Как и предполагалось, смутьяны собирались обрушить мост, чтобы нам просто не удалось пересечь воду. Естественно, такая операция была не самой лёгкой ввиду того, что мост был одним из немногочисленных каменных представителей во всей Сурии. Если деревянный мост можно было просто сжечь, то каменные приходилось вручную раздалбывать кирками и кувалдами, что требовало огромного количества времени и сил. У них это частично удалось, и сейчас я бы не стал загружать мост по максимуму, но всё равно мы подошли крайне вовремя. Будь у смутьянов хотя бы парочка бочонков пороха, то ситуация сложилась бы куда как хуже, и переправиться нашему войску в ближайшее время просто бы не получилось.
Переправа заняла целый день. Мало того, что мост был узким и позволял проехать всего лишь четырём конникам нога в ногу, так и загружать его мы не стали. К тому же, было необходимо не только переместить саму конницу и немногочисленную пехоту, так ещё и перевезти обоз, который значительно стопорил наше войско. Можно было бы его бросить, но тогда у нас просто не получится в случае необходимости встать в осаду, а она вполне могла и начаться в ближайшее время, ведь Красноречинск был не просто городом, а городом практически неприступным. В такую ситуацию я уже попадал под Орлаёном, но та крепость долго не сталкивалась с реальным врагом, а потому обветшала. С южной столицей суров всё было иначе. Не смотря на все Засечные черты и крепости на границе, харисиндцы с боями часто пробирались вглубь страны, грабя всё и вся на своём пути. Вот именно о Красноречинск большинство степняков и ломали зубы. Всё-таки, город имел не только высокие стены, но и умелый гарнизон, способный не только сидеть за стенами, но ещё и выйти в поле, после чего выдать налётчикам крепких звиздюлин. Именно из-за постоянных столкновений с степняками городская крепость содержалась на «отлично».
Через несколько дней пути, пока мы двигались с большой скоростью, не успевая, правда, за отступающими смутьянами, нам поступил приказ из столицы о том, что необходимо дождаться подкрепления основных войск, лояльных Владиславу. Ну, а дожидаться в голом поле не очень продуктивно, а потому необходимо занять крепость, именуемую Полонским Городищем. Само укрепление было старым и основательным. Собственно, своё название оно получило за счёт того, что раньше здесь располагалась одна из главенствующих баз работорговцев на берегу реки Пьянар, что была притоком Ярыка.
В общем, учитывая, что вся армия для взятия городища нам просто не нужна, было решено, что мой наёмничий корпус отправится брать бывшее пристанище торговцев живым товаром, а вторая часть закрепится на уже взятых территориях. Учитывая, что враг сейчас бежал, то план был одобрен Гривой, и я, со счастливой душой, отправился на осаду.
Подход к крепости был расчищен и, что удивительно, не был нашпигован хоть какими-то ловушками для того, чтобы остановить наш подход. У меня даже появилась мысль, что крепость просто оставили, решив не защищать столь важную транспортную развязку. Естественно, через пару мгновений удалось понять, что это было далеко не так и на стенах городища развевались знамёна смутьянов: взлетающий с земли беркут золотого цвета на красном фоне. Помимо обычных знамён виднелось и множество воинов, стоявших во весь рост за зубцами стены. Такой «парад» был простой демонстрацией силы, призванной либо отпугнуть нас, либо предостеречь от излишне рискованных действий, которые, в отсутствии многочисленного врага, могли бы сработать. Впрочем, нужно было всё равно соблюсти все прелюдии, исполняемые лоялистами при подходе к очередному укреплению, занятому, предположительно, смутьянами «пятибоярщины».
Двинув своего коня вперёд, я подскочил к стенам каменной крепости, сопровождаемый взглядом десятка глаз. Многие защитники Полонского Городища рассматривали меня поверх болтов и стрел, чьи наконечники были готовы по-дружески нашпиговать сталью, заставляя сильнее сжимать поводья коня. Казалось бы, своему доспеху я доверял целиком и полностью, но с ужасом представлял, как по шлему забарабанят стрелы и болты, уходящие во все стороны.
- Меня зовут Вадим Ларингийский! – поприветствовал я защитников, подёргивая аркебузой, к стволу которой было привязано белое полотно, - Светлейшим именем царя Владислава, предлагаю вам сложить оружие и сохранить свою честь! Заявляю вам, что царевич Могута официально отрёкся от всех притязаний на престол Сурии и ваши предводители дурят вам головы! Будьте честны с собой и не насылайте на себя, своих родных и своих предков гнев богов! Я даю вам время на правильное решение, и, если вы будете верны своей совести и оставите городище, то обещаю вам, что вы сохраните свои жизни!
Прокричав заранее подготовленную и уже успевшую запомниться речь, я прокашлялся, собираясь вернуться к дожидающемуся меня наёмничьему войску, но быстро понял, что защитники погружаться в долгие раздумья не собираются.
- Пять стрел тебе в гузно, наёмник! – крикнул кто-то мне со стены, и в поддержку ему грянул громогласный смех товарищей.
В этой кампании такой ответ встречался не так уж и часто, но с большим продвижением на юг, ответ не оказался удивительным. Пожав плечами, я просто развернул коня и вернулся к своим людям. С интересом меня встретили пушкари, которые уже были готовы начать обстрел крепости. Отойдя на безопасное расстояние, я просто вздохнул и махнул рукой.
Пушки буднично ухнули, отправляя тяжелые каменные ядра в сторону крепости, сшибая замешкавшихся на вершине защитников. Мои пехотинцы уже сейчас рвались в атаку и наверняка смогли бы пробить своими бронированными телами нам путь внутрь, но очень уж мне не хотелось возыметь лишние потери. Тем более, что можно было с меньшей аккуратностью растрачивать снаряды и порох, ведь царь с подходом должен был подвезти дополнительные припасы.
Обстрел вёлся с высокой интенсивностью, и я уже заскучал, усевшись в тени одного из деревьев и рассуждая о том, как же буду бороться со скукой на воеводском посту, если меня поставят руководить войсками не на пограничье Сурии, а где-то посреди страны. Естественно, я задолбаю каждого подчинённого мне ратника постоянным муштрованием и научением дисциплине, но рано или поздно наскучит и это, а потому придётся выдумывать для себя ещё какое-то необычное развлечение. Впрочем, при наличии денег можно придумать много чего, что сможет развлечь скучающего наёмника. Можно будет улучшать подконтрольные земли, расширяя инфраструктуру, налаживая военные силы, налаживать торговлю, производство и образование. Учитывая, что в моей казне золота сейчас более чем прилично, мне наверняка стоит вложить их в промышленность царства, не отходя от прошлых планов, стать чуть ли не монополистом в нескольких областях экономики. Конечно, мало кто любит монополистов, но может так у меня получится подстегнуть купцов и богатые рода не просто чахнуть над златом, а инвестировать как можно больше денег хотя бы в свои земли. Единственным, что должно будет меня ограничивать в этих экономических операциях, так это то, что никак нельзя становится сильнее государства, которое может увидеть во мне противника, а заполучать для себя очередного могущественного врага мне очень уж не хотелось.
Скуку разрушил один из разведчиков, расположенных по пути к городищу в нашем тылу. Парень был младшим из множества сынов одного малоземельного боярина и потому искал своего счастья в рядах наёмников, из-за этого служил образцово. Сейчас он стоял предо мной, пытаясь доложиться, но сбитое дыхание не позволяло ему выговорить хоть что-то внятное.
- Отдышись, воин. – приказал я ему, встав с земли, понимая, что вскоре придётся раздавать множество приказов.
- По тропе идёт войско! – глубоко вдохнув заявил воин, - Под знамёнами царя Владислава. – солдат прервался на ещё один сиплый вдох, - Не меньше четырёх тысяч.
- Владислав?! – изумился я, принимаясь за экстренное планирование.
Я был готов дать голову на отсечение, что это был не Владислав и посланные им войска. Мы постоянно получали от него письма о том, когда же основное войско присоединится к продвижению гвардии, и из них выходило, что самые передовые царские отряды догонят нас не раньше, чем через неделю, а потому это был кто угодно другой, но не царские лоялисты. Тем более, что сначала бы послали вестника, а эти прут сразу полками, а значит, что сражения не избежать, и нам стоит приготовится к тяжёлому противостоянию.
Учитывая скорое столкновение с превосходящим нас числом войском, меня сильно обеспокоила наша нынешняя позиция. Городище стояло на высоком берегу, и, если спрыгнуть с края, то до реки придётся лететь не меньше полусотни метров. С одной стороны мы были окружены с обеих сторон и хоть как-то покинуть это место просто не получится, если не пробиться через идущий к нам сейчас контингент противника, поднимающийся по своеобразному серпантину. С другой стороны мы упирались в крепость, которая определённо сдаваться просто так не будет, а потому сейчас мы находимся в фактическом капкане. Однако же, дорога, ведущая к крепости, была и нашим преимуществом, ведь обороняться на узком серпантине куда как проще.
- Бернд, давай на дорогу! Восемь пушек забирай с собой! Бейте картечью и припасов не жалейте. Туда же три сотни стрельцов и половину пехоты. Делайте всё что угодно, чтобы они наверх не прорвались!
Бывший командующий нашей армии приказ исполнил практически мгновенно и потянул за собой всех отправленных с ним воинов. Нам же был необходимо не просто удержаться от возможной контратаки из крепости, но и взять её. Даже если нам удастся удержать дорогу, то оставлять за спиной целую крепость будет слишком опасно, ведь, кто знает, какие финты защитники могут вытворить.
- Мантелеты к бою! Идём на приступ! – заорал я, возвращая шлем на свою короткостриженую черепушку.
Бойцы в одну секунду обступили со всех сторон, таща с собой большие прямоугольные щиты, обитые металлическими листами. Парочка наёмников несла полные пороха бочонки. Собравшись в подобие римской «черепахи», мы медленно попёрли к воротам крепости. По сути своей, такой шаг был чистой авантюрой с моей стороны, построенный исключительно на риске и надежде в то, что крепость слишком стара и не перестраивалась на манер крепостей высшей фортификационной мысли позднего средневековья.
Шли мы медленно, соблюдая строй, ведь только он был нашим спасением от множества смертоносных железок, дождём тарабанящих по щитам с того момента, как мы подобрались к стенам Полонского Городища на дистанцию выстрела. Защитники крепости были, похоже, обласканы с ног до головы госпожой Удачей, ведь парочка пущенных ими стрел как-то смогли найти щель в щитах и убить в шею одного из моих наёмников, что вывалился из строя и остался лежать на сырой земле. Конечно, противника сгоняли со стены оставшиеся пушки и стрельцы, но даже так, как только мы подобрались к укреплению, на нашу голову посыпались здоровенные булыжники, укрыться от которых даже щитом было нелегко. Однако же, самой неприятной крепостной фишкой был даже не обстрел камнями, а зловонная и кипящая жижа, которую стали лить на наши головы в тот момент, когда строй из неполной полусотни наёмников подобрался к воротам. Несколько бойцов сразу заорало от боли, когда стали вариться под льющейся сверху жижей. Крики боли шли будто из ада, и я совсем не завидовал погибающим, но даже так задачу надо было выполнять. Выхватив бочонок у одного из наёмников, я быстро рванулся к воротам, поставив взрывоопасную ношу прямо к петлям ворот. Второй боец сработал чётко, и мы практически мгновенно подпалили заряды от толстых тлеющих фитилей, которые перед атакой накинули через плечи.
- Назад!
Мы отошли назад быстро, продолжая соблюдать строй, хотя это было куда как страшнее, ведь даже щепка от бочки, летящая под тысячу метров в секунду, могла в одно мгновение лишить жизни, пробив артерию, а при нынешнем уровне медицины такое ранение было равносильно смерти. Пожалуй, даже Фабрис со своими навыками не смог бы ничего поделать с таким ранением.
Взрывы ухнули один за другим с перерывом всего в секунду, а нас осыпало тучей крупной деревянной щепы. Бочки у нас были не самыми простыми, а укреплённые с нашей стороны кованным коробом и воткнутыми штырями в землю, чтобы основная сила взрыва была направлена в сторону ворот. Помогало это далеко не всегда, и на этот раз бочку сорвало со штырей, и осколок корпуса пробил щит пред моими глазами.
Взвесь из деревянной пыли поднялась в небо, перекрывая обзор, но, поскольку наше подразделение отошло в сторону, то в образовавшийся проём успели разрядить свои аркебузы оставшиеся с нами стрельцы, срезая любую охрану, которая могла бы там стоять.
- Вперёд!
Откинув щиты в сторону, мы рванулись вперёд, преодолевая узкий проход. Предчувствуя скорое кровопролитие, я бежал вперёд, и в проходе подкованным ботинком проломил чей-то череп, влажно чавкнувший под подошвой.
Преодолев проход без какого-либо сопротивления, мы врубились в толпу защитников, не успевшую собраться после взрыва и двух плотных залпов аркебузиров. Оказавшись по ту сторону стены, я налетел на вражеского ратника, закрывающегося щитом от напирающей на неплотный строй бронированной пехоты. Влетев в него плечом, я сбил воина с ног, обрушив его на землю. Он попытался закрыться от меня щитом, и я, овеянный нечеловеческой яростью, обрушил на него первый удар своей полуторной сабли. Заточенный до бритвенной остроты клинок с лёгкостью разрубил щит и его умбон. Отбросив остатки деревянного щита в сторону, боец перевернулся по земле и попытался достать меня своей саблей по ноге, но я шагнул назад, пропуская клинок в сторону, и сразу же ударил по его руке, выбивая оружие. Описав несколько кругов вокруг собственной оси, сабля воткнулась в землю. Ратник попытался закрыться руками, пробуя мне что-то сказать, но я не слышал его из-за стучащей от адреналина крови в ушах. Тело мгновенно стало лёгким, и мне казалось, что я начал чувствовать каждую мышцу в теле, изрубая тело противника в мелкий кровавый фарш. Я чувствовал ярость, граничащую с эйфорией, пронизывающую удовольствием каждую частичку тела. Сейчас это меня нисколько не пугало, а потому, просто как факт, заметил вытекающие из прорубленной головы ратника мозги, прежде чем броситься на следующего ворога.
Этот ратник был расторопнее, и его, казалось, совсем не заботила контузия от взрыва. Воин даже не пытался защищаться, а шагнул мне на встречу, замахиваясь чеканом. Боец двигался столь стремительно и плавно, что ему удалось пробить кирасу на моей груди. Оружие застряло в плотной стёганой куртке, но назад у ратника вернуть чекан не получилось. Поняв тщетность попыток вернуть оружие в свои лапы, ратник сдвинулся в сторону, пропуская над головой мой контрудар. Отшагнув, он выхватил из ножен тесак, длиною никак не меньше мужского локтя, и молниеносно резанул меня по руке, оставив на предплечье глубокую рану. Адреналин не давал мне ощутить боль, и я шагнул вперёд, пробиваясь через нехитрую оборону противника. Он попытался рубануть меня ещё раз в уже раненную руку, но на этот раз я подставил конечность так, чтобы плоть не пострадала, но немного ошибся. Удар пришёлся на закрытые латной рукавицей пальцы, и те сразу же отнялись, оставляя рабочей только правую руку. Времени у противника отклониться от удара не было, и он принял животом мою саблю, легко прошедшую прямо между пластин куяка, защищавшего ратника от неминуемой гибели. Понимая, что рана не смертельна, я вложил все силы в единственный толчок ног, сильнее раздвигая пластины доспеха и прорезая разгорячённую в бою плоть. В момент, когда острие сабли достигло позвоночника ратника, я увидел глаза воина. Он смотрел на меня без испуга, будто сейчас его душа не отправлялась к богам, а воин просто сидел где-то в корчме, наблюдая за дракой двух пьянчуг. Он был спокоен и уходил в свой последний путь молча, не проявляя слабости даже в последние мгновения жизни.
Пока я «зависал» во взгляде умирающего противника, мне чуть было не снесли голову ударом бердыша, но тут подоспел Сезар, снёсший голову вражеского ратника широким ударом собственной алебарды.
- Вадим, ты в бою! В гроб захотел?!
Звериный рык косматого наёмника вынул меня из морока и как раз вовремя. Один из стражников попытался пристрелить меня из самострела, нацелившись прямиком в грудь, из которой до сих пор торчал чекан. Мне не оставалось ничего, кроме как упасть на бок, отпуская рукоять сабли и вырывая из кобуры пистоль. Беззвучно тренькнула тетива стражника и болт с белым оперением застрял в боку кирасы. За ответом в кобуру лезть не надо было, а потому я просто навёл пистоль в сторону врага и нажал на спуск. Пистоль, обдав меня пороховой вонью, отправил пулю в грудь ратника. Пуля, пробив тонкий кафтан, передала телу всю кинетическую энергию, из-за чего тот упал на зубец крепости, чуть не улетев в реку с добрых пятидесяти метров.
Дальнейшая битва представляла из себя разрозненные схватки с защитниками крепости, которым вообще не удавалось сплотиться в хоть какое-то подобие организованного войска. Одной рукой орудовать мне было неудобно, но даже так мне удалось сразить ещё двоих, доведя общий счёт убитых в мясорубке от моей руки до пяти.
Штурм крепости, хоть и сопровождался неприятными потерями, но был произведён меньше, чем через час. Радовал тот факт, что внутри крепости не было крепких каменных зданий, каждое из которых можно было превратить в отдельное укрепление и отбиваться до потери пульса. Однако же, сейчас было нельзя расслабляться, поскольку враг продолжал наступать по дороге и, судя по оживлённой стрельбе, противник сбавлять обороты атаки не планировал.
- Все за мной!
Не смотря на переставшие работать пальцы, боль от которых постепенно стала появляться, заставляя меня шипеть от каждого движения конечностью. При помощи Сезара я быстро снял пробитый панцирь, от которого толку уже практически не было, понадеявшись на то, что поддетая кольчуга переживёт следующую схватку.
Собрав всю тяжёлую пехоту за собой, быстро устремился вниз, понимая, что бойцы после схватки не свежи, но нужно было как можно быстрее прибыть на помощь Бернду и его бойцам. Как выяснилось чуть позже – торопились мы не зря. На этот раз, смутьяны решили остановить наше наступление не только при помощи хитрого письма, но и не стесняясь пользоваться помощью иностранных наёмников, готовых вписаться в любую движуху, где на кону стояли немалые деньги.
По знамёнам чужеземцев мне было не понятно откуда к нам прибыла их банда, но, судя по численности в три сотни человек, это были далеко не простые проходимцы. Их пехота, как и моя, была закована в тяжёлые доспехи и вооружена древковым оружием, а потому доставляла серьёзные хлопоты моим ротам. Со стороны столкновение двух групп наёмников напоминало толкучку яростных ежей, которые не были способны пойти в полноценную яростную атаку. Если бы не приносимая отрядами стрельцов «перчинка», то это столкновение шло бы до истощения, ведь было просто невозможно провести хоть какое-то подобие флангового манёвра из-за искривлений дороги и высоты берега, который охраняло городище.
Мы подоспели в тот момент, когда стрельцы готовились к новому залпу, ускоренно перезаряжая аркебузы. Было похоже, что бьющиеся против нас наймиты отступать совсем не собираются, не смотря на постоянный аркебузный обстрел. Впрочем, наступать им вверх по склону, мягко говоря, трудно, но и бежать было стыдно. Будь здесь мои ветераны из Ларингии и Рюгленда, прошедшие далеко не одно кровавое сражение, то мы бы уже перешли в контратаку, но суры, будучи не такими «обстрелянными», атаковать не пытались.
- Бейте по центру! – заорал я стрельцам, оглушённый множеством выстрелом и звоном стали, - Пробейте нам проход!
Сотники стрельцов мой приказ разобрали отлично и исполнили в точности. Если раньше они били просто в кучу противника, особенно не целясь и надеясь решить проблему массовой стрельбой, то сейчас они сделали всего два залпа, срезая полулатную пехоту противника сотнями свинцовых пуль, пробивая брешь в их плотном стальном построении.
Нового моего приказа не понадобилось и Сезар, окружив себя самыми боеспособными наёмниками из тяжёлой пехоты, помчался в образовавшуюся брешь. Этот бородач будто бы источал из себя ярость, овеивая ею ратников вокруг себя и заражая желанием биться до потери сил. Его подразделение воспользовались образованной брешью профессионально. Вражеские наймиты не успели прийти в себя после очередного залпа и закрыть дыру в своих рядах, впустив в свой строй бронированное острие Сезара. Ратники моего воинства мгновенно раздвинули шеренги врага, обтекая те с двух сторон и создавая два небольших котла. Пробивались с трудом, но лоялисты Владислава, вошедшие в боевой раж, рубили противника, не заботясь о потерях и ещё несуществующих законах войны. Это был акт первобытной ярости. Дикой, но до невозможности прекрасной ярости, когда доблесть и личное умение на поле боя решали всё. Только сталь, кровь и требуха из разрубленных животов.
Прорвав строй врага, мои наёмники устремились дальше, врубаясь в рассеянных после каскадов выстрелов артиллерии, «сдувших» организованное сопротивление ратников смутьянов. Противник почти бежал от облитых с ног до головы кровью наёмников, секущих любого попадающего им под руку. Я было сначала даже удивился тому факту, что смутьяны не пытаются организовать хоть какое-то подобие защиты, но затем на нас вылетела целая кавалькада конников, размахивающая саблями и копьями, готовые изрубить всякого. Их даже не заботил крутой подъём, остановивших даже самого упорного. Вот только, даже бегущих смутьянов не обходили стороной, и дорога быстро усеивалась телами. Это было слишком странным явлением, ведь что-что, а личный состав врагу нужно было беречь.
- За Владислава! – заорал я во всю силу своего горла, понадеявшись, что мне получится перекричать гремящую битву, подкрепляя свои слова выстрелом из пистоля в воздух.
Неожиданно, но командир конников поднял руку вверх, тем самым приказывая своим подопечным тормозить. Кавалерия, до того желавшая разорвать моих наёмников, затормозила, оставляя борозды на земляном покрытии земли.
- За Владислава! – вторил мне конник.