Смута

Глава 24. Наступление кагана

Красноречинск сопротивлялся всего четыре часа после того, как первый конный гвардеец пересёк линию кованных ворот. Несколько сотен человек ворвались на улицы города, просто срезая любое сопротивление мятежников, неподготовленных к неожиданному прорыву в городских стенах. Распоряжение для кавалеристов от царя было простое: рубить каждого, кто держит в руках оружие. Если раньше был смысл хоть сколько-то щадить смутьянов в надежде на то, что противник пораскинет мозгами и догадается сдаться на милость царя и его воевод, то сейчас били каждого, кто проявлял хоть какие-то агрессивные намерения в сторону государства.

Я же стоял на площади, рассматривая то, как выводят немногочисленных пленников, каждый из которых точно имел политическую ценность. В ином случае их бы просто не пленили, а раз есть возможность провести показательную расправу над смутьянами, то это определённо необходимо сделать. Конечно, ещё никто не изобрёл средства массовой информации и передать красивую смертоносную картинку казни не получится передать, но даже среди горожан крупнейшего южного селения можно было посеять саженец повиновения.

- Можно расслабиться? Вроде всех взяли кого было необходимо. – заявил Бернд, подошедший ко мне сзади почти что бесшумно.

Я взглянул на наёмника. Он, впрочем, как и в первый день своего появления в Сурии, бренчал множеством различных украшений, количество которых увеличивалось в математической прогрессии с каждой нашей встречей. Сейчас, он, в добавок к уйме своих побрякушек, облепивших всё тело бойца, подкидывал на ладони тяжёлую сурскую золотую монету, всматриваясь в её оттиск.

- Мне нравится это место. Здесь можно заработать много золота столько, что нашим ларингийским коллегам не снилось.

- Бернд, рано нам ещё отдыхать. Ещё ничего не понятно.

- А что может быть непонятно? – изумился наёмник, опуская монету в кошель на поясе, - Город взяли? Взяли. Смутьянов победили? Победили. Что нам ещё нужно для счастья? Сейчас трофеи соберём и покатим обратно в столицу наслаждаться жизнью.

- Рано нам отсюда уходить. Пусть город взят вместе с мятежниками, но степняки не спят. Я прямо копчиком чувствую их приближение сюда.

- Мы уже не раз втаптывали в землю конницу, так что нам не привыкать. Тысячей кавалеристов больше, тысячей меньше – нас это не должно так сильно заботить. Тем более, что суры искусные воины и даже без нашей помощи они могут сделать многое.

- Не стоит недооценивать харисиндцев. До вас не докатывались их тысячи, всюду сопровождаемые чёрным дымом и смрадом смерти. Если мы их не разгромим, то они вирусом проникнут в земли суров и оставят после себя только пепел. Я не должен этого допустить.

- Ты так говоришь, будто твоя Родина это Сурия. – хмыкнул Бернд.

- Моя Родина совсем в другом мире, но мне нравится здесь не меньше твоего. Как минимум, здесь, пока что, нет тех, кто готов вонзить нож в спину. Если повезёт, то меня здесь и похоронят от старости.

- Наёмники не умирают своей смертью, Вадим. – Бернд похлопал меня по плечу, - Как только мы встаём на эту скользкую дорожку, то нашу старость забирает Судьба. По мне так, лучше умереть от вострого меча в кровавой рубке, нежели от кружки мёда у себя в усадьбе.

- Может ты и прав, Бернд. Может быть…

Я вздохнул, потирая помятое лицо ладонями и мечтая о кружке прохладного кваса из погреба какой-нибудь корчмы. Это было бы прекрасно, но времени заглянуть в заведение просто не было. Это стало окончательно понятно в тот момент, когда я увидел бегущего в нашу сторону человека. Судя по форме, он был гвардейцем сурского царя из пехотного полка. Он бежал, распихивая по сторонам всех горожан, что попадались военному на пути. Стало понятно, что несомая им весть окажется исключительно важной. Я сразу натянул на себя личину серьёзности, приготовившись выдвигаться по первой необходимости, да и Бернд также перестал звенеть своими украшениями, подобравшись и положив мозолистую ладонь на рукоять прямого меча.

- Что случилось, ратник?

- Выступаем на юг. Харисиндцы перешли на наш берег! – выпалил воин, поправляя застёжку сбившегося с плеч плаща, - Царь собирает все войска.

- Мы скоро прибудем. – благодарно кивнул я воину, после чего взглянул на Бернда, - Я же тебе говорил, что нельзя нам просто так разлечься в отдыхе.

Мы устремились в лагерь армии, который был в большей части размещён за стенами города, поскольку не представлялось возможным расквартировать всю армию внутри поселения. В ставке и вправду было оживлённо, отчего сразу стало понятно, что посыльный не соврал. Построение армии в походный порядок было делом далеко не двух секунд, а потому проблема была явно серьёзной. Царский шатёр ещё стоял, и я сразу двинулся туда в надежде на то, что мне выдадут необходимые данные об нынешней оперативной обстановке.

- Царь, что случилось?! – ворвавшись в шатёр, спросил я, наблюдая за тем, как слуги монарха сворачиваются на стоянке.

- Каган Езид повёл на нас больше трёх туменов. Они уже прошли Засечную Черту и двигаются на север. Мы должны их разбить, так что сади всех своих людей на коней и со всего опору за степняками двигаемся.

Вся многотысячная армия снялась с лагеря за день, везя за собой не такой большой обоз, ставя ставку на быструю победу над противником, а потому провианта было взято всего лишь на пару недель. Конечно, даже так обоз растянулся на несколько километров, но даже так сурские силы передвигались на порядок быстрее, чем аналогичное по численности войско ларингийцев. Причиной тому был тот факт, что суры посадили на коней всех своих бойцов. Это было возможно благодаря разведению не самых дорогих, но достаточно выносливых для длительных переходов степных коней. Естественно, что такие длительные переходы конных армий требовали больших «зелёных» территорий, которые выедались подчистую, но это было небольшой жертвой для потрясающей мобильности суров. Пожалуй, единственным кто мог превзойти суров в скорости на земле, так это степняки, тактику которых северные бородачи и переняли. Вот сейчас эти две самые быстрые армии участвовали в сложной гонке за правление над только недавно воссоединившийся Сурии.

Мы продвигались на юг, пытаясь предугадать куда же двинется противник. Засечная Черта, ослабленная из-за разделившего страну конфликта, никак бы не смогла удержать столь многочисленного противника, но выиграла для царской армии целых два дня, пусть и ценой большой крови.

Для меня самого ещё было сложно ориентироваться в географии Сурии, во многом из-за того, что нормально картографировать местность начали только при нынешнем царе, а сей процесс достаточно медлителен. Другие военачальники понимали куда как больше и через пару дней пути стало понятно, что с войском противника мы успели разминуться боками, и сделали это не так уж давно. В этот момент командиры решились на серьёзный и крайне опасный манёвр, который мог стоит немалых потерь. Было решено выделить из царской армии с полтысячи конников, который должен был ударить прямо в тыл наступающих на север степнякам, а точнее разгромить арьергард. Степняки были далеко не глупцами, а потому не оставят в своём тылу хоть и небольшой, но крайне боеспособный отряд. Он вряд ли сможет сделать хоть что-то серьёзное супротив столь большого воинства кагана, но попартизанить сможет вдоволь. Всё остальное войско же повернуло обратно по маршруту, чтобы занять один из немногочисленных холмов, что были так редки в южной части страны. Под этим невысоким холмом стояло небольшое поселение, которое можно было из начала в конец всего лишь за жалкие полчаса. Впрочем, сама деревенька нас интересовала весьма слабо, ведь ключевой точкой интереса служил холм, который можно и нужно было укрепить перед началом битвы. Почему я был так уверен, что противник купиться на манёвр нашего небольшого сурского отряда и пойдёт его догонять всем воинством? Да потому что, в случае победы над нами, практически полностью противник оставит страну без защиты, поскольку собрать хоть сколько-то боеспособное войско за короткое время просто не получится. Конечно, большинство укреплённых городов сможет справится с войсками противника, выдержав осаду степняков, но какой толк от этих городов, если все поля будут выжжены подчистую, а большая часть способного к труду населения отправится в плен?

Потому-то, по прибытию на безымянный холм, сразу принялись ставить огромный гуляй-город, способный уместить всё наше многочисленное войско и защитить от обстрела степняков, который являлся нашей главенствующей проблемой. По стрелкам у нас был примерный паритет, но противник, по имеющимся немногочисленным слухам, был многочисленнее примерно на восемь тысяч человек, а потому нам придётся «отыгрывать» всю битву от укреплённой позиции.

Оказавшись на холме, я осматривал поле у его подножья, пытаясь выдумать куда необходимо выставить артиллерию, дабы полностью реализовать весь её потенциал. По правую руку от наших позиций рос небольшой лесок, способный сокрыть в себе малочисленный отряд, но также имеющий возможность серьёзно уменьшить карательную способность моих пушек, а потому сей вариант сразу же был отброшен. Оставалось сконцентрировать все орудия прямо по центру нашего строения. Это было единственным разумным решением, поскольку враг не будет брать в кольцо наш холм. Почему же я так решил? Всё было достаточно просто: пока степняки возьмут нас измором пройдёт множество недель, а достоверных данных о возможных подкреплениях из центра страны у них. К тому же, играла большую роль специфика средневековой войны. Воины средневековья редко когда были регулярами, идущими воевать за фиксированную плату и не занимающихся ничем иным, кроме как совершенствованием воинского ремесла, а потому каждый надеялся получить приятный кусок добычи с земель противника, что будут отданы разграблению. Мало кому охота тратить столько времени у подножья случайного холма, пытаясь выжить с вершины упёртых суров, которые определённо не будут покорно ждать своей смерти. Можно же просто бросить основное кочевое войско и самолично отправиться на тотальный грабёж, набивая собственную мошну и такой план выглядит куда как более выгодным. Каган точно не глупее меня и куда как лучше знает специфику подчинённых ему войск, а потому точно поспешит, чтобы сохранить под своей рукой как можно больше бойцов с которыми наверняка сможет навесить над Сурией угрозу ига.

- Вадим, ты готов к бою?

Я посмотрел на Сезара, который был как всегда весел и сейчас стоял подле меня, покачивая лежащий на плече топор.

- Чего быть неготовыми? – ухмыльнулся я, скрывая под улыбкой распирающую меня тревогу, которую можно было сравнить разве что с нахождением пред дверьми морга, где может лежать родной тебе человек, - Раз уж я пришёл на помощь сурскому царству, то поздно быть неготовым.

- А если погибнешь, то как тебя хоронить? – выдал неожиданный вопрос бородач, нисколько не покривив лицом, будто спрашивал у меня что взять на завтрак.

- С чего такие вопросы? Я умирать ещё не собираюсь. – попытался отшутиться я.

- Я серьёзно, Вадим. – посуровел Сезар, - Ты чужак на этой земле и в этом мире, но я не знаю ваших традиций. Может так статься, что шальная стрела степняка оборвёт жизнь дерзкого наёмника, так что нужно быть ко всему готовым.

Сезар и вправду задал разумный вопрос. Конечно, можно бы захоронить меня по сурским традициям, не особенно заботясь о чувствах уже мёртвого человека, но так суры показывали мне своё уважение. По началу я подумал рассказать суру о христианской традиции захоронения, но позже понял, что хоть посмертно, но исполнить свою детскую мечту.

- Положите меня в лодку полную сена, после чего подожгите и отправьте по течению. Может быть, боги этого мира будут ко мне милостивы и отправят меня обратно в мой мир. Много воды утекло с того времени, но даже так меня хоть кто-то, но ждёт там.

- Хм… - бородач потёр подбородок, - Так хоронят островитяне. – Сезар искренне улыбнулся во весь рот и посмотрел в небо, - Если ты погибнешь, то во имя Сурии и наши боги не оставят твоё доброе сердце без награды, Вадим.

- Пусть уж лучше мы будем жить во славу богов, чем грустно положим здесь свои головы. Думаю, кровь врага станет достойной платой за наши жизни.

Через пару дней стало понятно, что враг целиком и полностью купился на манёвр лихого отряда гвардейцев. Элитные воины царя сумели разгромить арьергард степняков, нанеся немалый урон тылам врага, который был готов развернуть весь свой строй, чтобы избавиться пусть и от потрёпанного, но надоедливого отряда кавалеристов, не жалевших своего здоровья в столкновении с врагом.

Перед самым боем я стал свидетелем неожиданно прекрасного действия, даже подобие которого я ещё ни разу не видел на этой земле. Это была молитва перед самым сражением. Тысячи суров, этих суровых мужчин, опустились на одно колено, опираясь на своё оружие. Они молчали, но от того ещё больше были похожи на могуче немые горы, которым даже не нужно было двигаться, чтобы все окружающие ощутили их могущественность, берущую корни из дремучего прошлого. Тогда, как и сейчас, древние суры молча клялись богам и духам своих предков, что они вернуться либо с победой, либо сложат свои кости прямо здесь, до последнего вдоха разя каждого врага, усеивая каждый метр родной земли телами ворогов. Эта клятва была священной для каждого воина и нарушивший её, до конца своей жизни мог покрыть себя и свой род позором, а позже и забыт в летах. Я каждой клеткой своего тела ощущал, что эта клятва будет нерушима до самого последнего воина.

Суры подняли в небо головы и, словно по команде какого-то могущественного внеземного существа, поднялись на ноги, изготавливаясь к битве, которая должна будет начаться с минуту на минуту. Степняки уже успели организовать свои полки, разделившись на три неравных части. Фланги степняков составляли по восемь тысяч сабель, тогда как центр, усиленный двумя тысячами элитных кэшиктенов кагана, готов был растерзать суров, выстроившихся в боевые порядки.

Харисиндцы медленно двинули коней вперёд, стараясь сохранить крепкий строй перед самим ударом. Их тысячи уже приготовили свои рекурсивные луки, готовясь закрыть небо тысячами тяжёлых стрел. В это же время, мои наёмники, сосредоточенные в лесу у подножья холма, готовились выдержать любой удар, и я был вместе с ними, надеясь, что Рубен справиться с правильной корректировкой огня артиллерии, которая должна будет сыграть одну из ключевых ролей в этом сражении.

Вся мощь Степи сейчас приближалась к нам. За стволами деревьев я видел тысячи всадников, готовых к тяжёлой схватке, а земля дрожала под ударами множества копыт. Степь шла, и двигающаяся за ними смерть уже сжимала свои костлявые пальцы на горле моего отряда. Я уже чувствовал, как оперённая стрела проникает в щель шлема, пробивает глаз и пронзает мозг, заканчивая мою жизнь в этом мире.

Харисиндцы подошли ближе и тут же затренькали тетивы из жил, выпуская в небо стрелы. На мгновение солнце скрылось, а затем снаряды обрушились на землю. Нас спасли толстые стволы деревьев, отчего лишь немногие из наёмников потеряли свои жизни. Человек двадцать по обе стороны строя рухнули, пронзённые множеством стрел, но строй мгновенно закрыл все появившиеся дыры. Мы не оставили врага без ответа, сразу дав по ним залп арбалетчиков и немногочисленных стрельцов, оставшихся в лесу. Впрочем, наш ответ не оказался эффективнее и после обмена ещё несколькими залпами, степняки поняли бессмысленность такой войны и повели вперёд коней, сменив луки на копья, цепы, сабли и топоры.

Коннице, пусть в жидком, но лесу было не столь уютно, ведь разогнаться было невозможно, а плотный строй полулатной пехоты не позволял совершить даже малый манёвр. В тот момент кровь стала удобрением для этой земли. Сталь пела свою песню, срубая головы и выпуская кишки, пока раненные кричали, надрывая голоса, а ещё живые пыхтели, пытаясь не повторить судьбу своих погибших товарищей. Времени оказывать помощь раненным сейчас не было, ведь каждый воин сейчас целиком отдавал себя битве и сердца наёмников будто слились в одно, позволяя действовать как единый организм. Каждый удар был выверенным, каждый выстрел точным, а каждый мёртвый сразу же заменялся ещё живым, но и боль мы чувствовали единым организмом. Боль была одна для всех, даже несмотря на то, что часть моих наёмников прибыла с другого края жизни. Смерть откровенно смеялась над нами, ведь на каждого моего воина приходилось по четыре вражеских всадника, а их свист вторил Смерти. Но что тогда? Отступать, подставляя левый фланг войска? Ну уж нет. Монолитная дисциплина и стальной характер наёмничьего войска не позволяли мне так просто отступить, тем более что адский хохот смерти, перекрывал рёв пушек, рвавших степняков на кровавые молекулы.

В конце концов стало понятно, что первая атака степняков оказалась безуспешной. Их удар по центру может быть и оказался удачным, а кэшиктены может быть и прорвали строй, но выучка гвардии в купе с мощью артиллерии не позволила противнику победить всего одним ударом. Их потери были большими, но и нам праздновать победу было слишком рано. Из тысячи человек, двести моих бойцов уже лежали убитыми, а ещё часть пришлось увести в тыл, дабы их там подлатали.

И всё же, не смотря на серьёзнейшие потери, степняки не ограничились всего лишь одним ударом. Ещё пять раз до темноты они накатывались, не позволяя передохнуть ни своим бойцам, ни нашим полкам. Каждый раз перед натиском происходил взаимный обстрел, после чего кавалеристы накатывались на холм, рубились словно в последний раз с сурами, но затем отступали, теряя при этом ни одну сотню и тысячу солдат. К закату мой отряд уполовинился и то это если не считать раненных, но ещё способных сражаться в строю наёмников. Обе стороны конфликта теряли тысячи человек с каждой схваткой, но ситуация кардинальной не менялась. Степняки по-прежнему не могли ворваться на холм, а нам не получалось прорваться вперёд, дабы разгромить противника.

- Царь, нам нужно что-то делать. Если так продолжится дальше, то мы здесь все поляжем. – заявил один из воевод на собрании, что началось с закатом на холме, - У меня из полка две сотни погибло, а ещё триста раненными. Тартбог нам в уши уже дышит.

- Василь, мне нужны конкретные предложения. О том что всё плохо я могу от любого другого услышать.

Государь окинул тяжёлым взглядом собравшихся командиров. В его взгляде читалась граничащая с комой усталость. Сам царь сражался в первых рядах, показывая пример своим ратникам и был ранен – степняк ударил царя по руке, сломав ему предплечье, а потому рука сурского правителя лежала на косынке, обёрнутой вокруг шеи.

- Есть у кого-то цельные предложения? Нам обязательно нужно победить.

- Мы ничего не сможем сделать, если степняки не спешатся. Они не способны взять этот холм, а мы не сможем их так легко сразить. Если всё продолжится также, то к завтрашнему закату на этой земле останутся только мертвецы. – высказался Яромур, - А подкреплений нам ждать неоткуда. Может у наёмника есть идеи?

- К сожалению нет. Я также теряю людей, но даже мои орудия не способны хоть сколько-то изменить сложившуюся обстановку. Степняков до сих пор больше нас, а их мастерство в стрельбе превосходит наше на голову. Нам же остаётся только молится и выждать удобный шанс.

На этом совете решения найдено не было и к следующему рассвету войска вернулись на всё те же позиции, которые кровью вчера удалось удержать. Мне и вправду хотелось бы выдумать необычный манёвр, который сможет позволить нам победить, но ситуация оказалась не самой выгодной для сурского воинства, а потому приходилось исходить из имеющейся ситуации. Потому нам пришлось продолжать стоят в лесу у холма, стволы которого успели окраситься в красный от пролитой крови.

Степняки из вчерашнего столкновения сумели сделать выводы и на этот раз пёрли не в конном строю, а на двух ногах, удерживая ряды под обстрелом суров. Естественно, они вновь обстреляли наши порядки, но сейчас артиллерия сработала куда как удачнее. По медленным и плотным порядкам пехотинцев картечь била на «ура». Тяжёлые свинцовые шарики разрывали тела степняков со страшной силой, отрывая целые куски окровавленного мяса вперемешку с металлом. Враг гиб, терял людей и кровь, слушая смертельный свист пролетающих мимо пуль и картечин. Гибли десятки и сотни, но враг двигался вперёд.

Наконец, противник достиг наших рядов. На этот раз мы бились, вовсе забыв хоть о каких-то нормах военного «приличия». Летали пули, свистели рассекающие воздух алебарды и влажно чавкали вонзающиеся в щели доспехов кинжалы. Я чувствовал десятки звенящих ударов, разбивающихся о сталь доспехов. Чувствовал витающую вокруг смерть и щёлкающий костяшки госпожи-Смерти, что сжимают занесённую над моей головой косу.

Харисиндцы, пользуясь собственной многочисленностью, метр за метром выгрызали у нас лесок, уплачивая за каждый шаг кровавую цену. Степняки раз за разом разбивались о деревянные стены гуляй-города, что постоянно огрызался залпами стрельцов и пушек. Правая же рука нашей армии, под постоянным давлением противника, сейчас экстренно отступала на холм, пытаясь спасти свои жизни от прущих вперёд степняков. Харисиндцы вот-вот прорвались бы за возведённые стены крепости, но засевшие там гвардейцы смогли отбиться, хоть и понесли громадные потери.

Второй день не принёс ничего кроме очередных потерь. Подножье холма было усеяно трупами, вывезти которые было просто невозможно вывезти, из-за чего за тела взялось солнце. После двух дней беспрерывных боёв, трупы, залитые кровью и требухой, стали активно гнить, наполняя воздух непередаваемым тошнотворным амбре. Оставшиеся же в живых воины были истощены множественными столкновениями, которые шли практически без продыху и даже ночью. Под покровом тьмы обе стороны отправляли небольшие вылазки, заканчивающиеся обычно ничем кроме очередных потерь. Ещё один день пустых сражений, мог окончится погибелью ещё большего количества ратников, но ситуация вряд ли бы сильно изменилась.

- У меня есть план!

Я ворвался в шатёр с воеводами государства, которые битый час придумывали и отбрасывали множество вариантов выхода из этой сложной ситуации. Я был вовсе не уверен, что у меня получится предложить наиболее правильное решение, но всё же стоило бы использовать и мои мозги.

- Ну и что ты придумал? – скептически спросил воевода Яромур, который практически перестал спать, пытаясь выдумать выход из ситуации вместе с царём.

- Прямо сейчас мы спустим со стороны селения тысячу конников. Они обойдут холм и рассекут строй степняков. Они успели убедиться в том, что смогут прорвать нашу оборону всего одним наступлением. Мы обернём их уверенность в нашу победу.

- Смело, но слишком опасно. Если у нас ничего не получится, то мы погубим целый полк ратников. – помотал головой царь, - Я не решусь на такой шаг.

- Дайте мне действовать добровольцами. Я бы рад воспользоваться одними моими наёмниками, но конников у меня не так уж и много, а нужны сильные воины, способные не только держаться в седле, но и рубить врага с великой лихостью.

- Я же сказал, что запрещаю вылазку. – отсёк все мои надежды царь.

- Вадим, ты если наёмника слушать не хочешь, то послушай меня. – неожиданно выступил с поддержкой мне Яромур, - Нам нужен один яростный удар. Всего лишь один бой, который позволит нам победить. Я понимаю, что предлагал тебе то же самое ещё прошлой ночью, но, как видишь, сия мысль не только в мою старую черепушку проникла. Я не хочу подвергать твой авторитет сомнению, но нужно воспользоваться этим планом.

Похоже, что старый воевода владел огромным влиянием на всех остальных командиров, а потому старику никто не противился. Авторитет Яромура оказался сильнее царской осторожности и тот, вздохнув, всё же кивнул, позволяя нам действовать по своему усмотрению.

Мы воспользовались разрешением в следующее мгновение. Пользуясь ночной тьмой, скрывающей нас от взглядов любого из любопытствующих, что наверняка были засланы противником, были выставлен целый полк кавалерии. Естественно, после продолжительных стычек, полноценный полк собрать было невозможно, но даже так удалось привести под наше управление семь сотен ратников, которые были реальной сборной солянкой из множества подразделений сурской армии. Во главе этого воинства встал воевода Яромур, который, не смотря на почтительный возраст, самолично взобрался на коня, приготовившись либо победить, либо же умереть, после чего повёл своё войско в сторону от холма.

На третий день схваток, степняки вновь пошли в пешей формации, желая разбить суров последним мощнейшим ударом, способным закончить кровопролитие. Суры, не имеющие резервов, были уставшими, и степняки понимали сей факт, желая разгромить истощённых северян. На этот раз, противник не пытался разделиться на три боевых отряда, сосредоточившись на ударе по центру, дабы не терять ещё больше бойцов. С их точки зрения шаг был отличным, но они точно не знали о произведённом нами манёвре, а потому мы готовились смертельно удивить противника.

Дождавшись пока враг завязнет в атаке на отчаянно обороняющийся холм, Яромур скомандовал выдвигаться. Шесть сотен конников, закрытые в тяжёлые стальные доспехи, двинулись в атаку молча, но я чувствовал, как в их сердцах бушует сталь. Каждый из них был готов погибнуть, но забрать с собой как можно больше ворогов, понимая, что наша атака является практической авантюрой, которая скорее всего заведёт нас в могилу.

Холм сковал врага схваткой, позволив нам зайти в тыл степнякам. Мы видели их открытые спины и ярость обуяла наши сердца. Всего лишь шесть сотен человек были каплей в море, что должна была потонуть в море схватки, но именно разящая сталь сурской кавалерии решила исход схватки. Мы рубили и кололи, резали и дробили степняков, втаптывая их надежды на победу в землю, залитую кровью их же соотечественников. Ярость северян, подкрепляемая громом порохового оружия, не обходила никого, и враг это понимал. Харисиндцы постарались развернуться и прорвать жидкое окружение суров. У них могло это получится, но тут свой последний шаг Яромур. Старый Воевода, словно позабыв о своём великом возрасте и множестве ранений за всю жизнь, выхватил из ножен обе своих сабли. Вооружившись, он прокричал нечто непонятное своим скрипучим голосом и с великой злостью ворвался в ряды противника, вовлекая своих бойцов за собой. Он лихо срубал головы врагов, не чувствуя летящих в него ударов, став будто бы духом самой войны. Сила Яромура вновь разожгла в сердцах суров боевой раж, который степняки не были способны сдержать, но старый воевода не смог пережить этого боя. В голову воеводы влетела тяжёлая стрела, пробивая его череп практически навылет. Полководец свесился с седла и рухнул на землю, увлекаемый страшной рубкой.

В момент погибели Яромура, суры начали наступление с холма. Тысячи ратников шли и стальная лавина не могла бы остановиться даже пред ликом всех богов этого мира. Суры всё сильнее окружали кочевников, сужая кольцо, заставляя их страдать, понимая неминуемость собственной погибели. Их били и рвали на части, мстя за всех погибших.

Наконец, к концу дня, когда тьма накрыла землю, не осталось больше ни одного живого харисиндца, кто мог бы держать в руках оружие. Всех, кто не сдался на милость северян, ждала даже не смерть, а нечто более страшное. В плен попало целых восемь тысяч человек, и каждый южанин почувствует на себе ярость сурского царя.

Владислав приказал поставить всех пленников на колени, разделив на десятки, выдав им палочки разной длинны. Непонимающие кочевники поддались воле судьбы, и жребий выдал каждому десятому неприятнейшую ношу проводника. Всех остальных выстроили в цепь и гвардейцы царя, стали методично выкалывать глаза попавшим в плен. Их крики первобытного ужаса наполнили поле боя, терзая слух живых и заставляя струится по спине холодный пот, но у суров не было никакой жалости к врагу, что посягнул на их земли. Пленников ослепили всего за два часа и теперь слепцы, сопровождая каждый свой шаг стонами боли и страха, смиренно пошли в темноту, заканчивая неудачную попытку вторжения ныне мёртвого кагана.