зятьев, — улыбнулся Водяной. — Они уж постараются, что дочери Хозяина Нави на тот момент будет не до пленника. Особенно если жених переярки со товарищи подключатся.

Ева принялась благодарить Хозяина вод за подарок, но тот ее остановил:

— За тебя, детонька, Кудесник и дочь моя, Даждьроса, просили, — проникновенно глянул на нее он. — Но я бы и без их ходатайств тебе отплатил бы добром за то, что ты Лане помогла вернуться, — указал он на гуляющую по берегу Василисину мать. — Об остальном бабка твоей подруги расскажет, — улыбнулся он на прощание, с громким плеском бултыхнувшись в озеро.

Хотя при разговоре он вроде бы дышал воздухом, на шее возле ушей виднелись жаберные щели.

— Если все гладко пойдет, после Петрова дня увидимся, — сердечно обняла Еву Василиса.

— Нам бы самим к этому времени вернуться, — озабоченно проговорила себе под нос Ксюша. — Когда луна обновится, от меня уже будет мало толка!

Интересно, у нее когда-нибудь совесть проснется рассказать подруге, кто она такая, или так и будет хитро щуриться, погладывая с превосходством? А что если она ждет встречного вопроса? Может быть, все-таки стоит попробовать?

— А почему и Водяной и Таисия называют тебя переяркой? — собравшись с духом, задала Ева вопрос, который сочла наименее бестактным.

Ксюша глянула на нее с интересом, провела по волосам, поправляя дреды, почесала нос, а потом спокойно изрекла.

— Так потому, что мы с Кириллом еще не поженились, я же, если ты помнишь, как и ты, с родителями живу, как годовалая волчица, помогающая матери присматривать за малыми.

И больше никаких пояснений: кто она, откуда, как попала в средний мир, только ли род ведет от волков или обращается, и, если так, то, когда и насколько сильно влияет на нее полнолуние? Ева понимала, что обижаться глупо: и Ксюша, и Лева с Машей отправились в этот непростой путь ради нее, вернее, для спасения Филиппа. Если Ксюша идет с ними, значит, в этом есть какой-то смысл, в свое время Ева узнает.

Конечно, напрягало, что информацию ей, как и в сказках, выдают дозированно, словно языковой курс, от урока к уроку, повышая сложность, соблюдая принцип последовательности. С другой стороны, хтонические существа вроде Водяного, видимо, застали те времена, когда письменности еще не существовало, поэтому и привыкли, как при усвоении устного материала давать возможность все переварить.

Ева тоже решила еще раз разложить по полочкам советы Водяного, особенно в том, что касалось ее будущей службы Карине. Работа по дому ее не тяготила. Если поручали какое-то дело, она старалась исполнить его на совесть, да и беспорядка не терпела. И все же не верилось, чтобы бизнес-леди нанимала на работу абы кого. Хотя, возможно, в Слави какие-то другие порядки? Неужели морок Таисии и Водяного поможет обмануть хитрую Елань? А что, если Филипп ее просто не узнает, да и как она этот проклятый осколок найдет? Во сне, пока к волосам сокола не прикоснулась ведьма, Ева ничего не видела.

Украшенные ландышами и незабудками весенние поляны и цветущие рощи сменились осенней золотистой охрой и терракотой. Песни и смех русалок затихли вдалеке. Баська деловито шуршал в траве, прокладывая дорогу. Временами он поглядывал на людей глазами-бусинками, выпрашивая угощение. Хотя хомячок двигался почти бесшумно, его шебуршение в тишине пустого безмолвного леса воспринимались очень громким, а звук шагов просто оглушал. Хотелось эту тишину хоть чем-то нарушить.

— Эх, надо было брать плеер с наушниками или хотя бы музыки в папку накидать, — досадливо поморщилась Ксюша, вытаскивая из кармана смартфон и убирая обратно.

— Что, сеть не ловит? — участливо поинтересовался Лева.

— Ты, Шатунов, чем зубоскалить, мог бы и сыграть что-нибудь на своей дудке.

— Сыграю, когда понадобится, — нахмурился Лева.

— А просто для души? — с упреком глянула на него Ксюша.

— Песня не воробей, — перефразируя известную поговорку, серьезно отозвался потомок шаманов. — Особенно если дело происходит в Слави. Духов по-пустому вряд ли стоит тревожить.

— Да здесь и без нас певцов хватает, — поддержала мужа Маша.

Словно в подтверждение ее слов, Ева услышала доносящиеся издалека, но уже достаточно громкие, точно пропущенные через акустическую систему с сабвуфером, звуки песни о свободе известного отечественного рок-музыканта. Филипп на последней дискотеке, обрадованный и воодушевленный тем, что Ева ее знает и готова слушать, включал ее раза три, так что даже Вадик запротестовал. Он предпочитал творчество Горшка. Но кто российский рок мог исполнять в глухих лесах заповедной Слави?

Самым удивительным было то, что, хотя по вокальным данным певец, кажется, превосходил даже солистов Большого, он пел безо всякого аккомпанемента. Сколько Ева ни прислушивалась, она не различила ни тяжелых рифов, ни громыхания ударной установки, ни переливов гитары-соло.

— Ну вот опять! — поморщился Лева. — И ничего ему не делается!

— А что ему будет-то? — пожала плечами Маша, доставая и протягивая Еве беруши. — Иван же его приложил тогда несильно. К тому же там для сотрясения мозгов маловато. Одни резонаторные полости. Только он же вроде с другой стороны от озера сидел.

— Вещие птицы вольны летать, где им вздумается, — широко улыбаясь и с удовольствием прислушиваясь, пояснила Ксюша.

— На чем, интересно? — саркастически хмыкнул Лева. — Или он успел отрастить крылья?

Пока рулады не стали совсем уж оглушительными, Ева спросила, о ком идет речь.

— Это оперный Див, ну или просто Див, который на дубу кличет, а потом оттуда падает, — пояснил Лева.

— Из «Слова о полку Игореве»? — потрясенно уточнила Ева, пытаясь вспомнить, что же она еще знала об этом фольклорном персонаже.

Источники сообщали очень мало информации, и она однозначно сводилась к тому, что Див несет дурные вести, хотя и предупреждает о них.

— На самом деле он не так уж опасен. — успокоила ее Маша. — Но голос у него — будь здоров. Акустическим воздействием коней на землю кладет.

— Как Соловей-разбойник? — уточнила Ева.

— Именно, — кивнул Лева. — И с прошлого года репертуар сделался значительно шире, — добавил он, строго глядя на Ксюшу.

Та только продолжила довольно улыбаться.

— А что тебя не устраивает, Шатунов? Достало уже бедного преданья замшелой старины повторять!

— Только у меня гитары с собой нет, — проворчал в ответ Лева.

Пение по мере их приближения становилось все более оглушительным, беруши уже не спасали. И обойти это препятствие никак не получалось. Див, видимо, свил гнездо возле тропы, в самом узком месте, где с одной стороны берег ручья обрывался глубоким оврагом, а с другой — располагался поросший непроходимой чащей крутой косогор.

Когда все еще скрытый густой листвой певец дошел до фразы про то, что свободен от зла и от добра, Ева невольно усмехнулась. Подобное утверждение подходило, кажется, для всех хтонических существ. Меж тем Лева, дав Маше какой-то знак, сошел с тропы, собираясь, видимо, обойти насест и на какое-то время вырубить солиста. Ксюша его остановила.

— Не смей его трогать, Шатунов! Он же исчезающий вид!

— А как мы тут пройдем? — нахмурился Лева. — У тебя есть идеи получше?

Ксюша в ответ только поправила в ушах беруши и решительно шагнула вперед.

— Эх, музыканты-музыканты! Не слэмились вы на наших рок-тусовках! — снисходительно проговорила она. — Ну я понимаю, Маша с Евой — домашние девочки, но ты-то, Шатунов — духовик.

Когда она приблизилась к насесту на расстояние около двадцати шагов, Див, не переставая голосить, показался из своего укрытия.

Более нелепого существа Ева себе даже представить не могла. Она, конечно, помнила картины, изображающие Сирина, Гамаюна и Алконоста, видела Финиста и Жар-птицу во плоти. Див был шутовской пародией на свою крылатую родню. Бородатая, украшенная рыжими патлами человеческая голова крепилась к мужскому торсу. Однако туловище с развитым плечевым поясом и мускулистыми руками, поросшими рыжей шерстью и перьями, оканчивалось не ногами, а птичьими лапами, и куцехвостой куриной гузкой.

Создавалось ощущение, что когда-то он пытался обратиться, но застрял на середине трансформации. Впрочем, самого Дива его внешность нисколько не смущала. Он пел, даже не задумываясь о том, как комично в его устах звучала, к примеру, сравнение с птицей в небесах, стараясь в буквальном смысле поразить слушателей мощью своих вокальных данных.

Когда он в очередной раз дошел до припева и сделал короткую паузу, видимо, раздумывая, завести ли песню по десятому кругу или вспомнить что-то другое, Ксюша, подошедшая достаточно громко, восторженно зааплодировала.

— Молодец! Хороший мальчик! — гаркнула она, стараясь перекричать возрастающие рулады. — А громче можешь?

Див, приободрившись, заревел так, что листья посыпались с деревьев.

— Что она делает? — в ужасе спросила Маша, заматывая голову шарфом и отходя подальше.

Ева последовала ее примеру.

Лева лишь удовлетворенно улыбнулся. Похоже, он разгадал замысел одноклассницы.

Див меж тем пропел песню еще раз настолько оглушительно, что ветка под ним трещала. Ксюша только улыбалась, подтягивая припев.

— А еще громче?! — потребовала она.

Див набрал полную грудь воздуха и взревел, как преодолевающий звуковой барьер реактивный самолет. Ветка под ним угрожающе скрипела. Когда он дошел до припева, повторяя фразу о свободе, его голос сорвался, предварительно дав неслабого петуха. В это же время раздался жуткий треск, ветка под ним сломалась, и он рухнул куда-то в кусты.

— Ходу! — скомандовал Лева, потянув Еву и Машу за собой вперед по тропе.

— Да не торопитесь! — снисходительно усмехнулась Кюша, вглядываясь в заросли, из которых доносился хрип и обиженное кудахтанье. — Бедолага, кажется, сорвал голос.

— И что теперь? — участливо спросила Ева.

— Какое-то время не сможет петь, — пояснила Маша.

— А потом опять примется за старое, — добавил Лева. — Такая уж натура.

— Ничего! Я его, если он репертуар освоит, знакомому продюсеру покажу! — оптимистично улыбнулась Ксюша. — На оперной сцене ему и вправду делать нечего. Только голос этими вашими завываниями портить. Зато есть шанс стать рок-звездой.

— Особенно если начать раскрутку с клипов в интернете, — одобрил ее бизнес-план Лева. — Чтобы народ сначала привык к облику, а потом на концерте восхищался мастерством гримеров и костюмеров.

Они спустились с косогора и продолжили путь. На ночлег расположились возле знакомого уже ручья, разбив лагерь под защитой деревьев. Дежурить решили по очереди. Еве достались самые спокойные утренние часы. Несмотря на осеннее убранство леса, солнце в Слави подчинялось обычному годовому ходу, и поэтому светало достаточно рано.

Выбравшись из палатки, Ева с наслаждением вдохнула свежий с привкусом прелой листвы воздух, наблюдая, как солнце поднимается над лесом. Костер, огонь в котором они поддерживали всю ночь, уже почти догорел, и она поспешила подбросить свежего хвороста, стараясь разжечь пламя, как показывал вчера, объясняя ее обязанности, Лева. Сам кудесник, отстояв самую сложную ночную стражу, отдыхал рядом с женой, набираясь сил. А вот Ксюши нигде не было видно. Хотя вроде бы Еве как раз следовало ее сменить.

Умывшись возле ручья и приведя себя в порядок, Ева устроилась у входа, вспоминая сегодняшний сон. На этот раз Карина больше не мучила Филиппа, поэтому его тело, оставшееся в клинике, не сотрясали конвульсии и спазмы, а сам он, запертый в темной камере, лежал на охапке прелых листьев и несвежей соломы, находясь в тяжелом забытье.

Карина нервно мерила шагами знакомый зал с черным зеркалом и по сто раз вызывала Танечку или, как ее звали на самом деле, Елань, явно кого-то поджидая.

— Ну что ты дергаешься? — голосом Константина Щаставовича сварливо проговорило зеркало у нее за спиной. — Все равно, пока ее хранит магия пера и бабкино благословение, ты ничего ей сделать не сможешь.

— Спасибо за ценную информацию, можно подумать, я сама не знаю! — сердито ощерилась на отца Карина. — Может быть, еще подскажешь, как у нее перо выманить? Уж с благословением я бы как-нибудь разобралась. При помощи всадников или без них.

Бессмертный не удостоил ее ответом, и Карина переместилась в спальню, где в сладком предвкушении под одеялом ерзал Никита. Однако, едва хозяйка приблизилась к ложу, в спальню пожаловала Елань, баюкая на руках белого пушистого кота, в котором Ева узнала Люба.

— Принес? — спросила Карина, запуская в мягкую шерсть руку, ухоженные ногти которой длиной и остротой могли поспорить с кошачьими когтями.

Люб довольно заурчал, а Танечка-Елань протянула хозяйке прядь кудрявых волос, которые Ева, конечно, узнала. В тот момент, пока она вырывала из кошачьей пасти бедного хомяка, обласканный всеми женщинами пакостник не только ее оцарапал, но и запутался в волосах, несколько раз ощутимо дернув. Так вот кому он на самом деле служит! И нападение на Баську, видимо, специально подстроил!

— Так я и знала! — торжествующе вскричала Карина, придирчиво разглядывая прядь. — Хозяйка пера где-то рядом! Надеюсь, всадники ее выследят.

— Но ведь коты, особенно такие вещие, кажется, умеют находить людей в любом из миров, — напомнил из-под одеяла Никита.

Карина на него не глянула, поглощенная созерцанием подарка, дававшего ей новые преимущества.

— Вы готовы? — спросила она, испытующе глядя на Никиту и Елань.

Те с обреченным видом переглянулись.

— А почему это должна быть именно я? — спросила кикимора.

— Потому что ты лучше других моих служанок знаешь повадки Хозяйки пера и будешь выглядеть более достоверно, — строго глянула на нее Карина.

— А без рукоприкладства никак? — выразил сомнения уже Никита. — Может быть, лучше Скиперу это поручить. У него получится достовернее.

— Ты с ума сошел? — возмутилась Елань. — Он же меры не знает!

— Надеюсь, на этот раз нам не помешает никакая черная мохнатая мразь, — скривилась Карина.

— Люб будет стоять на страже! — пообещала Елань.

— А того другого ты, Никита, точно утопил?

Водитель кивнул, но Ева заметила, что он скрестил пальцы.

— Ну как первый дозор? — негромко поинтересовалась, выбираясь из палатки, Маша.

— Да тут и сторожить нечего, — пожала плечами Ева, наливая спутнице чай, который успела согреть и заварить.

По поводу завтрака она пребывала в раздумьях. Вчера после встречи с Дивом они шли какими-то косогорами, где почти не попадалось грибов, кроме поганок. А вяленую рыбу, которую им дал в дорогу Водяной, они съели еще за ужином. О дополнении к крупе обещала позаботиться Ксюша, но она куда-то запропастилась, самовольно покинув свой пост.

— А я ведь какое-то время встречалась с Никитой, — выслушав рассказ Евы, доверительно проговорила Маша. — Замуж за него собиралась. А потом узнала, что он Бессмертному служил.

— Мне кажется, Никита ведет какую-то свою игру, — поделилась предположениями Ева. — Вопрос только, на чьей стороне.

— Мне он как-то сказал, что единственная сторона — это его собственная. Поэтому я бы на его счет не обольщалась, — вздохнула Маша, но Ева по ее интонации поняла, что ей бывшего ухажера, ставшего игрушкой в руках Карины, тоже жалко.

Похожую судьбу, судя по всему, ведьма готовила и Филиппу, трудно сказать, сумел бы тот устоять, если бы не перо.

По поводу Люба Маша удивилась.

— Не может быть!

— А может быть, кто-то когда-то перепутал котов? — предположила Ева. Маша лишь пожала плечами, отмеряя и промывая крупу. В палатке уже ворочался, просыпаясь, Лева, поэтому вопрос с завтраком требовалось срочно решать.

— Похоже, нам сегодня придется обойтись без заправки, — вздохнула Маша.

— Как бы не так, — раздался знакомый голос.

Ветви кустарника раздвинулись, и к лагерю приблизилась Ксюша. В руках она несла освежеванную и выпотрошенную заячью тушку. Хотя Еве, да и Маше, судя по всему, было жалко косого, от ароматного кулеша с травами и дымком они отказываться не стали. О подробностях охоты подруга ожидаемо рассказывать не стала, только деловито помешивала в котелке кулеш, чтобы не пригорел.

— Ну и кто тут смеялся про дичь? — ехидно поинтересовалась она у Левы, когда тот, учуяв запах вареного мяса, выбрался из палатки. — Мог бы и сам поохотиться, Шатунов. Или ты больше по меду?

— По малине, — безмятежно улыбнулся Лева, наклоняясь с поцелуем к молодой жене.

Он сегодня выглядел более напряженным, чем обычно. После завтрака, когда они свернули лагерь, он повел их совсем уж глухими тропами подальше от ручья, словно обходя стороной опасный участок. И все же на открытое пространство выбраться им пришлось.

В какой-то миг, когда они снова вышли к берегу, обходя очередной глубокий овраг, лес просто сменился обширной просекой или, скорее, гарью, сквозь которую даже не пытался пробиться молодой лес. Приглядевшись повнимательнее, Ева увидела застывшие следы похожей на битум знакомой черной слизи. Именно она и мешала поваленным деревьям и кустам пустить новые побеги и пойти в рост.

— Что это за место? — удивленно глянула Маша, прижимаясь поближе к мужу.

Еве тоже сделалось не по себе. Ксюша сердито скалилась и чертила в воздухе какие-то знаки.

— Здесь Великий Полоз восемнадцать лет назад сражался со Скипером, — пояснил Лева.

— Когда твоего отца защищал? — уточнила Маша.

Лева кивнул.

Ева вспомнила собственную малоприятную встречу с телохранителем Карины и мытарства бедного Вадика, который всего лишь отведал стального кулака. Потом в памяти всплыли угрозы Карины, вернуть бычару в Навь к немертвым и упоминание о том, что тот ее подвел. Какой же чудовищной силой прежде обладал обратившийся к тьме сын коровы Зимун, если то место, где его загнали в Навь, даже спустя восемнадцать лет выглядело безжизненной пустыней.

— Я бы очень хотел обойти эту гарь другой дорогой, — пояснил Лева, берясь за дудочку. — Но тут с одной стороны непролазная чащоба, а с другой — болото.

Он ступил на гарь с видом сталкера, который пробирается по аномальной зоне, бросая гайки, в поисках скрытых от глаза смертельных ловушек. Ева шла за ним след в след, стараясь не отстать от Маши, готовой в любой момент расправить крылья и прийти на помощь. Ксюша бесшумно кралась в арьергарде.

Лева беспокоился не зря. Хотя сама по себе пустошь не подкинула никаких ловушек, это место притягивало к себе навь. Они прошли не более половины открытого участка, когда запах серы и паленой шерсти, неуловимо витавший в воздухе, сменила отвратительная вонь зараженной миазмами гниющей заживо, истекающей гноем плоти.

Лес со стоном раздвинулся и на край гари выехал всадник на белом, словно мучнистой росой обсыпанном, коне. Впрочем, нездоровый цвет скорее напоминал гниющие струпья проказы. Ибо шкура жуткого порождения Нави от макушки и до копыт была изъязвлена отвратительного вида болячками, гноящимися ранами и чумными бубонами. Они же покрывали руки, стопы и икры седока, чью единственную одежду составляли плотно охватывающие голову, туловище и частично ноги, не оставившие даже прогалков для глаз давно истлевшие, распадающиеся повязки.

— Это Чума? — вспомнив «Откровение», в ужасе спросила Ева.

— Это День Нави, — хмуро отозвалась Ксюша.

Пока всадник и конь, остановившись на краю гари, принюхивались и слепо озираясь, Лева и Маша продолжали играть. Прикрыв с двух сторон Еву, они отчаянно выводили покосный наигрыш. Вот только всадник уезжать не собирался. Когда он уверенно двинулся к ним, Ева, забыв начисто слова Бессмертного о том, что перо и бабушкино благословение ее хранят, едва не бросилась наутек. Ксюша ее остановила.

— Стой, где стоишь! — сурово приказала она, отдавая подруге рюкзак и косуху. — Я попробую его увести. Если не получится, просто загрызу, как дедушка коня.

— Ты что? Он же, наверное, заразный! — запротестовала Ева, даже не пытаясь осмыслить, насколько абсурдно звучат ее слова.

— Волки — санитары леса, — спокойно отозвалась Ксюша, покидая пределы незримого круга, созданного звуками двух мокшанских флейт.

Ева на секунду отвлеклась, чтобы глянуть на жуткого всадника, и этого хватило, чтобы на месте подруги по пустоши закружилась серая волчица, молодая, достаточно упитанная, как раскормленная овчарка или лабрадор, но при этом ловкая, верткая и подвижная. Настоящая переярка.

Когда она, вздыбив шерсть и оскалив полную острых зубов пасть, бросилась под ноги коню, тот, хотя давно или никогда не принадлежал к миру живых, встал на дыбы и заржал, испуганно прядя ушами. Всадник едва с ним совладал.

Ксюша не отставала и буквально лезла под копыта, загоняя коня обратно в лес и не позволяя всаднику достать себя плеткой. Потом, убедившись, что всадник клюнул на ее уловку, и вовсе пустилась бежать, перейдя с ходкой рыси на отчаянный собачий галоп. Белый конь мчался за ней по пятам, но никак не мог нагнать.

Когда они скрылись из вида, Лева, не прекращая играть, подал Еве и Маше знак, что можно отмереть и двигаться дальше. Почти бегом они добрались до кромки леса в противоположной стороне от тех мест, откуда выехал и куда скрылся всадник, прошли еще пару километров и в изнеможении рухнули на мох.