Карета была подана, и, закинув пожитки внутрь, мы расселись по местам. Кучером выступал седовласый старик, который на первый взгляд уже едва ли может держать поводья, но стоило нам тронуться, как я сразу же ощутил опыт кучера. Карета двигалась практически бесшумно, он играючи избегал любых кочек или неровностей на дороге, из-за чего путешествие до Экзальта предстояло вполне себе сносным.
Откинувшись на спинку, обитую красной кожей, я выпрямил ноги и взглянул на Саймона. Толстяк дрожащими руками разобрался с сигарой, сделанной исключительно из целебных лекарств, и, прикурив, тоже откинулся назад, выпуская дым под потолок. Он медленно поплыл вверх, разбиваясь на тянущиеся белые полоски.
— Ну, — вдруг заговорил мужчина, — чего замолчал? Если мы так и будем катиться весь путь, то можно будет смело залезать в петлю от тоски!
Если бы я понимал, о чём можно с ним поговорить, то с удовольствием бы сделал это, но из-за моего малого жизненного опыта в этом мире и того факта, что мне всего-то двенадцать лет, я мало чего мог выдавить из себя, чтобы поддерживать с Саймоном диалог на равных. Поэтому всё, что я мог сделать, так это поджать плечами и посмотреть в окно. Карета медленно покинула пределы города и устремилась вперёд по прокатанной дороге. Рассекая по равнине, усеянной с двух сторон какой-то культурой, я вдруг поймал себя на мысли, что мне жутко захотелось узнать, что же это за город такой — Экзальт?
— Слушай, Саймон, можешь рассказать об этом городе? Почему алхимики именно там собрались? — этот вопрос также интересовал меня, поэтому я незамедлительно спросил об этом толстяка.
— Экзальт-то? — он усмехнулся и, выпустив из носа две тонкие струйки дыма, продолжил: — Дерьмовый город, полный грехов и неравенства. Если ты думал, что тот форпост — клоака человеческая… Сынок, ты ещё не видел истинного ужаса, который может принести с собой человек, куда бы он ни сунулся.
Это, если честно, вообще не обрадовало меня. Форпост действительно показался мне жутким местом, где сосуществуют два совершенно разных общества. Кровь, насилие и постоянные смерти тех, кто рискнул отправиться в великий лес за своим шансом. Это сопровождало меня на всём промежутке, пока я жил там. Да что уж говорить, пока был заселён в таверне, часто слышал слухи о том, как какой-то идиот застрял в болоте, заползая за убогим лекарственным растением. И это было только из-за того, что мужчине нужно было как-то прокормить семью.
В целом не суть, это мало касалось меня, и я старался не обращать внимания на то, что происходит вокруг меня, вот только слова Саймона вылили на меня ушат ледяной воды.
— Неужто так всё плохо? — я согнул правую бровь и спросил прямо.
— Конечно нет, всё зависит от того… — он вдруг замолчал, будто бы подбирая мысль, — ну, как выразиться-то? Всё зависит от того, в каком дерьме ты плаваешь, ведь именно так ты и будешь видеть мир. Если ты жил всю жизнь в трущобах, то тебе и подавно не снилось о том, как выглядит нормальная жизнь, где есть папка и мамка, хороший доход и в целом крыша над головой. Ты будешь думать, что все так живут, прямо как ты… Смекаешь?
— Я прекрасно понимаю, о чём ты, тут не нужна позиция человека, который прожил всю жизнь и понял её, — я покачал головой и продолжил осыпать толстяка вопросами о том, как всё-таки этот город устроен.
Оказывается, это единственное место, где не осела ни одна семья, ведь сам Экзальт принадлежит ассоциации алхимиков. Даже среди народа ходит негласное правило о том, что всё проходит через них, и где бы ты ни засветился, всегда будешь у членов ассоциации как на раскрытой ладони. Именно поэтому внутри города нельзя убивать, вести незаконную торговлю и подпольно толкать рецептуру алхимических препаратов. Конечно же, всё это чушь, ведь даже Саймону удавалось впаривать внутри города свою продукцию.
Мужчина, не стесняясь, рассказывал, как по дурости обманывал и крал, выдавал себя за именитого алхимика, тем самым утопая в золоте. Недаром же ему запретили въезд в город под страхом смерти, причём прилюдной, через плаху…
Всё зависит от того, какой репутацией ты обладаешь, и самое главное — связями. Саймону позволительно было себя так вести, ведь в низшем мире он прослыл как невероятно талантливый алхимик, который, вернувшись с попойки, смог играючи получить степень, чем заинтересовал множество не совсем добросовестных людей.
Толстяк пользовался своим положением без зазрения совести, о чём сейчас троекратно сожалеет. Но ничего уже не поменяешь, в прошлое не вернуться и никак не изменить его. Остаётся только сетовать на дурость, которая плотно заселилась в голове молодого толстяка.
— Главное — на воротах не поцапаться с местной знатью, ублюдки вообще берегов не видят! — Саймон выпустил сразу несколько колец дыма и выглянул в окно. Мы уже порядочно отдалились от форпоста, за пределами кареты проносятся деревни и огромные, практически безграничные поля, за которыми ухаживают местные, — Бедолаги, — мужчина покачал головой и задвинул шторку своего окна, — гробят спины, пашут с утра до ночи, лишь бы лишнее зерно не отобрали…
— От этого никуда не спрячешься, сила решает всё, даже больше, чем твоё происхождение, — я не стал закрывать окно, мне интересен местный быт намного больше, чем Саймону, который видел это всё сотни, а то и тысячи раз.
Местные на удивление не выглядят как те, кто устал от подобной жизни. Они радуются каждому мгновению и общаются между собой с улыбкой на лице. Может, это потому, что они и не видели другой жизни? Получается, сочувствие Саймона им и нафиг не сдалось, ведь их всё устраивает?
Инструменты, одежда — всё разительно отличается от того, что я привык видеть на страницах учебников истории средних, а то и старших классов школы. Здесь их головы покрыты не соломенной шляпой или косынкой, а странной тканью, которая чем-то напоминает аристократический цилиндр. Их инструменты не заляпаны рыжей ржавчиной, на них нет грязи или следов изношенности, чёрт, да они выглядят так, словно только что выпрыгнули из-под руки именитого мастера!
Всё это похоже на семейный бизнес, но никак на то, что безвольные крестьяне пашут на поле, гробя своё здоровье. Серп легко срезает пожелтевшие колосья, словно раскалённый нож масло. Мужчина ярко-карими глазами вообще не затрачивает усилия на скашивание… Думаю, мои предки подавились бы слюной, увидев нечто подобное!
— Уж слишком ты их принизил, Саймон, народ трудится, а не бросается в пламя, подобно мотылькам… Если сравнивать их с солдатами удачи, которые за небольшой кусочек лекарственного растения перегрызут тебе глотку… Даже не знаю, что лучше, а ты как думаешь? — я повернулся к толстяку, который внимательно смотрел на меня.
— Че тут думать? — неизвестно откуда толстяк достал бумажный кулёк с вяленым мясом и принялся жевать, даже предложил мне, на что я отказался, — Я бы прыгнул в пасть ко льву, лишь бы не топтать поле, ха-ха-ха! — он рассмеялся, но внезапно поперхнулся едой и начал надрывисто кашлять. Слёзы брызнули из его глаз, но кое-как он пришёл в себя и с невозмутимым лицом продолжил жевать снеки из вяленого мяса.
Остаток пути мы провели в молчаливом созерцании пейзажа за окном кареты. Несмотря на то, что толстяк изначально жаловался и требовал живого общения, он довольно быстро устал и сам настоял на том, чтобы мы помолчали. Я особо не противился и даже несколько обрадовался, ведь слушать тараторящего Саймона — то ещё удовольствие.
Местность вообще не менялась с каждым пройденным километром. Всё те же поля да люди, трудящиеся на них. Нет, мы проехали через Чёрные Врата, но в целом он не сильно-то и отличался от форпоста. Точно такие же массивные стены из чёрного камня и железные врата, от которых так и веет надёжностью. Вот только стражники здесь не такие улыбчивые, они проверили нас досконально, прежде чем впустили в город. По их словам, низший мир всё чаще и чаще стал выползать на свет божий, из-за чего империю наводнили беспорядки и откровенный бандитизм, от которого страдают даже великие семьи.
Саймон практически не касался темы нижнего мира, но он всё-таки сдался под потоком моих вопросов и сказал только одно — «Среди отморозков есть те, которых уважают даже великие семьи», под «уважают» он, конечно же, имел в виду — боятся, но почему-то не сказал это прямо, хотя я отчётливо видел это в его глазах.
Самым интересным фактом было то, что в Чёрных Вратах не было трущоб, что несколько смутило меня. Город как город, широкие улицы и опрятные здания. Это сильно контрастирует с тем, что я наплел толстяку, но тот либо забыл, либо не хочет задавать лишних вопросов, ведь это по сути ни на что не повлияет.
Пересекли город, и снова начались бескрайние поля, благо это недолго продлилось, и уже к утру следующего дня на горизонте замаячили верхушки дюже высоких зданий, которые смело выглядывали из-под крепостных стен. Чем ближе мы становились к Экзальту, тем сильнее я ощущал мощную ауру, которая вырывалась из недр города. Эта аура давила и явно намекала на то, что с тем, кому она принадлежит, явно не стоит спорить. Неужто эта мощная фигура и является гарантом безопасности этого города? Неужто поэтому великие семьи не рискнули пустить свои корни в этом месте?
Медленно приближаясь к заветным воротам, я оглядывался по сторонам, высунув голову из окна кареты. Стоило мне повернуться направо и встретиться с глазами довольно элегантно одетого кучера, как я услышал голос Саймона:
— Не смотри!
— В чём проблема? — я прищурил глаза и непонимающе посмотрел на мужчину.
— Я же говорил тебе, — он захлопнул шторку, из-за чего карета мигом погрузилась во тьму, — только внутри города ты в относительной безопасности, но за его пределами тебя может убить каждый, кому не понравится твой взгляд. Уж прости, но местные нравы куда жёстче, чем в том форпосте, откуда мы с тобой вылезли.
— Эй, щенок! — внезапно со стороны той кареты, которую вёл хорошо одетый кучер, раздался хриплый голос, полный презрения, и, по всей видимости, кто-то явно желал создать проблему на ровном месте.
— Чёрт, я же тебе говорил! Ну говорил же? — лицо толстяка побледнело, он испуганно схватился за свою руку и, прищурив глаза, осторожно отодвинул шторку. Наша карета резко остановилась, из-за чего меня слегка повело в сторону.
Я наплевал на предупреждение Саймона и, отодвинув шторку, заметил, как в нашу сторону идёт тот самый кучер. Мужик, поправляя свои усы, под взгляды идущей к воротам толпы шёл прямиком к нам размашистыми шагами, чтобы устроить неприятности.
— Кусок дерьма явно пытается поднять авторитет своего молодого мастера таким образом, вот мразь! — толстяк вроде бы отошёл и крепко сжал правый кулак.
— Говоришь, за пределами города нас могут атаковать все, кому не лень, а стоит нам войти, как всё сразу же придёт в норму? — я нахмурил брови и, повернувшись к Саймону, решил уточнить эту маленькую проблему.
— Да, а что ты надумал делать? — он вдруг снова побледнел и вдруг схватил меня за руку, — не вздумай, дурак! Нам тут проблемы не нужны, давай спокойно осядем в городе, ты сдашь экзамен, и всё будет в порядке!
— Саймон, хочешь, чтобы кучер на пятой стадии мёртвой плоти взял и вытер об тебя ноги? Где же твоя гордость? Или ты думаешь, что он возьмёт и просто отругает нас? — я усмехнулся и указал пальцем на мужчину, что уже практически подошёл к нашей карете, — посмотри на его глаза, ему всё это нравится, его это веселит…
— Твою мать, Алекс, не нравится мне всё это, ой не нравится! — взмолился Саймон.
— Не переживай, я куда сильнее, чем тебе кажется, — я покачал головой и толкнул от себя дверцу кареты, медленно спускаясь по металлическим ступеням.
— Ха-ха-ха! — внезапно кучер рассмеялся и начал тыкать в меня пальцем, — да ты же всего на всего слепой мальчишка, у которого и волосы на лобке не выросли! — он искоса посмотрел на свою карету, из окна которой выглядывал довольно молодой парнишка. Бледнолицый, чем-то напоминающий девушку, он сидел и упивался произволом, который вытворяет его слуга. Его развитие находится на третьей стадии железной кожи, так откуда в нём такая смелость?
Подобное происшествие мигом вывело меня из себя. Думаю, демоны из того мира разорвали бы его на мелкие кусочки, сожрав всё до капли крови…
Так чего мне бояться? Оник недаром говорил, что между простолюдинами и теми, кто имеет принадлежность к великой семье, нет разницы, если те пытаются выяснить отношения силой. Мастер также упоминал, и притом не один раз, что не обязательно вызывать на дуэль своего противника. Если ты силён, то просто раздави своего недоброжелателя, а если ты слаб, то закрой пасть и сиди ничком, плачась в измазанную в сопли рубаху.
Авторитет великой семьи и её неприступная репутация не позволит им выяснять отношения с простолюдином. Да, меня могут попытаться убить, но когда я стану членом ассоциации, то кто из них посмеет протянуть ко мне свои мерзкие щупальца?