Скитальцы Гора

Глава 27 Озарение женщины

— Помогите! — надрывался мужчина, ушедший в песок по пояс.

Напороться на такую песчаную ловушку в этих местах обычное дело. Можно спокойно идти по кажущемуся надежным песку, а потом вдруг раз, и, еще недавно твердая поверхность перестает держать вес человека. Сначала проваливаешься в нее совсем немного, на несколько дюймов, кажется, что тебя кто-то внезапно схватил за лодыжки, а затем сила тяжести начинает свою неторопливую работу. Большинство таких зыбунов, по сути, не особенно опасны, поскольку зачастую есть время повернуть назад и выбраться из него или проскочить до другого края. Да и глубина многих из них не превышает двух — трех футов. Однако попадаются и чрезвычайно опасные ловушки, площадь и глубина которых не оставляет шансов вырваться, особенно, если человек успел сделать несколько шагов по зыбуну прежде, чем понял то, что попал в ловушку, и если его глубина, больше чем рост пойманного. Чаще всего, опытный человек легко может различить зыбун и обойти его стороной, но бывает, встречаются и совсем уж предательские ловушки, у которых поверхность мало чем отличается от окружающего его песка, или прикрывается нанесенной болотной растительностью или морскими водорослями. Кроме того зыбуны отличаются по плотности. В какой-то проваливаешься относительно быстро, в другие, где песок имеет большую плотность, можно уходить несколько енов, а иногда до половины ана. Избежать опасностей зыбуна можно разными способами. Прежде всего, лучше в него не попадать, а потому следовать проверенным, разведанным путем, или идя след в след за другими или придерживаясь отмеченных проходов, если таковые существуют. Не стоит заходить в такие области в одиночку, лучше идти группой, обязательно имея при себе веревку и так далее. И нельзя забывать, что попав в зыбун нельзя дергаться, чем сильнее борешься, тем быстрее тонешь. Так что, в определенных ситуациях, будет разумнее, попытаться остаться спокойным и попросить о помощи. Конечно, если никого в округе нет, и продолжаешь неизбежно уходить в песок, имеет смысл постараться освободиться самому, пытаясь брести или, точнее даже плыть в сторону надежной опоры. Понятно, что это будет нелегко, учитывая, что ноги заперты в песке, препятствующем таким усилиям.

Судя по тому, что я увидел, мужчина, попав в ловушку начал сильно дергаться, кроме того, он явно был один. Однако, похоже, вскоре он прекратил бессмысленную уже в его ситуации борьбу, и просто звал на помощь, по-видимому, в надежде, несмотря на всю очевидную бесполезность того, что поблизости найдется кто-нибудь. Я бы не стал порицать его за это, в конце концов, окажись я на его месте, и возможно, я поступил бы точно также.

Мужчина, торчавший из песка, носил униформу Ара. То, что вокруг никого больше не было, я понял уже давно. Можно было предположить, что он либо заблудился, либо пошел добывать продовольствие.

— Помоги! — внезапно закричал солдат, весь измазанный болотной тиной и песком он, увидев меня и протягивая ко мне руки. — На помощь! Помоги мне!

Немного приблизившись, я замер на краю зыбуна. До мужчину оставалось приблизительно десять футов.

— Помоги мне! — повторил он. — Друг! Соотечественник! Помоги!

Но я не спешил, лишь молча стоял, разглядывая его.

— Я абсолютно беспомощен! — пожаловался солдат. — Я оказался в ловушке! Я не могу двигаться, но вроде перестал уходить в песок!

Это было похоже на правду.

— Ай! Я тону! — вдруг в панике закричал мужчина. — Окажи мне помощь или мне конец!

Я даже не стал оспаривать его оценку ситуации. Насколько я видел, он пришел к совершенно правильному выбору.

— Соотечественник, — обратился он ко мне, — помоги меня, я прошу тебя!

— Я не служу Ару, — сообщил я ему.

Солдат уставился на меня диким взглядом.

— Ты что, не узнаешь меня? — осведомился я.

Похоже, узнал, судя по изданному им мучительному стону. Честно говоря, во мне до сих пор клокотал гнев, стоило только вспомнить об этом человеке. Окажись он еще недавно в пределах досягаемости моего клинка, я бы даже не задумался и наделал бы в нем несколько дырок, а потом, возможно, нашинковал бы, чтобы тарларионам было удобнее закусывать.

— Помоги мне! — вдруг заорал Плиний, провалившись по грудь.

Я стоял на краю зыбуна и молча разглядывал своего бывшего конвоира.

— Помоги мне, друг! — повторил он, протягивал ко мне свою руку.

— С каких это пор мы вдруг стали друзьями? — поинтересовался я.

— Помогите мне! — отчаянно взвыл он. — Пожалуйста!

— У тебя нет чести, — презрительно бросил я.

— Ну пожалуйста! — взмолился Плиний.

Солдат смотрел на меня дикими от ужаса глазами. Его рука жалобно и беспомощно протянутая ко мне безвольно упала на песок. Я отвернулся и покинул край песчаной ловушки.

— Слин! Слин! — неслись мне вслед отчаянные вопли.

Сердясь и на Плиния, попавшего в ловушку, и на самого себя я спешно вернулся на остров на отмели у которого стоял мой плот. Увидев мое перекошенное злобой лицо и свирепость моей походки, Ина, так и оставшаяся стоять на коленях около плота, моментально уткнулась головой в песок. Кажется, от страха ее начало неудержимо трясти. Недолго думая, я схватил женщину за плечи и, опрокинув на живот, молниеносно использовал ее мягкое тело, чтобы сбросить охвативший меня гнев и напряжение. Когда я встал на ноги, смятенная и задыхающаяся Ина, перевернулась на бок и пораженно посмотрела на меня. Я же, не обращая уже на нее никакого внимания, в ярости схватил с плота шест и побежал назад к зыбуну. Все еще злясь на себя, я протянул палку солдату Ара, Плинию, бывшему когда-то моим конвоиром. В тот момент песок уже доходил до его рта. Но руки, остававшиеся над поверхностью, отчаянно попытались поймать шест. Это получилось не сразу. Но вот, он вцепился в протянутую палку сначала одной рукой, а потом и второй. Пришлось помучиться нам обоим, прежде чем, Плиний, измазанный с головы до ног песком и илом, оказался на твердой поверхности. Его трясло от пережитого ужаса.

Не дожидаясь, пока Плиний придет в себя, я обнажил меч. Я не сомневался, что он нападет на меня, и был готов к этому. Воин, действительно вытащил меч из ножен, но, как стоял на коленях, так и остался, даже не попытавшись встать. Он просто воткнул клинок в песок передо мной. Потом Плиний сделал то же самое со своим кинжалом.

— Я — ваш пленник, — устало проговорил он.

— Нет, — отмахнулся я, — Ты свободен как прежде.

— И Ты, — удивился солдат, — Косианский шпион, оставляешь мне мою жизнь и свободу?

— Ты же не женщина, — пожал я плечами.

Стоит отметить, что на Горе никто не верит, и даже не собирается верить, что представители обоих полов одинаковы. Соответственно и рассматривают они их по-разному.

— В прошлый раз я повел себя бесчестно по отношению к тебе, — вздохнув, признал Плиний. — Я про тот ключ. Тогда на острове, Ты действительно его заслужил.

— Конечно, — не мог не согласиться я.

— Я опозорен, — тяжело вздохнул он, и не дождавшись моего ответа, заявил: — Если пожелаешь, я сам воткну кинжал себе в грудь.

— Не стоит, — сказал я, но тут же, увидев, что солдат потянулся за клинком, заорал: — Стоять!

Рука Плиния зависла в воздухе, немного не дотянувшись до эфеса его меча. Я уже стоял почти над ним с отведенным в замахе мечом. Еще немного и я снес бы ему голову с плеч.

— Ты спас мне жизнь только затем, чтобы забрать ее у меня сейчас? — спросил он.

— Если бы Ты попробовал напасть на меня, — ответил я. — Вставай. Меч можешь взять.

— Ты спас меня, — сказал Плиний, вложил свой клинок в ножны. — У меня нет ни малейшего желания драться с тобой, и мне теперь наплевать кто Ты, или кем можешь быть.

Я отступил на шаг, по-прежнему ожидая от него какой-нибудь пакости, например броска кинжала. Но воин просто убрал его в ножны. Потом воин, кряхтя, встал на ноги. Только теперь я увидел, что мало того, что он устал в борьбе с песчаной ловушкой, но он уже до этого был слаб и измотан. Похоже, недели ужаса и голода не прошли для него даром.

— Как тебе удалось выжить в дельте? — поинтересовался Плиний.

— А что в этом трудного? — пожал я плечами, и поймав на себе его удивленный взгляд, добавил: — Здесь живут сотни людей, ренсоводы, например.

— Ты видел здесь таковых? — осведомился воин.

— Честно говоря, давно не встречал, — признал я.

— Здесь нет никаких нормальных путей, здесь не остается никаких следов, — сказал он.

— Нет, — согласился я, — по крайней мере, таких, которые можно было бы отметить на ваших картах.

— Это — лабиринт, — устало вздохнул мой бывший охранник.

— Всегда остаются солнце, звезды, ветры, направление течения, в конце концов, — напомнил я.

— На нас охотятся ренсоводы, — пожаловался Плиний.

— Так станьте для них слишком опасным объектом охоты, — посоветовал я ему.

— Мы голодаем, — объяснил он.

— Неужели Вы не можете найти еду здесь, где ее полно? — удивился я.

— Но здесь одни акулы и тарларион, — возмутился воин.

— Они тоже пища, — заметил я.

— Мы же цивилизованные люди, — простонал он. — У нас нет шансов выжить в дельте. Мы все здесь обречены.

— Для вас сейчас самой большой опасностью была бы попытка покинуть дельту, — предупредил я.

— Дельта, победила могущественный Ар, — вдохнув, признал Плиний.

— Дельта, она как женщина, — усмехнулся я, — ее также можно захватить. Просто, Вы не знаете, как сделать ее беспомощной и заполучить в свои путы. Если бы вас заранее предупредили, и дали должным образом подготовиться, вы, скорее всего, без труда завоевали бы ее, а затем, как любую другую женщину, имели бы ее у своих ног, почти как рабыню.

— Нас предали, — проворчал солдат.

— Конечно, — не мог не согласиться я.

— Я должен поблагодарить тебя, — заявил он, — за мою жизнь и свободу.

— Насколько я понял, Ты здесь не один, — заметил я.

— Нас горстка выживших, — вздохнул Плиний. — Но мы погибаем один за другим.

— А что с Лабением? — полюбопытствовал я.

— Он тоже выжил, по-своему, — проворчал он.

— По-своему? — переспросил я.

Но воин только пожал плечами, похоже, не желая вдаваться в подробности.

— Пожалуй, теперь нам лучше всего разойтись, — сказал я — и сделать вид, как будто мы никогда не встречались.

— Это точно, — признал солдат Ара. — Вот уж никогда бы не подумал, что буду обязан своей жизнью и свободой шпиону Коса.

— Сколько раз мне нужно повторить, что я не шпион Коса? — поинтересовался я. — И я никогда им не был!

Плиний, все еще не веря, озадаченно посмотрел на меня.

— Ну что смотришь? — усмехнулся я. — Кажется моей главной ошибкой, стало то, что попытаться быть полезным Ару.

Теперь его взгляд стал пораженным.

— Откуда мне было знать, — заорал я на него, — в те времена, когда я старался помочь моему другу, молодому офицеру Марку из Форпоста Ара, работавшему для Ара, что Ар отблагодарит своих друзей веревками и ударами плети!

— Так Ты что, правда не с Коса, и не шпионил для них? — спросил Плиний, когда, наконец, смог говорить.

— Нет! — выкрикнул я. — Конечно, нет! Обвинения против меня были ложными, потому что их выдвинули те, кто действительно работает на Кос.

— Сафроник? — уточнил Плиний.

— Ну конечно, — ответил я, постепенно успокаиваясь.

— Теперь-то его предательство понято всем, — признал он.

— Жаль до вас это не дошло раньше, — проворчал я. — Но лучше поздно, чем никогда.

— Вот только, я подозреваю, что только мы здесь в дельте действительно понимаем то, что было им сделано, — предположил солдат.

— Возможно, — не мог не согласиться я.

— А там снаружи, — с горечью продолжил он, — Сафроника вполне могут считать героем.

— Почему-то я нисколько в этом не сомневаюсь, — проворчал я.

— И мне кажется, что я знаю имя еще одного предателя, — заявил он.

— Кого именно? — поинтересовался я.

— Это та самая надменная шлюха, Леди Ина, — выплюнул он.

— Возможно, — не стал спорить я.

— Точно она, — с ненавистью произнес воин. — Она ошивалась при штабе Сафроника и, наверняка, была посвящена в его измену.

— Верно, — признал я.

— Как бы я хотел, чтобы она оказалась в моих руках, — прорычал он.

— Шест, с помощью которого я тебя вытащил из зыбуна, с ее баржи, — сообщил я ему. — Если ты осмотришь его внимательно, то увидишь остатки позолоты там, где она не обгорела.

— То есть ее баржа была захвачена, — сделал он вполне логичный вывод.

— Да, — не стал разубеждать его я, — очевидно, ее захватили сожгли ренсоводы. Этот обгоревший шест я нашел на болотах. Кроме того, намного позже, на одном из островов, мне попался обломок форштевня.

— А что насчет Леди Ины? — поинтересовался Плиний.

— Для меня очевидно, что она попала в руки к ренсоводам.

— Значит, они с ней уже покончили, — мстительно усмехнулся воин.

— Может они сделали ее своей рабыней, — предположил я.

— Нет, — отмахнулся он. — Она не из тех женщин, которые могут понять, чем должна быть рабыня, уже не говоря о том, чтобы ей быть.

— Возможно, — пожал я плечами.

— Точно тебе говорю, — сказал Плиний. — Жаль только, что она не попалась нам в руки здесь в дельте. Военный трибунал она вполне заслужила.

— А что было бы с ней потом? — полюбопытствовал я.

— А разве это не очевидно? — спросил он.

— Так что? — настаивал я.

— Кол, конечно.

— Понятно, — кивнул я.

— Ну, желаю тебе всего хорошего, — попрощался Плиний.

Я промолчал, задумавшись о своем.

— Честно, говоря, мне жаль, что Ты так ненавидишь мужчин Ара, — сказал он напоследок.

— Согласись, у меня есть веские причины для этого, — сказал я.

— Не буду спорить, — признал Плиний.

— А что Ты здесь делал? — спросил я, у уже поворачивавшегося, чтобы уйти воина.

— Пытался охотиться, — ответил он.

— Кажется, удача тебе не сопутствовала, — заметил я.

— Мы не можем жить в дельте, — пожал мой бывший конвоир плечами, — но и уйти мы отсюда тоже не можем. Приходится учиться выживать.

— Ар добился бы куда больших успехов, если бы рассмотрел эти вопросы прежде, чем вошел в дельту, — сказал я.

— Несомненно, — признал он.

— Вы для меня все равно остаетесь врагами, — предупредил я его.

— Тогда можешь начинать радоваться, — с грустью проговорил Плиний, — поскольку нас всех здесь ждет смерть.

Я предпочел промолчать.

— Всего хорошего, — снова попрощался он и, так и не дождавшись моего ответа, развернулся и, обойдя топь и тщательно проверяя почву перед каждым шагом, исчез в зарослях ренса, держа направление на юго-восток.

Я ничего не сказал ему вслед, у меня не было причин желать хорошего этим людям. Гнев и ненависть по-прежнему не перегорели во мне. Долго мне не забыть солдат Ара, в чьих руках мне пришлось побывать, и чью безжалостность я испытал на собственной коже. Теперь я ненавидел их всем сердцем. Признаться, мне было все равно, погибнут ли они в дельте, или выйдя за ее пределы падут под мечами наемников. Для одного мужчины покинуть дельту труда не составляло, для мужчины с женщиной все усложнялось, но было вполне преодолимо. Но вывести отсюда большой отряд, было задачей непосильной. Подождав еще немного, я развернулся и, не спеша, направился назад к плоту.

Ина, как только заметила меня, мгновенно опустилась на колени. Ее широко раскрытые глаза смотрели на меня с вполне понятным мне страхом. Она сразу, без напоминаний, расставила колени максимально, настолько, насколько смогла, широко в стороны. По обе стороны от ее коленей даже образовались небольшие холмики песка.

— У тебя нет моего разрешения говорить, — предупредил я ее, и она захлопнула открытый было рот, подавившись уже рвавшимся вопросом.

Мне нужно было подумать.

— Обернись, — приказал я, — и опусти голову на песок.

Я должен тщательно все обдумать. Конечно, всех людей Ара ждала смерть, теперь я это понимал.

— Ой! — вскрикнула женщина.

— Я, кажется, сказал тебе молчать, — напомнил я, отвесив шлепок по ягодице, добавил: — А ну, тихо.

Ина задохнулась от боли, но промолчала.

Они унижали меня, издевались надо мной. Но имело ли это какое-либо значение, если в конечном итоге, всем им до последнего человека предстояло погибнуть, в зеленой дикой дельте?

— Голову не поднимай, — рассеянно бросил я Ине.

Они были для меня никем, убеждал я себя.

— О, о-ох, — тихонько простонала Ина, но я не стал делать ей замечаний, поскольку не предупреждал ее относительно тихих стонов.

Маленькие руки женщины, запястья которых были связаны шнуром, начали извиваться и выламываться за ее спиной, а пальцы принялись исполнять некую замысловатую пляску.

Для одного мужчины выйти из дельту не так трудно, но попотеть придется. Для одного мужчины отягощенного, скажем, препятствием в виде беспомощной смазливой пленницы, не заботясь о десятке, а то и больше, таких же беспомощных мужчин, сложнее, но еще можно.

— О-о-ох! — внезапно выдохнула женщина.

Вероятность обнаружения ренсоводами, патрулями Коса, тарнсмэнами, заградотрядами на границах дельты, увеличились на порядок с каждым дополнительным человеком.

— О, о-о, о-о-охх! — всхлипывала моя пленница, нетерпеливо, беспомощно и с благодарностью.

— А-а-агррххх! — вдруг зарычал я.

— О-о-о-аахх, — тоненько поддержала меня Ина.

Когда прошли последние конвульсии, я повалился боком на песок подле нее. Женщина тоже сначала упала вслед за мной на бок, но потом перекатилась на живот. Надо признать, что в это раз Ина оказалась весьма полезной для меня. Я пришел к окончательному решению, и она в немалой степени мне в этом помогла. Рабынь часто используют в подобных целях.

— Можешь говорить, — сообщил я ей, но женщина так и не осмелилась нарушить молчание.

Я приподнялся, опираясь на локоть, и встретил робкий взгляд ее глаз.

— Песок сегодня теплый, — сказал я.

Ина тоненько всхлипнула и оторвала голову от песка.

— Ты связана, — рассеянно заметил я.

Она снова всхлипнула и, еще немного приподняв голову, умоляюще посмотрела на меня. Наконец, набравшись смелости, она еле слышным шепотом спросила:

— Я, правда, могу говорить?

— Правда, — улыбнулся я. — Я разрешаю тебе говорить. Впрочем, я могу в любой момент это отменить, если у меня возникнет такое желание.

— Дотроньтесь до меня снова, — попросила она. — Пожалуйста! О-о-у!!

— Ты можешь поинтересоваться тем, что я выяснил по ту стороны зарослей, — намекнул я.

— Да! — вскрикнула женщина. — Да-а-а!

— Тебе не обязательно так подскакивать, — заметил я, — но, если тебе это нравится, можешь делать это. Я не против.

— О-о-уо! — простонала Ина. — Ваша рука!

Интересно было наблюдать за танцем ее пальцев. Внезапно, они выпрямились и напряженно замерли.

Я на мгновение задержал свою руку. Теперь женщина была полностью в моей власти. Я держал под полным контролем ее чувства и эмоции.

— Это было не животное, как Ты подумала, — сообщил я ей, — это, как предположил я, оказался мужчина.

Ина испуганно и озадаченно уставилась на меня. Я видел, что она балансирует на краю реакции, не поддающейся контролю.

— Это был солдат Ара, — добавил я.

— О, нет! — выдохнула она.

— И мне удалось его спасти, — сказал я, и женщина плотно зажмурила глаза. — Возможно, тебе было бы интересно узнать то, что с ним случилось?

— Да, — прошептала она, не открывая глаз.

— Он вернулся к своим товарищам, — поведал я. — Похоже, их лагерь где-то здесь неподалеку.

Глаза женщины распахнулись, и в них мелькнул ужас. В этот момент, моя рука снова пришла в движение. Ненадолго, на пару инов.

— О-о-ох! — простонала Ина.

— Конечно, он не знает, что Ты со мной, — успокоил ее я.

— Хорошо, — с облегчением вздохнула она.

Я снова пошевелил рукой, один раз.

— Хорошо! Хорошо-о-у! — тяжело задышала красавица.

— Что-то не так? — уточнил я.

— Каждая частичка моего тела умоляет меня ответить на ваше прикосновение! — всхлипнула женщина.

— Конечно, о том, что Ты здесь они не знают, — продолжил я, — зато для них теперь, как Ты и опасалась, стало очевидным предательство Сафроника и всех тех, кто был тесно с ним связан, например Леди Ины.

Она застонала.

— Кажется, Ты именно этого боялась? — сказал я.

— Да, — признала она, уже почти спокойным голосом, ибо я позволил ей немного остыть, но мы оба знали, что я могу вернуть ее на край неконтролируемой реакции в любой момент по своему выбору.

— Кстати, это он сам назвал твое имя, — сообщил я, заставив ее снова застонать, — я тут не при чем.

Резко перевернув женщину на спину, я сделал ее еще более уязвимой для моих действий. Кроме того, так я лучше видел ее лицо. А там было на что посмотреть! Широко раскрытые сверкающие глаза, приоткрытые губы, нежный овал в обрамлении, рассыпавшихся по песку, светлых волос.

Женщина попыталась приподнять бедра, чтобы дотянуться до моей, зависшей над ней в паре дюймов руки, но я просто поднял ее немного выше. Тогда она с разочарованным стоном упала на песок и отвернула голову в сторону. При этом все ее тело по прежнему оставалось напряженным, как натянутая тетива.

— Кстати, он заявил, что мечтает устроить для тебя военный трибунал прямо здесь, в дельте, — сказал я.

Ина снова повернулась ко мне лицом. Ужаса в глазах стало еще больше.

— Само собой приговор рассматривается только один, — продолжил я, — смертная казнь через сажание на кол.

Теперь тело Ина дрожало как в лихорадке.

— Однако он уверен, — добавил я, — что с тобой уже разобрались ренсоводы.

— Это же замечательно! — воскликнула пленница.

— Мне показалось интересным то, — усмехнулся я, — что он даже не рассматривал предположение, что они могли бы поработить тебя, не сочтя, не то что женщиной достойной, чтобы быть рабыней, но даже женщиной способной начать понимать, что может означать, быть рабыней.

Страх в глазах Ины быстро сменился возмущением. Но тут моя рука дважды скользнула по самым чувствительным ее местам. Признаться, меня развлекало наблюдать за тем, как меняется выражение лица Ины, только что оно было возмущенным, а мгновением спустя — полная беспомощность и дикий взгляд. Я увлажнил палец и снова коснулся ее тела, снова уделяя внимание самым чувствительным местам. Все тело женщины напряглось, ее выгнуло дугой, лицо перекосило. Она не сводила с меня беспомощного взгляда.

Она отлично знала, что я могу сделать с ней все, что пожелаю. Я мог остудить ее, мог удерживать на краю столько, сколько сочту нужным, а мог всего лишь несколькими нежными деликатными движениями заставить ее тело беспомощно извиваться и стенать в подчинении.

— Лично я, — задыхаясь, проговорила Ина, — уверена, что у любой женщины, которая оказалась бы на моем месте, с пеньковой веревкой на руках, появилось бы некоторое подозрение относительно того, что это могло бы означать — быть рабыней!

— Э нет, — протянул я. — Чтобы понять то, чем должна быть рабыня, нужно самой оказаться в ошейнике, нужно стать рабыней.

— О-о-ох! — простонала она в ответ на то, что я снова пощекотал ее прелести.

Приятно держать женщину настолько в своей власти. Приятно ощущать на себе ее дикий беспомощный взгляд.

— Я начинаю ощущать, — прошептала Ина, — понимать, на что это могло бы быть похоже, быть рабыней отдающейся своему господину.

— Все, что Ты сейчас ощущаешь, это, скорее всего, не более чем начало умеренного оргазма подчиненной, — усмехнулся я, — довольно подходящего для пленницы. Только не стоит вводить себя в заблуждение относительно того, что Ты можешь хотя бы начать понимать значимость и мощь рабского оргазма. Просто он может произойти лишь в весьма специфическом информационном окружении, в пределах уникального контекста созданных для этого условий, физических, психологических и юридических. Ты не можешь ощутить этого по очень простой причине, Ты не принадлежишь, Ты не рабыня.

С губ женщины сорвался разочарованный стон.

— Но, — сказал я, — возможно, уже сейчас, Ты можешь начать понимать, как рабыня может умолять хозяина взять ее.

— Да, — признала она, и в этот момент я снова пощекотал ее. — Да-а-я! О-о-о, да-а-а!

— Тебе понравилось бы это? — поинтересовался я.

— Да! Да-а-ах! — выкрикнула пленница. — Пожалуйста, еще-о-о.

— Я не имею в виду ситуацию, когда прикосновение господина зажигает в тебе неугасимый огонь страсти, — усмехнулся я. — Я сейчас говорю о другом случае. Например, когда твой владелец вернулся с работы, уставший за день, или что-то подобное.

— Я понимаю, — выдохнула женщина. — Только, пожалуйста, еще!

— Ты думаешь, что смогла бы понять девушку, которая посреди ночи вполне обоснованно боясь быть избитой до полусмерти, будит господина и умоляет о сексе? — спросил я.

— Да, — простонала она. — Я уже могу!

Существует много различных способов, которыми рабыня может дать понять, о своей нужде, например, завязать рабский узел на локоне волос, предлагая господину вино, или подавая фрукты, держать их рядом со своим телом, опустившись перед ним на колени, наконец, целуя и облизывая его ноги, и так далее. Когда намеки не помогают, она будет вынуждена, уже открыто выпрашивать этого. В таком случае, хозяин можно отмахнуться, или приказать подождать, или может сжалиться и подарить ей мимолетное использование. После того, как рабский огонь был зажжен в теле женщины, что обычно происходит в первые же дни ее неволи, запрет на секс для нее становится равносилен пытке. Иногда, работорговцы, достаточно жестоко и безжалостно, лишают рабыню секса на многие дни перед тем, как вывести ее на аукционную сцену. Думаю, нет смысла расписывать, насколько хорошо она представит себя потенциальным покупателям с этой ситуации, как жалобно она будет демонстрировать свои потребности, извиваясь на опилках, как искренне она будет умолять купить ее, выпрашивая привилегии служить своему новому господину так, как это может делать только рабыня.

— О-о-о, да-а! — прошептала Ина в ответ на мое новое прикосновение.

Некоторые думают о сексуальной реакции женщины, как о простой физиологии. Это в корне неверно. Ее реакция, всегда цельная, в значительной мере обусловлена огромным комплексом различных факторов, зачастую сложных и тонких. Например, быть брошенной на пиру животом на заваленный яствами стол, с запястьями, привязанными крест-накрест к щиколоткам, совершенно отличается от того, чтобы быть растянутой на омытой волной палубе драккара Торвальдслэнда для внимания его команды. Тем не менее, обе ситуации могут стать волнующим и драгоценным опытом для нее. Кроме того, ее сексуальность — это не просто вопрос эпизодов, а самого ее образа жизни, способа существования. В случае рабыни, например, вся ее жизнь — это одна сплошная сексуальность, уязвимость и любовь.

— Вы не собираетесь заканчивать начатое? — разочарованно спросила Ина снова начиная остывать. — Неужели Вы не дадите мне облегчения?

— Просто я задумался, — невинным голосом, ответил я. — Вот подумываю, не дать ли тебе рабскую полосу, может даже две.

— Но я же не рабыня, — удивилась она.

— Свободная женщина, став пленницей, вполне может быть заставлена носить такое, — заметил я.

— К чему это? — спросила она. — Я не понимаю.

— Твои груди прекрасны, — сказал я. — А потому, я думаю, что буду держать их обнаженными. К тому же, это кажется более удобным для тебя самой, не столько потому, что Ты — пленница, сколько из-за жары и духоты этих мест. Не удивлюсь, что в бытность свою еще свободной женщиной, до того как стать моей пленницей, Ты сама мечтала на своей барже, избавиться от тяжелых одежд сокрытия, и походить раздетой, или, скажем, в рабских полосах, или на худой конец, босиком в скудной одежде женщины ренсоводов.

— Я не могу понять, — призналась Ина. — Почему Вы только сейчас задумались о предоставлении мне одежды?

Я снова провел рукой по ее телу.

— О-о-у! — простонала женщина.

— А разве тебе не хотелось бы получить одежду? — поинтересовался я.

— Да, — осторожно ответила она.

— И разве Ты не была бы благодарна мне за такую снисходительность? — осведомился я. — Примерно так же, как была бы благодарна рабыня?

— Конечно, — поспешила заверить меня Ина.

— Ну вот и хорошо, — кивнул я.

— Но почему, именно сейчас Вы подумали о предоставлении мне одежды? — подозрительно спросила пленница.

— Ты сможешь играть? — вместо ответа спросил я.

— Я не понимаю вас, — испуганно сказала она.

— Можешь ли Ты выступать на сцене? — уточнил я свой вопрос.

— Я — свободная женщина, — ошарашено проговорила Ина.

Стоит заметить, что на Горе увидеть свободную женщину на сцене театра практически невозможно, поскольку почти все женские роли исполняются либо мужчинами, иногда мальчиками, либо рабынями. Впрочем, из этого правила бывают и исключений, все же театр на Горе — имеет множество разнообразных форм и видов, имеющих самые разные уровни престижа. Согласитесь, существует огромная разница, например, между эпической исторической драмой, представляющую трагедию города, исполненную в великолепном амфитеатре, и легкой комедией, построенной на импровизации лицедеев, играющих на наспех сколоченных подмостках у перекрестка больших дорог. В целом, большинство форм гореанского театра свободные женщины если и посещают, то делают это инкогнито, скрываясь под тяжелыми вуалями или даже под масками.

— Но тебя же терзало любопытство относительно того, каково это было бы, играть на сцене, — подтолкнул ее я.

— То есть, быть вынужденной появляться на сцене перед публикой, одетой в постыдные тряпки, а то и вовсе голый? — спросила женщина. — Танцевать, петь, читать монологи, зная, что владелец все время стоит за кулисами с плетью, которую непременно пустит в ход, если я не понравлюсь зрителям? Это Вы имеете в виду?

— Ну, если Ты себе это так представляешь, — пожал я плечами.

— А затем служить в палатке лежа на спине? — уточнила она.

— Возможно, — кивнул я.

Есть, кстати, некоторые работорговцы, которые специализируется на захвате свободных женщин именно для сцены. Кроме того, среди молодых бездельников распространена шутка, захватить высокомерную свободную девушку и продать ее за стенами города театральному антрепренеру, чтобы позже, наслаждаться ее выступлениями на подмостках, да и в палатке тоже.

— Думаю, у меня бы получилось, — неожиданно заявила Ина.

— А как насчет палатки после представления? — напомнил я.

— Насколько я теперь понимаю, — сладко улыбнулась красавица, — с этим каждая могла бы справиться. Куда бы ей деться?

— Верно, — кивнул я. — Особенно если ее там приковали цепью, обычно к глубоко врытому в землю столбу.

— Понимаю, — прошептала она, задрожав. — Но, конечно, есть и более серьезные роли.

— Верно, — согласился я.

— Которые, возможно, не подразумевают палатки после действия?

— Более вероятно специальные альковы или мероприятия для богатых покровителей, — хмыкнул я.

— Да, — задумчиво сказала Ина, — думаю, что смогла бы сыграть такое.

— В любой роли? — уточнил я.

— Думаю, да, — кивнула она.

Я даже зажмурился, представив себе, как забавно выглядела бы прежняя Леди Ина, к тому времени уже рабыня, мечущейся по сцене, пытаясь уклониться от колотушки Чино или Лекчио, и вскрикивающей, каждый раз, когда ей это не удавалось.

— Так почему Вы спрашиваете об этом? — осведомилась женщина.

— Да так, ничего особенного, — ушел я от ответа.

Ина с откровенным подозрением во взгляде посмотрела на меня, но тут же ее глаза расширились, а тело начало отчаянно извиваться. Потом она застонала.

— Ты сама можешь попросить меня, — сказал ей я, убирая руку.

— О, пожалуйста, дотроньтесь до меня снова, — всхлипнула женщина.

— Как скажешь, — усмехнулся я.

— Но не я же не имела в виду мой нос! — возмутилась она.

— О-о, — удивленно протянул я.

— Да, — вскрикнула Ина, внезапно. — Да-а-а!

Я позволил моей пленнице перешагнуть через заветный край, и упасть на какое-то время, судя по ее всхлипам, закрытым глазам и неразборчивым стонам благодарности, в состояние неги и томления, но не дав ей успокоиться окончательно, начал снова поднимать ее к цветам и верхушкам деревьев. Доведя до нового края я снова убрал руку.

— Пожалуйста, продолжайте, — простонала она, умоляющее глядя на меня.

— Ты связана, — улыбнулся я.

— Пожалуйста, еще, — попросила Ина, краснея под моим оценивающим взглядом. — Ну пожалуйста.

— Возможно, у тебя получилось бы освободить руки, — предположил я. — Если бы Ты постаралась.

— Нет, — замотал головой она, — я не могу.

— А Ты попробуй, — посоветовал я, и женщина честно попыталась бороться со стягивающим ее запястья шнуром, неудачно, конечно.

— Я вся в вашей власти, — признала она, наконец, и приподняв тело к моей руке, взмолилась: — Пожалуйста, еще.

— Отличненько, — сказал я, опуская руку.

— Да-а-а! — вскрикнула Ина, залившись слезами радости.

Теперь я взялся за нее всерьез, начав разогревать и настраивать, если можно так выразиться, а затем, осторожно раздувать огонь в ее животе.

— Куда Вы ведете меня? — задыхаясь, спросила она.

— Куда-то, где, как мне кажется, — прошептал я ее на ухо, — Ты еще не была прежде.

— Возьмите меня туда, мой похититель, — всхлипнула моя пленница. — Заставьте меня пойти туда! Загоните меня туда плетью, если я отстану!

Мгновение за мгновением, прикосновение за прикосновением, она поднималась все выше и выше. Я сам восхищался тем, сколь ничтожным был мой собственный вклад в происходившее внутри ее тела. Безусловно, это я связал ее руки, поместил в неволю и заставил ее пройти все эти шаги. Но даже учитывая это все, по моему мнению, я сделал очень немногое. Все, или почти все, что привело к рождению этой великолепной живой реакции, жило внутри нее. В целом женщины, особенно учитывая их нетерпеливость, в сексуальном плане удивительно отзывчивы. Надо хорошо помнить об этом, ожидать этого от них, и тогда мужчина не будет разочарован. Но конкретно эта женщина показалась мне намного необычнее других. Ее рефлексы активировались практически мгновенно, почти также реагируют рабыни, но у них это в большинстве случаев, приобретенная в силу их условий и дрессировки способность. Многие из них начинают истекать соком готовности, зачастую реагируя всего лишь на властный взгляд или щелчок пальцев господина. Мне даже стало интересно посмотреть на то, на что она могла стать похожа, если бы превратилась в настоящую рабыню, если она была столь отзывчива, будучи свободной женщиной. Подозреваю, что она была бы, как минимум полностью во власти мужчин.

— Ты настоящее яство для пира, красотка Ина, — похвалил я ее.

Женщина лежала с закрытыми глазами, безупречно прекрасная, поверженная и восхищенная поработившими ее потребностями.

— Вот именно поэтому, — сказал я, — и собираюсь надеть на тебя две рабских полосы.

Ина открыла глаза и удивленно заморгала.

— Этого, конечно, будет недостаточно, чтобы скрыть твою красоту, — вздохнул я, — но, будем надеяться, что этого может быть достаточно.

— Я не понимаю, — прошептала она.

— Иначе это очень походило бы на пронос подноса с исходящим ароматным паром, жареным мясом в ярде от обученных, но мучимых голодом слинов.

— О чем Вы сейчас говорите? — озадаченно спросила Ина, поворачиваясь на бок, лицом ко мне.

— Едва ли стоило бы обвинять животных за то, что они рванулись бы вперед и с голодной свирепостью и сожрали бы и блюдо, и того, кто его нес, — усмехнулся я.

— Я не понимаю вас, — растерянно пролепетала Ина.

— Я пытаюсь тебе объяснить, трудность воздержания в присутствии объекта невероятной желанности, — объяснил я, — даже со стороны дрессированных животных, особенно в определенных условиях.

Теперь в ее глазах снова начал вспыхивать уже знакомый мне отблеск страха.

— Разумеется, — продолжил я, — возможно, было бы лучше бросить корм животных добровольно, и накормить их не доводя до бешенства. Несомненно, это, в конце концов, может стать наилучшим выходом из положения.

— Объект невероятной желанности? — в замешательстве переспросила женщина.

— Да, именно таковым объектом, Ты, моя дорогая Ина, в последнее время и стала, — сообщи я ей.

— Нет, — дернулась она. — Нет!

— Как раз таки — да, — заверил ее я. — Вот полюбуйся.

Сказав это, я легонько провел пальцем по ее телу, заставив его вздрогнуть и податься вверх.

— Видишь? — осведомился я.

Женщина в отчаянии попыталась вжаться в песок, в ее глазах мелькнул яростный протест, и…тут же погас. Она уже была неспособна чем-либо помочь себе.

— И к тому же Ты еще и необыкновенно красива, — добавил я.

— О-о-ух! — простонала Ина в ответ на мое следующее прикосновение.

— Мы позволим им увидеть, как Ты реагируешь на это, — сказал я.

— Нет, нет! — яростно замотала головой женщина.

— Конечно, — признал я, — Ты не настоящая рабыня.

— Нет, нет! — продолжала выкрикивать Ина.

— Но, кажется, здесь кроме нас никого нет, — заметил я. — Так что, я думаю, у тебя должно получиться.

— Пожалуйста, нет, мой похититель! — взмолилась она.

— Парням Ара нужна помощь, — пояснил я. — Я не обязан этого делать, более того я здесь последний, кому хотелось бы это сделать, и Ты лучше других понимаешь почему, но я, правда, думаю, что у них нет ни единого шанса, если хоть кто-то не протянет им руку помощи.

— Вы же не можете говорить это всерьез, — простонала бывшая шпионка. — О-о-о!

— Я совершенно серьезен, — сказал я, — хотя, должен признать, сам не понимаю, почему я должен делать это.

— А что же буду делать я? — испуганно спросила моя пленница.

— Ты, моя дорогая, — улыбнулся я, — будете немой женщиной ренсоводкой.

— Ренсоводкой! — вскипела она.

— Да, — кивнул я. — Для солдат Ара такое объяснение не покажется нелогичным. Пусть считают, что я подобрал женщину в дельте. Это тем более не должно вызвать подозрений, когда они увидят, какая Ты хорошенькая. Мое решение будет понятно любому мужчине. Какой нормальный мужик, не воспользовался бы представившейся ему возможностью, и не сделал бы того же самого? Далее, на тебе нет клейма, так что это будет в полном соответствии с представленной историей. Раз Ты не заклеймена, то очень маловероятно, что я мог получить тебя как рабыню. В это же никто не поверил бы, не так ли? С другой стороны, никто и не ожидает, что пленница ренсоводка будет заклеймена, по крайней мере, не раньше, чем ее похититель доберется до железа. Кроме того, учитывая то, что я рассказал нашему другу Плинию, тому солдату, которого я вытянул из зыбучего песка и моему бывшему конвоиру, они вряд ли свяжут тебя с Леди Иной. Они должны полагать, что та женщина была захвачена ренсоводами и, скорее всего, с ней покончено, или, как вариант, она порабощена. В общем, тебе не должна грозить слишком большая опасность. По крайней мере, я надеюсь на это. Помнится, они ни разу не видели Леди Ину с открытым лицом, разве что глаза и переносицу, в конце концов, в их присутствии она всегда носила плотную вуаль. К тому же, учитывая, что Ты последнее время содержалась под практически рабской дисциплиной, и я продолжу держать тебя под не менее строгой дисциплиной, я не думаю, что у тебя может вырваться что-то вроде высокомерия или замашек, свойственных свободной женщины. Например, Ты, конечно, этого заметить не можешь, но держишься Ты теперь и движешься совсем по-другому, по сравнению с тем, как Ты делала это прежде. В тебе теперь все намного мягче и красивее, чем было раньше. Честно говоря, я уже не уверен, сможешь ли Ты вернуться к тому, чтобы снова быть свободной женщиной, по крайней мере, того вида которым Ты была. То, чего я опасаюсь, к добру или к худу, осталось в твоем прошлом.

— Похоже, что Вы продумали эти вопросы до мельчайших деталей, — заметила Ина.

— Да, тебя я буду называть «Ина», — добавил я.

— А это разумно? — спросила она.

— Думаю да, — кивнул я. — Подозреваю, что мужчины Ара, не забыли, что Леди Ина обошлась со мной несколько грубовато, на нашей встрече во время одного из привалов, а следовательно, воспримут то, что я дал ее имя непритязательной ренсоводке, как хорошую шутку. Впрочем, даже если у них и останутся некие подозрения по поводу тебя, я хочу, чтобы Ты отзываясь на имя «Ина» совершенно естественно, быстро и не задумываясь. Куда подозрительнее могла бы выглядеть ситуация, когда я называл бы тебя, скажем, Фейзе или Жасмин, Нэнси или Джейн, я Ты отозвалась бы на имя Ина, выкрикнутое кем-либо другим.

— Вы говорите обо мне, как если бы я могла бы быть слином, — обиженно заметила женщина, — «отозваться на имя».

— Ты — пленница, — напомнил ей. — Не так ли?

— Само собой, — согласилась она.

— Также, мне нравится называть тебя «Ина», — продолжил я. — и вообще, «Ина» — превосходное имя для тебя!

— Предполагается, что это должно быть лестно для меня? — поинтересовалась она.

Я окинул ее с ног до головы оценивающим взглядом, представил, как бы она смотрелась в ошейнике и цепях.

— Да, — наконец признал я, на мгновение задумавшись, знала ли она, что имя «Ина» было весьма распространенной на Горе рабской кличкой.

— А почему я должна изображать немую? — осведомилась моя пленница.

— Прежде всего, это в наших интересах, — ответил я. — Было бы странно, если бы Ты, простая женщина ренсоводка, заговорила с акцентом высококультурной леди Ара.

— Действительно, — неохотно признала она.

— Ничего личного, — поспешил успокоить ее я. — У тебя прекрасный акцент, и мне даже нравится слышать его. Признаться, я особенно люблю, когда с таким акцентом говорят рабыни.

— Рабыни! — попыталась возмутиться Леди Ина.

— Но Ты-то, конечно, являешься свободной женщиной.

— Да! — заявила она.

— Есть много и других прекрасных акцентов, — заверил я пленницу, — например, таковые тиросский и косианский.

— Особенно в рабынях, — фыркнула женщина из Ара.

— Несомненно, — улыбнулся я.

Она немного пошевелила запястьями, по-видимому, снова пробуя на прочность шнур, без особого успеха, конечно.

— Ты слышала, что-нибудь о планете Земля? — поинтересовался я.

— Да, — кивнула Ина.

— А о женщинах доставленных сюда с той планеты?

— Рабыни, — презрительно бросила гореанка.

— Конечно, — не мог не согласиться я.

— Да, — сказала Ина, скривив губы.

— Многие из них говорят по-гореански с весьма пикантным акцентом, — сообщил я.

— Несомненно, — проворчала женщина.

— И многие мужчины считают эти акценты интересными и даже экзотичными и очаровательными, примерно, как я нахожу твой.

— Не оскорбляйте меня, сравнивая с женщинами Земли, — попросила она.

— Почему? — спросил я.

— Они просто раса рабынь, — фыркнула гореанка.

— Все женщины — раса рабынь, — пожал я плечами.

Ина обожгла меня сердитым взглядом, но тут же застонала и начала беспомощно извиваться под моей рукой.

— Ты тоже извиваешься скорее как рабыня, — заметил я.

— О-о-охх! — подавилась криком она.

— Да. Безусловно, многие из девушек, попавших сюда с Земли, изучают гореанский настолько хорошо, что их практически не отличить от родившихся здесь рабынь. Возможно, даже они знают гореанский лучше самих гореанок, поскольку учили его под плетью. Но даже в этом случае, они зачастую могут ошибиться в произношении того или иного слова, и тем выдавать свое Земное происхождение. Иногда рабовладельцы развлекаются, вынуждая свою невольницу допустить такую ошибку. Девушкам приходиться поволноваться в таких ситуациях, ведь они же не знают, что это, шутка, смакование ее произношения, а не повод для наказания.

— Пожалуйста, дотроньтесь до меня снова, — прошептала Ина. — Да-а-а!

Многие женщины, кстати, обладают талантом к изучению языков. Конечно, возможно, это результат своего рода естественного отбора, учитывая высокую мобильность женщин, в силу межнациональных браков, захватов, порабощений, перепродаж, и тому подобных исторических факторов, помогавший им умиротворять и приспосабливаться к иностранным владельцам.

— Так вот, — вернулся я к теме, — несмотря на то удовольствие, которое я испытываю, слушая твой акцент, я готов временно воздержаться от этого, хотя бы потому, что мы оба рискуем оказаться на кольях, по его вине.

— Конечно, — сказала женщина, напрягшись всем телом.

— Так что тебе придется играть немую ренсоводку, — заключил я.

— Возможно, мне можно будет писать на песке, — предположила Ина.

— Нет, — отмел я такую возможность. — Большинство женщин среди ренсоводов — неграмотны.

— Как же, тогда я буду общаться? — спросила пленница.

— Мычаньем, стонами, жестами, да мало ли как! — отмахнулся я.

— Получается, что я, действительно, буду домашним животным!

— Само собой, — кивнул я. — И касаемо стонов и мычанья, учитывая все то, через что тебе уже пришлось пройти, я думаю, что Ты быстро сможешь снова приспособиться к такому общению достаточно быстро.

— Понятно, — вздохнула женщина.

— Полагаю, что Ты будешь играть свою роль правдоподобно, — предположил я.

— Я попробую, — пообещала она.

— В конце концов, это прежде всего именно твоя жизнь будет зависеть от твоей игры, — напомнил я.

— Значит, Вы действительно решили оказать помощь солдатам Ара, — вздохнула Ина.

— Да, — кивнул я.

— И решение уже принято.

— Да, — заверил ее я. — Я сделал это уже давно.

— Когда я стояла на коленях, уперевшись головой в песок? — уточнила женщина.

— Да, — не стал отрицать я.

— Я отдавалась Вам! — возмутилась женщина. — А Вы все это время обо мне даже не думали!

— Я думал о серьезных вещах, — сказал я, и в ответ на ее недовольное сопение, добавил: — И нечего сердиться. Рабынь иногда используют в таких целях, чтобы удовлетворять мужчину, когда он рассматривает более важные вопросы.

— Значит, я была использована, как рабыня! — воскликнула она.

— Как могла бы иногда использоваться рабыня, — поправил я.

— Понятно, — недовольно буркнула Ина.

— Похоже, тебе кажется неподобающим, — заметил я.

— О! — сердито дернулась женщина, снова попытавшись бороться, но освободить запястья ей конечно не удалось.

— Поверь мне, — усмехнулся я, — Ты в целом, все еще, остаешься свободной женщиной, обладающей крайне слабым пониманием того, что это значит, быть использованной как рабыня.

Ина испуганно вжалась в песок, и вопросительно уставилась на меня.

— Нет, — покачал я головой.

— Насколько же они зависят от милости их владельцев? — прошептала она.

— Полностью, — заверил я ее.

— Хорошо, — кивнула женщина.

— Что хорошо? — уточнил я.

— Хорошо то, что они — рабыни, — объяснила Ина. — Так оно и должно быть. Они не имеют значения!

Мне стало смешно от ее заявления. Неужели она не понимала, что тоже могла в любой момент стать рабыней, что безоговорочное послушание и полная беспомощность могли быть точно также наложены и на нее?

— Интересно, думаете ли Вы обо мне сейчас, — обиженно проговорила женщина, отвернув от меня свое лицо.

— Смотри на меня, — приказал я.

— Ой! — тихонько ойкнула она, как только встретилась со мной взглядом.

— Да, — заверил ее я. — Я сейчас я думаю о тебе. Тем более, что на тебя сейчас стоит посмотреть.

— Стоит посмотреть? — переспросила красотка.

— Конечно, — кивнул я. — Ты необыкновенно красива, твои движения, выражение твоего лица, и многое другое, просто приковывают взгляд.

— Значит, некоторые мужчины действительно думают о женщинах, с которыми они делают это, — предположила Ина.

— Конечно, — сказал я. — Почти неизменно.

— Ой! О-о-охх! — застонала она.

— Вот видишь? — улыбнулся я.

— Вы доставляете мне такое удовольствие, — задыхаясь, прошептала Ина.

— Ты прекрасно выглядишь, будучи связанной, — заметил я.

— Конечно же, Вы шутили, — сказала женщина, — когда говорили, что возьмете меня с собой к солдатам Ара.

— Нисколько, — не стал успокаивать я Ину.

— Значит, Вы действительно хотите, чтобы я оказалась среди них? — спросила моя пленница.

— Да, — кивнул я, продолжая любоваться лежавшей передо мной женщиной.

— Но я не хочу находиться среди них! — сказала она.

— Я не собираюсь винить тебя за это, — постарался успокоить ее я.

— Это будет чрезвычайно опасно, — всхлипнула Ина.

— Я не думаю, что они смогут разглядеть Леди Ину в маленькой, фигуристой, полуголой девке ренсоводке, в полосах рабыни, возможно постоянно ходящей связанной.

— Давайте убежим отсюда, вместе, — вскинулась женщина. — Они никогда не узнают, что мы были здесь.

— Нет, — покачал я головой.

— Я буду стараться изо всех сил, чтобы Вы не испытывали не малейшего недовольства, — пообещала она. — Я буду всячески ублажать вас!

— Ты будешь делать это так или иначе, — усмехнулся я и, заметив искорку непонимания в ее взгляде, объяснил: — И если бы Ты была рабыней, то даже за намек на подобную торговлю, тебя бы сурово наказали, если бы вообще не убили.

— Но ведь я не рабыня! — жалобно напомнила моя пленница.

— Вот именно поэтому я все еще не ударил тебя или не тащу к протоке, чтобы утопить, — предупредил я.

— Получается, что мое желание ничего не значит! — всхлипнула она.

— Совершенно верно, — подтвердил я, снова начиная подводить ее к краю, уже на следующей высоте.

Безусловно, теперь ее эмоции были наполовину обусловлены охватившим все ее существо испугом от осознания моих намерений.

— Как Вы могли сделать это со мной, заставить меня пережить эти ощущения, после того, что Вы мне только что сказали? — простонала она.

— А я еще не закончил с тобой, — усмехнулся я.

— О-о-охх, — простонала женщина. — О-о-ухх!

— Видишь? — спросил я, и добавил: — Ты очень соблазнительная, Ина.

— Девушка очень довольна! — с горечью в голосе сказала она.

— Ты дерзишь? — уточнил я.

— Нет! — тут же пошла на попятный Ина.

— А-а-а, — протянул я, — значит, возможно, мне показалось.

— Конечно, показалось! — поспешила заверить меня она.

— А может, Ты просто захотела, чтобы я выпорол тебя ремнем? — поинтересовался я.

— Нет, нет! — быстро ответила пленница.

— Итак, кто доволен? — переспросил я.

— Ина довольна! — четко проговорила женщина.

— Ты хорошо сказала это, Ина, — похвалил я, и потребовал: — Теперь повтори.

— Ина довольна, — послушно повторила она.

— Мне нравится на тебе имя «Ина», — сказал я.

— «На мне»? — переспросила пленница.

— Да, — кивнул я.

— Вы говорите об этом так, как если бы это было не имя, а клеймо, — заметила она.

— По своей природе это ближе к ошейнику, — поправил ее я.

— При чем здесь ошейник? — не поняла женщина.

— Просто ошейник можно поменять, — пояснил я.

— Но «Ина» не рабская кличка, — возмутилась она. — Это — мое собственное имя, которое я ношу по праву! Я — свободная женщина! Это — мое собственное имя, мое по праву рождения! Это не рабская кличка!

— Но если бы тебя сделали рабыней, — заметил я, — у тебя бы не было никакого имени.

Женщина удивленно уставилась на меня.

— Я не прав? — поинтересовался я у нее.

— Да, правы, — ответила она. — Все верно.

— А затем, — продолжил я, — если твой хозяин пожелал бы, он мог назвать тебя, скажем, «Ина».

— Конечно, — согласилась женщина.

— Какое бы у тебя было тогда имя?

— Ина, — ответила она.

— Было бы это твоим настоящим именем? — спросил я.

— Да, — кивнула Ина.

— Но это уже была бы всего лишь рабская кличка, не так ли?

— Да, — признала женщина и, стушевавшись под моим пристальным взглядом, добавила: — Да, тогда это была бы всего лишь рабская кличка! Ой! Остановитесь! Остановитесь! Я не могу! Я боюсь! Мне страшно заходить дальше!

— Но Ты должна зайти туда, — сказал я.

— Выпорите меня! — вдруг крикнула Ина.

— В этом нет необходимости, — сказал я.

— Мне страшно заходить дальше даже на малую толику, — прошептала женщина.

— Не бойся, — успокоил я ее. — У тебя больше нет права выбора в этом вопросе.

— Тогда кто может выбирать за меня? — спросила моя пленница.

— Я.

— Вы?

— Да, — сказал я. — Как только я сочту нужным, то уже через мгновение я заставлю тебя шагнуть туда.

— Я в вашей власти, — простонала Ина.

— Да, — не стал отрицать я.

— Почему Вы делаете это со мной? — заикаясь спросила женщина.

— Мне это доставляет удовольствие, — объяснил я. — А еще, я думаю, что это будет полезно для тебя, особенно теперь, когда очень скоро Ты окажешься среди воинов Ара. Тебе стоит заранее знать то, что мужчины могут сделать с тобой.

В отчаянии Ина начала извиваться в песке, пытаясь немного отстраниться от меня. Это развеселило меня. Неужели, она подумала, что могла бы избежать неизбежного?

— Я боюсь, — простонала женщина.

— Женщины не умирают от таких ощущений, — заверил ее я.

— Я связана! — всхлипнула пленница.

— Не дергайся, — сказал я.

— Животное, зверь, монстр! — выкрикнула она на одном дыхании.

— Ничего, сейчас Ты поймешь, что сама являешься всего лишь маленькой соблазнительной самкой, — заверил я женщину.

— Сделайте со мной это! — внезапно прошептала Ина, перестав сопротивляться, но тут же напряглась и закричала. — Нет, не надо, не делайте!

Я задержал руку, и выжидающе посмотрел на нее.

— Я на перепутье, — призналась она. — Я словно на мосту! Нет, я на горе. Вокруг цветы. Нет, я на утесе, вокруг камни! Я бою-ю-ю-сь!

Я любовался ей. Какой невыразимо прекрасной становится женщина в такие моменты!

— Пощадите! — заплакала она. — Позвольте мне вернуться!

— Нет, — отрезал я. — Нет пути назад. Я не разрешаю тебе вернуться.

— Позвольте мне остановиться там, где я сейчас! — зарыдала женщина.

— Уверен, Ты понимаешь, что это невозможно, — сказал я.

— Тогда избейте меня! — сквозь рыдания проговорила она. — Заключите меня в ошейник и цепи, как рабыню! О-о-о! Ваша рука-а-а!

— Теперь я выбираю для тебя тот путь, которым тебе предстоит идти, — объявил я. — И ты пойдешь туда, куда тебя заведет мое желание.

— Нет! — отчаянно замотала головой Ина.

— И туда, куда Ты сама желаешь пойти, — прошептал я ей прямо в ухо.

— Нет! — всхлипнула моя пленница. — О-о-о! Ваша рука! Ваше прикосновении-е-е-е! Не-е-ет! Не надо-о-о!

— Твои стенания бессмысленны, — сказал я.

— Ваша-а-а рука-а-а, — вопила она. — Пожалуйста, остановитесь!

— Я заберу тебя туда, хочешь Ты того или нет.

— Не-е-ет! — протяжно прокричала она.

— У тебя нет иного выбора, — заверил ее я.

— Нет! — надрывалась женщина.

— Тебя можно загнать туда плетью, — предупредил я. — Ты можешь быть заключена в ошейник и цепи. Тебя можно сделать рабыней.

— Ай-и-и! — закричала женщина, запрокинув голову и зажмурив глаза.

Ее волосы разметались вокруг нее по песку, ее тело выгибалось дугой, скручивались в судорогах, извивалось, словно в агонии. Она была прекрасна! Когда все закончилось, и Ина наконец смогла открыть глаза, первым делом, она попыталась прижаться ко мне.

— Я связана и беспомощна! — всхлипнула женщина. — Обнимите меня! Прижмите меня к себе! Возьмите меня в руки. Держите меня! Прошу вас!

Обхватив ее мокрое от пота тело, как она пожелала, я почувствовал, как дико колотится ее сердце.

— Я даже представить себе не могла, на что это могло быть похоже, — прошептала она. — Я не могу в это поверить.

— То, что Ты почувствовала сейчас, — улыбнулся я, — это только первые горизонты из бесконечного числа ожидающих тебя.

Женщина задрожала и, отчаянно прижавшись ко мне, зарыдала.

— Ты — женщина, — сказал я.

— Теперь я в этом не сомневаюсь, — прошептала Ина, и я накрыл ее мягкие губы своим поцелуем.

— Я понятия не имела, что быть женщиной настолько прекрасно, — призналась Ина. — Насколько же драгоценен мой пол! Насколько замечательно это! Я люблю его! Теперь я никогда не захочу быть чем-либо другим!

Я снова поцеловал ее.

— Но теперь во мне появились ужасные и пугающие мысли, — сказала она. — Теперь я хочу любить мужчин и служить им!

— Не такие уж это ужасные мысли, — улыбнулся я.

— Мне страшно рассказать вам у других мыслях, которые кричат во мне!

— Просто, случилось так, что Ты начинаешь ощущать, что Ты принадлежишь мужчинам и, более того, что Ты хочешь принадлежать им, — объяснил я.

Из ее груди вызвался дикий отчаянный крик. Женщина вздрогнула всем телом.

— Теперь отдыхай, — сказал я. — Мне еще нужно сходить на охоту, а затем мы пойдем в лагерь солдат Ара.

Поднявшись на ноги, я окинул взглядом, лежавшую на песке обнаженную женщину. Руки ее были связаны за спиной, горло двумя петлями обхватывал ремень, от которого к плоту бежала пеньковая веревка, которая не хуже любой другой привязи, будет держать ее на этом месте, до моего возвращения. Она тоже смотрела на меня, но в ее испуганных глазах блестели слезы страха. Возможно, она все еще пыталась справиться с бушевавшими в ней эмоциями, которые, и она это чувствовала, стали настоящим озарением полученным ей только что.